«Я на стихи истрачу боль…»

На вопрос, чем для вас была Россия и что для вас теперь Израиль, поэт Зинаида Палванова ответила так: «Россия прежде всего страна детства и отрочества. Была и остаётся страной любимого русского языка. Была и остаётся страной дорогих моему сердцу людей. Израиль… моя страна, страна, где я дома. Маленькая великая страна, которой горжусь и за которую боюсь. Страна, где родилась моя внучка».
Об этом, собственно, и её новая книга «Трёхкомнатная вселенная», изданная в Иерусалиме, где живёт последние 20 лет после переезда из Тель-Авива. Москву покинула в 1990-м.
Основной «нерв» первого раздела «Со скоростью белого света», составленного из свежих стихов, — движение. Точнее, время, что «льётся сквозь решето». Метафора его быстротечности — «Железная дорога»:

Eщё далеко до закатного солнца,
ещё лебединая песня не спета…
А время несётся, а время несётся
со скоростью белого света.

Ещё ненароком душа расцветает,
волнуется тело, вселенский мой кокон.
А время за окнами тает и тает
с мелькающей скоростью окон.

Ещё по утрам вырываю победу
над властью дорожного шума и гама…
Куда-то приеду, раз в поезде еду.
Немножко надеюсь, что встретит мама.

Основной мотив — стремление поэта понять себя на очередном возрастном «витке».
Отсюда раздумья «о мироздании, о феномене жизни», «горькой и смешной», что «всё продолжается / и требует любви»; о пейзаже за окном, который есть для неё «открытый космос»; о реалиях — «теракте вчерашнем» и цветущем гранатовом саде «прямо на минном поле»…

Зинаида Палванова / Архив Зинаиды Палвановой

И размышления о своей судьбе, которую «не охватить умом. / Беспомощен упорный разум». Знает не понаслышке, что значит клеймо «враги народа». Место рождения — посёлок Явас Зубово-Полянского района Мордовской АССР, центр системы исправительно-трудовых лагерей под названием «Темлаг» (Темниковский лагерь), где отбыли срок родители. Послевоенное детство в Подмосковье, за 101-м километром. Не случайно «воспоминаний детских всплески» волнуют сердце до сих пор («Похож немного на игру…», «Лебедь», «Суетную жизнь свою…», «Зарастаю тряпками и книжками…»).
И разговоры с друзьями («Вам, ровесники неюные мои…», «Жизнь нас тащит куда-то вперёд…»).
И самоирония: «Отчего бы это всё чаще / я сама с собой говорю?» — и осмысление своих желаний:

Хочу ли я долго жить? Нет, пожалуй.
Возраст гнёт, унижает.

Но как иначе узнать,
какой моя внучка вырастет?

Как иначе узнать, что станет
с планетой моей невзрослой?

Как иначе узнать,
есть ли жизнь ещё где-нибудь во Вселенной?

Любопытство держит меня на свете.
Так и быть, я согласна пожить подольше!

Так и быть, на бессмертие соглашаюсь!
Расчёт у меня прямой и простой…

Но как я тогда узнаю,
что там, за чертой?..

Cтихи, заметила Палванова, отражают «душевную актуальность». Но отнюдь не с ними связаны её первые «творческие волнения»: «В детстве я любила рисовать. Помню, как, нарисовав что-нибудь, прятала рисунок, а потом доставала его и жадно всматривалась: что же это у меня получилось?»
Не от этого ли интереса столько цвета, воздуха и зримого пространства в её строках и такой раскованной тонкой игры красок? Или, например, эта параллель в стихотворении «Достойная старость»?

Сбрасывая листья,
дерево переходит
из объекта живописи
в объект графики.

А стареющий человек
из объекта любви —
в объект уважения,
если заслужит, ежели повезёт…

Бесстрашно, легко и свободно поэт соединяет — как в том же названии книги — понятия, казалось бы, далёкие друг от друга. «Высвечивая» их метафизическую глубину. Кстати, слово «вселенная», как и «вселенский», — постоянное и ключевое в её поэтическом словаре.

Иерусалимские холмы / Архив Зинаиды Палвановой

Во второй раздел «Отголоски, отблески и сны…», разграниченный, несмотря на общую лирическую тему, на «Путешествие в прошлое» и «Вчерашнее чудо», вошли стихи разных лет, написанные в Израиле и в основном уже известные читателю по прежним книгам: «Утонувшее море» (1996), «Иерусалимские картинки» (2000), «Счастье без прикрас» (2002), «Избранное» (2004), «Ближневосточница» (2006), «Энергия согласия» (2009), «Всё та же тайна» (2013)...
По-прежнему линии жизни поэта и его лирической героини пересекаются. Вот из «Нечаянной автобиографии»:

Москва, институт, социология,
замужество, ребёнок,
прощание с мужем,
будущим американцем.
потеря статуса мнс,
то бишь младшего научного сотрудника <…>

Работа сторожем,
стихотворные переводы,
ну и, ясное дело, стихи.
След отцовский каракалпакский,
первая книжка в стране отца,
смерть матери,
вожделённый Союз писателей… <…>

И перестроечный воздух весенний клейкий,
И Высшие литературные курсы…

Добавим, что сегодня Палванова — член Союза писателей Москвы и Союза русскоязычных писателей Израиля, издатель, член редколлегии «Иерусалимского журнала», публикуется в российских толстых литературных журналах.
«Вчерашнее чудо» объединило стихи о любви — «сне наяву»: «Каких-то сил незримых шалость…», «Мы — не лентяи, нам с тобой не лень…», «И к чему же судьба привела меня?..», «Ребро твоё сломано. Ты — больной…», «Это был не бас и не тенор…», «Солнечный романс»…

Мама Роза Давыдовна - учитель географии / Архив Зинаиды Палвановой

В третьем разделе «Двоичный код» вольные переводы с иврита «дневника» влюбившейся ровесницы и современницы по имени Бат-Шева. Она — «не юная», он — «не молод», к тому же чужой муж.
Что здесь? Нечаянно вспыхнувший «свет» «на страсти предзимних лет», сумятица чувств и опустошающий итог «этой любви финальной»: «никакого будущего», «одно на двоих / стремительное настоящее», «одна на двоих / томительная свобода».

Капли нежности жадно ловлю
на исходе горячего лета.
Заикнулась о том, что люблю,
и замолкла, не слыша ответа…

Переводы так естественны и убедительны, что невольно закрадывается сомнение: не стихи ли это самой Зинаиды Палвановой, спрятавшейся за Бат-Шевой?..