День Св. Троицы. Пятидесятница

Великая Отечественная война… Страшная трагедия народа!
Война! Как много в этом слове страданий и боли, сколько горя принесла она, сколько пережил наш великий народ во время этой трагедии, длившейся долгие четыре года, сколько жизней было погублено, сколько судеб исковеркано, сколько матерей потеряло своих детей, сколько детей осталось без родителей… всего не перечесть...

Последнее явление Воскресшего Христа ученикам на горе Елеонской – завершилось видимым восхождением Господа Иисуса к Отцу: Вознесением. Вознесение явилось высшею, или по словам знатока новозаветной истории еп. Кассиана (Безобразова) — предельною точкою, земного служения Христова...

...Он никогда не рассказывал страшные вещи о войне. Он больше говорил о людях, воевавших с ним плечо к плечу. С болью вспоминал прославленных полководцев Панфилова, Черняховского. Никогда не критиковал ошибки руководства страны и очень любил, даже боготворил товарища Сталина И.В. Когда его младшая дочь принесла учебник родной речи с перечёркнутым крест на крест портретом И.В. Сталина (1961 год) прадед рухнул на кровать и, отвернувшись к стене, пролежал сутки без еды и питья, ни с кем не разговаривая. Второй раз такое же с ним случилось, когда объявили о распаде Советского Союза...

Утро Дня Победы в моем детстве всегда было шумным и радостным. Мать раньше обычного открывала ставни, и в доме сразу – светло, солнечно! А в окна – вишня в цвету... И сирень улыбалась – празднично! По очереди подходя к зеркалу, мы заплетали косы, завязывали банты. Одевались нарядно: сегодня всей школой – на митинг, а потом – на праздничный концерт! Мать готовила всем завтрак, приглядывая за нашим младшим братиком Колей. А из радиоприемника – громко! – песни о войне, о Победной весне... В самое сердце!..

Они сидели на веранде за столом – немолодая женщина, подчёркнуто аккуратно одетая, и дети – два мальчика и девочка. Солнечный свет, пройдя за окном сквозь голые весенние ветви старой яблони, мутными пятнами накрывал клеёнчатую поверхность длинного стола, на которой россыпью лежали разноцветные фломастеры, сжимающие солнце в тонкие линии, несколько ярких книжек и три больших листа для рисования...

Здравствуй, прадедушка. Ты даже не знаешь обо мне. А я знаю, что Ты – боевой солдат, прошедший всю войну. Ты участвовал в Параде Победы на Красной Площади...

Ночью после нашей неудачной атаки посылает меня и моего напарника командир батальона на поле, где мы наступали днём. Где-то там остался лежать наш командир роты. Ночь с 3-го на 4-е января сорок второго года. Мороз. Немцы молчат. Мы тоже. Наступать мы начали в двадцатых числах декабря. И вот за этих две недели в роте второй ротный погиб, и ни одного командира взвода нет. Или убит, или ранен и отправлен в госпиталь…

...Когда мне исполнилось десять лет, отец привез меня из деревни, где мы жили, в город к дедушке и бабушке. Там уже находились мои двоюродные; пятилетняя сестра и два брата, которые были старше меня на два-три года. Деда с бабкой я видел и раньше, они иногда, дня на три, приезжали к нам в деревню. А неугомонных братьев, дающих друг другу тычки под бока, и плаксивую сестру встретил впервые. Они, так же как и я, были привезены своими родителями – погостить. И в этой шумной компании мне предстояло находиться почти все лето...

Из детства, из того благословенного времени, когда мир радостно изумляет, а кусается еще не очень больно, мне живо помнятся наши семейные походы в гости к родственникам. Родственники – по линии отца: его братья и сестры, их жены и мужья, для нас с братом – дяди и тети. Жила наша родня в пригороде, в заречье, путь туда был не далек, но всегда волнующ, ибо ездили мы к ним на праздники: Новый год, 8 Марта, Октябрьская, а если День Победы выпадал на воскресенье (тогда этот праздник не был красным днем календаря), то и на 9 Мая...

Прозрачный май. Зеленое дыханье
Окутало широкие поля,
Но бьется в сердце боль воспоминанья…
Холодная, промерзшая земля.
Стонала ты, багровая от крови,
Дрожала ты, под взрывами гранат...

Июньским днем на прогретой кухне
Пузатый чайник пыхтеть устал.
Мы за обедом, я рядом с дедом,
Сижу над чашкой. Его – пуста...

Здравствуй, дед!
В удивлении брови не хмурь, всё равно не узнаешь –
Виновата война, что меня в твоей памяти нет.
Сорок первый... Принёс, отсчитав тридцать лет, меня аист,
Тридцать лет...

Ночь застыла – прозрачна, незыблема и черна,
Будто тени все вышли на праздничный променад.
Мой корабль поднимали со дна.
И была Луна.
И над морем повисла звенящая тишина...

...Но каждый раз
мне чудится в июне
войны далёкой
привкус на губах...

…А мама на снимке в весеннем пальто.
Ждала День Победы и верила, что
Вернётся мой папа здоровый, живой,
Покончив навечно со страшной войной...

...Я не видел ни разу
Этот странный дворец.
Нам обрывки приказа
В поле выбил свинец...