«Душа возвышенная и благородная»

(к 170-летию Вл. С. Соловьёва) 

Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900) – сын известного русского историка Сергея Михайловича Соловьёва (1820–1879), младший брат писателя-романиста Всеволода Сергеевича Соловьёва (1849–1903) – вошёл в историю отечественной литературы и религиозной мысли как выдающийся христианский философ, поэт, публицист, литературный критик.
Его наследие исполнено духовных прозрений и пророческих откровений. В начале XX века религиозно-философские идеи Вл. Соловьёва о человеке и мире легли в основу философии русского духовного возрождения, получили дальнейшее развитие в трудах многих религиозных философов, в кругу которых Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, братья С.Н. и Е.Н. Трубецкие, П.А. Флоренский. 
В изящной словесности поэты Серебряного века, особенно символисты, считали  Соловьёва своим учителем. Наибольшее влияние он оказал на творчество Александра Блока (1880–1921). Создавая свой поэтический сборник «Стихи о Прекрасной Даме» (1901–1902), Блок был воодушевлен соловьёвскими философско-символическими идеями и образами. Душа мира, Вечная Женственность, Царица Небесная открылись Соловьёву в его собственном духовном опыте, религиозно-мистических видениях и переживаниях.  
К «Всенепорочной Деве Пречистой» молитвенно обращался поэт-христианин, прославляя «Всеблагодатную» Богородицу в цикле стихотворений «Хвалы и моления Пресвятой Деве» (1883). Художественные открытия и религиозные озарения этого произведения не оставляют сомнений, что оно создавалось Соловьёвым по вдохновению свыше:

В солнце одетая, звёздно-венчанная,
Солнцем Превышним любимая Дева!
Свет Его вечный в себе Ты сокрыла!
Немощным звукам земного напева
Как вознестись к Тебе, Богом Желанная!
Дай же, молю, мне небесные крыла,
Ты, что вовеки свой слух не закрыла
Верного сердца мольбам,
Но, милосердная к тайным скорбям,
С помощью тайной всегда нисходила.
Жизни темница томит меня тесная,
Дай же прибежище сердцу больному,
Праху земному,
Царица Небесная!

Непреходящий дух Рождества Христова побудил поэта к написанию дивного стихотворения «Во тьму веков та ночь уж отступила…» (1892). 
Евангельское чудо Рождества свершилось множество столетий назад:

Во тьму веков та ночь уж отступила,
Когда, устав от злобы и тревог,
Земля в объятьях неба опочила
И в тишине родился С-нами-Бог.

И многое уж невозможно ныне:
Цари на небо больше не глядят,
И пастыри не слушают в пустыне,
Как ангелы про Бога говорят.

Но священным таинственным образом сакральное событие Рождества Спасителя мира неизменно, снова и снова происходит в любящих и верящих сердцах:

Но вечное, что в эту ночь открылось,
Несокрушимо временем оно,
И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рождённое под яслями давно.

Произведение венчает ликующий радостный аккорд, звучащий в унисон ангельскому рождественскому гимну: 

Да! С нами Бог, – не там, в шатре лазурном,
Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне и не в дыханье бурном,
И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь, – средь суеты случайной,
В потоке мутном жизненных тревог
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!

Продолжатель идей Вл. Соловьёва философ начала ХХ века Н.А. Бердяев справедливо отмечал: «Вся наша литература XIX века ранена христианской темой, вся она ищет спасения, вся она ищет избавления от зла, страдания, ужаса жизни для человеческой личности, народа, человечества, мира». 
Яркой художественной иллюстрацией справедливости этих идей может послужить ещё одно замечательное рождественское стихотворение Вл. Соловьёва – «Ночь на Рождество» (1894):

Пусть всё поругано веками преступлений,
Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,
Но совести укор сильнее всех сомнений,
И не погаснет то, что раз в душе зажглось.

Великое не тщетно совершилось;
Недаром средь людей явился Бог;
К земле недаром небо приклонилось
И распахнулся вечности чертог.

В незримой глубине сознанья мирового
Источник Истины живёт, не заглушён,
И над руинами позора векового
Глагол её звучит, как похоронный звон.

Родился в мире Свет, и Свет отвергнут тьмою,
Но светит Он во тьме, где грань добра и зла.
Не властью внешнею, а Правдою самою
Князь века осуждён и все его дела.

Осмысляя опыт прошлого и задумываясь над перспективами развития России, ведущие русские литераторы и мыслители сосредоточили внимание на путях внутреннего духовного преобразования и обновления жизни. Русская словесность в своих раздумьях о социально-нравственном состоянии действительности предвосхитила мысль о целях цивилизованного общества, сформулированную Бердяевым в «Самопознании»: «человек должен быть “теоцентричен” и организовать себя на Божественном начале, в этом его образ; общество же должно быть “антропоцентрично” и организоваться на начале человечности».
В третьей «Речи в память Достоевского» (1883) Вл. Соловьёв выразил глубокое суждение о том, что задачей нашей литературы стал «поиск исцеления» общества. Отечественная словесность явилась источником истинных суждений о мире и человеке. Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой были глубоко убеждены в том, что основой нравственного преобразования человека и общества должно явиться самосовершенствование личности как  путь к «торжеству любви, правды и мира». 
Вл. Соловьёв пояснял, «полное религиозное отношение <...> слагается из трёх нравственных категорий: 1) несовершенства (в нас), 2) совершенства (в Боге) и 3) совершенствования (или согласования первого со вторым) как нашей жизненной задачи». 
Опираясь на концепцию «цельности бытия внутреннего и внешнего» русского религиозного философа-славянофила И.В. Киреевского (1806–1856) и учение основоположника славянофильства А.С. Хомякова (1804–1860) о «соборности», выражающей идею «единства во множестве», Вл. Соловьёв развивал свою идею о «всеединстве»: «Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не за счёт всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия» («Первый шаг к положительной эстетике»). 

Эта программа нашла воплощение в созданной Н.С. Лесковым (1831–1895) художественной галерее «святых и праведных» – положительных типов русских людей. Лесковские герои по натуре своей наделены бесконфликтным сознанием, одарены глубокой верой и пониманием сокровенного смысла жизни. «Соборяне», «Однодум», «Человек на часах», «Несмертельный Голован», «Левша», «Инженеры-бессребреники», «Фигура» и многие другие герои-праведники – своеобразные наставники, несущие учительным примером собственной жизни христианские идеалы деятельной любви к ближнему. По образному выражению одного из христианнейших русских писателей Б.К. Зайцева (1881–1972), это «рука, протянутая человеком к человеку во имя Бога». 
«Чистый помыслами и сердцем» Вл. Соловьёв был духовно близок Лескову. Сын и биограф писателя Андрей Николаевич Лесков (1866–1953) называл молодого философа единственным, «на ком последние годы здесь отдыхал глаз и кому радовался дух» отца. 
Писателя восхищала нравственная энергия Вл. Соловьёва – одного из немногих сильнейших русских умов, напряженно размышляющего о религиозных вопросах. В письме литературному критику М.О. Меньшикову от 15 февраля 1894 года – буквально за год до смерти – Лесков определил своё отношение к Вл. Соловьёву: «Это душа возвышенная и благородная: он может пойти в темницу и на смерть; он не оболжёт врага и не пойдёт на сделку с совестью, но он невероятно детствен и может быть долго игрушкою в руках людей самых недостойных и тогда может быть несправедлив. Это его слабость».
Характеристика, данная христианскому философу и поэту, по-лесковски «кстати» становится поводом для полемического прояснения собственной духовно-нравственной позиции писателя: «У Соловьёва есть отличное выражение: он с таким-то <…> “ездит попутно”. Может быть, это так и нужно, но я этого не могу; <…> и потому не езжу попутно, а иду с клюкою один <выделено мной. – А. Н-С.>. В этом смысле Соловьёв мне неприятен; но я думаю, что он человек высокой честности и всякий его поступок имеет своё оправдание». В очередной раз Лесков здесь настойчиво подчёркивает своё «уединённое положение»,  сугубо индивидуальный путь своих исканий – «против течений». 
В то же время писатель с его «живым стремлением к правде» во многом разделял  философско-религиозные раздумья Вл. Соловьева, серьёзно и глубоко верующего христианского мыслителя. С ним Лескова связывали многолетние дружеские отношения. Свидетельством этой дружбы служит хранящаяся в Орле в Доме-музее Н.С. Лескова книга в составе личной библиотеки писателя: Владимир Соловьёв. Стихотворения. – Москва,  1891 год.  На книге имеется автограф – дарственная надпись поэта: «Глубокоуважаемому Николаю Семёновичу Лескову от искреннего почитателя его и приятеля.  В. Соловьёв». 
В подаренном ему томике стихов Лесков особой отметкой выделил стихотворение на странице 12:

В тумане утреннем, неверными шагами
Я шёл к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Ещё летали сны – и, схваченная снами,
Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь и как ещё далёко,
Далёко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами
Всё буду я идти к желанным берегам,
Туда, где на горе, под новыми звездами,
Весь пламенеющий победными огнями
Меня дождётся мой заветный храм.

На примере этого поэтического текста, неслучайно выделенного Лесковым в стихотворном сборнике, отчётливо различимо, насколько религиозно-философская поэзия Вл. Соловьёва была созвучна духовно-нравственным исканиям писателя, раздумьям о высшем предначертании личности в её вечном стремлении к абсолютному идеалу.  
Лирический текст в иносказательной форме рисует Путь, Истину и Жизнь – евангельское представление о Богочеловеке. В то же время здесь описывается жизненный путь земного человека: от младенческого неведения и духовного «сна» –  к внутреннему прозрению и озарению. Лирический герой,  осознав свою истинную сущность, настойчиво и неотступно, преодолевая заблуждения и трудности,  стремится к вершинам духа, твёрдо веруя в успех своего бесконечного движения ввысь, к совершенству: «Всё буду я идти к желанным берегам». 
Средствами поэтической выразительности в  финальных строках стихотворения создаётся возвышенная и светоносная образность:  «Туда, где на горе, под новыми звездами, Весь пламенеющий победными огнями Меня дождётся мой заветный храм». Нарисована жизнеутверждающая картина обретения человеком твёрдой веры во всепобеждающее торжество Истины, Добра и Красоты. 
Той же верой в неизбежное воскрешение, духовное обновление и возрождение проникнуты пасхальные строки Вл. Соловьёва:

Новой славою Господней
Озарится свод небесный,
И дойдёт до преисподней
Светлый благовест Воскресный.

Художник: И. Крамской.