Трагедия конца, или Странный мир перестройки. О романе Александра Проханова «ЦДЛ»
Трагедия конца, или Странный мир перестройки. О романе Александра Проханова «ЦДЛ»
Александр Проханов. «ЦДЛ». Роман; «Оплавленный янтарь». Стихи. – М.: «Вече», 2021. – 384 с. – Серия «Проза нового века».
Тридцатилетие конца СССР не за горами. Я не ошибусь, если скажу, что разгорится и, возможно, надолго дискуссия о значении этой даты – одной из важнейших дат в истории ХХ века. И как бы ни хотелось кому-то дискуссию свернуть (усваивать уроки истории любят не все), она будет шире всероссийской. Так же, как значение существования СССР шире того, что оно значило для народа, ставшего советским, а потом исчезнувшего.
…Будущий историк – это, как известно, фигура вымышленная, она может и не появиться, хотя требование учиться у истории непреложно: пренебречь этим требованием не в силах никто, сколько бы ни твердили попугаи, что «история ничему не учит». А вот если разговор о романе «ЦДЛ» Александра Проханова, где автор перебирает наше недавнее прошлое, то без «будущего историка» не обойтись. Особенно, если прошлое из сознания не уходит. Оставаясь непереваренным, оно болит, притягивает к себе. Потребность в научной и художественной реконструкции прошлого во имя будущего становится в таких случаях ощутимой и необходимой.
Будущему историку роман «ЦДЛ» понадобится как один из источников. Понадобится и потому, что реально существовавшие, ныне умершие люди, которые фигурируют в романе под своими именами, числом своим превышают число героев, рождённых фантазией автора.
Действующие лица у Проханова – не условно-схематические изображения, это живые, полнокровные образы: главный идеолог перестройки Александр Николаевич Яковлев, секретарь ЦК КПСС и глава ракетно-космической отрасли Советского Союза Олег Дмитриевич Бакланов, первый секретарь правления Союза писателей СССР Георгий Мокеевич Марков, главный редактор «Литературной газеты» Александр Борисович Чаковский… Мелькают Михаил Горбачёв, Борис Ельцин, Борис Пуго, Григорий Явлинский, Михаил Шолохов, Валентин Распутин, Юрий Трифонов, Юрий Бондарев, Евгений Евтушенко...
Сюжетных линий много. «ЦДЛ» – книга о быте завсегдатаев Центрального дома литераторов, о войне в Афганистане (в небольшом по объёму произведении события войны за Пянджем занимают несколько десятков страниц), о заключительном этапе горбачёвско-яковлевской перестройки, о днях и людях ГКЧП, о любви. А стержень сюжета – возрастающее одиночестве одного из последних защитников Советского Союза, выведенного в романе под именем писателя Виктора Ильича Куравлёва, который становится в финале книги главным редактором газеты «День».
Прошлое сгорело. Фантастически сгорает у Проханова ЦДЛ, Центральный дом литераторов на улице Воровского в Москве. «Дом литераторов горел жарко. Было видно, как из горящих панелей Дубового зала, окутанные дымом, вылетают писатели… Писатели улетали из России».
Значит ли, что всесожжением писательского «ковчега» (не самое удачное сравнение в книге) автор окончательно ставит точку в наследии страны под названием СССР? Точку в судьбе той прослойки, которая не поспешила на помощь Куравлёву, когда в августе 1991 года вышел номер его газеты «День» «с бравурным лозунгом, набранным красной краской: «Слава ККЧП!» («обкуренная «перестройкой» интеллигенция», вскользь заметит о «прослойке» Проханов)?
Или это точка в истории всемирного явления ХХ века, которое зовётся советской цивилизацией? Не знаю. Проханов уходит от ясных ответов. Можно ли укорить его за это? Если точность заведомо недоступна, вовремя поставленный вопрос важнее ответа…
Куравлёв переживает всё, что во второй половине 80-х – начале 90-х годов переживала советская интеллигенция, вовлечённая в плавный поначалу, бурный затем переход из одной жизни в другую. «В политике соперничали две могучие группировки. Одна отстаивала основы… Другая сокрушала эти основы… Куравлёв всё твёрже, всё сознательнее вставал на сторону государства, которое потрескивало под напором «перестройки»… Но странное дело, его не оставляло ощущение, что эти враждующие силы растут из одного корня, питают друг друга. Ими управляют одни и те же потаённые жрецы, лукавые маркитанты. Подают свои лукавые советы и Горбачёву, и Ельцину, делая их схватку всё злее и беспощаднее».
Герою нечем подтвердить столь странное своё ощущение – тем более странное, что для Виктора Куравлёва оно является ощущением мира, в котором «идут на подвиг во имя правды, что оборачивается ложью»… В станице Вешенской, куда на день рождения старого, больного Шолохова съезжается много именитых гостей, Куравлёв задумывается о том, что без великого писателя невозможно великое государство. «Таково притяжение этого центра, что вокруг него совершает вращение само государство. Такова мощь государственного писателя, который для России важен, как Волга или Байкал». Но сказано же: «писатели улетали из России»… Уходило, улетало и время, когда можно было говорить о существовании великого государства. По телу государства пошли «трещинки», которые превращались «в трещины, разрывающие страну».
В романе разрастание трещин видно не всем, но оно уже проявляется в повседневном общении. Описывая внутреннее состояние героя, Проханов передаёт необычное чувство: «жизнь выворачивается наизнанку». Разговаривая со вчерашним другом, Куравлёв видит: «Между ними пролегла всё та же борозда, что продолжала расчленять человеческие связи и дружбы. Эта борозда ещё не слишком широка, через неё ещё можно друг до друга дотянуться и обменяться рукопожатиями, но обняться уже невозможно».
Проханов реалист. Он не хочет мистифицировать читателя, его творческие задачи в стороне от этого, но у него возникают мистические картины: «Куравлёв чувствовал, что работает огромная машина. Подпиливает опоры, разносит вдребезги стены, перекусывает связи, раскалывает плиты. И вся незыблемая мощь государства начинает крениться, оползает, грозит рухнуть, засыпать живых своими уродливыми обломками. Он видел очевидные признаки перемен, но не мог обнаружить глубинную волю, свершающую разрушение… Непонятен был глубинный замысел разрушения… Мир полнился перебежчиками».
Заканчивается роман разгромом (самоликвидацией?) Государственного комитета по чрезвычайному положению.
«…Враждебные газеты господствовали..., истребляя бегущие врассыпную колонны коммунистов», истребляя «всё советское». На встрече с Баклановым, за несколько часов до ареста секретаря ЦК, Куравлёв, удерживая рыдания, выкрикивает запальчивое объяснение всему, что произошло…. Скупо и выразительно описаны сцены убийств, произошедших в те дни в Москве … Оставим это читателю, который, надеюсь, доберётся до книги... В Дубовом зале ЦДЛ некто из друзей Куравлёва торжественно, под общие аплодисменты сжигает свой партбилет: «Куравлёву это показалось отвратительным. Он поднялся и вышел. Когда он пересекал фойе, в ЦДЛ входил корреспондент радио «Свобода» Франк Дейч. Он шёл, высоко подняв голову, властный, уверенный, как завоеватель, ступающий по завоёванной территории. За ним тянулся шлейф встречавших нового кумира».
…«Крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века», какой стала трагедия конца СССР, была также катастрофой людей и идей. Она была катастрофой общественной системы, скреплявшей существование десятков народов на шестой части суши. Дальний след это катастрофы протянулся на Югославию, Афганистан, Ирак, Ливию (всё ли?) и будет тянуться до тех пор, пока тайна «странного мира» будет оставаться тайной.
***
Мои заметки – что-то вроде рецензии, и надо бы сказать о недостатках, но не хочется портить впечатление тем, кто «ЦДЛ» ещё не читал. Оставим разбор литературоведам. Самый крупный, на мой взгляд, недостаток – то, что ткань интересного художественного произведения здесь и там разрывается фразами из публицистики. Впрочем, это Александр Андреевич Проханов – писатель, человек, стиль.