Храм Соломона. Арийская легенда

И почувствовал приближение старости мудрый Соломон, властитель Израиля. Тучны были земли его страны, и давали они обильные урожаи, множились стада и тесны им стали просторные пастбища, подвалы казны ломились от золота, люди славили щедрость и умелое правление царя, но не было покоя в его душе. Ибо перестал он видеть многоцветье мира слабеющими глазами, музыка оживающей вёснами природы не долетала до его слуха, и только жаркие лучи солнца, а не объятия луноликих красавиц, согревали его холодеющую кровь.

И понял мудрый Соломон, что напрасны были его усилия. Придет ему на смену другой правитель, тщеславный и недалекий умом, и нарушится мир на древней земле, оскудеет казна и забудут люди имя его в суете нескончаемых будней. Лишь что-то великое врезается в их память, а не те блага, которыми осыпал их ушедший в небытие царь, и не те его деяния, которыми наполнял он минувшие дни. И надумал тогда Соломон построить величественный Храм, равного которому не было ни в каких городах и странах. Пусть возвысится он над просторами и теснинами Израиля и станет наглядным памятником ему, чей разум и широта души не знали себе равных среди прочих смертных.

Но каким быть этому Храму?

Призвал к себе царь своих зодчих, и рисовали зодчие ему на песке контуры громадных строений, но не находили они отклика в его душе, слишком были грубы и тяжеловесны.

И пригласил он тогда мастеров из Египта, Вавилона и Ниневии. Разворачивали они перед мудрым Соломоном папирусные свитки и рулоны из тончайшей кожи, всматривался он в красочные чертежи будущих зданий, и сходились от недовольства в одну линию его густые брови. Ибо в предложениях египтян была лишь геометрическая правильность, но не было красоты и изящества, ступенчатые башни вавилонян не таили в себе устремленности к небу, а глинобитные постройки ниневинян при всей их массивности были непрочны и кратковременны.

И опечалился мудрый Соломон, поскольку не находил его замысел достойного воплощения, а время шло, и просыпались в никуда оставшиеся дни его бытия, как струится песок сухой пустыни сквозь разжатые пальцы.

И тогда советник Аарон, который в свою зрелую пору исколесил половину земной шири, подсказал царю еще одно решение. В той стороне, где клонится солнце к закату, есть обширная страна, называемая Арийской равниной, и проживают там арии, люди сметливые и много знающие. Они могут плавить железо, камень в их руках обретает мягкость воска, и своим умом они превосходят многие племена и народы. Может быть, у них сыщется искусный зодчий, который и поможет иудейскому царю дельным словом?

Отправил тогда мудрый Соломон своего советника к ариям, а сам стал ждать в нетерпении его прибытия, ибо томило душу царя страстное желание оставить по себе достойную память в знойном Израиле.

Долгие месяцы добирался степенный Аарон до страны ариев. Вязли копыта его коня в песчаных барханах, звонко цокали по камням, почерневшим от жары и времени, легко ступали по шири зеленых долин. И достиг наконец советник царя Соломона просторной Арийской равнины. И увидел он своими глазами, и убедился на деле, что слухи о разумности и деловитости этого народа не были придуманными. Жили арии богато, а совершали столь многое, что не под силу было в тех странах, через которые пролегал путь царского советника.

Радушно и тепло приняли арии посланца из далекой страны. Все показывали ему без утайки, рассказывали обо всем, что делали и что могли, и порадовался тогда Аарон, что верным оказался его выбор, ибо были арии умны и бесхитростны, деловиты и последовательны и обладали богатой выдумкой.

Рассказал советник израильского царя о цели своего прибытия в Арийскую равнину вождю одного из сильных арийских племен Матану. Вождь этот знал множество ремесел, не чуждался трудов наравне со всеми, был степенен и нетороплив в суждениях.

– Можешь ли ты помочь моему царю? – спросил напрямую Аарон, поскольку понимал, как мало остается лет до воплощения великого замысла Соломона.

Матан тоже был немолод. Бороду, усы и волосы на голове припушила обильная седина, морщины проложили на лице свои русла, но глаза не утратили юношеского блеска. Был он сухощав и подвижен, не боялся ни тягот ответственности, ни дальних расстояний.

– Соломон сам знает, чего он хочет, – ответил Матан. – Я могу лишь помочь найти ему верное решение.

Аарон недоверчиво посмотрел на вождя ариев.

– Тогда зачем он призывал к себе зодчих?

– Потому что строительство – не главное занятие царя, – пояснил Матан. – Представь, что ты попал в незнакомую местность, ты знаешь куда тебе нужно идти, но не можешь выбрать верную дорогу. Нужен кто-то, кто указал бы тебе верное направление, а остальное ты все сделаешь сам.

Слова арийского вождя показались царскому советнику туманными, но выхода не было, и он пригласил Матана поехать с собой в Израиль.

Матан не долго предавался размышлениям. Ему интересно было посмотреть дальние края, ведь знакомство с другими народами раздвигает горизонты твоего познания и, кроме того, племена ариев были многочисленны, и тесно им становилось в родной стране. Может быть, во время дальнего путешествия откроются иные земли, обширные и незаселённые никем, и они примут умелых и трудолюбивых ариев?

И они отправились в долгий путь.

Свита Матана была немногочисленной, как и сопровождение посланца иудейского царя. Матан взял с собой десяток молодых воинов, как охрану в дороге, нескольких мастеров, искусных в разных ремеслах, и любимую младшую дочь Джани.

С первого взгляда девушка не понравилась Аарону. Была тонка, как лозинка, с большими карими глазами, улыбчива и непоседлива. Но в пути оказалась неприхотливой и выносливой, не было у нее капризов, как у прежних жен Соломона, и Аарон успокоился. В конце концов, забота о дочери – дело самого арийского вождя.

Царь Соломон и арийский вождь Матан пристально разглядывали друг друга. Правитель Израиля выглядел растерянным, как человек, заплутавший в пустыне, и это не понравилось арийцу. Он много слышал о мудрости Соломона и понял, что тот утратил душевное равновесие и его необходимо ободрить. Придворные не могли сделать этого, слишком много властных ступенек разделяло их. Соломон выглядел значительно старше, чем полагал Матан. Седая борода, поредевшие волосы и запавшие глаза говорили о том, что царь израильский завершает свой земной путь.

Зато Матан сразу пришелся по душе мудрому Соломону. В арии ощущались стойкость и внутренняя собранность, что присуще в основном людям, вся жизнь которых проходит на природе.

Не сводил взгляда царь Израиля и с молодой арийки Джани. Большой знаток и ценитель женской красоты, Соломон отметил, что Джани не очень привлекательна. Но ей были присущи очарование молодости, непосредственность и та бессознательная грация, которой одарены искренние и впечатлительные натуры.

И это тоже понравилось Соломону.

– Ты будешь моим гостем три дня, – сказал иудейский царь приезжему арию. – И лишь потом мы поговорим о делах.

– Достаточно и одного дня, – возразил Матан. – Мы уже немолоды, великий царь, и стоит ли терять дорогое время в праздном покое?

Пир в честь арийского вождя и его дочери был пышным и богатым, как и все пиры, которые задавал Соломон. Громадный зал был изукрашен золотом и отделан слоновой костью, повсюду сверкали россыпи рубинов, яхонтов и сапфиров. Сколько помнил себя иудейский мудрец, редко кто из приглашенных оставался равнодушен к такому великолепию. У всех краснели от возбуждения лица и разгорались глаза, а руки начинали подрагивать. Матан был спокоен, как всегда, его голос не становился хриплым и не прерывался, и Соломон понял, что арий лишен корысти и жадности. А значит, не свойственны ему хитрость и коварство.

И это тоже понравилось Соломону.

Гости угощались и пили разбавленное водой вино, кружились и изгибались танцовщицы под сладостные мелодии, но Соломон поймал скучающий взгляд Матана и вопросительно поглядел на него. И дочь арийского вождя Джани тоже оставалась равнодушной к ярким нарядам женщин и блистающим водопадам драгоценностей, которые озаряли громадный пиршественный зал мириадами крохотных радуг.

– Прости, великий царь, – смущенно проговорил Матан. – Но мы, арийцы, не приучены есть сверх меры и лежать без дела долгими часами. У нас другой уклад жизни.

На следующий день израильский царь и арийский вождь встретились спозаранку.

– Показывай, что у тебя? – нетерпеливо потребовал Соломон. – Каким ты видишь будущий Храм?

–К великому удивлению Соломона, в руках у Матана не было никаких чертежей.

– Как я могу навязывать тебе свое видение главного дела твоей жизни? – последовал спокойный ответ. – Твой замысел не хуже.

Впервые в жизни великий мудрец растерялся.

– Как? Я не представляю себе будущего Храма! – воскликнул он.

Матан улыбнулся.

– Напротив. Ты отверг чертежи египтян, вавилонян и ниневинян. Значит, они не отвечали твоему представлению о величественном Храме. Он должен быть таким?

И Матан мелом нарисовал на мозаичном полу тронного зала вместительное здание с большим куполом.

Соломон отрицательно покачал головой.

– Тогда таким?

И снова иудейский царь выразил свое несогласие.

– Вот видишь, излишняя пышность Храма претит твоему представлению. Тебе хочется видеть его величественным и вместе с тем строгим.

– Да, это так, – признал Соломон.

– Тогда вот что тебе надо. – И Матан уверенной рукой изобразил прямоугольное здание, отличающееся четкой симметрией всех сторон. Вытянутое вверх, оно, словно подпирало изгиб бескрайнего неба.

Долго смотрел царь Соломон на меловые контуры будущего Храма, выведенные крепкой рукой арийского вождя.

– Я думаю, это лучшее из всего, что замышлялось, – наконец согласился он.

– Замышлялось тобой, – дополнил сказанное Матан. – План был уже готов в твоем воображении, и нужен был лишь небольшой толчок, чтобы ты представил его во всем великолепии.

Израильский царь благодарно склонил голову.

И началось сооружение величественного Храма, который должен был стать главным делом мудрого и щедрого Соломона. Он предназначался не только для религиозных церемоний, но и для очищения души каждого, кто войдет в этот Храм. Его красота и устремленность к беспредельности должны были будить ответные чувства в душах молящихся. И всякий иудей, в какой бы части света ни находился, отныне должен будет выделять толику от своих доходов на украшение Храма.

Тысячи рабов копали траншеи под фундамент здания, тысячи рабов тесали каменные блоки, из которых будут сложены стены, полировали розовый мрамор для полов и колонн, отливали из золота тонкие листы, которым предстояло лечь на крышу Храма.

Матан со своими мастерами постоянно находился на стройке, всякий раз дополняя и улучшая первоначальный замысел. А царь Соломон… царь Соломон забыл обо всем и проводил время с юной арийкой Джани. Он гулял с ней по огромному саду, кольцом охватившему его дворец, и девушка дивилась плодам деревьев, названия которых никогда не слышала. Израильский царь понимал язык животных и птиц и рассказывал, о чем говорят между собой олени и павлины. Джани смеялась до слез, когда узнала, что трели соловья, которыми так восхищаются люди, не что иное как птичья брань в адрес более удачливого соперника.

Соломон засыпал девушку цветами, дарил ей ткани, слепящие глаза своим блеском, по его приказу повара готовили изысканные блюда, и девушка принимала все эти знаки внимания с великой благодарностью. Лишь золото и драгоценности не брала она у царя, они для нее значили меньше, чем те щедроты, которые преподносила им природа.

Царь Соломон забыл о государственных делах и о том, что между ним и юной арийкой пролегли шестьдесят лет разницы. Душой он стал ее ровесником. Вместе с девушкой он бродил по саду, падал в густую траву и часами лежал в ней, бездумно любуясь синевой чистейшего неба. И легкие облачка, скользившие в недосягаемой выси, походили на те беспечные думы, которые струились в голове мудрого Соломона. Он был счастлив впервые за последние годы, он помолодел и снова был влюблен. Но это была не та любовь, которая переполняла его когда-то в зрелые годы. Сотни женщин прошли через покои царя, всех цветов кожи и из всех стран мира и каждая по-своему была незабываема. Но лишь одна из них затронула глубинные тайники его души. Это была иудейка Суламифь, которая побудила Соломона излить свое восхищение ею в знаменитой «Песне песней», поэтические строки которой пережили тысячелетия.

«О, ты прекрасна возлюбленная моя, ты прекрасна!

Глаза твои голубиные под кудрями твоими.

Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!

Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,

одним ожерельем на шее твоей».

Суламифь ушла из жизни во цвете лет, и Соломон думал, что вместе с ней навсегда увяли и цветники его сердца.

Но оказывается, его чувства не исчерпались до дна. Джани была не так красива, как прежняя страстная любовь царя – Суламифь, но она была полна утренней свежести, очарования юности, она была так мила и бесхитростна, что слезы умиления выступали на глазах Соломона. Он не стремился к близости с юной арийкой, он был благодарен ей за пробудившуюся весну в его душе. И походила она на легкую стрекозу, парящую в солнечный день над гладью чистого пруда. Беззаботна она и прелестна и нежит сердце каждого, кто любуется ею.

И тем неожиданнее для Соломона были слова Матана, что ему пора возвращаться на родину.

– Зачем? – изумился израильский царь. – Ведь сооружение Храма еще не завершено?

– Его контуры уже определились, и твои зодчие доведут его до конца и без меня, – последовал ответ арийского вождя. – Мое племя и так слишком долго оставалось без своего главы. У нас непростая жизнь, и мой долг находиться вместе с моим народом.

– А Джани? – еле слышно спросил Соломон.

– Она поедет со мной, – непреклонно сказал Матан.

Мир померк в глазах царя Израиля, и он вновь ощутил себя старым и немощным. И тогда он произнес неожиданное для самого себя.

– Вождь, отдай мне свою дочь!

Матан удивленно посмотрел на всесильного владыку иудейской страны и пожал плечами.

– Возьми… если сможешь.

Царь Соломон подошел к Матану и повлек его к мраморной стене тронного зала.

– Вытяни вверх руку, – попросил он.

Матан выполнил его просьбу.

Соломон сделал отметку на стене и сказал.

– Вот до этой высоты зал будет заполнен золотом и драгоценностями. Все это ты заберешь с собой на родину. Такова моя плата за твою дочь.

Арийский вождь пристально посмотрел на иудейского царя и ничего не сказал.

Семь дней с утра до вечера рабы таскали тяжелые кожаные мешки с золотом, украшениями и драгоценными камнями из сокровищницы царя и, когда зал заполнился до меловой черты на стене, Соломон позвал к себе Матана.

– Возьми, вождь, все это. Это твое.

Долго смотрел Матан на сверкающую тяжеловесную гору, которую под силу было увезти лишь каравану из ста верблюдов, склонился над ней и отобрал себе десять золотых монет.

– Этого хватит нам, чтобы добраться до Арийской равнины. А остальное, царь, оставь себе. Излишек богатства сушит разум и обедняет душу.

И нечем было возразить мудрецу на эти простые слова.

И принялся царь Израиля покорять сердце юной Джани. Он одевал ее как царицу, знатные иудейки склонялись перед ней и ждали приказаний, дни ее были заполнены увеселениями, музыкой и танцами. Жизнь девушки превратилась в сказку.

Соломон подстриг седую бороду, умащивался благовониями, он вновь обрел былую стать и уверенность в себе.

Пиры следовали за пирами. Мудрый царь блистал остроумием, был нежен и внимателен.

И как-то на пиру он, смеясь, рассказывал Джани древнюю притчу о соловье и розе и заметил, что девушка не слушает его. Она не отрывала глаз от кравчего Нухима, молодого и очень хорошего собой. Тот разливал вино в золотые кубки и разносил их гостям. Его большие черные глаза лучились как звезды, атласная кожа лица казалась прозрачной, и весь он походил на утреннюю зарю. Осёкся тогда Соломон и прекратил свой рассказ, и Джани не заметила этого.

И простая истина открылась тогда иудейскому мудрецу на закате жизни: все живое тянется к живому, и никакими благами мира не скрыть тягостных следов увядания.

Поникла голова Соломона, и долго сидел он молча, погрузившись в раздумье. Затихла музыка, танцовщицы забились в угол зала, гости стали недоуменно переглядываться между собой. Все опасались недовольства израильского царя и не могли понять его причины, и только юная арийка оставалась веселой и беззаботной.

И спросил ее тогда царь еле слышно.

– Я вижу, тебе понравился Нухим?

– Да, он очень красив, – простодушно ответила Джани, не понимая, что еще больше ранит влюбленного в нее Соломона.

– Хочешь стать его женой? Я щедро одарю вас, и вы будете счастливы до конца ваших дней.

В словах иудейского мудреца прозвучали боль и горечь.

Джани удивленно посмотрела на него.

– Великий царь, я любовалась кравчим как красивым цветком или как яркой бабочкой на цветочном лугу. Что же касается замужества, ты сам как-то рассказывал мне сказку о том, как кукушка вышла замуж за ястреба, и что из этого получилось.

Я – арийка и моя судьба должна быть связана с юношей из нашего рода. Меня любит охотник Илим. Он молод, бесстрашен и ждет моего возвращения.

Снова замолчал Соломон, грусть ручейком пролилась в его душу, и не делал он больше попыток удержать арийского вождя Матана и его дочь, юную Джани, возле себя, хотя понимал, что разлука с ними сократит и без того недолгие дни его бытия.

Они уехали, и голубая дымка печали подернула их облик в памяти израильского царя.

Между тем строительство Храма близилось к завершению. Это было величественное сооружение, равного которому не знали во всех земных пределах, и Соломон осознавал, что жизнь его завершается достойно.

Долгими часами просиживал он над папирусными свитками, что-то писал на них, зачеркивал или удовлетворенно качал головой, и слуги не осмеливались нарушить уединение царя, мудреца и мыслителя.

И мало кто знает теперь, по прошествии многих тысячелетий, что арийский вождь Матан помог израильскому царю Соломону определить вид совершенного во всех отношениях Храма, а любовь царя к юной дочери Матана побудила Соломона излить свои раздумья в замечательных откровениях, подлинной жемчужине в священной Книге христиан – Библии.

И свежо и волнующе звучат сегодня меланхолические размышления древнего иудейского царя Соломона:

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать; время обнимать и время уклоняться от объятий; время любить и время ненавидеть.

И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?»

Что же касается самих ариев, то слава об их трудолюбии, разуме и бескорыстии с легкой руки царя Соломона разнеслась по всем городам и весям. И стали приглашать к себе ариев и хетты, и индийцы, и египтяне, и вавилоняне, и другие народы поучить их плавить железо, строить простые и надежные жилища, разводить скот и получать тучные урожаи…

И никому не отказывали арии в этом. Странствовали их племена по дальним землям и оседали там, где им нравилось и где принимали их дружелюбно и радушно. С той поры и началось великое переселение ариев с земель оскудевших на лучшие земли, и выиграло от этого все человечество в целом.