«К вечности наш век дорога; Помни ты себя и Бога…» Часть I

(к 305-летию А.П. Сумарокова)

Александр Петрович Сумароков (1717–1777) – поэт, драматург, театральный деятель, публицист, теоретик русского языка, один из крупнейших писателей в отечественной литературе XVIII века. В нынешнем году – 305 лет со дня его рождения и 245 лет со дня смерти. 
Сумароков родился в период царствования Петра I (1672–1725), пережил вереницу сменявших друг друга после Петра I императриц и императоров. Расцвет литературной деятельности писателя пришёлся на время правления Екатерины II (1729–1796), взошедшей на престол в 1762 году. Свой жизненный путь писатель завершил вскоре после крестьянского восстания (1773–1775) под предводительством Емельяна Пугачёва (1742?–1775). Этим историческим контекстом во многом определялось идейно-содержательное и художественно-стилистическое своеобразие творчества Сумарокова.
На первый взгляд, может показаться, что всё это уже глубокая древность. И её место лишь в запертом библиотечном хранилище. Между тем основательно забытое имя Сумарокова, известное лишь специалистам, представляет не только исторический или узко филологический интерес. Обращение к наследию выдающегося русского писателя, родившегося более трёхсот лет назад, подтверждает, что его творчество и по сей день не утратило своей актуальности и эстетической ценности. 
Многие произведения Сумарокова написаны на «вечные темы» и облечены в безупречную выразительную форму. Ёмкие, глубокомысленные строки легко закрепляются в памяти благодаря своей лаконичности, художественной отточенности: 
Несчастна та страна, где множество вельмож,
Молчит там истина, владычествует ложь (1).
Зачастую стихи носят афористический характер:
Всегда болван – болван, в каком бы ни был чине.
Овца – всегда овца и во златой овчине (303).

Читая Сумарокова, наш современник не ощутит языкового и стилистического дискомфорта, не будет спотыкаться на полуслове, путаться в тяжеловесных речевых оборотах, характерных для литературы отдалённого от нас XVIII столетия. Поэтическая речь Сумарокова льётся на удивление стройно и гладко. Язык и стиль поэта в большинстве его произведений вполне понятный, точный, ясный, плавный – в соответствии с его литературными принципами:
Чувствуй точно, мысли ясно, 
Пой ты просто и согласно (103).

Это тем более поразительно, что современный русский литературный язык в ту эпоху находился ещё только в процессе становления, оформившись окончательно лишь в творчестве А.С. Пушкина (1799–1837). Из-под пера даже лучших литераторов XVIII века, не исключая гениального учёного-энциклопедиста М.В. Ломоносова (1711–1765), зачастую выходили неудобочитаемые вирши. Тяжеловесный слог, перегруженный старославянизмами, невольно вызывал запинки при чтении. 
Такова, например, первая сатира А.Д Кантемира (1709–1744) «На хулящих учение» («К уму своему») (1729). Выдающееся по своему социально-политическому значению произведение направлено против повального, оголтелого, воинствующего невежества, торжествующего во всех сферах государственной и церковной жизни России. Ум, мудрость, наука побеждены гордыней, леностью, богатством родовитой дворянской знати «в шитом платье», судей-лихоимцев «за красным сукном», военачальников, что «полки водят», сановитых церковников «под митрой». Однако актуальный содержательный план сатиры выражен в архаичной силлабической системе стихосложения, которая затрудняет восприятие текста: 
К нам не дошло время то, в коем председала
Над всем мудрость и венцы одна разделяла,
Будучи способ одна к высшему восходу.
Златой век до нашего не дотянул роду;
Гордость, леность, богатство – мудрость одолело,
Науку невежество местом уж посело,
Под митрой гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном, смело полки водит.
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,
Как, страдавши на море, корабельной службы.
Все кричат: «Никакой плод не видим с науки,
Ученых хоть голова полна – пусты руки» (2).

Для сравнения можно привести, например, близкую по тематике оду Сумарокова «Противу злодеев» («Ты ямбический стих во цвете…») <1760>, написанную в иной стихотворной манере:
О нравы грубые! О веки!
Доколе будут человеки
Друг друга мучить и губить,
И станут ли когда любить,
Не внемля праву мыслей злобных,
Свой род и всем себе подобных,
Без лести почитая в них
Свой образ и себя самих?
<…>
Ни Страшный Суд, ни мрачность вечна,
Ни срам, ни мука бесконечна,
Ни совести горящей глас
Не могут воздержати вас.
Злодеи, бойтесь, бойтесь Бога
И Всемогущего Творца!
Страшитеся Судьи в Нем строга,
Когда забыли в Нем Отца! (88–89)

В 1748 году поэт издал «Две эпистолы Александра Сумарокова. В первой предлагается о русском языке, а во второй о стихотворстве» – своего рода литературную программу, руководство и назидание писателям, поэтам, переводчикам. Автор призывал их писать на русском языке, грамотно, просто, внятно, отказавшись от чрезмерного использования церковнославянского языка, иностранных заимствований, напыщенной витиеватости, чопорности, громоздкого украшательства текста произведения в ущерб его смыслу:
<…> дружок мой, ты искусен,
Я спорить не хочу, да только склад твой гнусен.
Когда не веришь мне, спроси хотя у всех:
Всяк скажет, что тебе пером владети грех. <…>
Кто пишет, должен мысль прочистить наперед
И прежде самому себе подать в том свет <...>
Нет тайны никакой безумственно писать.
Искусство – чтоб свой слог исправно предлагать,
Чтоб мнение Творца воображалось ясно
И речи бы текли свободно и согласно (113).

Поэт сложил настоящий гимн в защиту русского языка, призывал беречь и развивать его:
Довольно наш язык в себе имеет слов,
Но нет довольного числа на нем писцов (112);
Язык наш сладок, чист, и пышен, и богат,
Но скупо вносим мы в него хороший склад (114).

Сумароков горячо выступал против безграмотности так называемых образованных сословий, не умевших правильно говорить и писать по-русски. Эта проблема как нельзя более актуальна в наши дни, когда на всех уровнях: от школ и университетов до высоких служебных кабинетов – водворилась вопиющая безграмотность. Самое неприглядное, что этого безобразного явления никто, за редким исключением, уже не стыдится. Стоит прислушаться к поэту, который почти триста лет назад призывал «не бесславить» родной язык: 
Так чтоб незнанием его нам не бесславить,
Нам должно весь свой склад хоть несколько поправить.
Не нужно, чтобы всем над рифмами потеть,
А правильно писать потребно всем уметь (114).

Сатира «О худых рифмотворцах» <1771>, кроме критики неумелых рифмоплётов, содержит также указания на принципы и свойства истинной поэзии: 
Всему положены и счет, и вес, и мера,
Сапожник кажется поменее Гомера;
Сапожник учится, как делать сапоги,
Пирожник учится, как делать пироги;
А повар иногда, коль стряпать он умеет,
Доходу более профессора имеет;
В поэзии ль одной уставы таковы,
Что к ним не надобно ученой головы?
В других познаниях текли бы мысли дружно,
А во поэзии ещё и сердце нужно.
В иной науке вкус не стоит ничего,
А во поэзии не можно без него (200).

Тщательно выверенной, кропотливой работы требует Сумароков и от переводчиков: 
Невеже никогда нельзя переводить:
Кто хочет поплясать, сперва учись ходить (200).

Все эти стихотворные суждения и советы со временем не теряли своей значимости. Спустя почти четверть века после выхода в свет «Двух эпистол» автор преобразовал их в «Наставление хотящим быти писателями» (1774): 
Нельзя, чтоб тот себя письмом своим прославил,
Кто грамматических не знает свойств, ни правил
И, правильно письма не смысля сочинить,
Захочет вдруг творцом и стихотворцем быть.
Он только лишь слова на рифму прибирает,
Но соплетенный вздор стихами называет.
И что он соплетет нескладно без труда,
Передо всеми то читает без стыда (116).
Художественное произведение – это 
не плод единыя охоты,
Но прилежания и тяжкия работы.
Однако тщетно всё, когда искусства нет,
Хотя творец, трудясь, струями пот прольет (116).

Просветительское «Наставление» завершается прославлением русского языка, его красоты, богатейших выразительных возможностей:
Всё хвально: драма ли, эклога или ода –
Слагай, к чему тебя влечет твоя природа;
Лишь просвещение, писатель, дай уму:
Прекрасный наш язык способен ко всему (125).

Поэт ратовал за ответственное отношение авторов к литературе. Впоследствии Пушкин отметил это как большую заслугу: «Сумароков требовал уважения к стихотворству» (3).
Изложенным им установкам, адресованным русским писателям и поэтам, Сумароков строго следовал в собственной литературной деятельности. Его творчество удивляет необыкновенным разнообразием в жанровом отношении. Он сочинял разного типа оды: торжественные, духовные, анакреонтические, горацианские, сафические; гимны, дифирамбы, эпистолы, эклоги, идиллии, баллады, сонеты, элегии, стансы, песни, хоры, мадригалы, притчи, сказки, сатиры, эпиграммы, пародии, эпитафии, надписи; в драматическом жанре написал трагедии и комедии; создал эпическую поэму – всего не перечислить. 
Неслучайно в стихотворной надписи к портрету Сумарокова, помещённой в первом издании полного собрания сочинений, передана многогранность его литературного дарования: 
Изображается потомству Сумароков,
Парящий, пламенный и нежный сей творец (5).

В каждом своём произведении Сумароков следовал законам канонических жанров – в согласии с собственными теоретико-литературными воззрениями: 
Знай в стихотворстве ты различие родов
И, что начнешь, ищи к тому приличных слов (117).

В письме к императрице Елизавете Петровне в октябре 1758 года писатель характеризовал собственную литературную деятельность: «всею жизнию моею с младенчества на стихотворство и на театральные сочинения положился, хотя между тем и другие нес должности <…>, которые правлены мною беспорочно. <…> сочинениями своими я российскому языку никакого бесславия не принес» (4).
Даже в устоявшихся традиционных жанрах – например, торжественных одах – поэт находил возможность высказать свою социально-политическую позицию, нелицеприятные взгляды на абсолютную монархию. Сумароков смело напоминал императорам, почитавшим себя великими и всесильными, что и они со своими могущественными империями в сравнении с вечностью и бесконечностью Вселенной не более чем пылинки, прах земной: 
Планеты, шар земной – пылинки,
Копышемся и мы, как прах.
Империи – кусочки глинки.
Но как он мыслит о царях (76).

В оде «Государю цесаревичу Павлу Петровичу в день его тезоименитства июня 29 числа 1771 года», посвященной сыну Екатерины II, будущему императору Павлу I, поэт преподаёт ему ряд беспристрастных, нелицемерных наставлений.
Наследник престола всегда должен помнить, что он возводится на трон не для одного себя, «но и для подданных своих» (76), для всеобщего блага и процветания страны. В противном случае самодержец – «враг народа, а не царь»:
Что все пред ним стоят со страхом,
Что властвует людьми, как прахом,
И что он может жизнь отнять. <…>
Когда монарх насилью внемлет,
Он враг народа, а не царь (76).

Более того – рисуя образ кровавого тирана на престоле, Сумароков прибегает к зоологическим уподоблениям, сравнивая царя – кровопийцу и изверга – с хищными кровожадными зверями, ядовитыми ползучими гадами, самыми омерзительными тварями: 
И тигр и лев живот отъемлет,
И самая последня тварь.
Змея презренья не умалит,
Когда кого, ползя, ужалит,
Пребудет та ж она змея (76).

Поэт предупреждает наследника престола, какая судьба неизбежно постигает деспота на троне:
Нестройный царь есть идол гнусный
И в море кормщик неискусный;
Его надгробье: «Был он яд».
Окончится его держава,
Окончится его и слава,
Исчезнет лесть, душа – во ад (76).

Высший суд настигнет «идола гнусного», определит ему подобающее место и наказание – вечные мучения в адском пекле. 
В кольцевой композиции оды её начало смыкается с финалом – религиозно-философским размышлением. Сумароков утверждает, что перед лицом вечности власть абсолютной монархии небезграничная, мнимая. Всё преходяще: и власть, и слава, и богатство, и сама жизнь земная. Вечны лишь Бог, Его праведный суд и добрые дела, которые «не разлетятся прахом»:
Прейдут шумящи вечно реки,
Дела останутся навеки
И честь до солнца вознесут.
Преходят лета скоротечны,
Но души в нас, конечно, вечны,
Как вечен правый Божий суд (77).

В монологе Кия – князя Киев-града – в трагедии из жизни древней Киевской Руси «Хорев» (1747) Сумароков вложил в уста главного героя собственные представления о тех положительных качествах, которые необходимы истинному правителю: 
Потребно множество монарху проницанья,
Коль хочет он носить венец без порицанья,
И, если хочет он во славе быти тверд,
Быть должен праведен, и строг, и милосерд (356).

Однако таких идеальных самодержцев на российском троне Сумароков так и не увидел, хотя на своём веку пережил их множество. Одно время он возлагал надежды на Екатерину, пока та ещё не взошла на престол, наивно полагая, что при ней в России установится век справедливой просвещённой монархии. В 1759 году писатель основал журнал «Трудолюбивая пчела», посвятив его будущей императрице. 
Трудолюбивая пчела себе берет
Отвсюду то, что ей потребно в сладкий мед (115).

Сумароков стремился к морально-нравственному очищению дворянского общества, порицая всех тех, кто, по мнению писателя, не отвечал высокому званию истинного «сына и слуги отечества». Но спустя всего один год ежемесячный журнал «для услуги народной» (П 84) был закрыт.
Надежды писателя на новую верховную власть не оправдались. При Екатерине II ещё более расцвёл фаворитизм, неимоверно выросли привилегии придворной кучки дворян, усугубились страдания народа. Общее благо, о котором мечтал Сумароков, властью было отставлено в сторону. Напыщенный императорский двор, утопая в роскоши, щегольстве, мотовстве, заботился лишь о личном благе, собственных удовольствиях. В этих условиях писатель занял сторону оппозиции императрице и её окружению.
Поэт не боялся высказывать правду прямо в лицо венценосным особам и их приближённым. Так, например, в «Эпистоле его императорскому высочеству государю великому князю Павлу Петровичу» (1761) Сумароков резко изобличал криводушие придворных прихлебателей – льстецов и интриганов, прямо именуя их врагами отечества и алчными злодеями, которые радеют лишь о собственном благополучии в ущерб интересам народа и страны:
Льстецы боготворят ласкательством царей,
О пользе не его пекутся, о своей;
Не сын отечества – ласкатель, но злодей.
Коль хочет наказать царя когда Создатель,
Льстецами окружит со всех сторон его <…> (132).

В притче «Осел во львовой коже» <1760> в аллегорической форме поэт высмеял ничтожных глупцов, принимающих на себя видимость блистательных, великих, грозных особ: 
Осел, одетый в кожу львову,
Надев обнову,
Гордиться стал
И, будто Геркулес, под оною блистал.
Да как сокровища такие собирают?
Мне сказано: и львы, как кошки, умирают,
И кожи с них сдирают.
Когда преставится свирепый лев,
Не страшен львиный зев
И гнев <…> (208).

В то же время сатирическому осмеянию подвергаются холуи-прислужники, ради своих выгод фальшиво превозносящие «ослов в львиных шкурах», которых на самом деле презирают:
Лисица говорит: «Хоть лев и дюж детина,
Однако вить и он такая же скотина;
Так можно подойти и милости искать;
А я-то ведаю, как надобно ласкать».
Пришла и милости просила,
До самых до небес тварь подлу возносила,
Но вдруг увидела, все лести те пропев,
Что то Осел, не лев.
Лисица зароптала,
Что, вместо льва, Осла всем сердцем почитала (209).

Придворные льстецы и наглецы, бесстыдно поправшие Божьи заповеди и человеческие законы гуманности, нестерпимы Сумарокову:
Беззакония бегу
И, когда его где вижу,
Паче смерти ненавижу
И молчати не могу (85).

Для поэта ужаснее диких зверей власть имущие «люты человеки», и он спешит от них отмежеваться:
О люты человеки!
Преобратили вы златые веки
В железны времена
И жизни легкости в несносны бремена.
Сокроюся в лесах я темных
Или во пропастях подземных.
Уйду от вас и убегу,
Я светской наглости терпети не могу,
От вас и день и ночь я мучуся и рвуся,
Со львами, с тиграми способней уживуся.
На свете сем живу я, истину храня <…> 
(«О люблении добродетели» <1768>, 92).

Титулованные светские особы – «развращённый свет» – не имеют ничего общего с добродетелью, христианским добротолюбием:
Титла громкого содетель
Часто развращенный свет.
Лишь едина добродетель
Преимущества дает,
И она всего дороже;
Защищай ее Ты, Боже! (83)

Примечания
1)    Сумароков А.П. Избранные произведения: Библиотека поэта. – Л.: Сов. писатель, 1957. – С. 451. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц.
2)    Кантемир А.Д. Собрание стихотворений: Библиотека поэта. – Л.: Сов. писатель, 1956. – С. 61.
3)    Пушкин А.С. ПСС. – Т. 11. – М.: АН СССР, 1949. – С. 59.
4)    Письма русских писателей XVIII века. – Л.: Наука, 1980. – С. 83. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц и литеры П (Письма).

Художник: А.Лосенко.