Наталья Сухинина: «Я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда...»
Наталья Сухинина: «Я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда...»
![](/sites/default/files/wp-content/thumbnails/img9700.jpg)
Как талант учительницы способен повлиять на дальнейшую судьбу четвероклассницы? Что даёт профессия, выбранная сердцем? Что можно ждать от неофита? Как рождаются произведения, способные пробирать до глубины души? Об этом и многом другом читайте в эксклюзивном интервью с православной писательницей и журналистом, почётной обладательницей Ордена преподобной Евфросинии Московской* – Натальей Сухининой.
– О журналистской профессии Вы мечтали с раннего детства. А что вдохновило, не помните? Кто-то из родственников или знакомых был журналистом?
– Нет, у меня в семье нет журналистов. Вообще никого. Просто есть для меня очень милая история детства. Где-то в четвёртом классе нас попросили написать первое в нашей детской жизни сочинение про зиму. И я очень хорошо помню, что я там написала такую фразу: «Снег на солнце сверкал разноцветными огоньками». Мне эта фраза очень понравилась, и я её записала. На следующий день пришла учительница и говорит: «Я читала сочинения, и самое интересное – у Наташи, наверное, она будет журналистом!» Я еще не понимала, что это за профессия журналист, но поняла, что это что-то приятное. И вот с тех пор учительница меня как будто на эти рельсы поставила. Я ведь была послушной девочкой. Вот и выбрала этот путь. И не жалею.
– Забавная история. А преподавательница знает о последствии сказанных ею слов?
– Вы знаете, какой преподаватель?.. Я сама недавно отметила серьёзный юбилей. Я, конечно, приходила на школьные встречи. Её звали Галина Яковлевна. Она мне привила любовь к литературе. Она нас очень нестандартно учила. Я хорошо помню, как мы смотрели «Горе от ума» в Малом. Ещё Царёв играл Фамусова. И она нас дважды туда водила, на один и тот же спектакль, а потом задавала какие-то вопросы. То есть человек работал с душой и привил нам любовь к литературе. Ну вот уже Царствие ей Небесное!.. Галина Яковлевна, фамилию не помню… Так вот и сложилась моя жизнь. Я много работала в разных изданиях, в самых разных журналах, в газетах. А потом стала литературой заниматься.
– Путь от детской мечты до её воплощения в жизнь – каким он был? Насколько тернистым или, напротив, лёгким?
– Нет, он не был тернистым. Радостным был. Понимаете, когда человек занимается своим делом, то он испытывает лишь радость. Я до сих пор живу в состоянии этой радости. И, простите за неприличие, мне даже до сих пор бывает стыдно получать гонорары, потому что я испытываю такую радость от того, что я делаю, и думаю: Господи, мне ещё за это деньги платят. Совсем хорошо. Так что тернистого пути не было. Ничего я там не завоевывала. Видимо, потому что занимаюсь своим делом, ничего другого не умею.
– На самом деле очень здорово, когда удаётся найти то занятие, которое не только доставляет удовольствие, а ещё и кормит. Это, пожалуй, один из элементов человеческого счастья.
– Вы знаете, я знакома с людьми – и вокруг меня таковых много, – которые мучаются. Человек утром встаёт в таком ужасе, что сейчас ему придётся идти на работу. Человек в ужасе от того, что ему приходится каждый день идти куда-то и заниматься постылым, нелюбимым для него делом. Другого ведь ничего не получается. Так уж сложилось в его жизни. И это мука настоящая. Я просто знаю об этом не по собственному опыту, а по рассказам тех людей, которые рядом со мной. А у меня это радость, и я говорю об этом искренне, от души.
– И получается, журналистика стала своего рода тропинкой, которая привела вас к Богу?
– Я думаю, да. К этому времени у меня уже был духовник, который благословил. У меня был период, как и у всех неофитов, когда я думала, что я ухожу из журналистики, буду продавать свечки в храме. Но умный батюшка мне сказал, что свечки продавать есть кому, а писать – таких людей меньше. Поэтому давайте уж вы занимайтесь тем, что умеете. Только теперь, раз вы уже пришли к Богу, старайтесь заниматься православными темами. Ну вот с тех пор, по его благословению, я и стараюсь этим заниматься.
– Читал про ваш во многом пеший поход на Святую землю, и такой вопрос возник: когда вернулись из Иерусалима, не было опасения, что привычный круг общения вас, духовно обновленную, уже не примет?
– У меня такого не было. Я об этом как-то не думала – примет или нет. Я сама не могла принять то, чем занималась до похода в Иерусалим. Как раз тогда и состоялся упомянутый разговор с батюшкой. Я не видела какого-то непонимания в своём окружении. Просто мне самой хотелось этого. Там был еще такой момент, когда я из партии выходила. Одним словом – неофит. Хотелось всё сокрушить на своём пути, чтобы иметь возможность служить Богу. Сейчас я, конечно, поутихла. Я поняла, что это заполошенность некая. И в определённом возрасте допускать подобную заполошенность в себе уже нельзя. Но тогда… У меня дома была шикарная библиотека классики, в основном русской. Мне же хотелось читать Блаженного Августина, Святых отцов. Такой был замечательный человек, Царствие ему небесное, Михаил Михайлович Дунаев, профессор Московской духовной академии. Он преподавал христианскую литературу в академии. Мы с ним немножко дружили. Я ему говорила: «Михал Михалыч, заберите у меня книги. Я ничего больше не хочу». – «Точно?» Я говорю: «Точно». И он очень долго их не забирал. Всё время спрашивал: «Вы не передумали?» «Нет, я не передумала». Он чуть ли не самосвалом вывез у меня всю эту литературу. И вот я начала читать Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, Блаженного Августина. Я очень быстро этим накушалась и сейчас с удовольствием перечитываю классику. Но это всё ошибки неофитские. Каждый человек может сказать, что пережил такое.
– Ваш переход от публицистики к художественной прозе, выходит, произошёл уже после прихода к Богу, или до этого были попытки написать рассказ, повесть?
– Нет, не было попыток. Вы знаете, у меня есть книжечка, она называется «Дорога, ставшая судьбой» – это как раз вот о моём походе в Иерусалим. И это не ради красного словца. Это действительно некий шлагбаум. Жизнь до и жизнь после похода. Я не думала ни о каком писательстве. Просто накопилось очень много рассказов, и издательство предложило их издать. Я первые три книги не писала, это просто сборники, собранные из моих уже написанных рассказов, опубликованных в разных местах. Первый вышел – вроде, ещё остались рассказы. Потом второй вышел. Первый сборник назывался «Где живут счастливые» по названию одноимённого рассказа, включённого в книгу, – про Деда Мороза, который ходил по домам, поздравлял от профкома и в каждом доме видел несчастье. Где-то – ребёнок-инвалид, где-то – одинокий старик, всеми брошенный. Он потом пришёл домой и говорит жене о том, что был везде, а счастья нигде не видел. Где же тогда живут счастливые? А потом оказалось, что как раз он-то и счастлив. У него есть полная семья, у него есть дети, которые его радуют, у него есть крыша над головой. То есть такой вот рассказик «Где живут счастливые» стал заголовком к сборнику. Потом остались ещё рассказики, ещё издали. А потом третья книга вышла – «Какого цвета боль?». Она о женщинах, которые сидят в тюрьме. Мне вообще была интересна психология таких людей. Но эти женщины уже пришли там к Богу. Я с ними со всеми познакомилась в тюремном храме. Я ездила в Самару. Ходила, как на работу, под ружьё, в течении двух недель встречалась с этими женщинами. Потом сделала такую книжечку. Это уже была книга. Но опять же, это не была литература. Это всё были реальные истории из жизни. Я вообще всё в принципе пишу на реальных событиях, связанных с реальными людьми. Мне так проще. Видимо, журналистика во мне всё ещё так играет.
– Вы и сейчас упомянули, и в других интервью неоднократно говорили, что за основу произведений берёте истории, рассказанные читателями. А как случилось, что люди начали делиться с Вами случаями из собственной жизни? Они часто просят написать об этом?
– Нет, они меня не просят. Я, наоборот, честно говоря, не люблю, когда меня просят. Иногда бывает, мне говорят: «Вы должны про меня написать». Я очень не люблю эту фразу. Потому что, во-первых, я никому ничего не должна, а во-вторых, если человек считает свою жизнь настолько интересной, что про неё должны знать другие, меня это смущает. Всё происходит каким-то особым образом. Иногда общаешься с человеком, и вдруг возникает внутренняя такая стойка – я просто знаю её уже в себе – и я понимаю, что этот человек может быть героем моей новой книги. У меня не было в жизни момента, хоть на сегодняшний день написано 25 книг, когда я бы не знала про что написать. У меня всегда есть очередь тем, о которых хочется написать. Я не знаю, как это происходит, но вот есть чутьё у меня, особое какое-то состояние, когда я понимаю – всё, это моё. Какая-то другая история – может быть не менее интересная, но она меня как-то не цепляет. Вот такой вот любопытный процесс. Сейчас я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда, хоть раньше я это говорила, честно глядя в глаза. Сейчас я не могу так сказать, потому что есть книжка «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня» – это одна из последних моих книг, где герои придуманы. И придуманы они только потому, что там взята тема достаточно для меня важная и серьёзная – это тема смерти. Больше того – радости смерти. Я считаю, что раз мы декларируем, что мы люди православные, то должны готовиться к этому событию как к главному в нашей жизни. Иначе нам грош цена как православным. А мы всё боимся этого слова. Даже слово «смерть» боимся произнести – говорим: «А если что случится». Такая вот у нас есть расхожая формулировка. Мне показалось это неправильным. Я придумала трёх женщин в палате – Веру, Надежду, Любовь, которые уже будучи пожилыми, больными, понимали, что они живыми из больницы не выйдут. Там была ещё буфетчица Соня, которая возила им кефир на тележке. Там придуманные герои, потому что я не могла под тему найти реальных людей. Поэтому тема у меня была, а героев я придумала. И это вот единственный случай, единственная книжка. И он выбил почву из-под моих ног, потому что теперь я уже не могу сказать, что в моих книгах всё правда – уже есть прецедент.
– Не менее глубокая и довольно интересная, на мой взгляд, тема.
– Тема эта выстраданная. Я очень боялась браться за неё. Считала, что богословствовать об этом мне не по чину. Я ведь не богослов. Поэтому опустила её в сугубо бытовую ситуацию. Вот эти женщины в больничной палате. И, конечно, книга очень тяжело писалась. Целых девять месяцев. Как раз ребёнка можно родить за это время, а я вот книжку написала. Я просто считала выбранную тему очень важной, и сейчас продолжаю считать.
– А вообще, что для Вас главное в художественной литературе?
– Наверное, искренность. Когда человек пишет искренне – читатель это чувствует, так же как он чувствует фальшь. И если человек видит, что автор сфальшивил, то он читать до конца не будет. Начнёт и отложит. В вашей жизни, наверное, были такие случаи. Я больше всего боюсь неискренности и, может быть, иногда даже перегибаю с откровением. Мне временами говорят – как ты можешь душу раскрывать чужим людям? Но я считаю, что читатели – это не чужие люди. У меня уже есть мой читатель, который со мной многое пережил. У меня дом горел в Абхазии, и читатели, наверное, даже больше, чем родные люди, всячески поддержали меня в этой ситуации. Читатели, которые умеют радоваться каким-то моим успехам – они не чужие для меня люди. Поэтому как я могу фальшивить перед близкими людьми? Тогда вообще зачем всё это надо? Но упрёки в том, что я иногда позволяю себе больше, чем, казалось бы, положено, – они есть. Я же не считаю, что это плохо.
– На самом деле здорово, когда с читателем выстраиваются искренние и глубокие отношения. Когда читатели – не размытая субстанция, а близкие по духу, действительно понимающие, следящие за вашим творчеством люди. Это очень дорогого стоит.
– Я вообще считаю, что у нас возникла какая-то уникальная форма общения с читателями. В последнее время, к сожалению, нет, а вот раньше я проводила очень многолюдные вечера. Я собирала в больших залах очень много читателей, иногда даже билетов не хватало. Огромный зал – на пятьсот человек, и всегда он заполнялся. Приходили мои читатели, у которых между собой возникали какие-то взаимоотношения. Кто-то, к примеру, помогает в репетиторстве по английскому языку сыну врача; а тот врач тоже лечит каких-то моих читателей. Некая такая община. И меня это так радует! Единственное, сейчас стало тяжело снять зал. Нам же никто ничего не даёт. Сами стараемся – я, издательство. Сейчас хотелось вечер провести, стала узнавать, но там такие цены, что просто невозможно снять хороший зал. А маленький нас не устраивает, потому что действительно всегда народа очень много. А большие залы стоят больших денег. Поэтому пока вечера не проводим. А люди всё время спрашивают, почему же так долго нет вечеров? Давайте опять проведём!.. Терять такую форму общения очень не хочется. Но в то же время пока мы не можем себе позволить хороший зал…
– А если попробовать онлайн провести?
– Нет. У нас же, понимаете, вечер – это не просто я каким-то занудным голосом что-то читаю, а они все сидят, спят в зале. Я делаю праздник для читателей. Приглашаю хороших артистов, которые всегда с радостью выступают. Многие из них тоже мои читатели. У нас там все – участники. Вот человек прочитал книжку, хочет поближе узнать героев. И я приглашаю персонажей на сцену. Не подумайте только, что я хвалюсь! Я просто этому очень рада, и такую форму общения читателя с писателем действительно не хочется терять. Но пока так. А там вдруг что-то изменится, и мы проведём вечер. Я тогда вас обязательно приглашу.
– С удовольствием!.. А какой должна быть среда, в которой вам бы комфортно работалось? Есть какие-то требования для полноты погружения в творческий процесс?
– У меня есть, конечно, свои странности, о которых профессиональные коллеги-писатели говорят, как о непрофессиональности. Во-первых, я пишу рукой. Для меня компьютер –это некое лишнее звено. Я не умею даже двух слов связать на компьютере. Есть рука и есть мозг – рука фиксирует то, что передаёт мозг. Потом, когда всё написано, я, конечно, сама набираю текст на компьютере и что-то в нём редактирую. Но изначально я пишу только рукой. Мне говорят о том, что это тройная работа. Да, она тройная, но я по-другому не умею, могу только так. Во-вторых, я не пользуюсь диктофоном, когда беседую с людьми. Почему? Потому что считаю, что, если человек раскрывает душу, как-то цинично это всё записывать на магнитофон. Надо просто смотреть в глаза человеку. У меня же герои – это люди сердечные, я же не пишу про производственные успехи, где нужны какие-то цифры. Я очень люблю тишину. Одиночество для меня – это подарок. Я очень ценю моменты, когда нахожусь одна. Это всегда было, даже в юности. При всей активности журналистской жизни лучшими минутами были те, которые я проводила одна. Мне одиночество помогает, оно нисколько не удручает, и я с радостью пишу в таком состоянии. С Божьей помощью пишу.
– Наверняка порой случается творческий ступор, когда работа над произведением резко начинает буксовать. Что Вы обычно предпринимаете в таких ситуациях?
– У меня, знаете, как было с книжечкой «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня»? Я писала, писала и зашла в тупик. Думаю, что-то не туда, что-то не то я делаю. Тогда я взяла и поехала в один из монастырей на Урале. Я часто туда ездила. Это Орский монастырь Иверской Божьей матери, там духовник отец Сергий Баранов. Они там достаточно часто устраивали презентации каких-то моих книг, и я к ним ездила. И вот я приехала и сказала батюшке, что вот что-то не идёт, посоветоваться хочу. А он сделал из этого массовое мероприятие. Я даже сначала расстроилась. Собрал всех и говорит: вот, Наталья Евгеньевна хочет посоветоваться. Я отвечаю, мол, зашла в тупик. И все мне стали давать различные советы. Я не скажу, что какой-то из советов мне действительно пригодился, но я увидела, что люди интересуются, что для них поднятая тема также важна. Меня эта поездка утвердила в том, что я на правильном пути. Вернувшись домой, я уже с новыми силами опять села за эту книгу. По-разному бывает. Есть у меня такие моменты, их немного, но бывает, что работа впустую. Я еду куда-то с целью написать книгу. А когда приезжаю, то понимаю, что книга не получится. И бывают, конечно, такие ситуации, когда на расстоянии человека видишь одним, а близко другим. И тот, который близко, оказывается, уже и не герой моей книги. Такое тоже бывает. Жизнь в общем-то сложная штука. Много не предсказуемого. Но подобных историй, слава Богу, мало. Редко случается, чтобы я что-то задумала и не сделала. Стараюсь, чтобы хватило сил закончить начатое.
– Вы сейчас упомянули, что бывает так, что человек на расстоянии представляется одним, а при более близком общении – другим, то есть получается, вы находите персонажей онлайн, а потом уже с ними знакомитесь?
– Нет. У меня, к примеру, была такая книжечка – «Белая ворона», и её героиню я никогда в жизни не видела. Это единственный случай. Мне про неё рассказала одна знакомая, они вместе работали в больнице. Она мне как-то говорит: знаешь, у нас работает такая женщина, и начала рассказывать. А я, опять же чувствуя внутреннюю стойку, уточняю: слушай, ты не могла бы у неё спросить? Может, она бы согласилась со мной встретиться. Знакомая спросила, а та женщина спросила духовника – и духовник не благословил. Нет и нет. Для меня это закон, я же не могу против духовника. Прошло семь лет. И я вновь её спросила: Галя, а помнишь, ты мне рассказывала про женщину в больнице? Галя отвечает: она сейчас уже в монастыре живёт. Я говорю, может, ты сможешь ещё раз спросить – многое же поменялось, прошло много времени. Может быть, теперь можно. Галина спросила. Духовник благословил. Но я с той женщиной не виделась. Мне про неё очень-очень подробно рассказала Галина, её подруга. В общем-то на её глазах происходили все эти коллизии. Я написала книжечку и попросила Галю, чтобы она её отправила в монастырь. Но я так и не получила никакого отклика. Видимо, она порвала с миром. Такая вот книжечка написана – «Белая ворона». Про человека, который перенёс в жизни очень много страданий. Мне говорили: зачем вы столько страданий придумали? В жизни такого быть не может!.. А там каждое слово – правда.
– Часть аудиоверсий Ваших книг звучит в авторском исполнении. Что побудило к их записи, и был ли ранее опыт дикторской работы?
– Нет, не было никакого опыта дикторской работы. Это мне предложили в издательстве «Алавастр», с которым я сотрудничаю всю жизнь. То есть все мои книги выпускает только это издательство. Оно изначально было создано под мои книжки. Сейчас там издаются и книги других авторов. Первые две книги читали артисты. Потом мне говорят, почему вы сами не хотите почитать? Я ответила, что с радостью. Ведь бывает, слушаешь, как озвучивают твою книгу артисты, и понимаешь, что не всё так, как мне хотелось бы. Не те акценты. Я попробовала, и оно вроде получилось. Несколько книг я записала. Почему потом всё закончилось? Потому что перестали покупать. То есть техника ушла вперёд, и диски покупать люди уже не захотели. А издатели, безусловно, считают деньги. Вот даже я на православных ярмарках работала, и книжки брали, а диски как лежали, так и лежат. А деньги вкладываются. Поэтому мои издатели решили больше не заниматься этой работой. Хотя я бы с удовольствием – я люблю читать свои книжечки, мне это доставляет радость.
– На сегодняшний день аудиокниги очень хорошо продаются онлайн. Но не на дисках, а с возможностью сразу же скачать и прослушать приобретённое произведение.
– Наверное, так и есть. Но я же не сама по себе, я от издательства. Вот сказали, что решили больше не записывать диски. Пока это не окупается. Если передумают, я с радостью буду начитывать.
– Сейчас работаете над какой-то новой книгой?
– У меня буквально три дня назад вышла книжечка, которая называется «Цветок невиданный». Она малюсенькая-малюсенькая. Знаете, я никогда не писала под заказ. Как-то Бог миловал. Хотя говорят, что это выгодно и вообще хорошо – люди весь тираж забирают. Но у меня такого не было. Это был даже не заказ. В том же Орском монастыре, куда я ездила за помощью, мне рассказали про одну девочку, которая из десяти лет жизни, отведённых Богом, пять – очень тяжело проболела. У неё было тяжелейшее онкологическое заболевание, и она умерла. Я увидела её портрет в кабинете отца Сергия, спросила – кто это? Батюшка и рассказал мне всю историю. Было бы хорошо, говорит, если бы про неё написать. Я и написала эту вот малюсенькую книжечку. Она больше в поддержку несчастным мамам, которые уже потеряли или сейчас теряют своих деток. Эта девочка – удивительная, это ангел, который с неба прилетел и на небо улетел. Она перенесла 49 химий, а на 50-ю пришла к врачам и говорит: сегодня у меня юбилей – пятидесятая химия, мы будем пить шампанское. Она попросила маму купить клоунский костюм и ходила по больнице, веселила деток, таких же как она. Потом у неё отняли ручку, саркома продолжала развиваться. И она с одной ручкой каталась на самокате. Вот такой ребёнок. И она уходила очень мужественно. У нас, кстати, 21 мая в Лавре, в Троице-Сергиевом посаде – я там живу, – есть очень хороший ресторанчик, «Маковец» называется, там будет презентация этой книги. Приедет мама этой девочки, Ксюши, приедут другие мамы и папы, потерявшие своих деток, и волонтёры. Хотим сделать серьёзное мероприятие, презентовать книжечку. Это вот совсем новенькое. Какие-то планы есть, но я вам про них не скажу. Я один раз прокукарекала, а потом не знала, что делать. Если бы не прокукарекала, никто бы ничего не узнал. Не получилось и не получилось. А когда я уже сказала – это другое дело. Поэтому не обижайтесь, не скажу про планы.
Беседу вёл писатель, журналист и общественный деятель Артём Аргунов
Примечание:
* Орден преподобной Евфросинии Московской учрежден в августе 2007 года, в 600-летнюю годовщину смерти великой княгини Московской Евдокии, в монашестве Евфросинии – супруги Дмитрия Донского. Этот орден стал второй «женской» наградой Русской православной церкви, ранее женщинам, имеющим особые заслуги в церковном возрождении, как правило, вручался орден святой равноапостольной княгини Ольги.