Притчи о сербе и сербине

ПРИТЧИ О СЕРБЕ И СЕРБИНЕ

Из книги Джордже Николича «Српска глава»

В Сербии, на родине поэта Джордже Николича, выросшего в окрестностях легендарной Тополы, признано, что он, как редко кто из нынешних авторов славянского мира, бывает в своих стихах суров, даже до беспощадности, к историческим изъянам, застарелым житейским несовершенствам родного ему, горячо им любимого Сербства. По строгому поэтическому определению Николича, жив на земле истинный Серб, но живуч и его антипод – Сербин. Первый стремится соответствовать высокому духовному идеалу народа. Другой, как и встарь, упорствует в своём безрассудстве, виснет обузой на шее у Сербства, то и дело втаптывает в прах лучшие представления народа о достоинстве и чести. Есть Сербская глава – живущая по христианскому завету. И это – образ Пастыря и Вождя, мудрого господина земли. Но есть и голова безголовая – заносчивая бестолочь, многоликая дурь, корыстолюбивая, вечно пьяная своим самодовольством, способная не задумываясь о последствиях, изменить языку, роду, вере.

Разве не в каждой славянской земле видим мы сегодня безголовых в удручающем избытке? Ещё в XVIII малороссийский старец Григорий Сковорода с горечью восклицал: «Всякому голову мучит свой дур». И вот дурни сбиваются в людские свалки, скачут, хохочут, беснуются, понукаемые своими заводилами и погонялами. Им так хочется, без забот и трудов, зажить лучше всех на свете, и вот – ради этого призрака-подсказки уже «маршируют, разоряют города, целый век бомбардируют, но достанут ли когда?»

Джордже Николич, в перекличке с Григорием Сковородой, предлагает каждому: присмотрись к себе? Кто ты – Серб, или Сербин?.. Так и у нас: Русский ты, или безголовое перекати-поле, забывшее свою христианскую купель, Русь Киевскую, Раду Переяславскую, и мотаешься по степи семо и овамо в розысках каких-то нелепых «укров», выдуманных такими же, как сам, безголовыми?

В своей книге «Српска глава» Николич возрождает к новой жизни древний стихотворный размер десетерац (десятисложник), которым пользовались в течение веков гусляры – исполнители эпических песен Косовского цикла, и сказители, воспевшие подвиг Карагеоргия, народного вождя сербов в девятнадцатом веке

***

У детины глава заболела,

На ночь глядя, отделил от тела.

И оставил её за порогом.

Сам улёгся в забытьи глубоком.

А спросонья он, простецки весел,

Голову на плечи принавесил;

Только меру позабыл детина –

Голова глазами смотрит в спину.

Как идти-то, не туда глазея?

Досадила Сербину затея.

Скинул наземь: «Хватит, на черта́ мне!»

Будто камень отвалил от камня.

***

Надоело Сербину смиренье:

«От него в убытке всякий день я.

У смиренных ни ума, ни власти,

От их мудрости – одни напасти».

Что мудрец из праха извлекает,

Сербин сдуру землёй засыпает.

***

В сербском поле широко и вольно.

Земли хватит и неба довольно.

Только нету главе сербской доли,

Вновь засада завиднелась в поле.

Или Сербин, или вражьи ушки?

Глава Серба, ты опять на мушке.

***

К прекословью душа прикипела.

Дух упрямства пожирает тело.

С миною упрямой засыпает,

С пререканий утро начинает.

Всё не так ему всегда и всюду.

Из упрямства бьёт в обед посуду.

Из инакости твердит иначе.

Засмеются – вопреки заплачет.

Вопрекизму угодил он в сети.

Не вернётся. Ни за что на свете!

Что ни шаг – всему противоречит.

Цель наметит – и её ж калечит.

Пререкатель – мастер в своём стиле,

Лишь бы поиначить допустили.

Всякий день ему выходит боком.

Жизнь упрямству посвятил – как богу.

***

Во собранье избранных созвали.

Лишь Сербина не находят в зале.

Не такого он полёта птица.

Своим знаньем не с кем тут делиться.

Он открытий чужих не желает.

Никто больше, чем Сербин, не знает.

Собственную выстроил систему

И мудрует на любую тему.

Нет ни истин, им не покорённых,

Ни вопросов, им не разрешённых.

Коли знаешь больше всех на свете,

Нет и смысла заседать в совете.

От всезнайства голова страдает.

Свою меру да не нарушает.

***

Кто сказал, что стыдно жить безглаво?

На безглавье есть у смертных право.

Но как предки безглавого встретят,

Застыдятся: что у нас за дети!

А ему, безглавцу, будет мило,

Что судьба от прочих отличила –

Неуспешных, и смешных, и старых...

И безглавый пишет мемуары.

Когда повесть о себе закончит,

Осмотреться кое-как захочет.

И хотя мыслишки его слабы, –

Перст ко лбу – задуматься пора бы.

Но где лоб? А лба на месте нету!

Побрёл Сербин по иному свету.

Всюду рыщет – чела не отыщет.

Безголовец несчастней, чем нищий.

***

На бумаге чёрной Сербин пишет.

Да на ладан строка его дышит.

Черны́ буквы на чёрной бумаге,

Черны мысли, никнут без отваги.

Свеча светит – смысл не проступает.

Пишет Богу – Бог не различает.

Бог на Сербов крепко осердился.

Знать, с дороги бедный Сербин сбился.

***

Заточили голову в подвале.

По всей Сербии её искали.

А когда прошли года, столетья,

Сербин новую придумал клеть ей.

До сих пор во тьме она бедует.

Никак Сербин бред свой не избудет.

***

Если б вождь Карагеоргий ожил,

Снова б кум его затеял то же:

Сел в засаду и дождался кума,

И коварство учинил угрюмо.

Радованье – место злодеянья –

Для Сербина – повод к покаянью.

Но обходят люди страшну мету.

Тьма грехов, а кающихся нету.

***

Дал Отца нам и Вождя Всевышний,

Чтобы Серб из лишних не был лишним.

Не будь с нами Джорджа из Тополы,

Гвозди турок ныли б в теле голом.

***

Мучен, пытан, зверски изувечен.

Пред законом  оправдаться нечем.

Жилой сечен, жердью длинной, прочной,

Бичом, плетью, чем попало прочим.

Искалечен терновою тростью,

На базаре бит людскою злостью.

Конём тащен, с вервием и кляпом,

Опозорен пред женой и братом.

Где надежда? Там одна разруха.

Честь отъята – скрепа его духа.

Ему в свете не досталось света...

На дне вечно, ни однажды сверху.

На дне жизни – от первоистока,

От истока до Судного срока.

***

Главы пали – в ямах невместимо.

Темень в доме – ни огня, ни дыма.

На кладбищах – пробитые каски.

Сербин предал – ходит без опаски.

Прорва неба – в чёрном покрывале.

И с востока чернота подвалит.

В помраченье солнце утром встало,

И назавтра то ж пообещало.

В чёрных нивах борозды чернеют.

Проклято зерно, которым сеют.

Нищей жатвы горек хлеб и жалок.

Чёрным пеплом в поле – стая галок.

***

Народилось без отцов сиротство.

От погибших ведёт Сербка род свой.

Где отыщет силу сиротина?

Безотцовство – сербская пучина.

Чёрным звоном звонаря ранима,

Матерей печаль неутолима.

Плач по Лазарю дочерний плача,

Век свой Сербка в чёрном ходит платье.

Свят-Георгий, наш Победоносче,

День твой Сербу непроглядней ночи.

Черноцветом как венцом повита,

Чёрным стягом Сербия покрыта.

***

Ворог Сербству – Сербин злоупорный.

На Отчизну чадит чёрным корнем.

Для того ли предок её верный

Сберегал Алтарь от вражьей скверны?

***

Солнца нет, чтоб нас не покидало.

Но всегда же и заря вставала.

В нашу ж пору сиротеет сердце:

Одиноки Сербия и Сербство.

***

Главе Сербской не прощают враны,

Что знамёна Сербии сохранны.

Из книги:  Джордже Николич «Српска глава». Београд, 2000

Предисловие и переводы Юрия Лощица

Из книги Джордже Николича «Српска глава»

.

В Сербии, на родине поэта Джордже Николича, выросшего в окрестностях легендарной Тополы, признано, что он, как редко кто из нынешних авторов славянского мира, бывает в своих стихах суров, даже до беспощадности, к историческим изъянам, застарелым житейским несовершенствам родного ему, горячо им любимого Сербства. По строгому поэтическому определению Николича, жив на земле истинный Серб, но живуч и его антипод – Сербин. Первый стремится соответствовать высокому духовному идеалу народа. Другой, как и встарь, упорствует в своём безрассудстве, виснет обузой на шее у Сербства, то и дело втаптывает в прах лучшие представления народа о достоинстве и чести. Есть Сербская глава – живущая по христианскому завету. И это – образ Пастыря и Вождя, мудрого господина земли. Но есть и голова безголовая – заносчивая бестолочь, многоликая дурь, корыстолюбивая, вечно пьяная своим самодовольством, способная не задумываясь о последствиях, изменить языку, роду, вере.

Разве не в каждой славянской земле видим мы сегодня безголовых в удручающем избытке? Ещё в XVIII малороссийский старец Григорий Сковорода с горечью восклицал: «Всякому голову мучит свой дур». И вот дурни сбиваются в людские свалки, скачут, хохочут, беснуются, понукаемые своими заводилами и погонялами. Им так хочется, без забот и трудов, зажить лучше всех на свете, и вот – ради этого призрака-подсказки уже «маршируют, разоряют города, целый век бомбардируют, но достанут ли когда?»

Джордже Николич, в перекличке с Григорием Сковородой, предлагает каждому: присмотрись к себе. Кто ты – Серб, или Сербин?.. Так и у нас: Русский ты, или безголовое перекати-поле, забывшее свою христианскую купель, Русь Киевскую, Раду Переяславскую, и мотаешься по степи семо и овамо в розысках каких-то нелепых «укров», выдуманных такими же, как сам, безголовыми?

В своей книге «Српска глава» Николич возрождает к новой жизни древний стихотворный размер десетерац (десятисложник), которым пользовались в течение веков гусляры – исполнители эпических песен Косовского цикла, и сказители, воспевшие подвиг Карагеоргия, народного вождя сербов в девятнадцатом веке

.

У детины глава заболела,

На ночь глядя, отделил от тела.

И оставил её за порогом.

Сам улёгся в забытьи глубоком.

.

А спросонья он, простецки весел,

Голову на плечи принавесил;

Только меру позабыл детина –

Голова глазами смотрит в спину.

.

Как идти-то, не туда глазея?

Досадила Сербину затея.

Скинул наземь: «Хватит, на черта́ мне!»

Будто камень отвалил от камня.

.

Надоело Сербину смиренье:

«От него в убытке всякий день я.

У смиренных ни ума, ни власти,

От их мудрости – одни напасти».

.

Что мудрец из праха извлекает,

Сербин сдуру землёй засыпает.

.

В сербском поле широко и вольно.

Земли хватит и неба довольно.

Только нету главе сербской доли,

Вновь засада завиднелась в поле.

.

Или Сербин, или вражьи ушки?

Глава Серба, ты опять на мушке.

.

К прекословью душа прикипела.

Дух упрямства пожирает тело.

С миною упрямой засыпает,

С пререканий утро начинает.

.

Всё не так ему всегда и всюду.

Из упрямства бьёт в обед посуду.

Из инакости твердит иначе.

Засмеются – вопреки заплачет.

.

Вопрекизму угодил он в сети.

Не вернётся. Ни за что на свете!

Что ни шаг – всему противоречит.

Цель наметит – и её ж калечит.

.

Пререкатель – мастер в своём стиле,

Лишь бы поиначить допустили.

Всякий день ему выходит боком.

Жизнь упрямству посвятил – как богу.

.

Во собранье избранных созвали.

Лишь Сербина не находят в зале.

Не такого он полёта птица.

Своим знаньем не с кем тут делиться.

.

Он открытий чужих не желает.

Никто больше, чем Сербин, не знает.

Собственную выстроил систему

И мудрует на любую тему.

.

Нет ни истин, им не покорённых,

Ни вопросов, им не разрешённых.

Коли знаешь больше всех на свете,

Нет и смысла заседать в совете.

.

От всезнайства голова страдает.

Свою меру да не нарушает.

.

Кто сказал, что стыдно жить безглаво?

На безглавье есть у смертных право.

Но как предки безглавого встретят,

Застыдятся: что у нас за дети!

.

А ему, безглавцу, будет мило,

Что судьба от прочих отличила –

Неуспешных, и смешных, и старых...

И безглавый пишет мемуары.

.

Когда повесть о себе закончит,

Осмотреться кое-как захочет.

И хотя мыслишки его слабы, –

Перст ко лбу – задуматься пора бы.

.

Но где лоб? А лба на месте нету!

Побрёл Сербин по иному свету.

Всюду рыщет – чела не отыщет.

Безголовец несчастней, чем нищий.

.

На бумаге чёрной Сербин пишет.

Да на ладан строка его дышит.

Черны́ буквы на чёрной бумаге,

Черны мысли, никнут без отваги.

.

Свеча светит – смысл не проступает.

Пишет Богу – Бог не различает.

Бог на Сербов крепко осердился.

Знать, с дороги бедный Сербин сбился.

.

Заточили голову в подвале.

По всей Сербии её искали.

А когда прошли года, столетья,

Сербин новую придумал клеть ей.

.

До сих пор во тьме она бедует.

Никак Сербин бред свой не избудет.

.

Если б вождь Карагеоргий ожил,

Снова б кум его затеял то же:

Сел в засаду и дождался кума,

И коварство учинил угрюмо.

.

Радованье – место злодеянья –

Для Сербина – повод к покаянью.

Но обходят люди страшну мету.

Тьма грехов, а кающихся нету.

.

Дал Отца нам и Вождя Всевышний,

Чтобы Серб из лишних не был лишним.

Не будь с нами Джорджа из Тополы,

Гвозди турок ныли б в теле голом.

.

Мучен, пытан, зверски изувечен.

Пред законом  оправдаться нечем.

Жилой сечен, жердью длинной, прочной,

Бичом, плетью, чем попало прочим.

.

Искалечен терновою тростью,

На базаре бит людскою злостью.

Конём тащен, с вервием и кляпом,

Опозорен пред женой и братом.

.

Где надежда? Там одна разруха.

Честь отъята – скрепа его духа.

Ему в свете не досталось света...

На дне вечно, ни однажды сверху.

.

На дне жизни – от первоистока,

От истока до Судного срока.

.

Главы пали – в ямах невместимо.

Темень в доме – ни огня, ни дыма.

На кладбищах – пробитые каски.

Сербин предал – ходит без опаски.

.

Прорва неба – в чёрном покрывале.

И с востока чернота подвалит.

В помраченье солнце утром встало,

И назавтра то ж пообещало.

.

В чёрных нивах борозды чернеют.

Проклято зерно, которым сеют.

Нищей жатвы горек хлеб и жалок.

Чёрным пеплом в поле – стая галок.

.

Народилось без отцов сиротство.

От погибших ведёт Сербка род свой.

Где отыщет силу сиротина?

Безотцовство – сербская пучина.

.

Чёрным звоном звонаря ранима,

Матерей печаль неутолима.

Плач по Лазарю дочерний плача,

Век свой Сербка в чёрном ходит платье.

.

Свят-Георгий, наш Победоносче,

День твой Сербу непроглядней ночи.

Черноцветом как венцом повита,

Чёрным стягом Сербия покрыта.

.

Ворог Сербству – Сербин злоупорный.

На Отчизну чадит чёрным корнем.

Для того ли предок её верный

Сберегал Алтарь от вражьей скверны?

.

Солнца нет, чтоб нас не покидало.

Но всегда же и заря вставала.

В нашу ж пору сиротеет сердце:

Одиноки Сербия и Сербство.

.

Главе Сербской не прощают враны,

Что знамёна Сербии сохранны.

.

Из книги:  Джордже Николич «Српска глава». Београд, 2000

.