Милый человек Алексей Николаевич Плещеев – зигзаги судьбы

Милый человек Алексей Николаевич Плещеев – зигзаги судьбы
(к 190-летию со дня рождения А.Н. Плещеева: 1825-1893
Жизнь Алексея Николаевича Плещеева удивительна и полна тех контрастных зигзагов, которые нельзя объяснить рационально, но — только  мистически, то есть  властью судьбы. Впрочем, согласившись с Николаем Станкевичем, когда-то заметившим, что мистика — это не суеверие, а   те законы бытия, которые просто пока  нам неведомы, признаем — в судьбе Алексея Николаевича Плещеева, и в самом деле,  главенствует  нечто необъяснимое, некие контрасты и параллели, которые выше его личных пристрастий и  выше его волевых  сознательных устремлений.
Алексей Николаевич Плещеев — известнейший русский поэт и переводчик, плодовитый, но словно бы никогда не не существовавший прозаик, от ранней юности был одержим верой в грядущее царство «гуманического космополитизма» (как выражался некогда знаменитый революционно-демократический критик Валериан Майков). Человек нежного сердца, добрый, влюбчивый, внушаемый, он стал прообразом «Мечтателя» из «Белых Ночей» Достоевского. Алексей Николаевич и Федор Михайлович с «петрашевских» времен были, да так и остались друзьями. О «Мечтателе» помнят все. Но кое-какие детали плещеевской биографии (сын обедневших дворян, он рано лишился отца, остался на попечении матери, что души в нем не чаяла, по бедности оставил университет) и даже внешности (весьма изящный и стройный, красивый белокурый юноша) достались, кажется, самому Родиону Романовичу Раскольникову. Разумеется, Плещеев по самой природе своей в раскольниковские бездны не погружался. Но среди юных либерал-радикалов из кружка Петрашевского Плещеев числился «поэтом-борцом». Ведь он и вправду был автором «русской Марсельезы»:
Вперед! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!
Казалось, что его ждала иная судьба. Но Господь смилостивился. Прозванный по природной своей мягкости и миролюбию «блондином во всем», Алексей Николаевич остался «человеком сороковых годов», Степаном Трофимовичем Верховенским, хотя и без трагедии последнего.
Однако,  зигзаги судьбы Плещеева  не менее  драматичны.
Тринадцатилетним он был отдан в  Школу Гвардейских Подпрапорщиков и Кавалерийских Юнкеров (будущее Николаевское Кавалерийское Училище), где учились Лермонтов, Мусоргский, Семенов-Тян-Шанский, не говоря уж о выдающихся русских военачальниках. Но у юного Плещеева  школа вызвала «самую искреннюю антипатию» (как следует из письма к полк. В. Д. Дандевилю от 24 мая 1855 года; судя по стихотворному посланию, поэт был влюблен в полковничью жену, но все кончилось благополучно). Юный Плещееев гвардейским подпрапорщиком не стал, и, сославшись на болезненное  состояние,  школу покинул. Поступил в университет… Его поэтическая известность росла не по дням, а по часам. Выход первой его книги (1846 г.) Валериан Майков приветствовал такими словами:
«Стихи к деве и луне кончились навсегда. Настаёт другая эпоха: в ходу сомнение и бесконечные муки сомнения, страдание общечеловеческими вопросами... В том жалком положении, в котором находится наша поэзия со смерти Лермонтова, г. Плещеев — бесспорно первый наш поэт в настоящее время…».
Если учесть, что в русской поэзии тогда звучали имена  Тютчева и Хомякова, публиковали свои стихи молодые Фет и Ал. Конст. Толстой, Полонский и Аполлон Григорьев, только-только отошел в вечность Языков, то  пафос  Майкова  звучит иронично. Но это была, идеологическая установка: создавалась «передовая» среда, у которой должна была возникнуть «передовая» литература.
А военная служба Плещеева не отпустила —  в его биографии мы обнаруживаем странный росчерк  «военного» зигзага его судьбы.
Как известно, «петрашевцы» были подвергнуты суду. С Алексеем Николаевичем произошло в точности то же самое, что и с Федором Михайловичем Достоевским. После восьми месяцев заключения в Петропавловской крепости, 6 января 1850 года Плещеев был отправлен в Уральск — простым солдатом 1-го Оренбургского линейного батальона, а 25 марта 1852 года его переводят в Оренбург в 3-й линейный батальон. На протяжении семи лет  нежный и  мягкосердечный Плещеев вынужден «тянуть армейскую лямку». И это была уже не «тягостная николаевская муштра» привилегированного училища, готовящего офицеров гвардии, а  настоящая жизнь, подлинное испытание на прочность. Но снова вмешивается судьба: давний знакомый его матери, генерал-губернатор граф Василий Алексеевич Перовский (знакомый Пушкина, дядя Алексея Константиновича Толстого) оказал солдату покровительство. Плещеев сдружился с семьёй графа, и даже смог вернуться к поэтическому творчеству. 2 марта 1853 года рядовой Плещеев, согласно собственному прошению, был переведён в состав 4-го линейного батальона, отправлявшегося на опасное задание. Поэт принял участие в туркестанских походах, организованных гр. Перовским  и за храбрость был произведён в унтер-офицеры. А в мае 1856 года тот, кто не захотел стать подпрапорщиком гвардейским, удостоился чина армейского прапорщика!
Теперь Плещеев получает, наконец, возможность перейти на гражданскую службу. «Военный зигзаг» завершился. Однако политически взгляды после всех испытаний не изменились. Участие в кружке Петрашевцев  исследователи объясняют  увлечением «социалистическими идеями», которое началось у   мечтательного, идеалистичного А. Плещеева в 1845 году. Разумеется, сыграло роль и то, что в кружок М В. Буташевича-Петрашевского входили  яркие личности,  друзья и знакомые Плещеева. Да и сама атмосфера  образованного российского  общества была насыщена жаждой и предчувствием   политических перемен, чему, конечно, усиленно и вполне искренне  способствовали «политологи» — тот  же Валериан Майков и прочие. Это, так сказать,   объективные и субъективные причины. Но перевернем родовую страницу Плещеевых  чуть назад  и обратим  внимание на одного их предков поэта — Сергея Ивановича Плещеева (1752-1802), автора «Обозрения Российской империи в нынешнем её новоустроенном состоянии» (1787), масона, розенкрейцера. Даже мало знакомые с теоретической базой масонов помнят, что масонство может временно примириться с ограниченной властью монарха, но идеал масонства  - так называемая «демократическая республика», базирующаяся на знаменитой формуле: Свобода, Равенство и Братство. Но не сама тема масонства важна для судьбы А.Н. Плещеева, а та параллель, которая высвечивается в  его родовой истории, а  если  еще точнее, тот «политический зигзаг» который  берет свое начало в судьбе Сергея Ивановича Плещеева — члена тайного общества розенкрейцеров и завершается в судьбе поэта Плещеева — участника тайных собраний кружка М. Буташевича — Петрашевского. (Кстати, любопытная деталь — Буташевич-Петрашевский одно время отбывал ссылку в знаменитом Шушенском).
И вот, в 1859 году, после всех мытарств армейской службы, А. Н. Плещеев поселяется в Москве — «под строжайшим надзором» — и становится сотрудником журнала «Современник». Пишет стихи и прозу, любим читателями и достаточно знаменит. На материально положение его крайне тяжелое — Плещеев едва сводит концы с концами. А ведь нужно еще содержать семью.(Алексей Николаевич женился в 1857 году на Е. А. Рудневой, дочери смотрителя  соляного прииска). «Плещеев с мужественной простотой принца-изгнанника выносил постоянную нужду этих лет, ютился со своим многочисленным семейством в крохотных квартирках, но ни на йоту не поступался ни своей гражданской, ни литературной совестью» (Ю. Зобнин). Поэт ведет жизнь «литературного пролетария» (по выражению Ф.М. Достоевского) и, в конце концов, вынужден поступить на службу: в 1864 году Плещеев получает место ревизора контрольной палаты московского  почтамта. «Совсем меня исколотила жизнь. В мои лета (ему еще не исполнилось сорока. — М.Б.) биться как рыба об лёд и носить вицмундир, к которому никогда не готовился, куда как тяжко» — жаловался он спустя два года в письме Н.А. Некрасову.
Человек «сороковых годов» становится «поэтом-шестидесятником» XIX века, обличителем «проклятых вопросов реальности».
Но судьба снова делает очередной зигзаг — и в 1890 году, за три года до кончины, Плещеев получает огромное наследство от пензенского родственника Алексея Павловича Плещеева. Поэт поселился с дочерями в роскошных апартаментах парижского отеля «Mirabeau», куда зазывал всех своих знакомых литераторов и  одаривал их деньгами, причем, весьма крупными суммами. Стал Алексей Николаевич Плещеев и щедрым меценатом: учредил фонды имени Белинского и Чернышевского для поощрения талантливых писателей,  внёс значительную сумму в Литературный фонд,  поддерживал материально Г. Успенского, С. Надсона и других.
Поэт, без которого невозможна ни одна русская хрестоматия, певец природы, с его «плавно льющейся, романсовой» стихотворной речью и один из самых «напевных поэтов-лириков второй половины XIX века» (Г.И. Белонович), — что осталось нам из его революционных сочинений, из всех этих «вперед, вперед…»? — Практически ничего».
А вот это — не забываем никогда:
Травка зеленеет,
Солнышко блестит;
Ласточка с весною
В сени к нам летит...
И это:
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Еще просит сердце
Света и тепла!..
А уж это...
Молчание
(Из М. Гартмана)
Ни слова, о друг мой, ни вздоха...
Мы будем с тобой молчаливы...
Ведь молча над камнем могильным
Склоняются грустные ивы...
И только склонившись, читают,
Как я, в твоем взоре усталом,
Что были дни ясного счастья,
Что этого счастья — не стало!
Удивителен «поэтический зигзаг» его жизни: судьба одарила Плещеева бессмертием не за «революционную романтику», а как раз за — «стихи к деве и луне» — за трогательную, изящную высоту-простоту стихотворной речи, за слова к сотне с лишним русских романсов и песен. Только П. И. Чайковский написал на плещеевские стихи: в 1869 году — приведенные выше «Ни слова, о друг мой…», в 1872 — «О, спой ту же песню…», в 1884 — «Лишь ты один…», в 1886 — «О, если б знали вы…» и «Нам звезды кроткие сияли…». Четырнадцать песен Чайковского из цикла «Шестнадцать песен для детей» (1883) были созданы на стихи из сборника Плещеева «Подснежник».
А еще Мусоргский, Римский-Корсаков, Гречанинов, Рахманинов...
Воистину «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...»
«Достоевский где-то говорит о необычайно глубоком и трогательном значении, какое русский народ на своем чудном языке придает самому обыденному выражению "милый человек". Это выражение, с особенным народным оттенком, как нельзя более подходит к А. Н. Плещееву. О, какой это был милый, и простой, и добрый человек! Не думайте, что этим я умаляю его значение как поэта. Нет! Но человек и поэт связаны в нем так неразрывно, так неразделимо, что, право, кажется иногда, что жизнь Плещеева — одна из его лучших, высоких поэм. Да, так должны жить люди, безгранично полюбившие поэзию…» (Д.С Мережковский)
Мария Бушуева
К 190-летию со дня рождения А.Н. Плещеева: 1825-1893
.
Жизнь Алексея Николаевича Плещеева удивительна и полна тех контрастных зигзагов, которые нельзя объяснить рационально, но — только  мистически, то есть властью судьбы. Впрочем, согласившись с Николаем Станкевичем, когда-то заметившим, что мистика — это не суеверие, а   те законы бытия, которые просто пока  нам неведомы, признаем — в судьбе Алексея Николаевича Плещеева, и в самом деле,  главенствует  нечто необъяснимое, некие контрасты и параллели, которые выше его личных пристрастий и  выше его волевых  сознательных устремлений.
Алексей Николаевич Плещеев — известнейший русский поэт и переводчик, плодовитый, но словно бы никогда не не существовавший прозаик, от ранней юности был одержим верой в грядущее царство «гуманического космополитизма» (как выражался некогда знаменитый революционно-демократический критик Валериан Майков). Человек нежного сердца, добрый, влюбчивый, внушаемый, он стал прообразом «Мечтателя» из «Белых Ночей» Достоевского. Алексей Николаевич и Федор Михайлович с «петрашевских» времен были, да так и остались друзьями. О «Мечтателе» помнят все. Но кое-какие детали плещеевской биографии (сын обедневших дворян, он рано лишился отца, остался на попечении матери, что души в нем не чаяла, по бедности оставил университет) и даже внешности (весьма изящный и стройный, красивый белокурый юноша) достались, кажется, самому Родиону Романовичу Раскольникову. Разумеется, Плещеев по самой природе своей в раскольниковские бездны не погружался. Но среди юных либерал-радикалов из кружка Петрашевского Плещеев числился «поэтом-борцом». Ведь он и вправду был автором «русской Марсельезы»:
.
Вперед! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!
.
Казалось, что его ждала иная судьба. Но Господь смилостивился. Прозванный по природной своей мягкости и миролюбию «блондином во всем», Алексей Николаевич остался «человеком сороковых годов», Степаном Трофимовичем Верховенским, хотя и без трагедии последнего.
Однако,  зигзаги судьбы Плещеева  не менее  драматичны.
Тринадцатилетним он был отдан в  Школу Гвардейских Подпрапорщиков и Кавалерийских Юнкеров (будущее Николаевское Кавалерийское Училище), где учились Лермонтов, Мусоргский, Семенов-Тян-Шанский, не говоря уж о выдающихся русских военачальниках. Но у юного Плещеева  школа вызвала «самую искреннюю антипатию» (как следует из письма к полк. В. Д. Дандевилю от 24 мая 1855 года; судя по стихотворному посланию, поэт был влюблен в полковничью жену, но все кончилось благополучно). Юный Плещееев гвардейским подпрапорщиком не стал, и, сославшись на болезненное  состояние,  школу покинул. Поступил в университет… Его поэтическая известность росла не по дням, а по часам. Выход первой его книги (1846 г.) Валериан Майков приветствовал такими словами:
.
«Стихи к деве и луне кончились навсегда. Настаёт другая эпоха: в ходу сомнение и бесконечные муки сомнения, страдание общечеловеческими вопросами... В том жалком положении, в котором находится наша поэзия со смерти Лермонтова, г. Плещеев — бесспорно первый наш поэт в настоящее время…».
.
Если учесть, что в русской поэзии тогда звучали имена  Тютчева и Хомякова, публиковали свои стихи молодые Фет и Ал. Конст. Толстой, Полонский и Аполлон Григорьев, только-только отошел в вечность Языков, то  пафос  Майкова  звучит иронично. Но это была, идеологическая установка: создавалась «передовая» среда, у которой должна была возникнуть «передовая» литература.
.
А военная служба Плещеева не отпустила —  в его биографии мы обнаруживаем странный росчерк  «военного» зигзага его судьбы.
Как известно, «петрашевцы» были подвергнуты суду. С Алексеем Николаевичем произошло в точности то же самое, что и с Федором Михайловичем Достоевским. После восьми месяцев заключения в Петропавловской крепости, 6 января 1850 года Плещеев был отправлен в Уральск — простым солдатом 1-го Оренбургского линейного батальона, а 25 марта 1852 года его переводят в Оренбург в 3-й линейный батальон. На протяжении семи лет  нежный и  мягкосердечный Плещеев вынужден «тянуть армейскую лямку». И это была уже не «тягостная николаевская муштра» привилегированного училища, готовящего офицеров гвардии, а  настоящая жизнь, подлинное испытание на прочность. Но снова вмешивается судьба: давний знакомый его матери, генерал-губернатор граф Василий Алексеевич Перовский (знакомый Пушкина, дядя Алексея Константиновича Толстого) оказал солдату покровительство. Плещеев сдружился с семьёй графа, и даже смог вернуться к поэтическому творчеству. 2 марта 1853 года рядовой Плещеев, согласно собственному прошению, был переведён в состав 4-го линейного батальона, отправлявшегося на опасное задание. Поэт принял участие в туркестанских походах, организованных гр. Перовским  и за храбрость был произведён в унтер-офицеры. А в мае 1856 года тот, кто не захотел стать подпрапорщиком гвардейским, удостоился чина армейского прапорщика!
Теперь Плещеев получает, наконец, возможность перейти на гражданскую службу. «Военный зигзаг» завершился. Однако политически взгляды после всех испытаний не изменились. Участие в кружке Петрашевцев  исследователи объясняют  увлечением «социалистическими идеями», которое началось у   мечтательного, идеалистичного А. Плещеева в 1845 году. Разумеется, сыграло роль и то, что в кружок М В. Буташевича-Петрашевского входили  яркие личности,  друзья и знакомые Плещеева. Да и сама атмосфера  образованного российского  общества была насыщена жаждой и предчувствием   политических перемен, чему, конечно, усиленно и вполне искренне  способствовали «политологи» — тот  же Валериан Майков и прочие. Это, так сказать,   объективные и субъективные причины. Но перевернем родовую страницу Плещеевых  чуть назад  и обратим  внимание на одного их предков поэта — Сергея Ивановича Плещеева (1752-1802), автора «Обозрения Российской империи в нынешнем её новоустроенном состоянии» (1787), масона, розенкрейцера. Даже мало знакомые с теоретической базой масонов помнят, что масонство может временно примириться с ограниченной властью монарха, но идеал масонства  - так называемая «демократическая республика», базирующаяся на знаменитой формуле: Свобода, Равенство и Братство. Но не сама тема масонства важна для судьбы А.Н. Плещеева, а та параллель, которая высвечивается в  его родовой истории, а  если  еще точнее, тот «политический зигзаг» который  берет свое начало в судьбе Сергея Ивановича Плещеева — члена тайного общества розенкрейцеров и завершается в судьбе поэта Плещеева — участника тайных собраний кружка М. Буташевича — Петрашевского. (Кстати, любопытная деталь — Буташевич-Петрашевский одно время отбывал ссылку в знаменитом Шушенском).
.
И вот, в 1859 году, после всех мытарств армейской службы, А. Н. Плещеев поселяется в Москве — «под строжайшим надзором» — и становится сотрудником журнала «Современник». Пишет стихи и прозу, любим читателями и достаточно знаменит. На материально положение его крайне тяжелое — Плещеев едва сводит концы с концами. А ведь нужно еще содержать семью.(Алексей Николаевич женился в 1857 году на Е. А. Рудневой, дочери смотрителя  соляного прииска). «Плещеев с мужественной простотой принца-изгнанника выносил постоянную нужду этих лет, ютился со своим многочисленным семейством в крохотных квартирках, но ни на йоту не поступался ни своей гражданской, ни литературной совестью» (Ю. Зобнин). Поэт ведет жизнь «литературного пролетария» (по выражению Ф.М. Достоевского) и, в конце концов, вынужден поступить на службу: в 1864 году Плещеев получает место ревизора контрольной палаты московского  почтамта. «Совсем меня исколотила жизнь. В мои лета (ему еще не исполнилось сорока. — М.Б.) биться как рыба об лёд и носить вицмундир, к которому никогда не готовился, куда как тяжко» — жаловался он спустя два года в письме Н.А. Некрасову.
.
Человек «сороковых годов» становится «поэтом-шестидесятником» XIX века, обличителем «проклятых вопросов реальности».
.
Но судьба снова делает очередной зигзаг — и в 1890 году, за три года до кончины, Плещеев получает огромное наследство от пензенского родственника Алексея Павловича Плещеева. Поэт поселился с дочерями в роскошных апартаментах парижского отеля «Mirabeau», куда зазывал всех своих знакомых литераторов и одаривал их деньгами, причем, весьма крупными суммами. Стал Алексей Николаевич Плещеев и щедрым меценатом: учредил фонды имени Белинского и Чернышевского для поощрения талантливых писателей,  внёс значительную сумму в Литературный фонд,  поддерживал материально Г. Успенского, С. Надсона и других.
.
Поэт, без которого невозможна ни одна русская хрестоматия, певец природы, с его «плавно льющейся, романсовой» стихотворной речью и один из самых «напевных поэтов-лириков второй половины XIX века» (Г.И. Белонович), — что осталось нам из его революционных сочинений, из всех этих «вперед, вперед…»? — Практически ничего».
А вот это — не забываем никогда:
.
Травка зеленеет,
Солнышко блестит;
Ласточка с весною
В сени к нам летит...
.
И это:
.
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Еще просит сердце
Света и тепла!..
.
А уж это...
Молчание
(Из М. Гартмана)
.
Ни слова, о друг мой, ни вздоха...
Мы будем с тобой молчаливы...
Ведь молча над камнем могильным
Склоняются грустные ивы...
.
И только склонившись, читают,
Как я, в твоем взоре усталом,
Что были дни ясного счастья,
Что этого счастья — не стало!
.
Удивителен «поэтический зигзаг» его жизни: судьба одарила Плещеева бессмертием не за «революционную романтику», а как раз за — «стихи к деве и луне» — за трогательную, изящную высоту-простоту стихотворной речи, за слова к сотне с лишним русских романсов и песен. Только П. И. Чайковский написал на плещеевские стихи: в 1869 году — приведенные выше «Ни слова, о друг мой…», в 1872 — «О, спой ту же песню…», в 1884 — «Лишь ты один…», в 1886 — «О, если б знали вы…» и «Нам звезды кроткие сияли…». Четырнадцать песен Чайковского из цикла «Шестнадцать песен для детей» (1883) были созданы на стихи из сборника Плещеева «Подснежник».
.
А еще Мусоргский, Римский-Корсаков, Гречанинов, Рахманинов...
.
Воистину «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...»
«Достоевский где-то говорит о необычайно глубоком и трогательном значении, какое русский народ на своем чудном языке придает самому обыденному выражению "милый человек". Это выражение, с особенным народным оттенком, как нельзя более подходит к А. Н. Плещееву. О, какой это был милый, и простой, и добрый человек! Не думайте, что этим я умаляю его значение как поэта. Нет! Но человек и поэт связаны в нем так неразрывно, так неразделимо, что, право, кажется иногда, что жизнь Плещеева — одна из его лучших, высоких поэм. Да, так должны жить люди, безгранично полюбившие поэзию…» (Д.С Мережковский)
.
Изображение: Ярошенко Н.А. Портрет М.А. Плещеева. Фрагмент картины. 1887.
5
1
Средняя оценка: 2.91197
Проголосовало: 284