«Мой друг, зачем твои письма так пахнут, как увядшие розы?»

«Мой друг, зачем твои письма так пахнут, как увядшие розы?»

В Киеве на старом Байковом кладбище есть могила, близкая сердцу каждого украинца. Здесь покоится Лариса Петровна Косач-Квитка, более известная как Леся Украинка. Рядом могилы её отца, матери и старшего брата. Судьба отмерила ей всего 42 года, и больше 30 лет она отчаянно боролась со своим недугом. Туберкулёз отнимал у неё жизнь. Временами он отступал, создавая иллюзию, надежду на выздоровление. А потом опять набрасывался и выматывал до изнеможения её хрупкое тело. Леся отчаянно боролась. Сжав всю свою волю в свои хрупкие кулачки, грустным мыслям она твёрдо сказала: «Нет!». «Contra spem spero» («Надеюсь вопреки ожиданию»).

Ні, я хочу крізь сльози сміятись,

Серед лиха співати пісні,

Без надії таки сподіватись,

Жити хочу! Геть, думи сумні!

(Здесь и далее перевод автора).

Нет, я буду сквозь слёзы смеяться,

Средь несчастья счастливою петь,

Без надежды надеждой венчаться,

Жить хочу! А не в горе сгореть!

Это строчки 19-летней Леси стали смыслом всей её жизни. Как грустно, что она не дожила до дней, когда был открыт пенициллин – первый антибиотик, чудесно спасший в XX веке миллионы человеческих жизней. Не суждено было… Сердце, измученное тяжёлой болезнью, остановилось 1 августа 1913 года. Ушла из жизни хрупкая, волевая женщина. Поэт, драматург, переводчик, общественный деятель. Слово её слышали далеко за пределами родной Украины.

Для украинской литературы год 1913 был нерадостным. В Чернигове в апреле на 49 году ушёл из жизни Михаил Коцюбинский. И тоже от туберкулёза. Леся умерла в грузинском местечке Сурами, где она всё ещё страстно надеялась, «вопреки ожиданию», отнять у вечности ещё хоть мгновение. Два замечательных классика украинской литературы, им бы ещё жить и радовать Украину своим талантом, но болезнь заставила замолчать их музу, такую щемящую, наполненную любовью к простому, обездоленному человеку. Не пришлось Лесе долго петь свои звонкие песни, не суждено было людям ещё долго слышать её негромкий, ясный и твёрдый голос!

«Ой, куди вітер віє, туди я хилюся, а що люди говорять, то я не боюся». Тяжкая болезнь не сломала её, а людских пересудов она не боялась. Всегда говорила народу горькую правду о его незавидной доле. И вслед за Тарасом Шевченко призывала разорвать тяжкие путы своей бесталанной жизни. Властям это не нравилось, в Киеве в 1907 году её арестовали, а когда выпустили, стали следить.

Доживи Леся Украинка до 1917 года, совсем неизвестно, что сталось бы с ней. Возможно, она с головой ринулась бы в революционные будни и стала пламенной революционеркой. Ярым проводником большевистских идей. В отличие от Ивана Франка, которого Леся считала выдающимся украинцем, но критиковала за крестьянский уклон в революционной борьбе, она придерживалась пролетарских взглядов. И была твёрдо убеждена, что у всех рабочих враг только один – богачи и капиталисты. Для каждого украинского работника должны быть святыми слова: «Робітники всіх країв, єднайтесь!» («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»). Этим лозунгом заканчивалась одна из её статей. С группой социал-демократов она перевела на украинский язык «Манифест Коммунистической партии».

А после революции за свои проукраинские взгляды могла бы попасть под сталинский молот. Её мужа Климента Квитку арестовывали два раза, два года он провёл за колючей проволокой. ГПУ тревожило старенькую мать Леси Украинки Ольгу Петровну Косач (известную украинскую писательницу Олену Пчилку, члена-корреспондента АН УССР), её обвиняли в принадлежности к националистической организации «Спілка визволення України». Только смерть в октябре 1930 года избавила больную женщину от ареста. А её младшую дочь Изидору осудили на 8 лет, свой каторжный труд она отбывала на лесоповале. Правда, через два года освободили, узнав, что она родная сестра Леси Украинки. Из семьи Косачей Изидора прожила дольше всех и умерла в возрасте 92-х лет в США. А вот её муж погиб в ГУЛАГе.

В сказке «Лесная песня» вольная лесная дивчина Мавка говорит: «Ночь коротка – долга разлука... Что ж суждено мне – счастье иль мука?». Разве это не о себе сказала Леся Украинка? Жизнь у неё была до обидного коротка, большого женского счастья на её долю не выпало. Только в своем творчестве она была по-настоящему счастливой.

Понятие «свобода» было для неё естественным, вот как воздух, которого человек не замечает, но обойтись без него не может. «Ну, как это, чтобы воля – да пропала? Это так когда-нибудь и ветер пропадёт!» – сказала Мавка в разговоре с Лесовиком. Леся Украинка страстно желала, чтобы её милая «бесталанная мама» Украина была свободной, об этом многие её стихи и поэмы.

***

Родилась Леся Украинка 25 февраля 1871 года в городке Звягиль на Волыни (теперь это районный центр Новоград-Волынский в Житомирской области) в дворянской семье. Её отец действительный статский советник Пётр Антонович Косач был помещиком, имел несколько обширных имений в разных уголках Украины. Одно время семья проживала в Колодяжном под Ковелем (об этом Леся сохранила самые яркие детские воспоминания), позже часто проводила лето в Зелёном Гаю на Полтавщине. Пётр Антонович, юрист по образованию, занимал довольно высокий пост в Звягиле, потом в Луцке. Последние годы семья жила в Киеве. Активный участник киевской «Старой громады», объединявшей в своих рядах украинскую интеллигенцию, он много времени отдавал культурно-просветительской работе, входил в редколлегию журнала «Киевская старина».

Мать Ольга Петровна происходила из старого дворянского рода Драгомановых. Михаил Драгоманов, известный украинский историк и общественный деятель, приходился ей родным братом. Из-за своих националистических взглядов он вынужден был покинуть Украину, бывшую тогда составной частью Российской империи, и до самой своей смерти проживал за границей.

Характер Ольги Петровны, по свидетельству знавших её людей, был тяжёлым. Если она кого невзлюбила, всегда отзывалась о нём плохо. Переубедить её было практически невозможно. Говорила она всегда по-украински и любовь к родному языку привила своим детям. А вот глава семьи говорил только по-русски, и, к чести Ольги Петровны, она не настаивала, чтобы он выучил «мову». Дети с отцом общались тоже на украинском, только по-русски называли его «папой». Такая двуязычная жизнь не вносила разлад в семью, она жила в мире и ладе долгие годы. А было в ней два мальчика и четыре девочки, по нашим временам довольно большая семья.

Лариса была вторым ребёнком. Ольга Петровна вынашивала её, будучи нездоровой. А когда родила, сразу уехала на лечение за границу к своему брату. Ныне такой поступок матери осудили бы, но тогда для дворянок это было, видимо, нормой. С кормилицей что-то не заладилось, и пришлось отцу вместе с родственницами выхаживать девочку, сам поил её коровьим молоком из бутылочки.

Девочка родилась болезненной, и «пакостные слабости» (так она писала о своих болячках дяде Михаилу Драгоманову), сказались на всей её дальнейшей жизни. Только ранние годы были у Ларисы по-детски счастливыми, когда она весело и беззаботно играла со своим братом Михаилом. В этом возрасте у неё проявились задатки незаурядных способностей. Она без особых усилий научилась читать и писать. А когда подросла, уже серьёзно больной, легко выучила основные европейские языки, читала в подлиннике и переводила на украинский язык многих западноевропейских авторов.

В пять лет девочка уже писала письма своей бабушке Е.И. Драгомановой. И по-детски непосредственно сообщила, что её «перезвали на Лесю». В семье любили давать детям ласковые имена, маленькую Ларису назвали Лося. Звучало грубовато, что-то смахивало на большого лесного зверя. Девочка интуитивно чувствовала, что это имя ей не подходит, и просила, чтобы её называли Лесей. Если имя определяет судьбу, то она свою судьбу угадала. Потому что Леся, это сокращённая форма древнегреческого имени Александра, которое переводится как «мужественная». К тому же девочки с таким именем (если говорить о магии имени) часто рождаются со слабым здоровьем. А Лесе Украинке мужества в постоянной борьбе со своей болезнью было не занимать.

А уже когда Леся стала писать стихи, взяла псевдоним «Украинка». Её дядя Михаил Драгоманов свои работы подписывал «Украинец». Проводник украинской национальной идеи, он оказал огромное влияние на формирование мировоззрения своей племянницы. Первое своё стихотворение Леся написала в 9 лет, а с 13-ти под её стихами появился псевдоним «Леся Украинка». И уже с этим именем она стала известна людям.

Михаилу Драгоманову Леся посвятила не одно своё произведение. В поэме «Роберт Брюс, король шотландский» звучат мотивы свободы и чести, борьбы шотландского народа за свою независимость. Нашёлся у шотландцев достойный вождь, сумевший в тяжёлой неравной борьбе привести свой народ к победе. Можно много рассуждать о поэме, но аллегория, думается, ясна. Своеобразен цикл стихов «Семь струн». Каждое из семи стихотворений названо музыкальной нотой, первая строчка стиха тоже начинается с её названия. Стихотворение «До»: «До тебя, Украина, наша бездольная мама, // Струна моя первая отзовётся». Стихотворение «Ре»: «Ревёт-гудит ненастье…». Леся хорошо играла на фортепиано, легко импровизировала, но развить музыкальноё дарование мешала болезнь. Переживая, что не может серьёзно заниматься музыкой, она написала элегию: «Моему фортепиано».

Розстаємось надовго ми з тобою!

Зостанешся ти в самоті німій,

А я не матиму де дітися з журбою…

Прощай же, давній, любий друже мій!

Надолго расстаёмся мы с тобою!

Ты в одиночестве останешься немой,

Я ж унесу печаль свою с собою…

Прощай же, давний друг любимый мой!

Эти грустные строчки перекликаются с пессимизмом популярного поэта Семёна Надсона, рано ушедшего из жизни. Леся перевела на украинский язык его стихотворение «О любви твоей, друг мой, я часто мечтал…». Его жизнь, сгоревшая от туберкулёза, была ей близка и понятна. Приехав на лечение в Ялту, она посетила домик, где «грустный певец» провёл свои последние дни. Своей запущенностью дом произвёл на неё тяжкое впечатление. И она написала стихи «Надсонова домівка в Ялті» («Домик Надсона в Ялте»).

***

В девять лет у Леси заболела левая рука. Родные думали, что всё обойдётся, но всё оказалось скверно. У неё стал развиваться туберкулёз костей. Можно только гадать: откуда взялась у неё эта хворь? Семья ведь жила в достатке, а туберкулёз – болезнь обездоленных, тех, кто не может позволить себе сносные условия жизни. Возможно, она невольно общалась с кем-то из больных чахоткой (так тогда называли эту болезнь), а организм у неё был ослабленный, вот и вцепился в неё этот роковой по тем временам недуг. Бабушке она писала, что у неё болит левая рука так, что ничего нельзя делать: «ни шить, ни играть, ни держать ничего…».

В 12 лет она перенесла первую операцию: удалили поражённые кости левой руки. Чтобы скрыть шрам, Леся стала носить чёрную перчатку. Если внимательно вглядеться в её фотографии, можно заметить, что она всегда прикрывает ладонью правой руки свою левую ладонь. А потом заболела правая нога. Наступили безрадостные дни. Ей пришлось постоянно бороться с болью, ходить на костылях. Мучительные боли надолго укладывали в постель.

О гимназии не могло быть и речи. Образованием дочери занялась мать: учила французскому и немецкому языку, приглашала учителей. Своему «любому дядьку» (так в письмах Леся называла Михаила Драгоманова) Леся писала: «Чтобы не думать о своей ноге (а это очень трудно), я попеременно или играю, или пишу, хоть мама с папою говорят, что мне и то, и другое вредит. Но что же мне делать? Если мне ни читать (много читать мне тоже не советуют), ни писать, ни играть нельзя, тогда остаётся только сложить руки и плакать… а работы у меня очень много – наибольше переводов!». «Я уже и сама не знаю, когда закончится моё лихо с той ногой, да и закончится оно когда-нибудь!».

Леся Украинка все годы боролась со своей болезнью, ездила к врачам в Берлин, Варшаву и Вену. Всегда её сопровождала мать, сестра Ольга или брат Михаил. Лечилась в Друскининкае (Литва), на курортах Италии и Египта, не раз бывала в Крыму и Одессе. Даже побывала у сельской ворожки. Боли на время утихали, а потом вновь набрасывались на неё.

В январе 1899 года пришлось ехать на операцию в Берлин. Тяжёлая операция (удалили часть тазобедренного сустава) прошла удачно, но Леся тяжело отходила от хлороформа, бредила, мешая украинские слова с итальянскими. Нога была в гипсе, а нервы на пределе. Профессор Бергман операцией был доволен, а Леся после операции первую ночь провела «как тень в Дантовом пекле, – с плачем и зубовным скрежетом». И сказала, что больше никогда ни за какие райские прелести на такую операцию не согласится. Писать и переводить она не могла, это нудило и не давало покоя.

Нога заживала медленно, только через полгода Леся вместе с сестрой Ольгой вернулась в Зелёный Гай под Гадячем на Полтавщине. Сюда же по её приглашению приехала украинская писательница Ольга Кобылянская. Теперь об их дружбе можно услышать разное, но эта непростая тема больше для тех, кто ищет «клубничку» в отношениях двух незаурядных женщин. Леся чувствовала себя неплохо, и когда ей предложили выступить в Киевском литературно-артистическом обществе, она согласилась и прочитала две лекции: «Малорусские писатели на Буковине» и «Два направления в новейшей итальянской литературе». Это было первое её публичное выступление.

Душа Леси Украинки жила в прекрасном мире литературы. Свои литературные задумки она называла улитами, от русской пословицы: «Улита едет, когда-то будет!». К 27 годам она была уже очень больным человеком, но многие свои литературные задумки сумела воплотить. Стала широко известной среди украинской интеллигенции. Иван Франко дал высокую оценку творчеству Леси Украинки. «От времени Шевченковского «Схороните и вставайте, Оковы порвите» Украина не слышала такого сильного, горячего и поэтичного слова, как из уст этой слабосильной, болезненной девочки». Такой отзыв появился как нельзя кстати и поддержал измученную болезнью молодую женщину.

В творчестве Леси Украинки слышны отзвуки её собственных переживаний, но даже её личное всегда получало высокое гражданское звучание. Вот это пушкинское «глаголом жги сердца людей» было созвучно её поэзии.

Слово, чому ти не твердая криця,

Що серед бою так ясно іскриться?

Чом ти не гострий, безжалісний меч,

Той, що здійма вражі голови з плеч?

(«Криця» по-русски – «сталь»).

Слово, чего ж ты не птица,

Что в битве с врагом сталью искрится?

Чего же не острый безжалостный меч,

Тот, что снимает головы с плеч?

А болезнь после временного затишья опять пошла в наступление, и опять нет покоя... Ей сделали специальное приспособление для ноги, чтобы она могла ходить. «О, если бы мне не нога, чего бы я на свете сделала! Только со страхом думаю, что будет со мною зимой? Не уничтожит ли та зима снова всё завоеванное за лето, как уже не раз уничтожала? Да ещё наша полесская зима, мокрая и ледяная – ой-ой, боюсь!..».

***

В жизни Леси Украинки были мужчины, но вот отношения с ними не складывались. Пятнадцатилетней она увлеклась студентом Максимом Славинским (псевдоним М. Ставиский), членом Украинской радикально-демократической партии М. Драгоманова. Видимо, потому он и приглянулся Леси, ведь она боготворила своего дядю Драгоманова. Вместе со Славинским она переводила Генриха Гейне, его романтичную «Книгу песен». Увлечённая любовной лирикой немецкого поэта, девушка просто не могла не влюбиться в своего визави. Однако увлечение это было по-юношески чистым и светлым. Гейне страдал от безответной любви, страдала ли Леся?.. Славинскому она посвятила несколько лиричных стихов.

Горить моє серце, його запалила

Гарячая іскра палкого жалю.

Чому ж я не плачу? Рясними сльозами

Чому я страшного вогню не заллю?

Горит моё сердце, его запалила

Горячая искра безумной тоски.

Чего ж я не плачу? Слезою горючей

Чего я большого огня не залью?

А через девять лет в её жизни появился грузин Гамбарашвили. Нестор учился в Киевском университете и снимал квартиру у Косачей. Молодые люди стали вместе проводить время, благо, повод нашёлся. Он хотел выучить французский язык, она заинтересовалась грузинским. Красавец грузин тронул её сердце, но решительности не проявлял. Отношения так и остались дружескими. Нестор много рассказывал ей о Грузии и познакомил с поэмой Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Поэма, в русском переводе, произвела на Лесу большое впечатление, она сказала, что грузинский и украинский народы схожи своей печальной судьбой.

Когда думаешь о Лесе Украинке, представляется, что встреча её с грузином Нестором Гамбарашвили была совсем не случайной. Она предвещала печальную её судьбу. В Грузии Леся Украинка проведёт свои последние годы, на удивительной грузинской земле, которую она полюбила всей душой, перестанет биться её сердце.

Непростые отношения связывали Лесю Украинку с белорусом Сергеем Мержинским, марксистом, активным участником Ι-го съезда РСДРП в Минске. У Мержинского прогрессировал туберкулез лёгких. Встретились они в Ялте. Сергей обещал познакомить Лесю с редакцией петербургского журнала «легальных» марксистов «Жизнь». Позже «Жизнь» напечатала несколько обзорных статей Леси Украинки по новейшей западноевропейской литературе.

Вначале отношения у них не складывались. Мержинский с нездоровым румянцем на бледном бородатом лице много жаловался на холодную погоду в Ялте. У Леси, уже давно привыкшей ко всяким невзгодам, когда от боли она могла прилечь прямо на улице, это нытьё вызвало лишь неприязнь. Но отзывчивая сердцем, она уже не могла просто вот так бросить одинокого больного человека. Уже позже, собираясь по делам в Петербург, Леся навестила в Минске тяжело больного Сергея Мержинского. И несколько дней провела с ним. На прощанье Мержинский подарил ей репродукцию с одной из картин Рафаэля. Подарок тронул девушку, с ним она уже никогда не расставалась.

В 1900 году, предсмертном году Мержинского, Леся приезжала в Минск три раза. Он тоже приезжал к ней в Киев и навещал в имении в Зеленом Гаю. В последний свой осенний приезд в Минск, ухаживая за угасающим Сергеем, Леся написала прозой одно из лучших своих стихотворений «Твої листи завжди пахнуть зів’ялими трояндами» («Твои письма всегда пахнут увядшими розами»). Когда Мержинский умер, на похоронах с Лесей случился нервный припадок, в Киев она вернулась опустошённой.

«Твои письма всегда пахнут увядшими розами, ты, мой бедный, увядший цветок! Легкие, тонкие запахи, словно воспоминание о какой-то дорогой, былой мечте... Мой друг, милый мой друг, созданный для меня, как можно, чтобы я жила сама, теперь, когда я знаю другую жизнь? ...Я видела тебя и раньше, но не так прозрачно, а теперь я пришла к тебе всею душою, как заплаканный ребенок идет в объятия того, кто его жалеет. Это ничего, что ты не обнимал меня никогда, это ничего, что между нами не было и воспоминания о поцелуях… Мой друг, мой друг, зачем твои письма так пахнут, как увядшие розы?».

С будущим своим мужем Климентом Квиткой Леся Украинка познакомилась, когда он был студентом Киевского университета святого Владимира (ныне Национальный университет имени Т.Г. Шевченко). Молодой человек (моложе Леси на 9 лет) уже имел музыкальное образование, неплохо играл на фортепиано, собирал народные песни. Узнав об этом, Леся предложила ему записать народные украинские мелодии с её голоса. Так началось их знакомство, переросшее в близкие, доверительные отношения.

Окончив университет, Квитка уехал в Тифлис, работал в окружном суде. Он всё время звал Лесю к себе, и зимой 1904 года она впервые приехала в Грузию. И как тут опять не вспомнить грузина Нестора Гамбарашвили, вещую их встречу! Леся ещё не раз уезжала на Украину и возвращалась к своему Квитке. А когда он заболел туберкулёзом (вполне вероятно, что болезнь от Леси перекинулась на него), они уехали в Крым. Сильный организм и морской воздух помогли Клименту справиться с болезнью. И он опять вернулся к месту работы в Грузию.

В 1907 году Леся Украинка и Климент Квитка поженились. Венчались они в Киеве в Вознесенской церкви. Родители были против этого брака, мать Леси считала, что женится Климент Квитка на её дочери по расчёту. Он был из бедной семьи, а невеста – из состоятельной. Но Леси уже было 36, и так хотелось простого женского счастья! В Грузии Квитке пришлось работать не только в Тифлисе, и Леся постоянно была с ним. О жизни в Телави она писала, что жить здесь трудно, но «люди – грузины и кахетинцы – приветливы и уважительны», а виднеющиеся вдалеке горы настраивают на поэтический лад. «Поэзию и добывать не надо – она окружает тебя со всех сторон…». Такое трудное, выстраданное счастье, продолжалось 6 лет. Она много работала в Грузии, написала свою знаменитую «Лесную песню». А болезнь всё подтачивала её организм, начались кровотечения горлом, туберкулёз из лёгких перекинулся в почки. И даже тёплый сухой климат Египта уже был бессилен что-либо сделать…

Климент Квитка пережил Лесу Украинку на 40 лет. После революции был репрессирован, потом работал в Киеве и Москве. Собирал народные песни, писал книги. Его имя носит Научный центр при Московской консерватории. Во второй раз он женился в 65 лет и прожил с молодой женой до самой своей смерти в 1953 году. Его жена умерла в 42 года. Как и Леся Украинка. Вот и не верь после таких совпадений в мистику.

***

Три поэтических сборника вышло при жизни Леси Украинки. Не будет преувеличением, что это духовный подвиг женщины, измученной тяжкой болезнью. «Это так хорошо – умереть, как пролетевшая звезда», – сказала Мавка в «Лесной песне». Не такая выпала смерть Лесе Украинке. Однако её жизнь не сгорела бесследно. Образное украинское слово, звучащее то нежно, а то гулким набатом, оставила Леся Украинка своим соотечественникам. Совсем не случайно её имя стоит рядом с именами Тараса Шевченко и Ивана Франко. В своём творчестве она даже во многом опередила этих признанных мастеров украинской литературы.

Виталий Топчий.

Чернигов

В Киеве на старом Байковом кладбище есть могила, близкая сердцу каждого украинца. Здесь покоится Лариса Петровна Косач-Квитка, более известная как Леся Украинка. Рядом могилы её отца, матери и старшего брата. Судьба отмерила ей всего 42 года, и больше 30 лет она отчаянно боролась со своим недугом. Туберкулёз отнимал у неё жизнь. Временами он отступал, создавая иллюзию, надежду на выздоровление. А потом опять набрасывался и выматывал до изнеможения её хрупкое тело. Леся отчаянно боролась. Сжав всю свою волю в свои хрупкие кулачки, грустным мыслям она твёрдо сказала: «Нет!». «Contra spem spero» («Надеюсь вопреки ожиданию»).

.

.

(Здесь и далее перевод автора).

.

.

Это строчки 19-летней Леси стали смыслом всей её жизни. Как грустно, что она не дожила до дней, когда был открыт пенициллин – первый антибиотик, чудесно спасший в XX веке миллионы человеческих жизней. Не суждено было… Сердце, измученное тяжёлой болезнью, остановилось 1 августа 1913 года. Ушла из жизни хрупкая, волевая женщина. Поэт, драматург, переводчик, общественный деятель. Слово её слышали далеко за пределами родной Украины.

Для украинской литературы год 1913 был нерадостным. В Чернигове в апреле на 49 году ушёл из жизни Михаил Коцюбинский. И тоже от туберкулёза. Леся умерла в грузинском местечке Сурами, где она всё ещё страстно надеялась, «вопреки ожиданию», отнять у вечности ещё хоть мгновение. Два замечательных классика украинской литературы, им бы ещё жить и радовать Украину своим талантом, но болезнь заставила замолчать их музу, такую щемящую, наполненную любовью к простому, обездоленному человеку. Не пришлось Лесе долго петь свои звонкие песни, не суждено было людям ещё долго слышать её негромкий, ясный и твёрдый голос!

«Ой, куди вітер віє, туди я хилюся, а що люди говорять, то я не боюся». Тяжкая болезнь не сломала её, а людских пересудов она не боялась. Всегда говорила народу горькую правду о его незавидной доле. И вслед за Тарасом Шевченко призывала разорвать тяжкие путы своей бесталанной жизни. Властям это не нравилось, в Киеве в 1907 году её арестовали, а когда выпустили, стали следить.

Доживи Леся Украинка до 1917 года, совсем неизвестно, что сталось бы с ней. Возможно, она с головой ринулась бы в революционные будни и стала пламенной революционеркой. Ярым проводником большевистских идей. В отличие от Ивана Франка, которого Леся считала выдающимся украинцем, но критиковала за крестьянский уклон в революционной борьбе, она придерживалась пролетарских взглядов. И была твёрдо убеждена, что у всех рабочих враг только один – богачи и капиталисты. Для каждого украинского работника должны быть святыми слова: «Робітники всіх країв, єднайтесь!» («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»). Этим лозунгом заканчивалась одна из её статей. С группой социал-демократов она перевела на украинский язык «Манифест Коммунистической партии».

А после революции за свои проукраинские взгляды могла бы попасть под сталинский молот. Её мужа Климента Квитку арестовывали два раза, два года он провёл за колючей проволокой. ГПУ тревожило старенькую мать Леси Украинки Ольгу Петровну Косач (известную украинскую писательницу Олену Пчилку, члена-корреспондента АН УССР), её обвиняли в принадлежности к националистической организации «Спілка визволення України». Только смерть в октябре 1930 года избавила больную женщину от ареста. А её младшую дочь Изидору осудили на 8 лет, свой каторжный труд она отбывала на лесоповале. Правда, через два года освободили, узнав, что она родная сестра Леси Украинки. Из семьи Косачей Изидора прожила дольше всех и умерла в возрасте 92-х лет в США. А вот её муж погиб в ГУЛАГе.

В сказке «Лесная песня» вольная лесная дивчина Мавка говорит: «Ночь коротка – долга разлука... Что ж суждено мне – счастье иль мука?». Разве это не о себе сказала Леся Украинка? Жизнь у неё была до обидного коротка, большого женского счастья на её долю не выпало. Только в своем творчестве она была по-настоящему счастливой.

Понятие «свобода» было для неё естественным, вот как воздух, которого человек не замечает, но обойтись без него не может. «Ну, как это, чтобы воля – да пропала? Это так когда-нибудь и ветер пропадёт!» – сказала Мавка в разговоре с Лесовиком. Леся Украинка страстно желала, чтобы её милая «бесталанная мама» Украина была свободной, об этом многие её стихи и поэмы.

.

***

.

Родилась Леся Украинка 25 февраля 1871 года в городке Звягиль на Волыни (теперь это районный центр Новоград-Волынский в Житомирской области) в дворянской семье. Её отец действительный статский советник Пётр Антонович Косач был помещиком, имел несколько обширных имений в разных уголках Украины. Одно время семья проживала в Колодяжном под Ковелем (об этом Леся сохранила самые яркие детские воспоминания), позже часто проводила лето в Зелёном Гаю на Полтавщине. Пётр Антонович, юрист по образованию, занимал довольно высокий пост в Звягиле, потом в Луцке. Последние годы семья жила в Киеве. Активный участник киевской «Старой громады», объединявшей в своих рядах украинскую интеллигенцию, он много времени отдавал культурно-просветительской работе, входил в редколлегию журнала «Киевская старина».

Мать Ольга Петровна происходила из старого дворянского рода Драгомановых. Михаил Драгоманов, известный украинский историк и общественный деятель, приходился ей родным братом. Из-за своих националистических взглядов он вынужден был покинуть Украину, бывшую тогда составной частью Российской империи, и до самой своей смерти проживал за границей.

Характер Ольги Петровны, по свидетельству знавших её людей, был тяжёлым. Если она кого невзлюбила, всегда отзывалась о нём плохо. Переубедить её было практически невозможно. Говорила она всегда по-украински и любовь к родному языку привила своим детям. А вот глава семьи говорил только по-русски, и, к чести Ольги Петровны, она не настаивала, чтобы он выучил «мову». Дети с отцом общались тоже на украинском, только по-русски называли его «папой». Такая двуязычная жизнь не вносила разлад в семью, она жила в мире и ладе долгие годы. А было в ней два мальчика и четыре девочки, по нашим временам довольно большая семья.

Лариса была вторым ребёнком. Ольга Петровна вынашивала её, будучи нездоровой. А когда родила, сразу уехала на лечение за границу к своему брату. Ныне такой поступок матери осудили бы, но тогда для дворянок это было, видимо, нормой. С кормилицей что-то не заладилось, и пришлось отцу вместе с родственницами выхаживать девочку, сам поил её коровьим молоком из бутылочки.

Девочка родилась болезненной, и «пакостные слабости» (так она писала о своих болячках дяде Михаилу Драгоманову), сказались на всей её дальнейшей жизни. Только ранние годы были у Ларисы по-детски счастливыми, когда она весело и беззаботно играла со своим братом Михаилом. В этом возрасте у неё проявились задатки незаурядных способностей. Она без особых усилий научилась читать и писать. А когда подросла, уже серьёзно больной, легко выучила основные европейские языки, читала в подлиннике и переводила на украинский язык многих западноевропейских авторов.

В пять лет девочка уже писала письма своей бабушке Е.И. Драгомановой. И по-детски непосредственно сообщила, что её «перезвали на Лесю». В семье любили давать детям ласковые имена, маленькую Ларису назвали Лося. Звучало грубовато, что-то смахивало на большого лесного зверя. Девочка интуитивно чувствовала, что это имя ей не подходит, и просила, чтобы её называли Лесей. Если имя определяет судьбу, то она свою судьбу угадала. Потому что Леся, это сокращённая форма древнегреческого имени Александра, которое переводится как «мужественная». К тому же девочки с таким именем (если говорить о магии имени) часто рождаются со слабым здоровьем. А Лесе Украинке мужества в постоянной борьбе со своей болезнью было не занимать.

А уже когда Леся стала писать стихи, взяла псевдоним «Украинка». Её дядя Михаил Драгоманов свои работы подписывал «Украинец». Проводник украинской национальной идеи, он оказал огромное влияние на формирование мировоззрения своей племянницы. Первое своё стихотворение Леся написала в 9 лет, а с 13-ти под её стихами появился псевдоним «Леся Украинка». И уже с этим именем она стала известна людям.

Михаилу Драгоманову Леся посвятила не одно своё произведение. В поэме «Роберт Брюс, король шотландский» звучат мотивы свободы и чести, борьбы шотландского народа за свою независимость. Нашёлся у шотландцев достойный вождь, сумевший в тяжёлой неравной борьбе привести свой народ к победе. Можно много рассуждать о поэме, но аллегория, думается, ясна. Своеобразен цикл стихов «Семь струн». Каждое из семи стихотворений названо музыкальной нотой, первая строчка стиха тоже начинается с её названия. Стихотворение «До»: «До тебя, Украина, наша бездольная мама, // Струна моя первая отзовётся». Стихотворение «Ре»: «Ревёт-гудит ненастье…». Леся хорошо играла на фортепиано, легко импровизировала, но развить музыкальноё дарование мешала болезнь. Переживая, что не может серьёзно заниматься музыкой, она написала элегию: «Моему фортепиано».

.

.

Эти грустные строчки перекликаются с пессимизмом популярного поэта Семёна Надсона, рано ушедшего из жизни. Леся перевела на украинский язык его стихотворение «О любви твоей, друг мой, я часто мечтал…». Его жизнь, сгоревшая от туберкулёза, была ей близка и понятна. Приехав на лечение в Ялту, она посетила домик, где «грустный певец» провёл свои последние дни. Своей запущенностью дом произвёл на неё тяжкое впечатление. И она написала стихи «Надсонова домівка в Ялті» («Домик Надсона в Ялте»).

.

***

.

В девять лет у Леси заболела левая рука. Родные думали, что всё обойдётся, но всё оказалось скверно. У неё стал развиваться туберкулёз костей. Можно только гадать: откуда взялась у неё эта хворь? Семья ведь жила в достатке, а туберкулёз – болезнь обездоленных, тех, кто не может позволить себе сносные условия жизни. Возможно, она невольно общалась с кем-то из больных чахоткой (так тогда называли эту болезнь), а организм у неё был ослабленный, вот и вцепился в неё этот роковой по тем временам недуг. Бабушке она писала, что у неё болит левая рука так, что ничего нельзя делать: «ни шить, ни играть, ни держать ничего…».

В 12 лет она перенесла первую операцию: удалили поражённые кости левой руки. Чтобы скрыть шрам, Леся стала носить чёрную перчатку. Если внимательно вглядеться в её фотографии, можно заметить, что она всегда прикрывает ладонью правой руки свою левую ладонь. А потом заболела правая нога. Наступили безрадостные дни. Ей пришлось постоянно бороться с болью, ходить на костылях. Мучительные боли надолго укладывали в постель.

О гимназии не могло быть и речи. Образованием дочери занялась мать: учила французскому и немецкому языку, приглашала учителей. Своему «любому дядьку» (так в письмах Леся называла Михаила Драгоманова) Леся писала: «Чтобы не думать о своей ноге (а это очень трудно), я попеременно или играю, или пишу, хоть мама с папою говорят, что мне и то, и другое вредит. Но что же мне делать? Если мне ни читать (много читать мне тоже не советуют), ни писать, ни играть нельзя, тогда остаётся только сложить руки и плакать… а работы у меня очень много – наибольше переводов!». «Я уже и сама не знаю, когда закончится моё лихо с той ногой, да и закончится оно когда-нибудь!».

Леся Украинка все годы боролась со своей болезнью, ездила к врачам в Берлин, Варшаву и Вену. Всегда её сопровождала мать, сестра Ольга или брат Михаил. Лечилась в Друскининкае (Литва), на курортах Италии и Египта, не раз бывала в Крыму и Одессе. Даже побывала у сельской ворожки. Боли на время утихали, а потом вновь набрасывались на неё.

В январе 1899 года пришлось ехать на операцию в Берлин. Тяжёлая операция (удалили часть тазобедренного сустава) прошла удачно, но Леся тяжело отходила от хлороформа, бредила, мешая украинские слова с итальянскими. Нога была в гипсе, а нервы на пределе. Профессор Бергман операцией был доволен, а Леся после операции первую ночь провела «как тень в Дантовом пекле, – с плачем и зубовным скрежетом». И сказала, что больше никогда ни за какие райские прелести на такую операцию не согласится. Писать и переводить она не могла, это нудило и не давало покоя.

Нога заживала медленно, только через полгода Леся вместе с сестрой Ольгой вернулась в Зелёный Гай под Гадячем на Полтавщине. Сюда же по её приглашению приехала украинская писательница Ольга Кобылянская. Теперь об их дружбе можно услышать разное, но эта непростая тема больше для тех, кто ищет «клубничку» в отношениях двух незаурядных женщин. Леся чувствовала себя неплохо, и когда ей предложили выступить в Киевском литературно-артистическом обществе, она согласилась и прочитала две лекции: «Малорусские писатели на Буковине» и «Два направления в новейшей итальянской литературе». Это было первое её публичное выступление.

Душа Леси Украинки жила в прекрасном мире литературы. Свои литературные задумки она называла улитами, от русской пословицы: «Улита едет, когда-то будет!». К 27 годам она была уже очень больным человеком, но многие свои литературные задумки сумела воплотить. Стала широко известной среди украинской интеллигенции. Иван Франко дал высокую оценку творчеству Леси Украинки. «От времени Шевченковского «Схороните и вставайте, Оковы порвите» Украина не слышала такого сильного, горячего и поэтичного слова, как из уст этой слабосильной, болезненной девочки». Такой отзыв появился как нельзя кстати и поддержал измученную болезнью молодую женщину.

В творчестве Леси Украинки слышны отзвуки её собственных переживаний, но даже её личное всегда получало высокое гражданское звучание. Вот это пушкинское «глаголом жги сердца людей» было созвучно её поэзии.

.

.

(«Криця» по-русски – «сталь»).

.

А болезнь после временного затишья опять пошла в наступление, и опять нет покоя... Ей сделали специальное приспособление для ноги, чтобы она могла ходить. «О, если бы мне не нога, чего бы я на свете сделала! Только со страхом думаю, что будет со мною зимой? Не уничтожит ли та зима снова всё завоеванное за лето, как уже не раз уничтожала? Да ещё наша полесская зима, мокрая и ледяная – ой-ой, боюсь!..»

.

***

.

В жизни Леси Украинки были мужчины, но вот отношения с ними не складывались. Пятнадцатилетней она увлеклась студентом Максимом Славинским (псевдоним М. Ставиский), членом Украинской радикально-демократической партии М. Драгоманова. Видимо, потому он и приглянулся Леси, ведь она боготворила своего дядю Драгоманова. Вместе со Славинским она переводила Генриха Гейне, его романтичную «Книгу песен». Увлечённая любовной лирикой немецкого поэта, девушка просто не могла не влюбиться в своего визави. Однако увлечение это было по-юношески чистым и светлым. Гейне страдал от безответной любви, страдала ли Леся?.. Славинскому она посвятила несколько лиричных стихов.

.

.

А через девять лет в её жизни появился грузин Гамбарашвили. Нестор учился в Киевском университете и снимал квартиру у Косачей. Молодые люди стали вместе проводить время, благо, повод нашёлся. Он хотел выучить французский язык, она заинтересовалась грузинским. Красавец грузин тронул её сердце, но решительности не проявлял. Отношения так и остались дружескими. Нестор много рассказывал ей о Грузии и познакомил с поэмой Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Поэма, в русском переводе, произвела на Лесу большое впечатление, она сказала, что грузинский и украинский народы схожи своей печальной судьбой.

Когда думаешь о Лесе Украинке, представляется, что встреча её с грузином Нестором Гамбарашвили была совсем не случайной. Она предвещала печальную её судьбу. В Грузии Леся Украинка проведёт свои последние годы, на удивительной грузинской земле, которую она полюбила всей душой, перестанет биться её сердце.

Непростые отношения связывали Лесю Украинку с белорусом Сергеем Мержинским, марксистом, активным участником Ι-го съезда РСДРП в Минске. У Мержинского прогрессировал туберкулез лёгких. Встретились они в Ялте. Сергей обещал познакомить Лесю с редакцией петербургского журнала «легальных» марксистов «Жизнь». Позже «Жизнь» напечатала несколько обзорных статей Леси Украинки по новейшей западноевропейской литературе.

Вначале отношения у них не складывались. Мержинский с нездоровым румянцем на бледном бородатом лице много жаловался на холодную погоду в Ялте. У Леси, уже давно привыкшей ко всяким невзгодам, когда от боли она могла прилечь прямо на улице, это нытьё вызвало лишь неприязнь. Но отзывчивая сердцем, она уже не могла просто вот так бросить одинокого больного человека. Уже позже, собираясь по делам в Петербург, Леся навестила в Минске тяжело больного Сергея Мержинского. И несколько дней провела с ним. На прощанье Мержинский подарил ей репродукцию с одной из картин Рафаэля. Подарок тронул девушку, с ним она уже никогда не расставалась.

В 1900 году, предсмертном году Мержинского, Леся приезжала в Минск три раза. Он тоже приезжал к ней в Киев и навещал в имении в Зеленом Гаю. В последний свой осенний приезд в Минск, ухаживая за угасающим Сергеем, Леся написала прозой одно из лучших своих стихотворений «Твої листи завжди пахнуть зів’ялими трояндами» («Твои письма всегда пахнут увядшими розами»). Когда Мержинский умер, на похоронах с Лесей случился нервный припадок, в Киев она вернулась опустошённой.

«Твои письма всегда пахнут увядшими розами, ты, мой бедный, увядший цветок! Легкие, тонкие запахи, словно воспоминание о какой-то дорогой, былой мечте... Мой друг, милый мой друг, созданный для меня, как можно, чтобы я жила сама, теперь, когда я знаю другую жизнь? ...Я видела тебя и раньше, но не так прозрачно, а теперь я пришла к тебе всею душою, как заплаканный ребенок идет в объятия того, кто его жалеет. Это ничего, что ты не обнимал меня никогда, это ничего, что между нами не было и воспоминания о поцелуях… Мой друг, мой друг, зачем твои письма так пахнут, как увядшие розы?».

С будущим своим мужем Климентом Квиткой Леся Украинка познакомилась, когда он был студентом Киевского университета святого Владимира (ныне Национальный университет имени Т.Г. Шевченко). Молодой человек (моложе Леси на 9 лет) уже имел музыкальное образование, неплохо играл на фортепиано, собирал народные песни. Узнав об этом, Леся предложила ему записать народные украинские мелодии с её голоса. Так началось их знакомство, переросшее в близкие, доверительные отношения.

Окончив университет, Квитка уехал в Тифлис, работал в окружном суде. Он всё время звал Лесю к себе, и зимой 1904 года она впервые приехала в Грузию. И как тут опять не вспомнить грузина Нестора Гамбарашвили, вещую их встречу! Леся ещё не раз уезжала на Украину и возвращалась к своему Квитке. А когда он заболел туберкулёзом (вполне вероятно, что болезнь от Леси перекинулась на него), они уехали в Крым. Сильный организм и морской воздух помогли Клименту справиться с болезнью. И он опять вернулся к месту работы в Грузию.

В 1907 году Леся Украинка и Климент Квитка поженились. Венчались они в Киеве в Вознесенской церкви. Родители были против этого брака, мать Леси считала, что женится Климент Квитка на её дочери по расчёту. Он был из бедной семьи, а невеста – из состоятельной. Но Леси уже было 36, и так хотелось простого женского счастья! В Грузии Квитке пришлось работать не только в Тифлисе, и Леся постоянно была с ним. О жизни в Телави она писала, что жить здесь трудно, но «люди – грузины и кахетинцы – приветливы и уважительны», а виднеющиеся вдалеке горы настраивают на поэтический лад. «Поэзию и добывать не надо – она окружает тебя со всех сторон…». Такое трудное, выстраданное счастье, продолжалось 6 лет. Она много работала в Грузии, написала свою знаменитую «Лесную песню». А болезнь всё подтачивала её организм, начались кровотечения горлом, туберкулёз из лёгких перекинулся в почки. И даже тёплый сухой климат Египта уже был бессилен что-либо сделать…

Климент Квитка пережил Лесу Украинку на 40 лет. После революции был репрессирован, потом работал в Киеве и Москве. Собирал народные песни, писал книги. Его имя носит Научный центр при Московской консерватории. Во второй раз он женился в 65 лет и прожил с молодой женой до самой своей смерти в 1953 году. Его жена умерла в 42 года. Как и Леся Украинка. Вот и не верь после таких совпадений в мистику.

.

***

.

Три поэтических сборника вышло при жизни Леси Украинки. Не будет преувеличением, что это духовный подвиг женщины, измученной тяжкой болезнью. «Это так хорошо – умереть, как пролетевшая звезда», – сказала Мавка в «Лесной песне». Не такая выпала смерть Лесе Украинке. Однако её жизнь не сгорела бесследно. Образное украинское слово, звучащее то нежно, а то гулким набатом, оставила Леся Украинка своим соотечественникам. Совсем не случайно её имя стоит рядом с именами Тараса Шевченко и Ивана Франко. В своём творчестве она даже во многом опередила этих признанных мастеров украинской литературы.