Проза

Не знаю, на кого как, а на меня первые минуты после прощания с желанным гостем действуют угнетающе. Человек уходит, и ты остаешься один на один с возбужденными мыслями, переживаниями, чувством непонятной утраты…

На Украине недалеко от Львова наша рота попала в плен. На поезде по дороге в Польшу меня не покидали мучительные размышления, мысли. Нас доставили на окраину города Кракова в концлагерь Освенцим – самое жуткое и страшное место на свете. Немцы называли его Аушвицем, местное население – “лагерем смерти”…

Две покрытые инеем лошади, белая и вороная, топтались на дне балки. Они тыкались друг другу в шею и кивали головами. Инициатива принадлежала белой лошади. Она отходила в сторону, делая несколько шагов, и смотрела на вороную, приглашая её как будто на танец…

За девять секунд до конца, когда в матче возникла пауза, один из наших комментаторов стал говорить, что мы – чемпионы, а второй стал с ним спорить, призывая не торопиться. Первый же настаивал на своем, убеждая, что за девять секунд две шайбы отыграть невозможно. Камера показала сидящего на трибуне какого-то совершенно несчастного молодого человека – канадского болельщика. Наши хоккеисты на скамейках запасных уже вовсю поздравляли друг друга…

Память выхватывает ещё какой-то день конца 1980-х. Двадцатые числа марта, а снег только чуть потемнел. Скорей бы уже надеть пальтишко полегче! Этого времени весенних каникул мы ждали, потому что в эти дни показывали фильм «Гостья из будущего». И мы верили, верили ведь, что вырастем, выучимся и полетим на другие планеты – там учить, лечить, строить…

Мальчику Грише пять лет. Он сидит на кухне вместе с бабушкой и ест кашу. Рядом на полу лежит трехцветная кошка Муся. Она, не мигая, смотрит на Гришу. Гриша не любит кашу, нехотя ковыряет ее и гремит ложкой по тарелке, крутит головой и вытягивает ноги. Невкусная каша, он тянет ложку с кашей кошке…

Пётр почувствовал, как новые силы входят в него, голова, несмотря на выпитую водку, была абсолютно чистой и ясной. Он отвязал собаку, взял пакет в другую руку и пошёл берегом пруда, мечтая о том дне, когда отутюжит костюм, модный, в рубчик, достанет свои старые, но настоящие английские мокасины, заранее постирает белую шёлковую рубашку, подберёт соответствующий событию галстук и в карман пиджака вложит батистовый платок...

Николай обнял Олесю и привлёк её к себе. Она, всё ещё всхлипывая, прижалась к нему. И эта беззащитность окончательно сразила его. Он гладил её по голове, целовал мокрые от слёз щёки, пытался подыскать слова утешения. Но те, которые находились, были такими невыразительными…

Анатолий Дмитриевич Чубов открыл глаза и тут же закрыл их, пытаясь вернуться в безмятежный мир сна. Но было поздно: пробуждение навалилось на него всей своей тяжестью и вернуло в тревожную действительность. Ещё совсем недавно он был важным человеком, решал судьбы сотен тысяч людей. Банки, биржи, фонды, политические интриги, партии – мир, бывший для него понятным и привычным, весь этот мир в одночасье рухнул, превратился в ничто, рассеялся в пыль...