Окончательный диагноз

Жить на свете – необязательно.
Плавать по морю – обязательно

.
Древний философ

.
Море – странная штука. Все-таки есть что-то в его вечном шуме и нескончаемом движении. И, может быть, образ сладкоголосых сирен, пытавшихся завлечь Одиссея сотоварищи к себе во владения – это не что иное, как пение морских волн, только в иносказательной форме.
Море вошло в наши души, оно внедрило в наши головы нечто вроде микрочипа, с помощью которого управляется «универсальный солдат» в исполнении Ван Дама. Море, несомненно, обладает гипнотическими свойствами, оно делает своих подданных полностью подчиненными себе, причем это не зависит от расстояния. Неслучайно в фильме «Солярис» инопланетный высший разум назывался «Океан». И любой моряк  может сказать морю, подобно героям Киплинга: «Мы с тобой одной крови, ты и я».
И это научно доказанный факт: состав нашей крови и морской воды почти полностью совпадает. А может, это и делает моряков слегка больными, чуть-чуть не в себе, немного не от мира сего. Делает их частью моря. А это уже диагноз.
На самом-то деле, какой нормальный человек оставит семью на год и уйдет. Куда? На курорт, в райские кущи, в Эдем? Нет, он уходит в ледяные заторы Заполярья, в суровое Охотское море, в страшную жару тропиков или в безмолвие Антарктиды, где только два цвета – черный и белый и вся природа наводит на мысль о ледяном царстве Аида, реке Стиксе и последнем паромщике – Хароне.
Раскачиваясь вместе со стальной коробкой судна, моряк все эти долгие месяцы делает нечеловечески тяжелую работу, сравнимую только с галерами, ест то, что приготовят судовые коки, и смотрит каждый из немногих фильмов по девяносто девять раз.
Понятно, что нормальный человек не откажется добровольно от свежей газеты, кружки пива или от прогулки по Светланской улице Владивостока (или по Невскому, или по Дерибасовской – все равно).
Нормальный человек приходит на службу к девяти, надевает нарукавники и честно давит свое кресло до восемнадцати. Он садится в трамвай, едет к своей отдельной двухкомнатной норке, и жизнь его пресна, словно еврейская маца. И нечего будет поведать ему своим внукам, сидя у камелька. Разве что о драматической сдаче квартального отчета на заре его серой, словно штаны у пожарника, жизни.
Так это нормальный человек.
А человек, повидавший северное сияние и сияние Южного Креста, видевший одновременно две Луны – в небесах и отраженную в океане, познавший тяжкий труд, который только и делает человека человеком, уже получил прививку, прививку морем. Прививка эта навсегда вырвала человека из первого состояния – живых, и навеки причислила его к третьему состоянию – моряков. А во второе состояние мы все придем когда-нибудь.
С точки зрения береговых людей человек этот стал слегка не тот. Кто гонит его на палубу, кто заставляет его таскать тяжелые тралы, катать бочки и кидать мешки в душном трюме? Что заставляет его выбирать эту дорогу? О. Генри уже ответил на этот вопрос: «Что-то внутри нас заставляет нас выбирать дорогу».
Возвращаются моряки на берег. И жена, если она действительно достойна этого звания, замечает, что на висках у мужа-снегопад, что ладони его не разгибаются полностью, а на щеках порезы от сбритой второпях бороды. И жена, если она действительно жена, заявляет категорически: «Или я  – или море».
И моряк заказывает контейнер и устраивает друзьям отвальную. Краснодар, Украина, Подмосковье – он старается оставить за кормой свое море и научиться выращивать поросят или подсолнухи. Он надевает спортивные штаны с пузырями на коленях и рассуждает о преимуществах гумуса перед торфяной добавкой. Он старательно подвязывает помидоры, собирает колорадского жука, а наиболее рьяные по вечерам щупают кур  на предмет наличия у яйца.
И моряк бреется без зеркала, ибо ему неприятно видеть собственные глаза. И если по телевизору показывают «Путь к причалу», он уходит в дальний конец огорода, к баньке, где и «салит» одну «беломорину» за другой. По ночам, во сне, он отдает команды, пугая домочадцев – ему снится море.
Моряк осознает, что невозможно уйти от моря, когда оно в тебе самом. Море бежит по жилам, омывает его сердце и успешно доносит до мозга: «Ты мой!»
И как закипает вода в бухте при подходе тайфуна, так закипает часть моря в жилах бывшего курощупа. Потихоньку от жены он крадется на почту, и летит телеграмма в отдел кадров. Текст всегда один и тот же: «Высылайте вызов и деньги на дорогу». Диагноз подтверждается.
А в отделе кадров сидят люди с таким же диагнозом, и они личное дело этого бродяги отнюдь не сдали в архив, а держат наготове, в верхнем ящике стола. И, конечно, подтвердив окончательный диагноз: «Ушибленный!», они отправляют ему вызов, деньги на дорогу, и говорят присутствующему здесь же капитану: «Василич, там Паша Сидоров, тралмастер, возвращается. Как насчет места?» А как насчет места? Да никак. Паша Сидоров пойдет на моем судне в любом случае, ибо диагноз у нас с ним одинаковый.
В свое время и автор этих строк, поменяв портовый Владивосток на сухопутную Алма-Ату, пытался исправить диагноз и уйти от  моря.  Наивный, он еще не понимал, что море всегда с ним, и капитанов «бывших» – не бывает! Бумажные завалы Министерства транспорта, стены и студенты Академии транспорта, журналистские хлопоты – и с помощью этих слабеньких средств автор пытался заглушить шум моря в ушах и удары его волн в левой стороне груди. Бесполезно!
Все равно по ночам я вел пароход по извилистому фарватеру на вход в Токийский залив, проходил под мостом «Европа-Азия» в Стамбуле, швартовался к плавбазе на Курилах и выгружал генеральные грузы в Керчи. Я отдавал команды своим дорогим морякам, я качался вместе с палубой  своей «Яны», «Художника Врубеля» или « Тарханска». Снова и снова я подходил к Сингапуру и входил в пролив Босфор Восточный, видел шлюзы Панамского канала и песчаные берега канала Суэцкого. Я продолжал жить там.
И пришло понимание, что никуда не деться от моря, ты болен им, друг мой, и диагноз этот окончательный.
Но этим я и счастлив.