Грузинская сокровищница русского гения

Друзья-композиторы, хорошо знакомые с особенностями моего публицистического стиля, неизменным компонентом которого являются «вкрапления» в виде баек и комических сцен из жизни героев моих статей, узнав, что я собрался писать о Петре Ильиче Чайковском в дни его пребывания в Тбилиси и Грузии, не преминули посочувствовать. Чайковский и юмор – «две вещи несовместные», как писал, правда, по другому поводу и в несколько мрачноватом контексте, но гораздо более жизнерадостный гений – Александр Сергеевич Пушкин, также побывавший в Тифлисе с намерением задержаться на два дня, а остался на целых две недели. Чтобы не грузить читателя фактами, знакомыми людям с широким кругом интересов (а именно на таких и рассчитаны материалы нашего издания), отступлюсь от «обязательной программы» цитирования и вспомню, как тбилисские банщики (мекисе) мне, с детства посещавшего восхитившие Пушкина серные термы, наперебой рассказывали о том, что именно их пра- (прапра-) дед был тем самым «мастером выламывания костей», которого увековечил Пушкин в своём «Путешествии в Арзрум». Покойный мекисе Оруз даже присовокуплял к своему рассказу семейное предание – как восхищённый Пушкин, щедро отсыпав своему «мучителю» чаевые, сказал ему экспромт в четыре строки. На что растерявшийся банщик выдохнул в ответ: «Молодец, Пушкин, не ожидал». «А от кого ожидал?! – чуть не плача, кричал я Орузу. – Почему он не записал этот экспромт?!». «Дед Мешади писать не знал, - виновато потупясь, отвечал тучный правнук. – Зато отец говорил, и дед говорил – мой предок Мешади в чайхане рассказывал: «Хорош чалавек был Пушкин, на базар ходил, гус покупал, из жоф перо доставал, стихи писал. Женщины любил тоже, какие женщины были, все длинный юбка, а сейчас трусы ходит, эти женщины сифилизованные». «Какие?! – вылупил я глаза». «Сифилизованные, ну». И тут я догадался, что Орузу цивилизация современная не по душе, и женщины цивилизованные – тоже.  
А наш выдающийся поэт Мухран Мачавариани, несколько лет назад скончавшийся на глазах моих и коллег-писателей прямо на сцене театра Руставели, произнося слово в честь юбилея друга, – Фридона Халваши, написал стихотворение совершенно в духе темы «Пушкин в Тифлисе». Я перевёл его и включил в антологию в честь столетия Союза писателей Грузии, которая выйдет в России и будет презентована ориентировочно в декабре текущего года:

ПУШКИН В ТИФЛИСЕ

В извивах улочек тифлисских под вечер Пушкин заплутал
И вышел в сад, где пир в разгаре, где князь застолье возглавлял,
За тостом - тост, и рог - за рогом, луны востока льётся свет,
- Друзья, знакомьтесь, Александр, из рода Пушкиных, поэт.

Хоть повидал немало Пушкин, с такою трапезой, с таким
Обильем блюд, гортанных песен, басистым смехом громовым
Впервые встретился... Беда ли, что русским не владеют тут?
Улыбка - вот грузина слово, улыбки речь везде поймут...

Чредою ослики стояли, печально уши опустив,
А по бокам у них - корзины, полны несметно огурцов,
Барыш Сикуле светит. "Пушкин, ах, как ты добрый, как красив..." -
Корзину купит и другую, вот молодец из молодцов!

Кинто* смеётся, Пушкин тоже с улыбкой траты подсчитал,
- Сико, бандюга авлабарский**, небось навара и не ждал?
Не стыдно - гостя так обжулить... Хохочут Пушкин и Сико,
Что огурцы, и деньги - мусор... Светло на сердце и легко...

В извивах улочек тифлисских под вечер Пушкин заплутал,
И вышел в сад, где пир в разгаре, где князь застолье возглавлял,
За тостом - тост, и рог - за рогом, луны востока льётся свет...
- Друзья, знакомьтесь, Александр, из рода Пушкиных, поэт.

*Кинто — весельчак, бескорыстный плут или мелкий мошенник, завсегдатай духанов (тифлисских кабачков). Также и инициатор застолий, народных грузинских песен и плясок.
**Авлабар - один из древнейших районов Тбилиси. Впервые упоминается в 1398 году. В прошлом являлся центром расселения армянской интеллигенции на территории Грузии. Жизнь в Авлабаре конца XIX века хорошо показана в пьесе А. Цагарели «Ханума». 

Всё, что поведано выше – поведано, что называется, «для контраста». Поскольку гений музыки Чайковский, хоть и отдал должное уникальным спектаклям грузинского застолья (причём уникален каждый отдельно взятый, и он же неповторим, ибо растворяется навеки в рассветных лучах, зародившись в лунном сиянии), был чаще всего отрешён от участия в шутливых словесных перестрелках; петь хором не стремился, и тем более танцевать, а всё больше слушал – и записывал, записывал… А потом использовал чудесные грузинские мотивы в своих бессмертных произведениях. 
Нелюдимый, с крайне ограниченным кругом общения, но искренне любивший Грузию, - таким он запомнился современникам. 
В статье более чем пятилетней давности Андрей Колесников с горькой иронией формулирует парадокс:  
В Тбилиси, на улице Чайковского есть дом с мемориальной табличкой — здесь, собственно, и жил великий композитор. Здание в аварийном состоянии и напоминает специально состаренный сарай. Жить в нем небезопасно. «Допрос» местных жителей показал, что дом не сносят, потому что он исторический памятник, а не ремонтируют, потому что он в таком состоянии, что легче его снести.

А вот и фото с аннотацией:

Дом № 12 по улице Чайковского, здесь жил прославленный русский композитор, когда приезжал в гости к своему брату в Тифлис. Его брат Анатолий  Ильич Чайковский, в  1885 году был назначен прокурором Тифлисского окружного суда с 1886 по 1888 годы, затем он был назначен Тифлисским вице-губернатором..  А. И. Чайковский снимал квартиру на Консульской улице (сейчас улица Чайковского) в доме Тебенькова, где и останавливался во время своих визитов в Тбилиси Петр Ильич Чайковский.

Этим летом, на званом ужине в семье живого классика грузинской музыки Важи Азарашвили, я оказался рядом с патриархом нашего музыковедения, истории футбола и истории шахмат Гулбатом Торадзе, которому скоро 90 лет, но и стаканчик пропустить, и хорошо зажаренным мясом закусить Гулбат Григорьевич не отказывается. Такие примеры вдохновляют. Как вдохновили меня до бури в душе разговоры слепых паролимпийцев-пловцов, с тренировками которых совпадают мои ранние часы посещения бассейна. «Ковачевич назад оттянется»; Роналду в «Ювентусе»! Я чуть не сошёл с ума!»; «Пикфорда сейвы – это тебе не Мэри Пикфорд в свете софитов», - каламбурит слепая ДЕВОЧКА!!! И какое после этого право имею я на нытьё и жалобы на жизнь?! Какая сила духа, Господи! Начихать на такое несчастье и сохранить интерес к происходящему вокруг?! Нет, примеры правильного отношения к жизни – дару Божьему, надо брать с несокрушимого раблезианца Гулбата Григорьевича, с этих чудесных юношей и девушек, а вовсе не с воспевающих смерть и горести бытия декадентов, что я по молодости лет и позволял себе сдуру.

Но вернёмся в колею нашего повествования. Гулбат Торадзе захватил на ужин, по моей просьбе, свою 15-страничную брошюру «П.И. Чайковский в Грузии», которую и презентовал мне с дарственной надписью. Книжка тоненькая, да, как говорится, «томов премногих тяжелей». Комментируя её постранично прямо за столом, Гулбат Григорьевич сразу обратил моё внимание на такой, известный считанным историкам музыки факт: одно из лучших творений композитора – опера «Евгений Онегин» в Тбилиси была поставлена в феврале 1883 года, на целых полтора (!) года раньше, чем в тогдашней столице Российской империи – Санкт-Петербурге…
«Многие знаменитости, приезжавшие в Грузию, уезжали влюблёнными в наши «небеса бирюзовые и землю изумрудную», - говорит Гулбат Григорьевич, воздавая должное форели, жаренной на гриле. – Но такого бескорыстного, преданного друга и доброжелателя, как Чайковский, я не припомню. Подумай только, в последний период своей жизни, в промежутке между 1886 и 1890-м годами, он пять раз (!) посетил Грузию, в общей сложности провёл здесь пять месяцев из своей недолгой жизни, и, хотя по психотипу не был склонен к внешним проявлениям эмоций, свой восторг от природы Грузии, людей, народной музыки, засвидетельствовал в многочисленных дневниковых записях, письмах и нескольких устных высказываниях, запечатлённых в воспоминаниях современников». 
Действительно, дорогого стоит, к примеру, восторженное описание панорамы, открывшейся перед Петром Ильичом при первом путешествии (апрель 1886 г.) по Военно-Грузинской дороге: «Дорога… удивительно, величественно, поразительно красива… Незадолго до станции Душет вдруг открывается вид на даль, столь изумительно чудный, что хочется плакать от восторга».
Дорого сердцу каждого тбилисца и трогательное признание великого композитора в любви к столице Грузии: «Господи, как мне хотелось бы вместо Берлина быть теперь в Тифлисе!!! Тифлис как-то особенно люблю» (из письма к брату – М. Чайковскому). Или: «Трудно выразить, до чего я душой стремлюсь в Тифлис… Что за чудная страна, будь я помоложе, я бы устроился здесь навсегда (из писем к М. Ипполитову-Иванову и Э. Направнику). 
- Что касается «грузинского следа» в биографии Чайковского, - продолжает свой рассказ-комментарий Гулбат Григорьевич, - он берёт начало ещё задолго до того, как взорам Петра Ильича открылось всё великолепие панорамы Кавказских гор. 

Нельзя не упомянуть в этой связи Харлампия Ивановича Саванели (1842-1890). Известный хоровой дирижёр и общественный деятель, он был первым грузином, окончившим в 1868 году петербургскую консерваторию, где и подружился с Чайковским. 

Именно в общении с Саванели, тонким музыкантом и патриотом своей страны, Пётр Ильич, надо полагать, почерпнул не только теоретические сведения об «отдельном микрокосме» грузинской полифонии, стоящей на другом полюсе, по сравнению с европейским (да и восточным), унисоном. Друзья встречались и во время приездов Чайковского в Грузию. 
Примерно в эти же годы судьба свела композитора с будущим духовным отцом современного грузинского общества, выдающимся поэтом, прозаиком, публицистом, мыслителем и общественным деятелем Ильёй Чавчавадзе, в 1987 году причисленным к лику святых Грузинской Православной Церкви. В 1859-1960 годах Илья, будучи студентом Петербургского университета, посещал гостеприимный дом отца композитора, Ильи Петровича Чайковского, и был увлечён его дочерью Сашенькой.
Впоследствии, в 80-е-90-е годы грузинская газета «Иверия», которую редактировал Илья Чавчавадзе, неоднократно помещала информации, связанные с пребыванием Чайковского в Тифлисе. 
Ещё одна «ниточка», связывающая Петра Ильича с Грузией протянулась в годы его преподавательской деятельности в Московской консерватории, куда он был приглашён сразу по окончании Петербургской консерватории. Его коллега, профессор Н. Д. Кашкин писал в своих воспоминаниях, что «безукоризненная добросовестность, ум и знание дела поневоле заставляли его быть хорошим преподавателем, в особенности для учеников более талантливых, с которыми он мог объясняться прямо примерами из богатого запаса своей музыкальной памяти… Талантливых учеников он всеми средствами старался поощрить к усердной, настойчивой работе». Одним из таких талантов (которому Чайковский преподавал предмет гармонии) оказался юный виолончелист Иван Сараджишвили (1862-1898), проживший короткую, но насыщенную жизнь. 
- Я писал о нём в материалах о грузинской полифонии. Иван Сараджишвили родился в Москве и впоследствии преподавал в музыкальных классах Тамбова. Затем он продолжил деятельность, переехав на жительство в Тифлис, собирал грузинские народные песни, стал автором первых в Грузии виолончельных произведений малой формы.
Был в его жизни особенный, лучший, наверное, день – соло-концерт в Тифлисе, в 1881 году, когда за дирижёрским пультом сменяли друг друга… Пётр Чайковский и Михаил Ипполитов-Иванов.
- Ну, ты поработал. Я бы добавил этот фрагмент в свою книжку. 
- Ещё не вечер, Гулбат Григорьевич. А не могли бы Вы последовательно рассказать о приездах Чайковского в Грузию, в режиме хроники…
- Пётр Ильич был наслышан о красотах Грузии, гостеприимстве её народа, о том, каким благотворным оказалось пребывание в Грузии для великих русских писателей: Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Толстого, многих других. Между прочим, в письме к Антону Аренскому Чайковский мудро и поэтично назвал Грузию «богатой художественными стимулами страной».
Поэтому не случайно, что у него появилось желание увидеть Грузию своими глазами, тем более, что от своего младшего друга – упомянутого известного композитора Михаила Ипполитова-Иванова, в 1880-е-1990-е годы жившего и работавшего в Тифлисе, Пётр Ильич знал, что его музыка восхищает тифлисскую публику. 

Это было истинной правдой. На сцене Тбилисского оперного театра (на днях, в июле 2018, закрывшего, кстати, 166-й сезон), со всё нарастающим успехом шли оперы Чайковского «Мазепа», «Орлеанская дева», «Евгений Онегин», «Чародейка» («Пиковая дама» тогда ещё не была написана). По приезде в Грузию Чайковский писал своей платонической «любви на расстоянии» и покровительнице Надежде Филаретовне фон Мекк: «Я не ожидал, что в Тифлисе мою музыку так хорошо знают. Оперы здесь играют больше, чем где-либо, и особенно «Мазепа» имеет большой успех». 
А непосредственным поводом для приездов в Грузию, начиная с 1886 года, явилось то обстоятельство, что в те годы в столице жил и работал (мы уже об этом упоминали – авт.) сначала прокурором Судебной палаты, а затем вице-губернатором, младший брат композитора – Анатолий Ильич.  
«Такие, говоря нынешним языком, силовики были в те времена, что общие интересы у них оказываются не только в правоохранительной, но и в культурной сфере. Анатолий Чайковский владеет игрой на скрипке, увлекается театром, на короткой ноге со многими известными актерами, сам играет в любительских спектаклях, в том числе и в столице Грузии. Свой он и в музыкальном мире, в Тифлисе даже избран членом дирекции Музыкального общества, а как скрипач участвует в камерных ансамблях. И все это, отметим, не помешало ему дослужиться до должностей Тифлисского, а затем Ревельского и Нижегородского вице-губернатора. А господин Тебеньков редактирует газету «Кавказ», да еще настолько увлекается историей, что создает несколько серьезнейших монографий. Карьеру же завершает не только почетным мировым судьей Тифлисского окружного суда, но и исполняющим обязанности главного редактора петербургского «Сельского вестника», - пишет не установленный нами автор в газете «Добрые люди» от 19 июня 2014 года (http://www.dobrieludi.com/articles/1330/%22).

Встречали Петра Ильича в первый его приезд не только родня – члены семьи брата, но и Харлампий Саванели, как же оставить вниманием визит знаменитого друга и соученика по петербургской консерватории, и уже завоевавший известность Иванэ Сараджишвили, и Михаил Ипполитов-Иванов со своей супругой, знаменитой певицей и одной из лучших исполнительниц вокальной музыки Чайковского Варвара Зарудная.
Среди её выдающихся интерпретаций оперных созданий Чайковского историки музыки и современники отмечают прежде всего партию кумы Настасьи из «Чародейки», Марии из «Мазепы», вокальный и сценический образ которой Зарудная создала в Тифлисе, в присутствии Петра Ильича, и, конечно же, партия Татьяны из бессмертного как в музыкальном, так и в литературном воплощении, «Евгения Онегина». 

С 1883 года, работая как певица в Тифлисе, Зарудная начала  преподавать в музыкальных классах, затем вместе с мужем в Ипполитовым-Ивановым участвовала в организации Тифлисского музыкального училища, где в её классах занималось около 40 учеников, с которыми помимо основных вокальных занятий силами студентов ставились оперные спектакли или отрывки из опер.
В письмах, написанных в первые же дни приезда в Тифлис, Чайковский так описывал свои впечатления от города: «Солнце ярко сияет, в садах повсюду цветы… Тифлис напоминает некоторые итальянские города, особенно Флоренцию». В старом городе его привели в восхищение узкие переулочки, выкипающие эмоции сцен уличного житья-бытья; поразили ремесленники, работавшие на виду у прохожих. 
Чайковский посетил тифлисские храмы, был в Сионском кафедральном соборе, где венчался Александр Грибоедов с Ниной Чавчавадзе, и откуда хоронили великого драматурга, на руках, не прибегая к гужевому «транспорту» перенеся гроб на Мтацминда (Святую гору). Чайковский побывал и на Мтацминда, посетив могилу своего великого предшественника, бывшего, между прочим, весьма одарённым композитором, но оставшимся в веках как создатель «Горя от ума». 
«А вот первые впечатления о самом Тифлисе: «Город восхитительно живописен… Главные улицы очень оживлены, магазины роскошны и совсем Европой пахнет.
Зато, когда я зашел сегодня в туземный квартал (Майдан), то очутился в совершенно новой для меня обстановке. Улицы необыкновенно узенькие, как в Венеции; с обеих сторон внизу бесконечный ряд лавчонок и всяких ремесленных заведений… Тут же и хлебопекарни. И какие-то съестные лавочки, в коих что-то пекут и жарят. Очень любопытно и оригинально. Он много ходит по городу, часто гуляет в саду Муштаид, «с которым просто сроднился»; Он расхваливает местные природу, климат, бывает на службе в Сионском соборе: «Теперь я уже хорошо ознакомился с Тифлисом и все наиболее замечательное видел. Был в здешних банях, устроенных на восточный лад, посетил наиболее замечательные церкви… был также в монастыре Давида, на горе, где похоронен Грибоедов…», «…Разнообразие прогулок большое. Изучил Тифлис гораздо лучше многих, постоянно живущих здесь». А после прогулок «занимался чтением и работой». (фрагмент статьи и цитаты из статьи в газете «Добрые люди»). 
В письмах и дневниках читаем следующие записи Петра Ильича: «Это одна из тех прогулок, которые не забываются никогда…». «(Я) изучил Тифлис гораздо лучше многих постоянно живущих здесь» и «… люди здесь премилые». Через своих грузинских друзей, брата и членов его семьи Чайковский сближается с представителями музыкальных и литературных кругов грузинской столицы… 
«Дом на Консульской пышен и гостеприимен. Невестка, жена брата Прасковья, по-семейному «Паня» - одна из первых красавиц города, в ее гостиной – балы, спектакли, концерты, центр литературной жизни. А еще Петр Ильич приглашается на приемы и карточные сражения, званые обеды и любительские спектакли в другие блестящие дома. В общем, не жизнь, а праздник» (фрагмент из статьи в издании «Добрые люди»).
- Чайковский знакомится с издателем, переводчицей, впоследствии активной участницей основания Тбилисского государственного университета Мариам Джамбакур-Орбелиани; пианистом Константином Алихановым, тоже учившимся в Петербургской консерватории, одним из основателей Тбилисских музыкальных классов, предтечей Тбилисской консерватории, директором тбилисского отделения Русского музыкального общества.

Здание этого общества или Музыкального кружка находилось на углу Головинского проспекта и Давидовской улицы. На его месте, на углу нынешних проспекта Руставели и круто берущей вверх улицы Бесики впоследствии появилось новое, известное последующим поколениям тбилиссцев как Дом офицеров, просуществовавший всю советскую эпоху. 
- Где ты эту информацию выискиваешь? 
- В библиотеках я как рыба в воде, батоно Гулбат, и библиотекарши сразу видят во мне родственную ищущую душу, соответственно и откликаются…
- Тогда я скажу, что тебе, возможно, неизвестно. В доме инженера и скрипача-любителя Иосифа Андроникашвили проводились квартетные вечера. Пётр Ильич с удовольствием посещал эти вечера и однажды при исполнении квартета Бетховена даже заменил своего заболевшего бывшего ученика Иванэ Сараджишвили, сыграв на фортепиано(!) партию виолончели (!).
И да будет тебе известно, что Иосиф Андроникашвили был ещё и одним из первых грузинских фотографов-любителей, именно ему мы обязаны несколькими, теперь уже бесценными фотографиями, на которых запечатлён Чайковский. 

А вот на этих страницах я подробно, благодаря сохранившимся источникам, описываю концерт из произведений Чайковского, состоявшийся 19 апреля 1886 года в Оперном театре, при большом стечении публики. Композитору поднесли лавровые венки и даже один серебряный венок, несчётно – роскошных букетов. Оркестр и хор несколько раз исполнили «Здравицу» из оперы «Мазепа», причём текст был переделан сообразно праздничному событию. Удивительно, но этот тбилисский бенефис оказался первым в биографии Чайковского торжественным чествованием, данью преклонения перед его божественным дарованием. «Ничего подобного я ещё в своей жизни не испытал», - писал композитор своему брату Модесту. 
После торжественной части состоялся концерт. Звучали отрывки из опер «Евгений Онегин» и «Мазепа», романсы, инструментальные пьесы. Оркестр под управлением Михаила Ипполитова-Иванова исполнил «Серенаду для струнного оркестра» и увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта» (это была окончательная, третья редакция, и впервые она прозвучала именно в Тифлисе). 
Ещё более красочно описывает это торжество автор статьи в газете «Добрые люди»:
«Газета «Кавказ» в №104 называет этот вечер «экстренным концертом Тифлисского Отделения Императорского Русского Музыкального Общества, устроенным в честь дорогого тифлисского гостя, талантливейшего из современных русских композиторов». Исполняются «исключительно произведения виновника торжества», которому отведена директорская ложа, украшенная его вензелем, гирляндами лавра и лирой.
«Театр, где состоялось его чествование, был убран зеленью и цветами, ложа, в которой помещался с семьей дорогой гость, вся утопала в ландышах, их мы выписали из Кутаиса целый вагон», - делится впечатлениями организатор вечера, композитор и дирижер Михаил Ипполитов-Иванов. Зал начинает заполняться за час до начала, и к назначенным восьми переполненный театр «представлял особенно торжественный и элегантный вид». Ничего не скажешь, умел Тифлис любить: кому-то – миллион алых роз, кому-то – вагон ландышей!
Приветствуя гостя, музыкальный и общественный деятель, меценат Константин Алиханов, подчеркивает: «Наша небольшая музыкальная семья, как и вся музыкальная Россия, давно знакома с вашим славным именем и, по справедливости, считает вас творцом русской национальной симфонии». Чайковскому преподносится его портрет в серебряной оправе в виде лаврового венка, затем вручаются и настоящие венки, «на лентах которых отпечатано, от представителей какой именно отрасли музыкального искусства они поднесены». В завершение – сам «экстренный концерт», длящийся до полуночи».
Спустя менее недели, 25 апреля, с большим успехом состоялось представление оперы «Мазепа» - так тифлисская музыкальная и вся просвещённая общественность поздравила композитора с его 46-летием. 
Чайковский побывал и в Музыкальном училище, оставил в дар этому учреждению свой фотопортрет с дарственной надписью: «Тифлисскому музыкальному Обществу и училищу на память от благодарного и глубоко польщённого выражениями сочувствия П. Чайковского 20 апреля 1886 г., Тифлис». 
Внизу композитор приписал фрагмент партитуры из сочинённой им симфонии «Манфред».
Когда пришёл час расставания, 29 апреля, при огромном стечении провожавших, Пётр Ильич поездом выехал в Батуми, а оттуда морем – в Марсель. 
«Месяц, проведённый мною в Тифлисе, принадлежит к самым радостно-светлым в жизни», - писал Чайковский Михаилу Ипполитову-Иванову 7 июля 1886 года.
Пётр Ильич всей душой стремился вновь побывать в столь полюбившемся ему городе, но смог «высвободиться» от чрезмерной занятости только лишь спустя год с небольшим. 
С 1 по 15 июня он жил в Тбилиси, а затем двадцать пять дней провёл в Боржоми. 
Как и в первый раз, и в два последующих приезда, он остановился в семье брата Анатолия Ильича (в доме Соловцова, по б. Михайловскому проспекту), напротив знаменитого сада Муштаид, любимого места прогулок части тифлисского общества, которая могла позволить себе вечерний досуг.  
Через десять дней Пётр Ильич выехал в Боржоми – отдохнуть и подлечить желудок знаменитыми минеральными водами и ваннами. 

​​

Памятник П.И. Чайковскому в Боржоми. Скульптор Т. Гвиниашвили.

Письма и дневниковые записи этого времени полны описаниями красот природы Боржоми и его окрестностей. «Вот уже две недели, что я в Боржоме. Скажу вам, что это – одно из прелестнейших мест, когда-либо мной виденных» - это из письма Чайковского доброй своей приятельнице Юлии Петровне Шпажинской. Есть ещё много писем в той же «тональности» по отношению к Боржоми.
- А вот ещё справочку дам, из «Литературного Крыма» в качестве источника: 
«Юлия Петровна, жена известного драматурга Ипполита Васильевича Шпажинского, пьесы которого в то время с успехом шли на столичных и провинциальных сценах, поселилась в этой глухой провинции, как называл Севастополь Петр Ильич, не по своей воле. Ипполит Васильевич бросил семью и пожелал, чтобы Юлия Петровна уехала куда-нибудь подальше. Не имея достаточных средств существования на то, чтобы отдельно жить в Москве или Петербурге, она вместе с двумя детьми и матерью нашла себе приют в Севастополе, оказавшись в полном смысле в изгнании. Знакомство Петра Ильича с семьей Шпажинских произошло в начале 1885 года. Брат его Модест, будучи в январе этого года в Москве, упомянул Петру Ильичу о драме Шпажинского "Чародейка", заметив, как эффектна была бы для оперы сцена встречи Кумы с Княжичем. Чайковский в это время искал подходящий сюжет для новой оперы. В тот же день он купил экземпляр "Чародейки" и пришел в восторг от упомянутой братом сцены. Тотчас написал он письмо Шпажинскому, и Ипполит Васильевич ответил большим желанием познакомиться с Петром Ильичем, заверил его, что ни с кем бы не хотел работать с таким удовольствием, как с ним». (https://vk.com/topic-34617900_28691229?offset=0)

- Я уже привык как-то, продолжай в том же духе. Так вот, находясь в Боржоми, Чайковский нашёл, наконец, время, для осуществления давнего своего замысла. Он обратился к императору Александру III с обширным посланием, в котором просил российского самодержца помочь со средствами для завершения строительства нового здания оперного театра, соответствующего «достоинству такого прекрасного города, как Тифлис». Строительство было начато в 1880 году, но продвигалось, что называется, «черепашьими темпами». 
И представь себе, старания Чайковского увенчались успехом. Средства были отпущены, и театр достроен в 1896 году, уже после смерти композитора. 
В Боржоми Петра Ильича узнали отдыхающие, и немало ему досаждали чрезмерным вниманием. Спасение наступало вечером, в узком кругу, где Чайковский сражался в винт, модную в то время карточную игру. 
С пребыванием в Боржоми Петра Ильича, несмотря на назойливость курортников – хоть караул кричи - связаны яркие страницы его творческой биографии. Здесь им был написан хор «Утёс» («Ночевала тучка золотая») на слова Михаила Лермонтова. В этом произведении отчётливо слышны интонационные отголоски известной грузинской песни «Ахал агнаго суло» («Нововозведённая душа»). В своё время эта песня привлекла внимание Грибоедова, Пушкина и Глинки, написавшего романс «Грузинская песня».  Там же, в Боржоми, композитор работал над такими своими сочинениями, как оркестровая сюита «Моцартиана» и секстет «Воспоминания о Флоренции».
Раз уж пришлось к слову, давай перечислим, какие ещё произведения Чайковского сочинены в Грузии или навеяны пребыванием в нашей стране? А это – симфоническая баллада «Воевода», датированная 1890 годом; в 1889 году на грузинской земле Чайковским были созданы начальные фрагменты балета «Спящая красавица» и оперы «Иоланта»; первые наброски оперы «Чародейка»; в тифлисской записной книжке Петра Ильича - эскизы тем Пятой симфонии и программа работы над ней. Восхищённый наигранной (или напетой) ему Михаилом Ипполитовым-Ивановым мелодией народной колыбельной «Иавнана», Чайковский впоследствии использовал её в балете «Щелкунчик», в музыке знаменитого «Арабского танца». Что ещё раз доказывает: подлинная жажда творчества способна одолеть настырность обывателей, и не только её. 
А в целом исследователи творчества Чайковского обнаружили в восьми его сочинениях интонационно-ритмические «проникновения», исходящие от грузинского слухового опыта. 
В конце марта 1889 года Пётр Ильич вновь приехал в Тифлис по Военно-Грузинской дороге и пробыл в столице 25 дней. 
Следующий приезд Чайковского по маршруту Париж-Константинополь-Батуми-Тбилиси предоставил композитору возможность знакомства, хотя и беглого, с Западной Грузией. «нельзя описать, до чего роскошна, богата растительностью Рионская долина, окаймлённая с двух сторон причудливой формы скалами. Пробыл он в Грузии на этот раз всего 18 дней, но обогатил свои впечатления «вылазкой»: «Совершил прелестную прогулку в сторону Коджор». А Коджори, дачный посёлок неподалёку от Тбилиси, между прочим, - родина другого классика музыкальной композиции, но уже века двадцатого, хоть и тоже Ильича по отчеству – Арама Хачатуряна. Такие вот забавные совпадения встречаются в нашем подлунном мире.  
А вот последнее посещение Грузии композитором – осенью 1890 года, с 14 сентября по 22 октября, оказалось особенно насыщенным и разнообразным. Центральными событиями в эти дни, безусловно, явились спектакль «Евгений Онегин», который прошёл под управлением автора, под овации и громогласные выкрики «браво!».
По сей день одной из тбилисских легенд остаётся торжественное чествование композитора 20 октября, по завершении большого симфонического концерта, которым опять-таки дирижировал сам Чайковский. Видя его небывалое волнение перед этим выступлением друзья приняли единственно верное решение – композитора надо отвлечь. И его везут в полюбившийся Петру Ильичу Ботанический сад, показывают великана в балагане, катают на каруселях, и это Чайковского развлекает, как ребёнка, а потом, преднамеренно и основательно утомив, укладывают спать.
Когда Пётр Ильич выходил из-за кулис, оркестр грянул в его честь туш, а зал взорвался аплодисментами, очень смутив застенчивого композитора. В концерте прозвучали Сюита №1, Серенада для струнного оркестра, Торжественная увертюра «1812». Пианист И. Матковский, певцы П.Кошиц и И.Соколов исполнили несколько фортепианных и вокальных сочинений к Работать ему практически не удается в течение всех 18 дней – в доме брата полно гостей, желающих познакомиться со знаменитостью, со всех сторон сыплются приглашения в гости. В дневнике даже появляется запись: «Неудачное желание одиночества». 

Концерт проходит, как и полагается – «элегические романсы», «прелестное трио», виновник торжества в первом ряду, приветственная речь драматурга и поэта, одного из организаторов Артистического общества Александра Опочинина. А потом «компания, человек сорок, поехала на фаэтонах» на главную часть программы – застолье, в одном из знаменитых Ортачальских садов. Во главе длинного стола под деревьями – Чайковский и жена Ипполитова-Иванова, замечательная певица Варвара Зарудная. Остальные рассаживаются «по своим музыкальным и общественным рангам». Тамада – еще один правовед, член Судебной палаты Валериан Карнович провозглашает тосты, Опочинин читает экспромт, восхваляя «То море звуков, лес гармоний,/ Что в ряде опер и симфоний/ Твой славный гений дал нам в дар». И на похвалы за этот стих отвечает под общий хохот: «Мой «экспромт» вы находите удачным; недаром, значит, я просидел за ним два вечера».
А застолье идет своим чередом, о чем свидетельствует Корганов: ««Произносилось немало речей и тостов; болтовня шла также подобающая обстановке; было выпито немало кахетинского вина… Некоторые из присутствовавших подносили Чайковскому листочки бумаги, другие, более предусмотрительные, - его фотографические портреты, а Сараджев – свою белую фуражку, с просьбой получить на ней автограф карандашом». Удается и немузыкальная часть: Чайковский получает диплом почетного члена местного Музыкального кружка, дирижирует преподнесенной ему палочкой из слоновой кости, его засыпают цветами, а вечер, естественно, заканчивается «парадным ужином в Артистическом обществе с рядом сердечных речей, тостов и приветствий». В 2014 году, в серии библиотеки тбилисского Международного культурно-просветительского союза «Русский клуб» вышла в свет книга журналиста Владимира Головина «Полтораста дней Петра Ильича» - о пребывании Чайковского в Грузии. 

«Комфортнее всего Петру Ильичу было с Ипполитовым-Ивановым, в его семье, - пишет автор. – Певица Александра Амфитеатрова-Левицкая, к слову, первая исполнительница партии Ольги в «Евгении Онегине» вспоминает:
«В 1890 году мы с мужем переехали в Тифлис, наша встреча с Петром Ильичом состоялась у наших общих друзей Ипполитовых-Ивановых. Пётр Ильич был особенно дружен с женой Михаила Михайловича Варварой Зарудной, которую особенно ценил как образованного человека и талантливую певицу. Его сурово-мрачный вид консерваторского профессора, запечатлевшийся в моей памяти, совершенно исчез: передо мной предстал незнакомый мне Чайковский, с милой приветливой улыбкой, добродушным выражением лица. Пётр Ильич очень поседел, но не казался стариком. 

Чайковский очень любил возиться с Таней – двухлетней дочкой Ипполитовых-Ивановых, он называл её Шишечкой и, играя с нею, сам по-детски увлекался игрой. Забавно было смотреть, как Таня карабкалась, пытаясь взобраться на руки к Петру Ильичу, а он, продолжая с кем-нибудь серьёзно разговаривать, заботливо усаживал её к себе на колени…
Обыкновенно после обеда не вставали из-за стола, гости застревали до позднего вечера. Шли оживлённые разговоры о музыке, о новых оперных постановках, о делах музыкального училища. Иногда Пётр Ильич рассказывал о своих заграничных поездках, о новинках, появляющихся в тамошнем музыкальном мире. Но с появлением генички Корганова, одного из преподавателей музыкального училища, молодого, очень талантливого композитора и остроумнейшего собеседника, разговор незаметно принимал другое направление, и поминутно раздавались взрывы хохота от его каламбуров, острот и анекдотов, которые он умел рассказывать с необыкновенным юмором».
Сохранилась в записях современников такая комичная история (фрагмент из статьи в издании «Добрые люди»):
«Корганов, армянин-пианист, дирижирует «игрою восьми девиц в 16 рук на 4 роялях». Точно в тот момент, когда начинают играть «Песню без слов». Чайковского, в зал входит группа организаторов концерта и… Петр Ильич. Корганов, у которого «рука задрожала, в глазах потемнело», машинально продолжает махать палочкой. Именитый гость подходит к нему при последних звуках пьесы: «Позвольте познакомиться, Чайковский… Что же вы машете под пюпитром, у самого пола. Ведь дамы не видят вашей палочки». Услышав в ответ искреннее: «Хорошо еще, что я сам не полез под пюпитр и не растянулся на полу», предлагает прийти нему и проштудировать все три пьесы». 

Те осенние дни проносятся быстро. Но заполнены они не только традиционными для тифлисской жизни композитора встречами, прогулками, приемами. Прочтем письмо владельцу музыкального магазина Баграту Мириманяну, написанное 22 октября, за день до окончательного расставания с Грузией: «Возвращая вам рояль фабрики Дидерихса за №4336, коим в течение шести недель, проведенных в Тифлисе, благодаря вашей любезности я пользовался, - считаю долгом выразить вам мою живейшую признательность. Инструмент этот был для меня неоцененным пособием при сочинении последнего моего произведения «Воевода» (баллада для оркестра). Примите уверение в искренней моей благодарности». Думаю, что это уверение можно отнести и ко всем тифлисцам, встретившимся на пути композитора. 
Нельзя не упомянуть и об одной весьма знаменательной встрече Петра Ильича с молодым музыкантом, фольклористом Захарием Чхиквадзе, который, откликаясь на желание Чайковского ознакомиться с грузинским музыкальным фольклором, преподнёс композитору составленный им рукописный сборник (альбом) народных песен. В своих воспоминаниях Чикваидзе рассказал, с каким неподдельным интересом знакомился Пётр Ильич с поразившими его до глубины души нотными записями. 
- Неужели эти песни рождены в народе, - восторгался он. – Какая ясность и стройность звучания, какое глубокое чувство!
И, подойдя к роялю, великий музыкант, очарованный открывшимся перед ним доселе неведомым чудесным миром, стал импровизировать, да так, что у его молодого собеседника, по собственному признанию, перехватило дыхание.
«Если мне позволят обстоятельства, - сказал тогда Чайковский, - я желал бы посетить все уголки Грузии и в полной мере познать всё богатство и своеобразие ваших песен и песнопений».
- Увы, желанию композитора не суждено было сбыться, - подводит итоги своего рассказа-комментария Гулбат Торадзе. – Этот приезд оказался последним посещением Грузии в его жизни…
Известие о смерти Чайковского 25 октября 1893 года потрясло всю грузинскую общественность. Музыкальное общество «отдало дань памяти Чайковскому, устроив симфонический концерт из его произведений».
В Грузии Чайковский, как при жизни, так и за истекшие после его кончины уже более 125 лет, был и остаётся одним из самых любимых и часто исполняемых композиторов, что в равной степени относится к его оперному и к балетному, симфоническому, камерному (вокальному и инструментальному творчеству).
В историю грузинского музыкального искусства золотыми буквами вписаны имена многих и многих замечательных музыкантов - дирижёров, певцов, инструменталистов – блестящих исполнителей музыки Чайковского, начиная с легендарного Вано Сараджишвили (непревзойдённый Ленский, увы, с техникой звукозаписи по времени не повезло) и Сандро Инашвили (бесподобный Онегин), и тоже записи не удались). Из наших современников – не так давно ушедший из жизни Зураб Анджапаридзе – по мнению многих знатоков и поклонников вокала – лучший Германн из «Пиковой дамы».
Двенадцать молодых грузинских исполнителей в разное время становились лауреатами конкурсов имени Чайковского, и среди них такие выдающиеся исполнители как пианистка Элисо Вирсаладзе, скрипачка Лиана Исакадзе, вокалисты Зураб Соткилава и Паата Бурчуладзе…

И, наконец, в марте прошлого года в тбилисском Дворце искусства открылась выставка под названием «Театр Петра Чайковского». В части экспозиции под названием «Чайковский и Тифлис» есть фотографии в «Белом духане» на Военно-Грузинской дороге, когда Чайковского провожали домой, пишет Анастасия Словинская в статье «Четыре весны и одна осень Чайковского в Тбилиси» (http://www.ekhokavkaza.com/a/28346875.html)

В интервью корреспонденту Словинской прибывшая на вернисаж директор Мемориального музыкального музея-заповедника П.И. Чайковского в российском городе Клин  Галина Белонович рассказала:

«Здесь, в Тифлисе, снимали его несколько фотографов. Во-первых, Барканов – был такой известный фотограф. Потом прекрасный своего рода фоторепортаж сделал князь Андроникашвили и потом подарил Чайковскому альбом, заполненный этими фотографиями.

Кроме того, в нашем музее-заповеднике сохранились вещи, которые композитор привез из Тбилиси:
На фотографиях кабинета, гостиной вы увидите тифлисские паласы (ковры), их Чайковский приобрел здесь, в Тифлисе, очень дорожил ими, они ему очень нравились. Даже когда жена Анатолия Ильича (брата) - Прасковья Владимировна хотела их как-то заполучить, он сказал, что ни за что их не отдаст, что они ему дороги».

Заключительные слова нашего очерка не претендуют на какие-то открытия, зато никак не погрешат против истины. 
Имя Чайковского бессмертно. Его грандиозные творения навсегда останутся спутниками всего культурного человечества, в том числе и грузинского народа, навечно связаны они и с самой Грузией, на земле которой были созданы яркие, незабываемые страницы биографии великого композитора.