Литургия Алексея Рыбникова

Анна Минакова

Литургия Алексея Рыбникова

17 июля русскому композитору Алексею Рыбникову исполнилось 70 лет. Широкой публике он известен благодаря яркой запоминающейся музыке к фильмам — «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку», «Тот самый Мюнхгаузен», «Вам и не снилось», «Большое космическое путешествие», «Усатый нянь» и многим другим. Также по всей стране и за ее пределами «гремели» его рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и «Юнона и Авось».

Музыка Рыбникова привлекает и трогает своей сердечностью, щемящей и пронзительной интонацией. В ней есть некий «ген вечной юности», ощущение звенящей свежести — будто смотришь на самолетик где-то высоко-высоко, и всем своим существом устремляешься за ним, а потом и дальше — ввысь. Как в повестях В. Крапивина — взгляд детский, но и мудрый, восхищенный огромностью и многообразием мира, еще не «придавленный» жизненным опытом, разочарованиями и усталостью. Будь то песенка папы Карло «Из пахучих завитушек, стружек и колечек», «Последняя поэма» на стихи Рабиндраната Тагора или ангельская «Аллилуйя любви», завершающая грандиозную «Юнону и Авось» — везде звучит чистая и очень человечная интонация.

А. Рыбников всегда был далек от «тусовки», какой бы она ни была в разные времена, и занимался тем, что было ему близко и интересно. Получив академическое образование в Московской государственной консерватории, в классе живого классика Арама Хачатуряна, Рыбников сделал «шаг в сторону» — увлекся рок-музыкой, поисками новых звучаний. К слову, своего великого педагога он всегда вспоминает с большой благодарностью. Алексей Львович попал в класс Хачатуряна, будучи еще учеником ЦМШ: «Трепет был немыслимым. Для мальчика в десять-одиннадцать лет показывать свои сочинения композитору с мировым именем было невероятно ответственно. Мне даже сейчас в страшных снах снится по ночам, что приближается вторник, я должен нести Хачатуряну музыку, а у меня ничего не написано, и он мне говорит: “Ну, что же ты? Так ничего и не написал?” Арам Ильич как учитель, конечно, был необыкновенный. Он умел делать так, чтобы занятия композицией превращались в праздник, и ему было не скучно и не лень. Хотя он и был депутатом Верховного Совета, но как-то дистанцировался от советского общества. Он ездил с гастролями по миру, и для него не существовало границ — «советское — не советское». Да и класс у нас в консерватории был интернациональным, с нами учились американцы, европейцы, японцы. Раскованность мысли — вот главное, чему мы научились. А еще отсутствию диссидентского мышления. Диссиденты для меня — это люди, которые отталкивались от инициативы противника, от советской власти. И вся их энергия была в том, что они «против режима». Но убери эту власть, и у них ничего не остается. Энергии неоткуда взяться. А мы старались эту власть не замечать, как плохую погоду».

Также большую поддержку в начале творческого пути Алексею Рыбникову оказал известный советский композитор, бессменный глава правления союза композиторов СССР Тихон Хренников. Благодаря его содействию семья 10-летнего Рыбникова получила квартиру, а впоследствии высокопоставленный мэтр встал на защиту «Юноны и Авось» и своими письмами отстоял, чтобы рок-опера была выпушена на пластинке.

Рыбников не раз признавался, что эта опера стала переломным произведением в его творчестве: «После “Юноны и Авось” вообще все темы, кроме духовной, мне перестали быть по-настоящему интересны. Да, я писал музыку к разным фильмам, но основное свое творчество обращал именно к духовной теме. “Литургию оглашенных”, “Воскрешение мертвых” я написал после “Юноны”, поэтому для меня это поворотный пункт. Как раз в “Юноне и Авось“ для меня что-то открылось. Тема веры стала определяющей во всем, что я делаю».

Мало кто знает, что толчком к созданию этой рок-оперы были вовсе не тексты Вознесенского. К Марку Захарову Рыбников пришел со своими набросками музыкальных тем, написанных на православные тексты из молитвослова. Режиссер вдохновился музыкой и в свою очередь обратился к Вознесенскому — с предложением создать текст для музыкального спектакля по мотивам «Слова о полку Игореве», в котором бы и звучала музыка Рыбникова.  А поэт в ответ предложил положить в основу спектакля свою — уже готовую — поэму.

Аудиоверсия оперы была записана фирмой «Мелодия» в 1980 г., однако ее выпуск состоялся только через два года — после многочисленных тяжб с отделом цензуры, вышеупомянутых писем Т. Хренникова и Р. Щедрина в поддержку спектакля. Композитор считает, что ключевым моментом в судьбе «Юноны» стало прослушивание фонограммы в церкви Покрова в Филях в 1981 г., на которое были приглашены в том числе иностранные журналисты. Вскоре появились восторженные рецензии в New York Times, Time и других зарубежных изданиях. И после этого «не замечать “Юнону” стало невозможно».

В условиях постоянной борьбы за свое детище композитор тяжело заболел. И пошел на поправку, когда выяснилось, что Марк Захаров все-таки начал ставить спектакль, хоть и в ощутимо измененном виде. Композитор рассказывал: «Разумеется, в спектакле подсократили молитвы. Появился демонического вида Главный Сочинитель, который издевался над хором, когда тот пел молитвы, и убивал дирижера. Из погребального шествия сделали дьявольскую круговерть, “Аллилуйя” у меня была пением далеких небесных миров, а у Захарова стала братанием сексуально раскрепощенных хиппи. Но все это были мелочи. Главное, что наш неслыханно смелый спектакль ставили — пусть и сомневаясь, что его разрешат играть. Я ходил на репетиции, и никто в театре, похоже, не знал о моей недавней болезни».

Вскоре Пьер Карден, который приятельствовал с А. Вознесенским, поспособствововал гастролям Ленкома и первому представлению «Юноны» в Париже, где спектакль имел оглушительный успех.

Несмотря на фурор рок-оперы, композитор был измотан психологически — его самого и его родственников начали вызывать на «разъяснительные беседы», делать соответствующие внушения, настаивать на прекращении контактов с западными коллегами и т.д. Однако, обессиленный, он принялся за новое сочинение — мистерию «Литургия оглашенных».

Композитор рассказывает о своем произведении: «Оглашенными называют людей, оглашенных словом истины, они еще не стали верующими, не стали христианами, не приняли Святого Крещения, они только готовятся к этому. А после того как священник говорит: “Оглашенные, изыдите!”, и оглашенные уходят из храма, идет “литургия верных”. Поэтому “Литургия оглашенных” показалось мне названием, отражающим то, что происходило в XX веке. В том числе с нашей интеллигенцией, которая вдруг резко отпрянула от Церкви и начала искать Бога другими путями: через поэзию, через искусство. “Серебряный век” — время невероятного отхода от Церкви. Люди были оглашены словом истины, они всё знали, но начали свои поиски Бога. XX век — вообще век оглашенных. Люди, казалось бы, уже знающие истину, вдруг начали метаться, взрывать храмы, отказываться от Бога. И я собрал тексты этих людей, искавших свой духовный путь, чтобы пройти его вместе с ними и понять, что в конце поисков мы приходим к настоящему, истинному Богу. Во все времена. У меня в “Литургии” есть место, где воспроизводится речь Маяковского на Всесоюзном съезде воинствующих безбожников. Там есть потрясающие слова: “Дореволюционные ихние собрания и съезды кончались призывом «С Богом!», сегодня съезд кончится словами «На Бога!»”. И начинается поход на Бога. Прямо из недр ада. Когда я писал эти сцены, думал: это уже в прошлом. А оказалось, желающих распять Христа и сейчас хватает. Все эти провокации с плясками на амвоне, сожжением крестов, поношением в прессе. Разве православные активисты ворвались в музей Дарвина, разломали там скелеты или что-то такое устроили? Церковь не занимает агрессивной позиции. Происходящему можно дать лишь одно объяснение: мне кажется, у них есть другая религия, и остальные религии им очень мешают. Потому что плясать на амвоне могут только религиозные фанатики, атеисту это не нужно».

В 2010 г. композитор стал членом Патриаршего совета Русской православной церкви по культуре.

Пик популярности А. Рыбникова пришелся на конец 1970-х, когда появились фильмы про Буратино и Красную шапочку и обе его рок-оперы. Сегодня его сочинения звучат не так широко, как прежде, но, тем не менее, композитор находит пути для реализации новых замыслов — с 1992 г. существует «Театр Алексея Рыбникова». Сначала он базировался в малюсеньком зале на 40 мест, а сейчас, хоть и не имеет собственной площадки, активно гастролирует в России и за рубежом. А. Рыбников продолжает вести активную и кропотливую творческую работу, переосмысливая и давая новую жизнь своим старым сочинениям и создавая новые полотна в разных жанрах. Преимущественно он тяготеет к созданию музыкальных спектаклей, но среди сочинений последних лет есть и концептуальные симфонии (№ 4 «Vivo al mondо» (В мире я живу), № 5 «Воскрешение мертвых»), хоровые произведения на духовные тексты, виолончельный концерт. Все это звучит на лучших сценах Москвы. Так, виолончельный концерт впервые прозвучал в исполнении выдающегося русского виолончелиста А. Князева в 2013 г. на вечере к 50-летию творческой деятельности А. Рыбникова. В ряду исполнителей его музыки также всемирно известные дирижеры Г. Рождественский, В. Гергиев, В. Федосеев, Т. Курентзис, скрипачи О. Каган, В. Третьяков, альтист Ю. Башмет и многие другие.

Один из последних «проектов» композитора — постановка его современной оперы «Война и мир», рабочее название которой звучало как «Живые картины времен Александра I и Наполеона Бонапарта по роману графа Льва Толстого „Война и мир“». В либретто были использованы оригинальные тексты из романа, дневники и письма Наполеона, а также исторические документы (в частности — манифест Государя Александра I). А. Рыбников постарался максимально избежать пересечений с одноименной оперой Прокофьева: «Я обошелся вообще без Кутузова. Бал Наташи Ростовой идет без ее знаменитого вальса. Зато Наполеон у меня — один из главных героев. Примечательно, что идеи Наполеона оказались поразительно современны. Ведь он хотел объединить Европу, чтобы люди могли свободно передвигаться, могли без паспортов ездить... А еще он говорил в «Войне и мире», что в России слишком много монастырей, слишком много церквей. Значит, русские отсталый народ. В Европе, мол, с этим давно покончено, уже никто так истово не верует… А что происходит в ответ? Моление Смоленской иконе Божией Матери. И с этими молитвами русский народ побеждает в войне. Так и было у Толстого, моление перед Бородино — знаменитая сцена, которая есть и в кино.

У нас все начинается с первых слов, которые есть у Толстого, и заканчивается последними словами в романе. Для меня главное — судьба Андрея Болконского, война и мир в его душе. За душу князя Андрея идет серьезная война. Он проходит через многие варианты развития своей судьбы, но везде терпит неудачу. Везде крушение. И в финале приходит к просветлению своей души».

Сейчас Алексей Рыбников трудится над грандиозным циклом, который будет подытоживать огромный пласт его творческой работы и в полной мере утверждать оптимистическое начало его дарования: «Начинаться цикл будет с хоровой симфонии, и в ней будет один мажор — больше часа одного мажора, одной радости, любви, света, с которого всё начиналось и которым все закончится, несмотря на всю трагичность истории. Свет восторжествует в любом случае. Мережковский, писавший, что все до единого спасутся, что не будет ни одного погибшего в аду, по-моему, прав, хотя это его утверждение и противоречит учению Церкви, согласно которому нераскаявшиеся грешники будут сурово наказаны. Я тоже думаю, что, пройдя через муки и страдания, все спасутся и достигнут света.

Таким образом, первая часть моего цикла в настоящее время находится в работе, это «Симфония для четырёх хоров и компьютера». Вторая часть — это 6-я симфония, в которой силы зла воюют с силами света. Третья часть — «Литургия оглашенных» — это наша человеческая история, на которую проецируется борьба света и тьмы. И четвертая часть — «Воскрешение мертвых». Логично, что она последняя в моем цикле, ведь в ней говорится о том, каков будет исход битвы, которая длится на протяжении всей истории человечества, и заканчивается она победой сил света и Небесным Иерусалимом».

17 июля русскому композитору Алексею Рыбникову исполнилось 70 лет. Широкой публике он известен благодаря яркой запоминающейся музыке к фильмам — «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку», «Тот самый Мюнхгаузен», «Вам и не снилось», «Большое космическое путешествие», «Усатый нянь» и многим другим. Также по всей стране и за ее пределами «гремели» его рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и «Юнона и Авось».

Музыка Рыбникова привлекает и трогает своей сердечностью, щемящей и пронзительной интонацией. В ней есть некий «ген вечной юности», ощущение звенящей свежести — будто смотришь на самолетик где-то высоко-высоко, и всем своим существом устремляешься за ним, а потом и дальше — ввысь. Как в повестях В. Крапивина — взгляд детский, но и мудрый, восхищенный огромностью и многообразием мира, еще не «придавленный» жизненным опытом, разочарованиями и усталостью. Будь то песенка папы Карло «Из пахучих завитушек, стружек и колечек», «Последняя поэма» на стихи Рабиндраната Тагора или ангельская «Аллилуйя любви», завершающая грандиозную «Юнону и Авось» — везде звучит чистая и очень человечная интонация.

.

А. Рыбников всегда был далек от «тусовки», какой бы она ни была в разные времена, и занимался тем, что было ему близко и интересно. Получив академическое образование в Московской государственной консерватории, в классе живого классика Арама Хачатуряна, Рыбников сделал «шаг в сторону» — увлекся рок-музыкой, поисками новых звучаний. К слову, своего великого педагога он всегда вспоминает с большой благодарностью. Алексей Львович попал в класс Хачатуряна, будучи еще учеником ЦМШ: «Трепет был немыслимым. Для мальчика в десять-одиннадцать лет показывать свои сочинения композитору с мировым именем было невероятно ответственно. Мне даже сейчас в страшных снах снится по ночам, что приближается вторник, я должен нести Хачатуряну музыку, а у меня ничего не написано, и он мне говорит: “Ну, что же ты? Так ничего и не написал?” Арам Ильич как учитель, конечно, был необыкновенный. Он умел делать так, чтобы занятия композицией превращались в праздник, и ему было не скучно и не лень. Хотя он и был депутатом Верховного Совета, но как-то дистанцировался от советского общества. Он ездил с гастролями по миру, и для него не существовало границ — «советское — не советское». Да и класс у нас в консерватории был интернациональным, с нами учились американцы, европейцы, японцы. Раскованность мысли — вот главное, чему мы научились. А еще отсутствию диссидентского мышления. Диссиденты для меня — это люди, которые отталкивались от инициативы противника, от советской власти. И вся их энергия была в том, что они «против режима». Но убери эту власть, и у них ничего не остается. Энергии неоткуда взяться. А мы старались эту власть не замечать, как плохую погоду».

.

Также большую поддержку в начале творческого пути Алексею Рыбникову оказал известный советский композитор, бессменный глава правления союза композиторов СССР Тихон Хренников. Благодаря его содействию семья 10-летнего Рыбникова получила квартиру, а впоследствии высокопоставленный мэтр встал на защиту «Юноны и Авось» и своими письмами отстоял, чтобы рок-опера была выпушена на пластинке.

Рыбников не раз признавался, что эта опера стала переломным произведением в его творчестве: «После “Юноны и Авось” вообще все темы, кроме духовной, мне перестали быть по-настоящему интересны. Да, я писал музыку к разным фильмам, но основное свое творчество обращал именно к духовной теме. “Литургию оглашенных”, “Воскрешение мертвых” я написал после “Юноны”, поэтому для меня это поворотный пункт. Как раз в “Юноне и Авось“ для меня что-то открылось. Тема веры стала определяющей во всем, что я делаю».

Мало кто знает, что толчком к созданию этой рок-оперы были вовсе не тексты Вознесенского. К Марку Захарову Рыбников пришел со своими набросками музыкальных тем, написанных на православные тексты из молитвослова. Режиссер вдохновился музыкой и в свою очередь обратился к Вознесенскому — с предложением создать текст для музыкального спектакля по мотивам «Слова о полку Игореве», в котором бы и звучала музыка Рыбникова.  А поэт в ответ предложил положить в основу спектакля свою — уже готовую — поэму.

.

Аудиоверсия оперы была записана фирмой «Мелодия» в 1980 г., однако ее выпуск состоялся только через два года — после многочисленных тяжб с отделом цензуры, вышеупомянутых писем Т. Хренникова и Р. Щедрина в поддержку спектакля. Композитор считает, что ключевым моментом в судьбе «Юноны» стало прослушивание фонограммы в церкви Покрова в Филях в 1981 г., на которое были приглашены в том числе иностранные журналисты. Вскоре появились восторженные рецензии в New York Times, Time и других зарубежных изданиях. И после этого «не замечать “Юнону” стало невозможно».

.

В условиях постоянной борьбы за свое детище композитор тяжело заболел. И пошел на поправку, когда выяснилось, что Марк Захаров все-таки начал ставить спектакль, хоть и в ощутимо измененном виде. Композитор рассказывал: «Разумеется, в спектакле подсократили молитвы. Появился демонического вида Главный Сочинитель, который издевался над хором, когда тот пел молитвы, и убивал дирижера. Из погребального шествия сделали дьявольскую круговерть, “Аллилуйя” у меня была пением далеких небесных миров, а у Захарова стала братанием сексуально раскрепощенных хиппи. Но все это были мелочи. Главное, что наш неслыханно смелый спектакль ставили — пусть и сомневаясь, что его разрешат играть. Я ходил на репетиции, и никто в театре, похоже, не знал о моей недавней болезни».

.

Вскоре Пьер Карден, который приятельствовал с А. Вознесенским, поспособствововал гастролям Ленкома и первому представлению «Юноны» в Париже, где спектакль имел оглушительный успех.

Несмотря на фурор рок-оперы, композитор был измотан психологически — его самого и его родственников начали вызывать на «разъяснительные беседы», делать соответствующие внушения, настаивать на прекращении контактов с западными коллегами и т.д. Однако, обессиленный, он принялся за новое сочинение — мистерию «Литургия оглашенных».

Композитор рассказывает о своем произведении: «Оглашенными называют людей, оглашенных словом истины, они еще не стали верующими, не стали христианами, не приняли Святого Крещения, они только готовятся к этому. А после того как священник говорит: “Оглашенные, изыдите!”, и оглашенные уходят из храма, идет “литургия верных”. Поэтому “Литургия оглашенных” показалось мне названием, отражающим то, что происходило в XX веке. В том числе с нашей интеллигенцией, которая вдруг резко отпрянула от Церкви и начала искать Бога другими путями: через поэзию, через искусство. “Серебряный век” — время невероятного отхода от Церкви. Люди были оглашены словом истины, они всё знали, но начали свои поиски Бога. XX век — вообще век оглашенных. Люди, казалось бы, уже знающие истину, вдруг начали метаться, взрывать храмы, отказываться от Бога. И я собрал тексты этих людей, искавших свой духовный путь, чтобы пройти его вместе с ними и понять, что в конце поисков мы приходим к настоящему, истинному Богу. Во все времена. У меня в “Литургии” есть место, где воспроизводится речь Маяковского на Всесоюзном съезде воинствующих безбожников. Там есть потрясающие слова: “Дореволюционные ихние собрания и съезды кончались призывом «С Богом!», сегодня съезд кончится словами «На Бога!»”. И начинается поход на Бога. Прямо из недр ада. Когда я писал эти сцены, думал: это уже в прошлом. А оказалось, желающих распять Христа и сейчас хватает. Все эти провокации с плясками на амвоне, сожжением крестов, поношением в прессе. Разве православные активисты ворвались в музей Дарвина, разломали там скелеты или что-то такое устроили? Церковь не занимает агрессивной позиции. Происходящему можно дать лишь одно объяснение: мне кажется, у них есть другая религия, и остальные религии им очень мешают. Потому что плясать на амвоне могут только религиозные фанатики, атеисту это не нужно».

.

В 2010 г. композитор стал членом Патриаршего совета Русской православной церкви по культуре.

Пик популярности А. Рыбникова пришелся на конец 1970-х, когда появились фильмы про Буратино и Красную шапочку и обе его рок-оперы. Сегодня его сочинения звучат не так широко, как прежде, но, тем не менее, композитор находит пути для реализации новых замыслов — с 1992 г. существует «Театр Алексея Рыбникова». Сначала он базировался в малюсеньком зале на 40 мест, а сейчас, хоть и не имеет собственной площадки, активно гастролирует в России и за рубежом. А. Рыбников продолжает вести активную и кропотливую творческую работу, переосмысливая и давая новую жизнь своим старым сочинениям и создавая новые полотна в разных жанрах. Преимущественно он тяготеет к созданию музыкальных спектаклей, но среди сочинений последних лет есть и концептуальные симфонии (№ 4 «Vivo al mondо» (В мире я живу), № 5 «Воскрешение мертвых»), хоровые произведения на духовные тексты, виолончельный концерт. Все это звучит на лучших сценах Москвы. Так, виолончельный концерт впервые прозвучал в исполнении выдающегося русского виолончелиста А. Князева в 2013 г. на вечере к 50-летию творческой деятельности А. Рыбникова. В ряду исполнителей его музыки также всемирно известные дирижеры Г. Рождественский, В. Гергиев, В. Федосеев, Т. Курентзис, скрипачи О. Каган, В. Третьяков, альтист Ю. Башмет и многие другие.

.

Один из последних «проектов» композитора — постановка его современной оперы «Война и мир», рабочее название которой звучало как «Живые картины времен Александра I и Наполеона Бонапарта по роману графа Льва Толстого „Война и мир“». В либретто были использованы оригинальные тексты из романа, дневники и письма Наполеона, а также исторические документы (в частности — манифест Государя Александра I). А. Рыбников постарался максимально избежать пересечений с одноименной оперой Прокофьева: «Я обошелся вообще без Кутузова. Бал Наташи Ростовой идет без ее знаменитого вальса. Зато Наполеон у меня — один из главных героев. Примечательно, что идеи Наполеона оказались поразительно современны. Ведь он хотел объединить Европу, чтобы люди могли свободно передвигаться, могли без паспортов ездить... А еще он говорил в «Войне и мире», что в России слишком много монастырей, слишком много церквей. Значит, русские отсталый народ. В Европе, мол, с этим давно покончено, уже никто так истово не верует… А что происходит в ответ? Моление Смоленской иконе Божией Матери. И с этими молитвами русский народ побеждает в войне. Так и было у Толстого, моление перед Бородино — знаменитая сцена, которая есть и в кино.

У нас все начинается с первых слов, которые есть у Толстого, и заканчивается последними словами в романе. Для меня главное — судьба Андрея Болконского, война и мир в его душе. За душу князя Андрея идет серьезная война. Он проходит через многие варианты развития своей судьбы, но везде терпит неудачу. Везде крушение. И в финале приходит к просветлению своей души».

.

Сейчас Алексей Рыбников трудится над грандиозным циклом, который будет подытоживать огромный пласт его творческой работы и в полной мере утверждать оптимистическое начало его дарования: «Начинаться цикл будет с хоровой симфонии, и в ней будет один мажор — больше часа одного мажора, одной радости, любви, света, с которого всё начиналось и которым все закончится, несмотря на всю трагичность истории. Свет восторжествует в любом случае. Мережковский, писавший, что все до единого спасутся, что не будет ни одного погибшего в аду, по-моему, прав, хотя это его утверждение и противоречит учению Церкви, согласно которому нераскаявшиеся грешники будут сурово наказаны. Я тоже думаю, что, пройдя через муки и страдания, все спасутся и достигнут света.

Таким образом, первая часть моего цикла в настоящее время находится в работе, это «Симфония для четырёх хоров и компьютера». Вторая часть — это 6-я симфония, в которой силы зла воюют с силами света. Третья часть — «Литургия оглашенных» — это наша человеческая история, на которую проецируется борьба света и тьмы. И четвертая часть — «Воскрешение мертвых». Логично, что она последняя в моем цикле, ведь в ней говорится о том, каков будет исход битвы, которая длится на протяжении всей истории человечества, и заканчивается она победой сил света и Небесным Иерусалимом».