Судьба России — полувосточный статус. И максимальные её успехи — в полувосточных отношениях с Востоком. И… самую большую политическую ошибку со времен Понтия Пилата, тоже занимавшегося, в его понимании, «восточной политикой»…, пусть лучше сделаем не мы. Потому и на нынешний арабский кризис Россия должна реагировать с высоты своего 700-летнего восточного опыта, с презреньем отвергая западные провокации, наглые и наивные одновременно...

Март 1941 года… Приближалась мировая бойня, надвигалась, и всё явственнее это чувствуется из документов той поры. То есть она, конечно, уже шла, но только две главные военные силы Земли того времени ещё не сцепились между собой в смертельной схватке. В целом же – размежевание и формирование международных блоков продолжалось. Всё меньше оставалось на карте мира островков, не охваченных военной лихорадкой....

В 19 веке южная граница Российской Империи была самой неопределенной и беспокойной. Пограничную линию определяли казачьи пикеты, расположенные на большом расстоянии друг от друга. Кокандские конные отряды постоянно ее нарушали, нападая на стада «русских» казахов и угоняя целые табуны. Они грабили купеческие караваны, забирали в рабство подданных России. Но даже такая условная граница не замыкалась. С одной стороны она заканчивалась крепостью Джулек, с другой укреплением Верное, теперь Алматы. После долгих споров правительство России решило исправить положение, взяв кокандские крепости Аулие-Ата, Туркестан и Чимкент...

Сколько бы раз жизнь не сводила с Ганадом Чарказяном, не перестаю удивляться не столько его неуемной энергии, сколько простому жизненному мировоззрению. А смысл главных жизненных переживаний моего товарища и известного в Беларуси литератора достаточно ясный: живи в согласии, союзе с разными людьми, разными убеждениями, разве что сторонись подлости и предательства. А в остальном – будь добрым, всепрощающим и принимай мир таким, каковым его создали до тебя...

Может быть, и не стоило писать это предисловие. Не знаю. Моя профессия – сатира. Или нечто близкое к ней. А поэзия – это другое. Другой дар. И это не про меня. Однако так случилось: однажды я узнал, что болен, и болезнь опасна. Потом пришлось пройти по обычному кругу – отделение онкологии, лечение и трудный выход из него. А еще было много молитв. Близких, друзей, родного прихода храма преподобного Агапита Печерского в Киеве. Сейчас, когда всё позади, я всё чаще вспоминаю слова псалма: «На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою»...

Не ругай ее, ветер, за млечность песка на висках,
И за частую ткань паутинок, что выткались в осень.
Не пугай ее, дождь, что стекает на землю тоска,
Что до срока увяла отцветшая временем просинь...

Опять, опять перед собой
Я вижу поле Куликово,
Где над полынною травой
Поют глухую песнь подковы.
Ведь через Дон опять мосты
Дотла сгорели этой ночью,
И утро – грозной красоты,
И супостат мне гибель прочит...

«Хождение за три моря» тверского купцаАфанасия Никитина таит столько загадок, что над ними бьются уже несколько веков. Академик Измаил Иванович Срезневский писал: «Записки Никитина о странствиях в Персию и Индию в 1466–1472 годах – памятник в своем роде и для своего времени (пока не открылось других подобных) в такой же мере единственный и важный, как «Слово о полку Игореве», – были открыты Карамзиным и им одним доселе (написано в ХIХ веке. – В.В.) оценены по их значению в истории старой Руси ХV века»...

Очи — слёзы, зубы — жемчуг, — где любимая моя?
Светлый разум, лик прекрасный, — где любимая моя?
О, душа — источник скорби, — где любимая моя?
« — Эй, язык мой, дай ответ мне — где любимая моя?
Свет души, цветок расцветший — где любимая моя?»...

...Старый Балкан был из тех счастливчиков, кто прошел всю войну 1941 — 1945 годов и остался цел и невредим, на своих плечах вынес все тяготы войны. Он был солдатом, дожившим до завоеванной с такими огромными потерями Великой Победы.

7 декабря 1941 года в 15 часов 32 минуты Нина Егорова поняла, что скоро умрет. Она узнала об этом в то время, когда из последних сил подошла к окну и приоткрыла одеяло, которым оно было занавешено...

Так на чём мы остановились? На узелках… Да, это я придумала — лечить Алалаева от узелков и детского испуга. Сегодня вечером Фальц-Фейн принесла чабрец-траву на шёлковом поясе своей трехъярусной юбки и воскурила. Алалаев сомневался: Пусть, но зачем? Ведь сказано где-то: человек должен быть грустен и растерян, и ещё: только печаль утоляет сердца, и ещё: не так же ли любят и мытари?.. но это уже, кажется, о другом...