Всё проходит…
Всё проходит…
Владимир Спектор. «Откуда-то издалека». – К. : Друкарский двор Олега Фёдорова, 2021, – 588 с.
Книга – это всегда знакомство с автором. Магия чтения состоит и в том, что писатель виден в созданной им книге, чему бы она ни посвящалась. Внимательный читатель разглядит автора и в выборе слов, и в особенностях построения фразы, и во взгляде на обычные, каждодневные явления, и в оценках событий, и во множестве других, порой трудно определяемых сразу нюансах. И мало-помалу перед читателем как в фотолаборатории проявятся зримые черты человека, написавшего книгу. Если же перед читателем окажутся авторские воспоминания, знакомство произойдёт ещё быстрее. Такова книга Владимира Спектора «Откуда-то издалека…»
О подобных изданиях принято говорить «творческий итог». Это действительно так – перед нами итог очередного отрезка творческого пути поэта, прозаика и критика. Книга не просто разноплановая и разножанровая – под одной обложкой собраны стихи, воспоминания, критические отзывы о прочитанном и несколько статей о творчестве самого Владимира Спектора. Автор делится с читателем не столько фактами, оставшимися в памяти, сколько размышлениями о жизни, анализом истории и, не побоимся высокопарных слов, радостью и болью. По прочтении этой талантливой, искренней, честной книги остаётся ощущение как после общения с хорошим, близким другом.
Автор признаётся, что в 8 классе пытался вести дневник, но быстро бросил это занятие – летопись, потребовавшая от юноши усидчивости и знания жизни, в те годы не задалась. Но всему своё время. И вот перед нами – настоящая летопись, рассказ идёт, начиная от первого послевоенного десятилетия и заканчивая сегодняшним днём. Владимир Спектор принципиально честен, не скрывая, например, недостатков ушедшей эпохи. Но и не обличая огульно, не очерняя, как это стало модно последнее время. Описывается и хорошее, и плохое. Для любых событий и людей автор находит точные и корректные слова, не оскорбляя ничьей памяти, но и не приукрашивая, не утверждая, что раньше дороги были шире, а сахар слаще. Читателю не грозят назидательность или ворчливость, которые зачастую встречаются в мемуарах. Одна из сторон таланта Владимира Спектора – умение сохранять занимательность на протяжении всего повествования. А тонкий, лёгкий авторский юмор и приведённые очень кстати анекдоты разнообразят чтение. К ярким забавным эпизодам можно отнести историю отдыха семьи автора в Ялте с описаниями нелёгкого курортного быта «дикарей», вынужденных жить в комнате, похожей на скворечник, удобства к которой находились в ближайшем парке и на пляже. Или другую, не менее яркую сцену незадавшегося свидания, когда местные хулиганы устроили засаду на неудачливого ухажёра.
Именно юмор Владимира Спектора заставляет вспомнить мемуары другого поэта и признать, что стилистическая манера Спектора кое в чём близка стилю М.В. Исаковского. Книга «На Ельнинской земле» не просто глубоко лирична, но и пронизана добрым, спокойным юмором, продиктованным особенным взглядом на жизнь и на людей. Таким же взглядом наделён и Владимир Спектор, пишущий о тёмной стороне жизни с сожалением и болью, но никак не со злобой. Большую часть своей жизни автор провёл в Луганске, носившим в советские годы имя Климента Ворошилова. Неудивительно, что и большая часть воспоминаний посвящена Ворошиловграду-Луганску. Отложив книгу, читатель непременно отметит, что немножко уже ориентируется в этом городе, что книга незаметно погрузила в атмосферу его кварталов и оставила чувство, как будто вместе с автором была предпринята прогулка по Луганску. К большому сожалению, сегодня этот город вызывает горькие ассоциации. Не В.И. Даль, не половецкие бабы, не знаменитый тепловозостроительный завод и даже не Молодая Гвардия придут на ум при упоминании его имени. Сегодня первым делом вспомнится 2 июня 2014 г., когда город обстреляла украинская авиации, когда погибли мирные горожане, а власти в Киеве заявили, что взорвался кондиционер.
Я, к сожаленью, видел это –
Плевок ракетный, роковой...
И стало окаянным лето,
А тень войны над головой
Накрыла сумраком смертельным
Любви погасшие зрачки,
Где отразился понедельник
Началом траурной строки…
Вспомнится война, не утихающая на востоке Украины вот уже семь лет и уносящая новые жизни. Вспомнятся призывы украинских националистов в отношении русского языка и его носителей.
Но, хоть этим событиям и посвящены поэтические строки в книге, в целом Владимир Спектор предпочёл обойтись без подробных и пространных рассуждений об Украине последних семи лет. Автор словно бы не хочет помнить плохое, и лишь стихи не расскажут, а скорее намекнут читателю на чувства поэта, обращающегося к тому, что не просто ушло в историю, но было в самом прямом смысле сожжено и убито:
А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...
И память по сердцу – морозом по коже,
Ну да, заводская труба не дымится.
Морщины на лицах. Границы, границы...
И прошлого тень возле касс на вокзале.
А помните Валю? Не помните Валю...
А все-таки, помнить – большая удача.
И я вспоминаю. Не плачу и плачу.
Глаза закрываю – вот улица Даля,
Как с рифмами вместе по ней мы шагали.
Но пройденных улиц закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито все, без остатка?
А я вот не знаю, и память тревожу...
А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.
В первой же строчке повторенное «я тоже» задаёт драматический тон всему стихотворению. С первых же слов читателю передаётся авторское волнение, подкрепляемое в следующей строке словами «морозом по коже». Короткие фразы насыщены трагизмом: «труба не дымится», «морщины на лицах», и снова повтор, на сей раз передающий грусть, сопряжённую с обидой: «границы, границы…» Обидой на кого? Ни автор, ни лирический герой стихотворения не называют виноватых. И всё же обидно, что людей разделили границы, молодость ушла, а завод, как символ мощи, стабильности, независимости, перестал работать. Да, всё проходит, пройдёт и то, что кажется незыблемым сегодня. Приходится признать эту нехитрую истину. Гораздо сложнее принять это, и принять спокойно. Последние слова в стихе – «я тоже» – возвращают к началу, замыкая смысловой и графический круг. Примечательно, что в конце автор использует не запятую, как это было в начале, а точку, что заметно меняет смысловой оттенок. Здесь уже не ощущается та же торопливость, то же волнение. Скорее печаль и усталость. Герой, ведущий свой разговор с неназванным и молчаливым собеседником, как будто устал от собственных раздумий, от постоянно и безрезультатно тревожимой памяти. Но поделать ничего нельзя, приходится принимать происходящее и как-то жить дальше.
Поэзия в книге неотделима от автобиографической прозы. Если в воспоминаниях писатель обращается к реальным людям и событиям, называя всех и всё своими именами, то стихи становятся смысловым продолжением мемуаров, своеобразной иллюстрацией прожитого. Но это делается понятным только по прочтении как стихов, так и воспоминаний. Только тогда сознаёшь, что в центре повествования оказывается не загадочный лирический герой, а сам автор. Решившись совместить в одной книге стихи и мемуары, Владимир Спектор сделал книгу как бы вдвойне откровенной, усилив тем самым эмоциональную составляющую воспоминаний, не побоявшись обнажить свои чувства, связанные с событиями прошлого, с близкими людьми и даже с интимными страницами жизни. Автору на протяжении всей книги удаётся удерживать этот баланс между поэзией и прозой бытия, сохраняя ощущение реалистичности описываемого и наполненность мемуаров лиризмом.
Честность, принципиальность и в то же время грусть, задушевность – такова общая тональность книги. Чего бы ни касался в воспоминаниях Владимир Спектор – учёбы в школе, отношений с родителями и дедушкой, занимающим особое место и в книге, и в сердце автора («Полностью оценил, каким добрым и заботливым был дедушка, только, став взрослым. И мне стыдно, что не сказал ему “спасибо”, не поцеловал, не обнял лишний раз. Действительно, дети жестоки»), дружбе, армии, свиданиям с девушками, работе и поездкам по стране – во всём чувствуется как желание ничего не исказить, не пройти мимо, никого не обидеть, так и отметить то светлое, радостное, красивое, что непременно присутствует в любой человеческой жизни, какой бы грустной она подчас ни казалась.
Но жизнь самого автора уж никак не назовёшь грустной и скучной. Напротив – она насыщена событиями и впечатлениями, встречами и чувствами. И книгами, книгами, книгами… Но Владимир Спектор не стремится создать идиллию. Даже когда речь идёт о самых близких людях – сначала дедушке, родителях и брате, потом друзьях, жене и детях. Описывая, например, с большой нежностью родителей, автор тем не менее показывает, что случалось всякое, в том числе, несправедливость и ошибки.
Сегодня во всех бывших советских республиках не утихают споры о том, как жила большая страна, чего было больше в те годы – хорошего или плохого. Мнения высказываются самые диковинные, вплоть до того, что хорошей жизнь в СССР назвать нельзя по причине отсутствия в ней смартфонов и прочих гаджетов. Что ж, невежество бывает и комичным. Но те, кто действительно жил в те годы и остался честен – хотя бы перед собой – признают, что главным отличием той жизни от сегодняшней были отношения между людьми. Эту мысль, не высказанную прямым текстом, но тем не менее отчётливо явленную, можно встретить и в книге Владимира Спектора. Атмосфера дружелюбия и доброжелательности сохраняется между героями воспоминаний почти до последних страниц. Советские годы – не ради авторского желания что-то выпятить, доказать кому-то – показаны как время всеобщего развития. И страны в целом, и не самого крупного советского города Ворошиловграда, и каждого человека в отдельности. Учёба, армия, работа, творчество, спорт – таков был путь не только автора, но и окружающих его людей. И опять же: Владимир Спектор подчёркнуто честен, отмечая, что, несмотря на все недостатки, жизнь была «скромной, без излишеств, но и без мучительных, часто провидческих переживаний о том, каким невесёлым может быть день завтрашний и что ждёт в нём детей и внуков». Важный, едва ли не главный показатель качества жизни – это устремлённость и вера людей в будущее, ожидания перемен к лучшему и желание развиваться. Владимир Спектор особо отмечает: «была надежда (почти уверенность), что наступающий день будет лучше (за счёт чего, правда, неизвестно), было ощущение незыблемости существования и бетонной прочности окружающей действительности с её привычными плюсами и огорчительными минусами (вечные дефициты чего-нибудь, блат, кумовство, привилегии, страх перед всесильными “компетентными органами”). И всё это на фоне нескрываемого, торжествующего лицемерии и двуличия руководства, алчности, корыстолюбия, повсеместного воровства, которое воспринималось, как “умение жить”». Не лакируя прошлое, но и не очерняя его, автор создал масштабное полотно, целый мир – огромный, разноцветный, многогранный. Одним словом – живой.
При этом Владимир Спектор предстаёт и лириком, и психологом, и бытописателем, и мыслителем. В каждом качестве он талантлив и искусен. А «фирменный» приём Владимира Спектора – вплетение поэтических строк в ткань прозы – сполна использован автором и в новой книге.
Может показаться, что написание мемуаров – дело нехитрое: знай себе рассказывай, что за чем происходило. Но это ложное, неверное представление. Написать мемуары так, чтобы читатель не заскучал, расположить события своего прошлого в такой последовательности, чтобы, во-первых, была ясна хронология, а во-вторых, заполняющая значительную часть любой человеческой жизни обыденность не задавила бы своей массой всё повествование – вот, что требуется от мемуариста. Другими словами, необходимы умелая расстановка событий, их чередование без нарушения связи и порядка, сохранение занимательности. А книга «Откуда-то издалека…», помимо всего прочего, читается легко и с увлечением.
Брошенный назад, в прошлое, взгляд позволяет лучше рассмотреть образ этого прошлого. Лучше видится как хорошее, так и плохое. Слова царя Соломона о том, что всё проходит, можно было бы поставить эпиграфом к книге Владимира Спектора. Перед читателем действительно проходит целая жизнь, рождаются и вырастают дети, покидают этот мир близкие люди, распадаются страны, рушится порядок. Что остаётся человеку? Только хладнокровно наблюдать и спокойно принимать непреложное течение жизни. Мир, в котором живёт человек, прекрасен, но и жесток в своей глухоте к человеческим страданиям и неумолимости изменить что-либо. Описывая детство, юность, зрелые годы, Владимир Спектор словно и сам меняется на глазах у читателя. И вот уже перед нами – умудрённый человек, уверяющий, что
Всё это нужно пережить,
Перетерпеть и переждать.
Суровой оказалась нить
И толстой – общая тетрадь
Судьбы, которая и шьет,
И пишет – только наугад.
Я понимаю – все пройдет.
Но дни – летят, летят, летят...
Всё пройдёт, и всё проходит. Исчезают надежды на будущее, умирает вера в лучшее, тает ощущение незыблемости бытия. Всё словно перевернулось в мире – в хорошее верить с каждым днём труднее, и, слава Богу, что всё случается так, как случается, а не хуже. Но не всё из того, что было дорого автору в детстве и в юности, окончательно исчезло. Осталась Книга. В том числе, написанная самим автором…