Священномученик Варнава Патриарх Сербский

В ночь с 23 на 24 июля 1937 г.  смиренная душа Святейшего Сербского Патриарха Варнавы (1880-1937) отошла к Богу, отлетела в Вечность, чтобы молиться  о нас грешных, чтобы просить у Господа помилования для всех неразумных и заблудших. Великий Славянин и великий Серб, Варнава был  настоящим олицетворением народного богатыря-юнака, героя, осиянного благодатию Божию.
В ночь с 23 на 24 июля печальный звон белградских колоколов возвестил о кончине народного заступника и печальника.
Святейший Варнава был последней крупной фигурой в общественно-политической жизни страны. 9 октября 1934 г. жертвой марсельского злодеяния стал югославский король Александр, а 10 августа 1936 г. скончался «от болезни»  Блаженнейший митрополит Антоний /Храповицкий/.
Странная болезнь патриарха, унесшая его в могилу, началась как-то внезапно и как раз в разгар борьбы против заключения конкордата с Ватиканом. Сербская Православная Церковь выступила против ратификации договора, поскольку этот документ (проект был одобрен 25 июля 1935 г. в Ватикане) попросту превращал страну в арену католического миссионерства. Сопротивление этому беззаконию сразу же приняло и характер политический — ведь договор был международным, а Ватикан, как известно, издавна вел (и ведет по сей день) свою специфическую политику наступления на православный мир. В листовках, распространявшихся в народе, говорилось, например, что Ватикан — «длинная рука итальянского фашизма, который стремится продвинуться на восток». Бурная реакция православного населения, предательское сопротивление правительства буквально поставили страну на грань гражданской войны. В этой борьбе, разумеется, видное место занимал и Сербский патриарх. Еще 3 декабря 1936 г. Святейший направил Председателю правительства г. Стоядиновичу меморандум, в котором подчеркивалось, что анализ многих статей конкордата показал полное пренебрежение принципом равноправия религиозных конфессий, гарантированным Конституцией Королевства Югославия. Мужественное всеправославное стояние в конце концов одолело попытку штормового нашествия — за свою победу православные сербы заплатят спустя всего лишь четыре года, когда грянет Вторая мировая, а на Балканах появится сеть концентрационных фашистских лагерей, в самом известном из которых — Ясеновце будет зверски замучено более 1,5 миллионов сербов. «Выдающуюся» роль сыграет в этих злодеяниях католическое духовенство, разумеется не все, но — клевреты Ватикана в Югославии.
Патриарх же Варнава своей жизнью заплатил за веру во Христа в 1937-ом, как бы предварив сонмы грядущих сербских новомучеников. Убиение патриарха Варнавы, безусловно, носило характер ритуального кощунства — «поражу пастыря, и рассеются овцы» (Мф. 26, 31). Эта трагедия призвана была поразить православный дух сербства, сломить волю народа, погрузить его в мучительную скорбь. 23 июля Скупщина проголосовала за ратификацию конкордата, что, конечно, явилось настоящим насилием над православными в королевстве Югославия, попранием Основного Закона страны. Но еще 19 июля в Белграде после молебна о здравии болящего Варнавы, патриарха Сербского, проходившего в кафедральном соборе св. Михаила архангела, был жестоко разогнан крестный ход духовенства и мирян жандармами «попа» Корошца. Антон Корошец, католический священник, был о ту пору министром внутренних дел. И это злодеяние целиком приписывалось ему. Между тем и городская управа не дала согласие на крестныввй ход — эту своего рода манифестацию в защиту прав православного населения страны. Сей крестный ход получил название «кровавый», он надолго запомнился в народе. А само событие это походило на какую-то зловещую провокацию, призванную еще более разобщить население страны.
Неожиданное же известие о болезни патриарха в столь неподходящее время тотчас породило в народе слухи, что Святейший отравлен, последующие события только подтвердили эти догадки. «Страшная, неразгаданная болезнь сломила железное здоровье сербского первоиерарха. Однако венские специалисты, вызванные в двенадцатом часу, поставили диагноз: “Отравлен!”» .
9 октября 1937 г. была отклонена ратификация конкордата в Сенате. Таковой была цена жертвы святителя Варнавы, великого стоятеля за Истину, за славянство, за православную Россию, ибо путь Ватикану с Балкан на Восток был отрезан, а народ сербский уже во Вторую мировую войну вновь, как и прежде, встал стеной на защиту христианской цивилизации.
Имя  священномученика Варнавы, патриарха Сербского, обрело свое достойное место в православных святцах. Святитель еще не канонизирован, но, возможно, именно русские, в первую очередь, должны поднять этот вопрос, во всяком случае, в России он должен быть местночтимым святым.
Пока еще нет икон патриарха, но, думается, давно пристало время создавать их. Канонизация часто «идет снизу», в народе, всегда благодарном своей памятью, возникает почитание святого, постепенно ширится, и, наконец, наступает черед официальных решений и свершений.
Увы, в нынешней РФ мало помнят о тех, кто спасал Россию за ее пределами в трагические 20-30-е гг., после великого русского погрома, учиненного большевиками в нашем Отечестве. В числе истинных друзей русских сами беженцы наши всегда уверенно  называли три имени: короля Александра Карагеоргиевича, сербского патриарха Варнавы, первого чехословацкого премьера Крамаржа.
Постоянную поддержку митрополита Скоплянского (1920), позже (1930) патриарха Сербского Варнавы ощущали наши соотечественники, оказавшиеся после великого Исхода Русской армии из Крыма (1920) в Королевстве Сербов, Хорватов, Словенцев. Варнава отдавал русским  монастыри  и приходы в Южной Сербии, часто принимал участие в богослужениях русского духовенства, особым его почитанием пользовался митрополит Антоний /Храповицкий/, возглавивший Высшее Церковное Управление заграницей, позже Архиерейский Синод Русской Церкви в изгнании, свято чтил он и память Царя-мученика Николая II и всегда напоминал своим соплеменникам о Великой Жертве русского народа, принесенной в 1914 г. на алтарь Славянства. Патриарх Варнава был почетным председателем Исторического общества памяти Государя Императора Николая II и Комитета по сооружению храма-памятника Царственным мученикам в Брюсселе, завершенного лишь в 1977 г. А в 1930-ом в Белграде он освящал храм св. кн. Александра Невского, заложенный еще в 1877 г., когда русские добровольцы сражались за свободу и независимость сербов.
Есть в Белграде на Новом кладбище (русский участок) единственный до недавнего времени памятник императору Николаю II и воинам Великой войны, воздвигнут он был в 1935 г. по проекту русского архитектора Р. Н. Верховскόго. В цоколе постамента устроена небольшая часовня с мраморным порталом, который был сделан на средства Святейшего Варнавы. В свою очередь, в русском храме Св. Троицы (1924, архитектор В. В. Сташевский) в Белграде после смерти Сербского патриарха по почину его верного секретаря, библиотекаря, биографа, крупного слависта Владислава Альбиновича Маевского в благодарную память о святителе прихожане соорудили у левого клироса икону апостола Варнавы. Сам же священномученик патриарх Сербский Варнава покоится в церкви св. Саввы (1935), что на Врачаре в Белграде, построенной русским архитектором Виктором Лукомским. Рядом с нею ныне высится громада храма св. Саввы, пока незавершенного, но возведение этого священного памятника Сербства начал именно патриарх Варнава (разработка проекта архитекторов Николы Несторовича и Александра Дероко была закончена в 1935 году). А перед храмом на Врачарском холме стоит монумент св. Савве Сербскому (2003), работы русского скульптора В. М. Клыкова. Так, на небольшом клочке сербской земли, тесно переплелись наши судьбы…
Любовь к России выросла у Петра Росича (мирское имя патриарха) с детства. В 1900 г. он приехал в С-Петербург учиться в Духовной Академии. Много лет спустя патриарх Варнава вспоминал: «Еще с детства лично я чувствовал громадное стремление к России и своим детским воображением представлял себе ее величие в самом ярком свете. Мое тяготение к России сложилось, с одной стороны, под влиянием моих набожных родителей, а в сербской семинарии, где я учился, — через русскую литературу и через повествования о покровительстве России моему родному Сербскому Народу. Мое заветное желание исполнилось, и Господь привел меня кончить в Петрограде Духовную Академию. Первый раз я приехал в Россию в 1900 г. Я был несказанно очарован величием северной столицы, а теплый, сердечный прием не только от духовенства и от моих школьных товарищей, но даже от каждого, самого простого русского человека был весьма трогателен. Скажу откровенно, что я себя так хорошо чувствовал в России, что при мысли о необходимости вернуться на свою Родину я ощущал какое-то невольное огорчение. Религиозная жизнь русского народа так на меня подействовала, что я тогда же решил принять монашество, и в 1906 г., по окончании Духовной Академии, в академической церкви ректор Академии, теперешний митрополит Сергий /Страгородский/, постриг меня в монашество и возвел в сан иеродиакона и иеромонаха. Вскоре, после моего пострижения, я  вместе со своим духовным отцом побывал в известном на всю Россию Валаамском монастыре, который отличался как суровостью своего климата, так и строгостью монашеской жизни. Там вновь мне пришлось убедиться, насколько Русский Народ предан Церкви и как он почитает монастыри» .
18 марта 1910 г. св. Синод Вселенской патриархии избрал архимандрита Варнаву на кафедру Дебарско-Велесского епископа (Южная Сербия), а  10 апреля он был рукоположен с титулом «епископ Главницкий» . «Хиротония эта была великим национальным торжеством не только царьградской сербской колонии, но и всего южного сербства, которое давно поджидало к себе молодого и энергичного, идейного епископа-серба» .
Назначение это было весьма важным и ответственным, ибо положение турецких сербов в здешних пределах (ныне территория Бывшей югославской республики Македонии) было достаточно тяжелым: долгие годы среди южносербской паствы развивали свою активность греческие и болгарские архиереи и духовенство, чтобы подчинить  (каждый себе) сербское население, что, безусловно, вело либо к эллинизации, либо к болгаризации сербов; сербский язык, народное самосознание, традиции и обычаи — все это словно растворялось в обезличенной, утратившей свою национальную самобытность массе.  На плечи молодого епископа легла сложная, многотрудная задача — стать водителем здорового народного движения возрождения сербов в этом крае, находившемся, по сути,  в запустении: церкви были старыми и обветшалыми, сербско-народных школ было очень мало, турки препятствовали их открытию, а приходское духовенство почти утратило дух пастырской ревности и по большей части было малообразованно богословски и почти невежественно культурно. За время епископства Варнавы край этот буквально ожил: возрождались старые храмы и монастыри, открывались новые школы, владыка неустанно ездил по епархии, посещая приходы, много беседовал с духовенством, поучая и наставляя его и в то же время прислушиваясь к опыту искушенных. Апостольская миссия Варнавы увенчалась успехом, а негодующая и греческая, и болгарская печать писала: «Весь народ идет за Варнавой, поскольку он один делает больше, чем десять наших». Различные клеветы и даже угрозы убийства обрушились на владыку со стороны православных болгар и греков, но не смогли они сломить пламенной души серба-патриота.
Замечательно и особенно драгоценно для нас, русских, что, вспоминая об этом сложном периоде своего пастырского служения, Святейший Варнава подчеркивал следующее: «На мою долю выпала честь быть первым в этой епархии епископом, сербским уроженцем, после погибели Сербского Царства на Косовом Поле. Должен сказать, что в моей трудной деятельности неисчерпаемым источником духовной и нравственной жизни и моей самой сильной опорой было то духовное богатство, которое я почерпнул в России. Лишь оно помогало мне в те времена, когда мои соплеменники страдали под турецким игом и влиянием разных антирелигиозных пропаганд» .
Первая Балканская война принесла, наконец, свободу этим землям: Южная Сербия была присоединена к Королевству Сербия. Однако радость освобождения вскоре настигла новая беда — началась Первая мировая война. И в это время мужественный епископ-патриот  был со своим народом, он находился при армии во всех ее тяжких испытаниях. В черные дни сербской катастрофы в Албании (ноябрь 1915 г.), когда армия вместе с беженцами, теснимая превосходящим противником к морю, была на волос от гибели, Варнава видел безысходное отчаяние приговоренных к неминуемой смерти. И только вмешательство Русского Царя Николая II, взявшего на себя все расходы по эвакуации сербской армии и беженцев и предъявившего ультиматум союзникам, спасло людей от неизбежной трагедии. «Это была радость воскресения заживо хоронивших себя в Адриатическом море, и те, кто пережил эти жуткие дни, на всю жизнь сохранили благоговейное чувство горячей благодарности к памяти царя-мученика императора Николая II и понимание страданий своих русских братьев в беженстве… Здесь же находится и ключ к пониманию патриархом Сербским Варнавою страданий русских под нависшей большевицкой угрозой на берегах Черного моря и всегдашнее чуткое участие сербского первосвятителя  к русским беженцам» .
Во время Великой войны епископ Варнава по поручению своего правительства вновь отправился в Россию (май 1916 г.), где он застал и революционные события.  Преосвященный Варнава собирал пожертвования для Сербской армии, встречался с архиепископом Антонием /Храповицким/, сослужил будущему патриарху Тихону на Пасхальной заутрене и литургии … Был Варнава и свидетелем Всероссийского Церковного Собора, видел он Отечество наше и в дни его заходящей, но все еще великолепной, славы, и в дни страшного падения, разрухи и предательства: «В печальные дни государственного переворота, который принес столь великие потрясения для России, — я был там. Я видел своими глазами, как среди доверчивых русских людей ловко действовали в это время всевозможные враги Русского Народа  и Православной Церкви. <…>  Всем известны те печальные события, которые разыгрались в России. Тяжело об этом говорить, но я часто задаю себе вопрос: виноват ли Русский Народ, этот доверчивый и добрый народ, в гибели своих лучших сыновей и дочерей? — И отвечаю себе я на этот вопрос: нет. Нельзя в этом винить Русский Народ. В этом нужно лишь видеть Божье испытание, посланное Великому Народу, из которого он выйдет победителем своих внутренних и внешних врагов» . Был епископ Варнава  и свидетелем кровавого захвата большевиками древней Москвы, видел и расстрелянный Кремль —  растерзанное святое сердце России. Все узренное в России сделало Варнаву непримиримым врагом большевизма, и он всегда мужественно поднимал свой голос в защиту народа русского, страдавшего от чудовищного пожирателя  человечества, распинателя Христа. «Да, по неисповедимым судьбам Божиим первосвятитель Сербской Церкви, — серб по рождению, русский по воспитанию и духу русского благочестия, — знает Россию и Русскую Церковь так, как далеко не все и русские..,» — замечал  в свое время Маевский.
После Первой мировой войны на карте мира появилось новое государство  — Королевство Сербов, Хорватов, Словенцев. В 1919 г. состоялся Объединительный Собор Сербской Православной Церкви, который постановил воссоединить под главенством патриарха все православные области, вошедшие в состав Королевства СХС и ранее находившиеся в юрисдикции разных автокефальных Церквей. Восстановлена была  многострадальная Сербская Патриархия. А 30 октября 1920 г.   патриархом Сербским был избран митрополит Белградский Димитрий /Павлович/. И в 1920 же году на Архиерейском Соборе епископ Варнава был избран на историческую кафедру митрополита Скоплянского с возведением в этот высокий сан.
Однако Высокопреосвященный Варнава получил печальное наследие. Епархия, некогда процветавшая верою и благочестием, являла собой «мерзость запустения» — последствия турецкого ига, двух Балканских и Первой мировой войны. И, как прежде, настойчиво, спокойно и планомерно принялся он за непростое дело восстановления духовного, за очищение епархии (теперь митрополии) от хаоса, за организацию порядка и дисциплины церковной. И вот тут-то ему пришли на помощь русские беженцы. Всего в своей  митрополии Высокопреосвященный Варнава заместил русскими священниками более 100 пустовавших приходов. Кроме того, должно сказать, что управление митрополитом Варнавою  епархиями Южной Сербии покоилось на духе христианского миролюбия, веротерпимости и братского отношения к иноверцам. Большое внимание уделял владыка восстановлению древних памятников церковной культуры, иногда он приглашал археологические экспедиции для восстановления древних мозаик и фресок. Например, в старинном монастыре св. Пантелеимона (XII в.) работал известный русский ученый Н. Л. Окунев, сделавший здесь удивительное открытие: Ренессанс начался в Сербии за целое столетие до его появления в Италии.
В неустанной заботе о пастве своей, Святейший Варнава, уже вступив на патриарший престол (12 мая 1930 г.), много ездил по стране, наблюдая приходскую и епархиальную жизнь, заботясь о соблюдении веротерпимости в тех местах, где православное население соседствовало с католиками или мусульманам.
«Он шел в народ с открытым сердцем, — писал В. А. Маевский, — с неподдельной искренностью, чтобы говорить ему все доброе,  красивое и полезное, не обращая внимание на религиозную или племенную принадлежность людей. Он шел, чтобы с помощью Церкви укрепить народ во всем, что есть в нем доброго, и одновременно с помощью сих добрых качеств народа укрепить Церковь. Призывая народ хранить веру прадедов, ее национальные особенности и традиции, патриарх Варнава одновременно проповедовал уважение к другим религиям, чужим обычаям и привычкам. Утверждая народ в любви к своей вере, Церкви и национальности, — повсюду патриарх заповедовал хранить неколебимую верность и любовь к объединенной державе Югославии. <…> Его Святейшество патриарх Варнава повсюду говорил и действовал как искренний, бескомпромиссный апостол мира и любви. И не только говорил, но, вступая в контакты с представителями других конфессий, относился к ним так искренно и братски, что и они в отношении его как главы крупнейшей Церкви в стране выказывали максимум любви и уважения, славя его как носителя веротерпимости, подлинной культуры и просвещения» . Принимал патриарх Варнава и посильное участие в попытках преодоления раскола в Зарубежной Русской Церкви. Однако эта деятельность Святейшего Варнавы требует  отдельного разговора, который невозможно уместить в нашей скромной статье.
4 июля 1930 г. началась большая поездка нового патриарха по стране, Встречаясь со своей паствой и согражданами, святейший Варнава повсюду неизменно говорил о драгоценном братском единстве сербов, хорватов и словенцев, завоеванном в процессе долгой борьбы южных славян за свое освобождение, единстве, которое и являлось залогом сохранения молодой Югославии, прочности государства, будущего балканских народов. Веротерпимость как основа религиозной политики короля-объединителя Александра Карагеоргиевича, равноправие различных конфессий было важнейшим принципом сосуществования, определенным Конституцией Королевства. И патриарх Варнава неподдельно следовал этому завету внутренней политики королевского правительства.
Первое путешествие Варнавы в качестве патриарха по Южной Сербии носило и характер паломничества к старинным народным святыням, это было победоносное  шествие духовного водителя и героя, это была встреча с героическим народом, который одержал победу в борьбе со своим пятосотлетним  врагом, это было торжество Православия и триумф сербства…
Патриарх буквально открывал народу свою душу, делился планами, мыслями и надеждами в деле укрепления Сербской Церкви, созидания Югославянской Державы, говорил о любви и терпимости по отношению к братьям католикам и мусульманам, настойчиво напоминал сербам о том, что принадлежность их к разным религиям, сложившаяся в процессе их трагической истории,  отнюдь не разделила единый сербский народ, в котором течет одна кровь, который говорит на одном языке и в Сербии, и в Хорватии,  в Боснии и в Черногории,  в Косове, Южной Сербии, Воеводине…
По-настоящему праздничным было вступление патриарха Варнавы в древнюю Печь. Город полыхал знаменами, транспарантами, звучала музыка военных оркестров, многотысячные толпы встречали своего архипастыря. А вход его в исторический храм свв. Апостолов и восхождение на престол своих славных предшественников стал подлинным апогеем всеобщего ликования. Отсюда, с этого престола, 6 июня после Литургии Святейший произнес свою знаменитую речь. Небыкновенно актуально звучит она сегодня, когда «мировая закулиса» готовит новое преступление против сербского народа — отторжение древней сердцевины Земли Сербской, Косова, от ее разодранного тела: оторваны Босния и Черногория, росчерком пера Броза в 1945-ом были проведены нелегитимные границы республик, в том числе Хорватии и Македонии (бывшей Южной Сербии), превратившихся ныне в «суверенные государства». Не рассечение и разделение единого народа, не столкновение балканских славян и других племен здешних было целью короля Александра и Святейшего Варнавы, но — срастание, преодоление вековых ран сербства, но единение всех южных славян, веками томившихся под неприятельским игом. Обратимся же к Слову патриарха Сербского Варнавы, услышим его душу, пламеневшую любовью к Богу Единому, душу мудрого патриота и политика, да, и политика тоже, ибо Церковь как тело народа неотделима ото всех сфер его жизни, среди прочих и политической.
«Восходя на престол древних патриархов нашей православной Церкви и побуждаемый их духом, я обращаюсь не только к вам, но ко всем многочисленным верным чадам Сербской Православной Церкви, как второй Патриарх  после восстановления патриаршества…
С этого трона говорили они и в  далеком нашем прошлом, молились за свой народ и Церковь и всегда были готовы и делом, и жизнью своей послужить православной вере и сербскому народу… Сильна и велика та любовь, что излил Господь на сербский народ через правителей его, Церковь и священство. Она изливалась на него и поддерживала его и во время царства, и во время позднейшего рабства.
Патриархия возникла одновременно с нашим царством в 1346 году… Наш мудрый и сильный царь Душан , воздвигший державу на необычайную высоту, желал, чтобы и Церковь отвечала бы ей по достоинству. Позже царство пало под напором врагов, а Патриархия устояла и приняла и знамя правителей в свои руки… Некоторое время, почти сто лет, продолжался период неблагоприятный для Сербской Патриархии. Но и тогда дух Патриархии Сербской Церкви оставался на высоте. Когда в 1557 г. Патриарх Макарий  возродил Патриархию, она вновь стала всем и вся для сербского народа. В то время мы видим Патриархию в трудах за народную свободу. Отсюда, из Патриархии, ожидалось слово, в нее вперялись очи, чаявшие тот день, когда сербский народ и Сербская Церковь вновь заблистают в славе и величии.
Патриархи заботятся не только о морали и вере народа, но и о его судьбе…  И турецкая империя почувствовала, что  Патриархия хранит преемственность сербской державы, и в 1766 г. упразднила ее… Это стало новым Косовом для нашего народа: он попал под юрисдикцию чужой Церкви, епископами становились греки, которые не понимали народ, а он не понимал их. И все же, наш народ всегда лелеял надежду, что с Божьей помощью он преодолеет и эти новые духовные трудности, ведомый своим национальным священством. Дивные наши ктитории стояли как безмолвные стражи нашего религиозного и национального сознания: здесь собиралось все то, что взращивало любовь к своему народу. Так, вскоре после утраты Патриархии началось постепенное освобождение нашего народа , пока не пришел черед нашей классической Южной Сербии и святой Патриархии.
Богу было угодно, чтобы сербский народ впал в непродолжительное искушение, дабы΄ после этой борьбы за освобождение он явился еще более сильным и величавым. При мудром правлении нашего великого Короля Петра и при ведении военных операций под командованием Сына Его Величества Короля, Александра Первого , в котором народ видит нового Душана, создано государство, большое и сильное, какого не бывало у нас прежде. Когда объединенная армия Сербии и Черногории воссоединила сербский народ, она как бы перенесла этот акт единения и на хорватов и словенцев — и теперь все вместе мы составляем наше великое Королевство Югославию и всею душею крепим единство нашего общего Отечества.
Сербская Православная Церковь всегда была народной и в древних государствах сербских —  первым и главным созидателем. <…>
Все мы, архиереи, священство и наши братья должны сплотиться вокруг этого святого трона, чтобы быть достойными наших древних патриархов, архиереев и иереев в духе святосаввской Церкви…  Сохраним же, дорогие мои братья, веру свою святую и будем терпимы и лояльны в отношении других, потому что все религии в нашей стране служат одному Богу . Вместе с архиереями и иереями мы будем трудиться для собирания паствы и преподания ей пищи духовной. Мы будем трудиться, чтобы Православная Церковь и далее оставалась для вас всем, но и она потребует ото всех вас помощи в решении ее возвышенных задач.
Это моя программа, в ней выражена моя любовь к Церкви и пастве, которой с этого, в веках освященного престола великих мучеников патриархов я посылаю свое патриаршее благословение и, благословляя, призываю принести благодарение Господу» .
Яркая, излучавшая Свет личность патриарха Варнавы вызывала ненависть у служителей тьмы, и поныне истребляющих лучших сынов человеческих. Могучая деятельность патриарха-объединителя, как бы подхватившего державное знамя после гибели короля Александра, была сильной помехой для врагов мира и согласия, и они пошли своим обычным путем подлости. В окружении патриарха были два выходца из России, столь дорогой его сердцу; один служил поваром, второй же — некто иеромонах Арсений; оба исчезли после смерти Варнавы. Либо эти двое были специально внедрены в качестве агентов «мировой закулисы», либо были они невиновными, но именно на них пало в то время подозрение в отравлении Святейшего, и слухи ходили борзые, как будто специально распространялись с тем, чтобы хоть таким способом, сколько возможно подорвать вековую привязанность сербов к России, нанести психологический удар. Как бы то ни было, но оба варианта приносили пользу врагам Югославии. Точка же в расследовании кончины великого Сербского патриарха Варнавы еще не поставлена.

.

***
.
Поразительно злободневно в связи с последними событиями в разбитой Югославии, словно укор всем клеветникам ее, звучит настойчивая мысль Святейшего Варнавы о единстве и неразделимости сербского народа: «Патриархи не разделяли братьев по вере, но отдавали себе отчет в том, что это была одна нация, один народ, одной крови, говорящий на одном языке. Но сколько же раз враги наши, которые вторгались в эти земли, стремились разными способами разъединить нас, отдалить друг от друга и уничтожить, однако никогда им это не удавалось, потому что самосознание нашего народа столь глубокое, сколь глубоко море» .
Вспоминая святителя Варнаву в день его скорбной кончины, хочется сказать еще и еще раз о его неистребимой любви к России и нашему многострадальному народу, хочется поклониться ему в благодарность за тех обездоленных соотечественников, русских страдальцев, осиротелые души которых обрели настоящую отеческую любовь Сербского патриарха, вдохнувшего в них дыхание жизни, хочется напомнить еще и слова, сказанные им после военной поездки в Россию: «Вновь я… убедился, что русский народ — народ самый христолюбивый и самый благородный, что он всегда готов, по Христовой заповеди, положить свою душу за других и что печальная участь сербского народа ему близка и дорога. Мне приходилось слышать не только от образованных людей, но и от самых простых, как они близко принимают к сердцу вопль сербского народа. <…>  …я мог заверить свое правительство, что русский народ, во главе со своим  Великим Государем Императором Николаем II, никогда не покинет сербского народа» .
К чести народа нашего скажем, что не покинул он страждущих сербов. К чести поляков и чехов скажем, что и они не оставили своих сербских братьев. Трагедия Славянского мира в том, что его разъедает какая-то чуждая нам ржа, разрушает античеловек… Голос славянства сегодня намеренно глушат, искажаются ценности нашей культуры, сквернится само имя наше, шельмуются наши светлые идеалы…
«Но разве мы действительно рабы, мы Славяне? — вопрошал еще на заре XX века св. Николай Сербский. — Разве с такой широкой душой можно быть рабом? Разве с идеалом всечеловеческим и с вдохновением апостольским может человек быть рабом, даже если его держали в цепях и душили в катакомбах? Разве рабы те, кто протягивает руку всему свету и предлагает братство и любовь всем? Те, кто говорит на языках всех народов и понимает страдание всех душ человеческих? Те, кто видит все, слышит все, изучил все, перечувствовал все и терпеливо дождался своего часа, чтобы теперь начать говорить? Разве мы рабы? Нет, господа. Мы не рабы, мы, кто до сей поры плотью были в рабстве; но те, — чья душа и теперь находится в рабстве. Рабы — те, кто служит своей жажде властвовать над братьями своими. Рабы  — те, кто избрал  некий языческий идеал для своих целей, для своего благополучия. Рабы — те, кто свою свободу не может отделить от своего меча. Рабы — те, кто затевает и ищет кровавых расправ над другими народами. Они рабы по исконной терминологии рабства и свободы, они верные холопы отживших амбиций, презренных идеалов, отсталых представлений об истории и обскурантистской морали силы.
Но и за все это мы их не презираем, но сожалеем о них. Обо всех наших мучителях мы только сожалеем, потому что знаем, что триумф мучителей — это лишь преходящее, призрачное торжество. <…> Они нам бросили перчатку, и мы ее подняли. Наше Восстание они вызвали, они нас к нему подтолкнули. А мы  завтра, когда исполнится поворот истории, больше всего хотели бы бросить им масличную ветвь и предложить им всеобщее братство — всеобщее братство и добрую волю. Да, всеобщее братство и добрую волю!»
Возможно, ныне, когда славянский мир лежит в развалинах, эти слова могут показаться кому-то странными. Но, как знать? Ведь история продолжается.
23 июля 2007 г. в церкви св. Саввы на Врачаре у гробницы патриарха благодарные русские вместе с сербским духовенством и прихожанами по почину Общества памяти русских в Сербии (председатель иподиакон Андрей Витальевич Тарасьев, профессор Белградского университета) отслужили торжественную панихиду по рабу Божию, святителю Варнаве.

Упокой, Господи, его святую душу…