Критик Николай Добролюбов и «православный эгрегор»
Критик Николай Добролюбов и «православный эгрегор»
29 февраля 2016
2016-02-29
2017-04-20
154
Критик Николай Добролюбов и «православный эгрегор»
« Под эгрегорами, - писал мистик и поэт Даниил Андреев, сын писателя Леонида Андреева, - понимаются иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами. Эгрегоры лишены духовных монад, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности».
Православный эгрегор (и эгрегор любого другого вероисповедания) складывается из энергии убеждений. Православие - прежде всего, обращено к сердцу верующего - и потому эгрегор получает мощный эмоциональный отклик, вбирая в себя эти многочисленные отклики, точно нектар. А как известно, чем эмоциональнее человек относится к любому предмету или явлению материального или духовного мира, тем сильнее их на него воздействие: именно потому иконы и молитвы действительно исцеляют; в них коллективная вера и сила убеждения, сила энергетического тока, образующего мощнейшее поле.
А теперь представим – каким может быть случайный (я подчеркиваю именно случайность) ответный удар сильнейшего энергетического поля? Особенно, если человек находился ВНУТРИ этого поля, как Николай Добролюбов, но вдруг обратит свой дух ПРОТИВ него?
.
Вот коротко - вехи его романтического бунта:
.
Раннее детство: патриархальная семья потомственных священников, о котором Николай Добролюбов писал так:
.
Гимнов божественных пение стройное
Память минувшего будит во мне.
Видится мне мое детство спокойное
И беззаботная жизнь в тишине.
.
Потом семинария: в пять семинарских лет Добролюбов-семинарист был «тих, скромен, послушен», «весьма усерден к богослужению...», поражал громадными сочинениями по религиозно-философским темам, был сведущ в учениях Отцов Церкви и из русской церковной истории. Естественным результатом явилось направление его на дальнейшую учебу в Духовную академию.
.
Первые ростки бунта - это выдержки из дневника 1853 года: «7 марта 1853 г. 1-й час пополудни. Ныне сподобился я причащения пречистых Тайн Христовых и принял намерение с этого времени строже наблюдать за собой. Не знаю, будет ли у меня сил давать себе каждый день отчет в своих прегрешениях, но, по крайней мере, прошу Бога моего, чтобы Он дал мне положить хотя начало благое.
.
12 марта <все тот же 1853 г. - раскаяние> …допустил в себе сомнение о святой Церкви и её постановлениях.
.
15 марта 1853 года - сердце моё черство и холодно к религии.
.
4 апреля: « … Господи! Спаси мя, не остави мене погибающа!»
.
Бунт: сказав, что он болен, юный Добролюбов в Петербурге не идет на экзамены в Духовную академию, а поступает в Главный Педагогический институт на филологическое отделение историко-филологическое факультета. Он становится в нем центром вольнолюбивого студенчества.
Из писем:
«Простите меня, мои милые, родные мои, папаша и мамаша… Горе же мне, несчастному своевольнику, без благословения родителей…»
(Это пишет Николай Добролюбов родителям: впервые он ослушался своего отца, известного в Нижнем Новгороде протоиерея, кстати, обвенчавшего своего друга - писателя Мельникова- Печерского).
И вскоре начинается череда тяжелейших ударов: умирает мать Николая Добролюбова, через несколько месяце, его отец, затем младшая сестра Юлия, любимая тетка… Николай Добролюбов, крайней тяжело переживающий главные утраты своей жизни, окончательно ожесточившись, полностью отходит от веры…
А это строки из другого его письма - письма другу в Казанскую Духовную академию: «Нужно было идти против прежних понятий и против тех, кто внушил их. Я пошел, сначала робко, осторожно, потом смелее, и наконец пред моим холодным упорством склонились и пылкие мечты, и горячие враги мои. Теперь я покоюсь на своих лаврах, зная, что не в чем мне упрекнуть себя, зная, что не упрекнут меня ни в чем и те, которых мнением и любовью дорожу я. Говорят, что мой путь - смелой правды - приведет меня когда-нибудь к погибели. Это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром».
.
И все же, мне думается, Добролюбов как мыслитель, скорее всего, вернулся бы к православию, отойдя от Фейербаха, от левого гегельянства и стал бы одним из выдающихся русских религиозных философов, не окажись его жизнь столь короткой. Он ушел из жизни в конце ноября 1861 года. Ему было только двадцать пять лет... Тогда чахотку не лечили. А ведь как много мог еще дать русской культуре этот удивительно одаренный человек!
.
Какой светильник разума угас!
Какое сердце биться перестало!
.
***
.
И, завершая, - одна любопытная история. Произошла она с двумя интеллектуалами западного толка: профессором медицины и немолодым журналистом в Сергиевом Посаде. Журналист был атеистом, а профессор католиком (один из моих прадедов тоже был католиком, потому в этом рассказе никакого антикатолицизма не содержится, просто рассказываю так, как было). К профессору приехал коллега из Канады и попросил свозить его в Сергиев Посад - центр русской духовности. А профессор был настроен против православия и всю дорогу ругал на русском и церковь, и священнослужителей, что, несколько смягчая, переводил его друг-журналист на английский, правда, и сам, будучи убежденным атеистом, вполне разделял взгляды медика. Даже позволил себе рассказать канадцу какой-то не совсем приличный «анекдот про попов» уже прямо в соборе… Но служба была очень красивой, и канадец все равно ощущал восторг. Он отошел от двух своих российских знакомых на достаточное расстояние и слушал.
На следующий день ни профессор медицины, ни журналист не смогли сопровождать иностранного друга в его прогулках по Москве: профессора скрутил радикулит, он, точно подкова, лежал в постели, не в силах разогнуться, а журналист мучился от сильнейшей боли лицевого нерва, и месяц оба друга провели в мучениях.
Деятель медицины, сам рассказавший эту историю, резюмировал: «А все-таки силен православный эгрегор!»
Продолжая разговор о Н. Добролюбове...
.
«Под эгрегорами, - писал мистик и поэт Даниил Андреев, сын писателя Леонида Андреева, - понимаются иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами. Эгрегоры лишены духовных монад, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности».
Православный эгрегор (и эгрегор любого другого вероисповедания) складывается из энергии убеждений. Православие - прежде всего, обращено к сердцу верующего - и потому эгрегор получает мощный эмоциональный отклик, вбирая в себя эти многочисленные отклики, точно нектар. А как известно, чем эмоциональнее человек относится к любому предмету или явлению материального или духовного мира, тем сильнее их на него воздействие: именно потому иконы и молитвы действительно исцеляют; в них коллективная вера и сила убеждения, сила энергетического тока, образующего мощнейшее поле.
А теперь представим – каким может быть случайный (я подчеркиваю именно случайность) ответный удар сильнейшего энергетического поля? Особенно, если человек находился ВНУТРИ этого поля, как Николай Добролюбов, но вдруг обратит свой дух ПРОТИВ него?
.
Вот коротко - вехи его романтического бунта:
.
Раннее детство: патриархальная семья потомственных священников, о котором Николай Добролюбов писал так:
.
Гимнов божественных пение стройное
Память минувшего будит во мне.
Видится мне мое детство спокойное
И беззаботная жизнь в тишине.
.
Потом семинария: в пять семинарских лет Добролюбов-семинарист был «тих, скромен, послушен», «весьма усерден к богослужению...», поражал громадными сочинениями по религиозно-философским темам, был сведущ в учениях Отцов Церкви и из русской церковной истории. Естественным результатом явилось направление его на дальнейшую учебу в Духовную академию.
.
Первые ростки бунта - это выдержки из дневника 1853 года: «7 марта 1853 г. 1-й час пополудни. Ныне сподобился я причащения пречистых Тайн Христовых и принял намерение с этого времени строже наблюдать за собой. Не знаю, будет ли у меня сил давать себе каждый день отчет в своих прегрешениях, но, по крайней мере, прошу Бога моего, чтобы Он дал мне положить хотя начало благое.
.
12 марта <все тот же 1853 г. - раскаяние> …допустил в себе сомнение о святой Церкви и её постановлениях.
.
15 марта 1853 года - сердце моё черство и холодно к религии.
.
4 апреля: « … Господи! Спаси мя, не остави мене погибающа!»
.
Бунт: сказав, что он болен, юный Добролюбов в Петербурге не идет на экзамены в Духовную академию, а поступает в Главный Педагогический институт на филологическое отделение историко-филологическое факультета. Он становится в нем центром вольнолюбивого студенчества.
Из писем:
«Простите меня, мои милые, родные мои, папаша и мамаша… Горе же мне, несчастному своевольнику, без благословения родителей…»
Это пишет Николай Добролюбов родителям: впервые он ослушался своего отца, известного в Нижнем Новгороде протоиерея, кстати, обвенчавшего своего друга - писателя Мельникова-Печерского.
И вскоре начинается череда тяжелейших ударов: умирает мать Николая Добролюбова, через несколько месяце, его отец, затем младшая сестра Юлия, любимая тетка… Николай Добролюбов, крайней тяжело переживающий главные утраты своей жизни, окончательно ожесточившись, полностью отходит от веры…
А это строки из другого его письма - письма другу в Казанскую Духовную академию: «Нужно было идти против прежних понятий и против тех, кто внушил их. Я пошел, сначала робко, осторожно, потом смелее, и наконец пред моим холодным упорством склонились и пылкие мечты, и горячие враги мои. Теперь я покоюсь на своих лаврах, зная, что не в чем мне упрекнуть себя, зная, что не упрекнут меня ни в чем и те, которых мнением и любовью дорожу я. Говорят, что мой путь - смелой правды - приведет меня когда-нибудь к погибели. Это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром».
.
И все же, мне думается, Добролюбов как мыслитель, скорее всего, вернулся бы к православию, отойдя от Фейербаха, от левого гегельянства и стал бы одним из выдающихся русских религиозных философов, не окажись его жизнь столь короткой. Он ушел из жизни в конце ноября 1861 года. Ему было только двадцать пять лет... Тогда чахотку не лечили. А ведь как много мог еще дать русской культуре этот удивительно одаренный человек!
.
Какой светильник разума угас!
Какое сердце биться перестало!
Н.А. Некрасов
.
***
.
И, завершая, - одна любопытная история. Произошла она с двумя интеллектуалами западного толка: профессором медицины и немолодым журналистом в Сергиевом Посаде. Журналист был атеистом, а профессор католиком (один из моих прадедов тоже был католиком, потому в этом рассказе никакого антикатолицизма не содержится, просто рассказываю так, как было). К профессору приехал коллега из Канады и попросил свозить его в Сергиев Посад - центр русской духовности. А профессор был настроен против православия и всю дорогу ругал на русском и церковь, и священнослужителей, что, несколько смягчая, переводил его друг-журналист на английский, правда, и сам, будучи убежденным атеистом, вполне разделял взгляды медика. Даже позволил себе рассказать канадцу какой-то не совсем приличный «анекдот про попов» уже прямо в соборе… Но служба была очень красивой, и канадец все равно ощущал восторг. Он отошел от двух своих российских знакомых на достаточное расстояние и слушал.
На следующий день ни профессор медицины, ни журналист не смогли сопровождать иностранного друга в его прогулках по Москве: профессора скрутил радикулит, он, точно подкова, лежал в постели, не в силах разогнуться, а журналист мучился от сильнейшей боли лицевого нерва, и месяц оба друга провели в мучениях.
Деятель медицины, сам рассказавший эту историю, резюмировал: «А все-таки силен православный эгрегор!»