Наталья Сухинина: «Я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда...»

Как талант учительницы способен повлиять на дальнейшую судьбу четвероклассницы? Что даёт профессия, выбранная сердцем? Что можно ждать от неофита? Как рождаются произведения, способные пробирать до глубины души? Об этом и многом другом читайте в эксклюзивном интервью с православной писательницей и журналистом, почётной обладательницей Ордена преподобной Евфросинии Московской* – Натальей Сухининой.

– О журналистской профессии Вы мечтали с раннего детства. А что вдохновило, не помните? Кто-то из родственников или знакомых был журналистом?

– Нет, у меня в семье нет журналистов. Вообще никого. Просто есть для меня очень милая история детства. Где-то в четвёртом классе нас попросили написать первое в нашей детской жизни сочинение про зиму. И я очень хорошо помню, что я там написала такую фразу: «Снег на солнце сверкал разноцветными огоньками». Мне эта фраза очень понравилась, и я её записала. На следующий день пришла учительница и говорит: «Я читала сочинения, и самое интересное – у Наташи, наверное, она будет журналистом!» Я еще не понимала, что это за профессия журналист, но поняла, что это что-то приятное. И вот с тех пор учительница меня как будто на эти рельсы поставила. Я ведь была послушной девочкой. Вот и выбрала этот путь. И не жалею.

– Забавная история. А преподавательница знает о последствии сказанных ею слов?

– Вы знаете, какой преподаватель?.. Я сама недавно отметила серьёзный юбилей. Я, конечно, приходила на школьные встречи. Её звали Галина Яковлевна. Она мне привила любовь к литературе. Она нас очень нестандартно учила. Я хорошо помню, как мы смотрели «Горе от ума» в Малом. Ещё Царёв играл Фамусова. И она нас дважды туда водила, на один и тот же спектакль, а потом задавала какие-то вопросы. То есть человек работал с душой и привил нам любовь к литературе. Ну вот уже Царствие ей Небесное!.. Галина Яковлевна, фамилию не помню… Так вот и сложилась моя жизнь. Я много работала в разных изданиях, в самых разных журналах, в газетах. А потом стала литературой заниматься.

– Путь от детской мечты до её воплощения в жизнь – каким он был? Насколько тернистым или, напротив, лёгким?

– Нет, он не был тернистым. Радостным был. Понимаете, когда человек занимается своим делом, то он испытывает лишь радость. Я до сих пор живу в состоянии этой радости. И, простите за неприличие, мне даже до сих пор бывает стыдно получать гонорары, потому что я испытываю такую радость от того, что я делаю, и думаю: Господи, мне ещё за это деньги платят. Совсем хорошо. Так что тернистого пути не было. Ничего я там не завоевывала. Видимо, потому что занимаюсь своим делом, ничего другого не умею.

– На самом деле очень здорово, когда удаётся найти то занятие, которое не только доставляет удовольствие, а ещё и кормит. Это, пожалуй, один из элементов человеческого счастья.

– Вы знаете, я знакома с людьми – и вокруг меня таковых много, – которые мучаются. Человек утром встаёт в таком ужасе, что сейчас ему придётся идти на работу. Человек в ужасе от того, что ему приходится каждый день идти куда-то и заниматься постылым, нелюбимым для него делом. Другого ведь ничего не получается. Так уж сложилось в его жизни. И это мука настоящая. Я просто знаю об этом не по собственному опыту, а по рассказам тех людей, которые рядом со мной. А у меня это радость, и я говорю об этом искренне, от души.

– И получается, журналистика стала своего рода тропинкой, которая привела вас к Богу?

– Я думаю, да. К этому времени у меня уже был духовник, который благословил. У меня был период, как и у всех неофитов, когда я думала, что я ухожу из журналистики, буду продавать свечки в храме. Но умный батюшка мне сказал, что свечки продавать есть кому, а писать – таких людей меньше. Поэтому давайте уж вы занимайтесь тем, что умеете. Только теперь, раз вы уже пришли к Богу, старайтесь заниматься православными темами. Ну вот с тех пор, по его благословению, я и стараюсь этим заниматься.

– Читал про ваш во многом пеший поход на Святую землю, и такой вопрос возник: когда вернулись из Иерусалима, не было опасения, что привычный круг общения вас, духовно обновленную, уже не примет?

– У меня такого не было. Я об этом как-то не думала – примет или нет. Я сама не могла принять то, чем занималась до похода в Иерусалим. Как раз тогда и состоялся упомянутый разговор с батюшкой. Я не видела какого-то непонимания в своём окружении. Просто мне самой хотелось этого. Там был еще такой момент, когда я из партии выходила. Одним словом – неофит. Хотелось всё сокрушить на своём пути, чтобы иметь возможность служить Богу. Сейчас я, конечно, поутихла. Я поняла, что это заполошенность некая. И в определённом возрасте допускать подобную заполошенность в себе уже нельзя. Но тогда… У меня дома была шикарная библиотека классики, в основном русской. Мне же хотелось читать Блаженного Августина, Святых отцов. Такой был замечательный человек, Царствие ему небесное, Михаил Михайлович Дунаев, профессор Московской духовной академии. Он преподавал христианскую литературу в академии. Мы с ним немножко дружили. Я ему говорила: «Михал Михалыч, заберите у меня книги. Я ничего больше не хочу». – «Точно?» Я говорю: «Точно». И он очень долго их не забирал. Всё время спрашивал: «Вы не передумали?» «Нет, я не передумала». Он чуть ли не самосвалом вывез у меня всю эту литературу. И вот я начала читать Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, Блаженного Августина. Я очень быстро этим накушалась и сейчас с удовольствием перечитываю классику. Но это всё ошибки неофитские. Каждый человек может сказать, что пережил такое.

– Ваш переход от публицистики к художественной прозе, выходит, произошёл уже после прихода к Богу, или до этого были попытки написать рассказ, повесть?

– Нет, не было попыток. Вы знаете, у меня есть книжечка, она называется «Дорога, ставшая судьбой» – это как раз вот о моём походе в Иерусалим. И это не ради красного словца. Это действительно некий шлагбаум. Жизнь до и жизнь после похода. Я не думала ни о каком писательстве. Просто накопилось очень много рассказов, и издательство предложило их издать. Я первые три книги не писала, это просто сборники, собранные из моих уже написанных рассказов, опубликованных в разных местах. Первый вышел – вроде, ещё остались рассказы. Потом второй вышел. Первый сборник назывался «Где живут счастливые» по названию одноимённого рассказа, включённого в книгу, – про Деда Мороза, который ходил по домам, поздравлял от профкома и в каждом доме видел несчастье. Где-то – ребёнок-инвалид, где-то – одинокий старик, всеми брошенный. Он потом пришёл домой и говорит жене о том, что был везде, а счастья нигде не видел. Где же тогда живут счастливые? А потом оказалось, что как раз он-то и счастлив. У него есть полная семья, у него есть дети, которые его радуют, у него есть крыша над головой. То есть такой вот рассказик «Где живут счастливые» стал заголовком к сборнику. Потом остались ещё рассказики, ещё издали. А потом третья книга вышла – «Какого цвета боль?». Она о женщинах, которые сидят в тюрьме. Мне вообще была интересна психология таких людей. Но эти женщины уже пришли там к Богу. Я с ними со всеми познакомилась в тюремном храме. Я ездила в Самару. Ходила, как на работу, под ружьё, в течении двух недель встречалась с этими женщинами. Потом сделала такую книжечку. Это уже была книга. Но опять же, это не была литература. Это всё были реальные истории из жизни. Я вообще всё в принципе пишу на реальных событиях, связанных с реальными людьми. Мне так проще. Видимо, журналистика во мне всё ещё так играет.

– Вы и сейчас упомянули, и в других интервью неоднократно говорили, что за основу произведений берёте истории, рассказанные читателями. А как случилось, что люди начали делиться с Вами случаями из собственной жизни? Они часто просят написать об этом?

– Нет, они меня не просят. Я, наоборот, честно говоря, не люблю, когда меня просят. Иногда бывает, мне говорят: «Вы должны про меня написать». Я очень не люблю эту фразу. Потому что, во-первых, я никому ничего не должна, а во-вторых, если человек считает свою жизнь настолько интересной, что про неё должны знать другие, меня это смущает. Всё происходит каким-то особым образом. Иногда общаешься с человеком, и вдруг возникает внутренняя такая стойка – я просто знаю её уже в себе – и я понимаю, что этот человек может быть героем моей новой книги. У меня не было в жизни момента, хоть на сегодняшний день написано 25 книг, когда я бы не знала про что написать. У меня всегда есть очередь тем, о которых хочется написать. Я не знаю, как это происходит, но вот есть чутьё у меня, особое какое-то состояние, когда я понимаю – всё, это моё. Какая-то другая история – может быть не менее интересная, но она меня как-то не цепляет. Вот такой вот любопытный процесс. Сейчас я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда, хоть раньше я это говорила, честно глядя в глаза. Сейчас я не могу так сказать, потому что есть книжка «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня» – это одна из последних моих книг, где герои придуманы. И придуманы они только потому, что там взята тема достаточно для меня важная и серьёзная – это тема смерти. Больше того – радости смерти. Я считаю, что раз мы декларируем, что мы люди православные, то должны готовиться к этому событию как к главному в нашей жизни. Иначе нам грош цена как православным. А мы всё боимся этого слова. Даже слово «смерть» боимся произнести – говорим: «А если что случится». Такая вот у нас есть расхожая формулировка. Мне показалось это неправильным. Я придумала трёх женщин в палате – Веру, Надежду, Любовь, которые уже будучи пожилыми, больными, понимали, что они живыми из больницы не выйдут. Там была ещё буфетчица Соня, которая возила им кефир на тележке. Там придуманные герои, потому что я не могла под тему найти реальных людей. Поэтому тема у меня была, а героев я придумала. И это вот единственный случай, единственная книжка. И он выбил почву из-под моих ног, потому что теперь я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда – уже есть прецедент.

– Не менее глубокая и довольно интересная, на мой взгляд, тема.

– Тема эта выстраданная. Я очень боялась браться за неё. Считала, что богословствовать об этом мне не по чину. Я ведь не богослов. Поэтому опустила её в сугубо бытовую ситуацию. Вот эти женщины в больничной палате. И, конечно, книга очень тяжело писалась. Целых девять месяцев. Как раз ребёнка можно родить за это время, а я вот книжку написала. Я просто считала выбранную тему очень важной, и сейчас продолжаю считать.

– А вообще, что для Вас главное в художественной литературе?

– Наверное, искренность. Когда человек пишет искренне – читатель это чувствует, так же как он чувствует фальшь. И если человек видит, что автор сфальшивил, то он читать до конца не будет. Начнёт и отложит. В вашей жизни, наверное, были такие случаи. Я больше всего боюсь неискренности и, может быть, иногда даже перегибаю с откровением. Мне временами говорят – как ты можешь душу раскрывать чужим людям? Но я считаю, что читатели – это не чужие люди. У меня уже есть мой читатель, который со мной многое пережил. У меня дом горел в Абхазии, и читатели, наверное, даже больше, чем родные люди, всячески поддержали меня в этой ситуации. Читатели, которые умеют радоваться каким-то моим успехам – они не чужие для меня люди. Поэтому как я могу фальшивить перед близкими людьми? Тогда вообще зачем всё это надо? Но упрёки в том, что я иногда позволяю себе больше, чем, казалось бы, положено, – они есть. Я же не считаю, что это плохо.

– На самом деле здорово, когда с читателем выстраиваются искренние и глубокие отношения. Когда читатели – не размытая субстанция, а близкие по духу, действительно понимающие, следящие за вашим творчеством люди. Это очень дорогого стоит.

– Я вообще считаю, что у нас возникла какая-то уникальная форма общения с читателями. В последнее время, к сожалению, нет, а вот раньше я проводила очень многолюдные вечера. Я собирала в больших залах очень много читателей, иногда даже билетов не хватало. Огромный зал – на пятьсот человек, и всегда он заполнялся. Приходили мои читатели, у которых между собой возникали какие-то взаимоотношения. Кто-то, к примеру, помогает в репетиторстве по английскому языку сыну врача; а тот врач тоже лечит каких-то моих читателей. Некая такая община. И меня это так радует! Единственное, сейчас стало тяжело снять зал. Нам же никто ничего не даёт. Сами стараемся – я, издательство. Сейчас хотелось вечер провести, стала узнавать, но там такие цены, что просто невозможно снять хороший зал. А маленький нас не устраивает, потому что действительно всегда народа очень много. А большие залы стоят больших денег. Поэтому пока вечера не проводим. А люди всё время спрашивают, почему же так долго нет вечеров? Давайте опять проведём!.. Терять такую форму общения очень не хочется. Но в то же время пока мы не можем себе позволить хороший зал…

– А если попробовать онлайн провести?

– Нет. У нас же, понимаете, вечер – это не просто я каким-то занудным голосом что-то читаю, а они все сидят, спят в зале. Я делаю праздник для читателей. Приглашаю хороших артистов, которые всегда с радостью выступают. Многие из них тоже мои читатели. У нас там все – участники. Вот человек прочитал книжку, хочет поближе узнать героев. И я приглашаю персонажей на сцену. Не подумайте только, что я хвалюсь! Я просто этому очень рада, и такую форму общения читателя с писателем действительно не хочется терять. Но пока так. А там вдруг что-то изменится, и мы проведём вечер. Я тогда вас обязательно приглашу.

– С удовольствием!.. А какой должна быть среда, в которой вам бы комфортно работалось? Есть какие-то требования для полноты погружения в творческий процесс?

– У меня есть, конечно, свои странности, о которых профессиональные коллеги-писатели говорят, как о непрофессиональности. Во-первых, я пишу рукой. Для меня компьютер –это некое лишнее звено. Я не умею даже двух слов связать на компьютере. Есть рука и есть мозг – рука фиксирует то, что передаёт мозг. Потом, когда всё написано, я, конечно, сама набираю текст на компьютере и что-то в нём редактирую. Но изначально я пишу только рукой. Мне говорят о том, что это тройная работа. Да, она тройная, но я по-другому не умею, могу только так. Во-вторых, я не пользуюсь диктофоном, когда беседую с людьми. Почему? Потому что считаю, что, если человек раскрывает душу, как-то цинично это всё записывать на магнитофон. Надо просто смотреть в глаза человеку. У меня же герои – это люди сердечные, я же не пишу про производственные успехи, где нужны какие-то цифры. Я очень люблю тишину. Одиночество для меня – это подарок. Я очень ценю моменты, когда нахожусь одна. Это всегда было, даже в юности. При всей активности журналистской жизни лучшими минутами были те, которые я проводила одна. Мне одиночество помогает, оно нисколько не удручает, и я с радостью пишу в таком состоянии. С Божьей помощью пишу.

– Наверняка порой случается творческий ступор, когда работа над произведением резко начинает буксовать. Что Вы обычно предпринимаете в таких ситуациях?

– У меня, знаете, как было с книжечкой «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня»? Я писала, писала и зашла в тупик. Думаю, что-то не туда, что-то не то я делаю. Тогда я взяла и поехала в один из монастырей на Урале. Я часто туда ездила. Это Орский монастырь Иверской Божьей матери, там духовник отец Сергий Баранов. Они там достаточно часто устраивали презентации каких-то моих книг, и я к ним ездила. И вот я приехала и сказала батюшке, что вот что-то не идёт, посоветоваться хочу. А он сделал из этого массовое мероприятие. Я даже сначала расстроилась. Собрал всех и говорит: вот, Наталья Евгеньевна хочет посоветоваться. Я отвечаю, мол, зашла в тупик. И все мне стали давать различные советы. Я не скажу, что какой-то из советов мне действительно пригодился, но я увидела, что люди интересуются, что для них поднятая тема также важна. Меня эта поездка утвердила в том, что я на правильном пути. Вернувшись домой, я уже с новыми силами опять села за эту книгу. По-разному бывает. Есть у меня такие моменты, их немного, но бывает, что работа впустую. Я еду куда-то с целью написать книгу. А когда приезжаю, то понимаю, что книга не получится. И бывают, конечно, такие ситуации, когда на расстоянии человека видишь одним, а близко другим. И тот, который близко, оказывается, уже и не герой моей книги. Такое тоже бывает. Жизнь в общем-то сложная штука. Много не предсказуемого. Но подобных историй, слава Богу, мало. Редко случается, чтобы я что-то задумала и не сделала. Стараюсь, чтобы хватило сил закончить начатое.

– Вы сейчас упомянули, что бывает так, что человек на расстоянии представляется одним, а при более близком общении – другим, то есть получается, вы находите персонажей онлайн, а потом уже с ними знакомитесь?

– Нет. У меня, к примеру, была такая книжечка – «Белая ворона», и её героиню я никогда в жизни не видела. Это единственный случай. Мне про неё рассказала одна знакомая, они вместе работали в больнице. Она мне как-то говорит: знаешь, у нас работает такая женщина, и начала рассказывать. А я, опять же чувствуя внутреннюю стойку, уточняю: слушай, ты не могла бы у неё спросить? Может, она бы согласилась со мной встретиться. Знакомая спросила, а та женщина спросила духовника – и духовник не благословил. Нет и нет. Для меня это закон, я же не могу против духовника. Прошло семь лет. И я вновь её спросила: Галя, а помнишь, ты мне рассказывала про женщину в больнице? Галя отвечает: она сейчас уже в монастыре живёт. Я говорю, может, ты сможешь ещё раз спросить – многое же поменялось, прошло много времени. Может быть, теперь можно. Галина спросила. Духовник благословил. Но я с той женщиной не виделась. Мне про неё очень-очень подробно рассказала Галина, её подруга. В общем-то на её глазах происходили все эти коллизии. Я написала книжечку и попросила Галю, чтобы она её отправила в монастырь. Но я так и не получила никакого отклика. Видимо, она порвала с миром. Такая вот книжечка написана – «Белая ворона». Про человека, который перенёс в жизни очень много страданий. Мне говорили: зачем вы столько страданий придумали? В жизни такого быть не может!.. А там каждое слово – правда.

– Часть аудиоверсий Ваших книг звучит в авторском исполнении. Что побудило к их записи, и был ли ранее опыт дикторской работы?

– Нет, не было никакого опыта дикторской работы. Это мне предложили в издательстве «Алавастр», с которым я сотрудничаю всю жизнь. То есть все мои книги выпускает только это издательство. Оно изначально было создано под мои книжки. Сейчас там издаются и книги других авторов. Первые две книги читали артисты. Потом мне говорят, почему вы сами не хотите почитать? Я ответила, что с радостью. Ведь бывает, слушаешь, как озвучивают твою книгу артисты, и понимаешь, что не всё так, как мне хотелось бы. Не те акценты. Я попробовала, и оно вроде получилось. Несколько книг я записала. Почему потом всё закончилось? Потому что перестали покупать. То есть техника ушла вперёд, и диски покупать люди уже не захотели. А издатели, безусловно, считают деньги. Вот даже я на православных ярмарках работала, и книжки брали, а диски как лежали, так и лежат. А деньги вкладываются. Поэтому мои издатели решили больше не заниматься этой работой. Хотя я бы с удовольствием – я люблю читать свои книжечки, мне это доставляет радость.

– На сегодняшний день аудиокниги очень хорошо продаются онлайн. Но не на дисках, а с возможностью сразу же скачать и прослушать приобретённое произведение.

– Наверное, так и есть. Но я же не сама по себе, я от издательства. Вот сказали, что решили больше не записывать диски. Пока это не окупается. Если передумают, я с радостью буду начитывать.

– Сейчас работаете над какой-то новой книгой?

– У меня буквально три дня назад вышла книжечка, которая называется «Цветок невиданный». Она малюсенькая-малюсенькая. Знаете, я никогда не писала под заказ. Как-то Бог миловал. Хотя говорят, что это выгодно и вообще хорошо – люди весь тираж забирают. Но у меня такого не было. Это был даже не заказ. В том же Орском монастыре, куда я ездила за помощью, мне рассказали про одну девочку, которая из десяти лет жизни, отведённых Богом, пять – очень тяжело проболела. У неё было тяжелейшее онкологическое заболевание, и она умерла. Я увидела её портрет в кабинете отца Сергия, спросила – кто это? Батюшка и рассказал мне всю историю. Было бы хорошо, говорит, если бы про неё написать. Я и написала эту вот малюсенькую книжечку. Она больше в поддержку несчастным мамам, которые уже потеряли или сейчас теряют своих деток. Эта девочка – удивительная, это ангел, который с неба прилетел и на небо улетел. Она перенесла 49 химий, а на 50-ю пришла к врачам и говорит: сегодня у меня юбилей – пятидесятая химия, мы будем пить шампанское. Она попросила маму купить клоунский костюм и ходила по больнице, веселила деток, таких же как она. Потом у неё отняли ручку, саркома продолжала развиваться. И она с одной ручкой каталась на самокате. Вот такой ребёнок. И она уходила очень мужественно. У нас, кстати, 21 мая в Лавре, в Троице-Сергиевом посаде – я там живу, – есть очень хороший ресторанчик, «Маковец» называется, там будет презентация этой книги. Приедет мама этой девочки, Ксюши, приедут другие мамы и папы, потерявшие своих деток, и волонтёры. Хотим сделать серьёзное мероприятие, презентовать книжечку. Это вот совсем новенькое. Какие-то планы есть, но я вам про них не скажу. Я один раз прокукарекала, а потом не знала, что делать. Если бы не прокукарекала, никто бы ничего не узнал. Не получилось и не получилось. А когда я уже сказала – это другое дело. Поэтому не обижайтесь, не скажу про планы.

Беседу вёл писатель, журналист и общественный деятель Артём Аргунов

Примечание:

* Орден преподобной Евфросинии Московской учрежден в августе 2007 года, в 600-летнюю годовщину смерти великой княгини Московской Евдокии, в монашестве Евфросинии – супруги Дмитрия Донского. Этот орден стал второй «женской» наградой Русской православной церкви, ранее женщинам, имеющим особые заслуги в церковном возрождении, как правило, вручался орден святой равноапостольной княгини Ольги.