11 сентября 2015 91
Баллада о солдатском треугольнике.
(Письмо в будущее)
Была война... А что война такое,
Не просто нам теперь о ней судить –
В войне чернеет небо голубое,
В войну в сто раз ценнее слово «жить»...
Корявый почерк. Строчки на бумаге,
И нет нужды их всуе повторять,
Но в строчках тех ни слова об отваге,
А только всё – как ты, детишки, мать?..
Солдат писал, не ведая про завтра –
Ему бы свой рубеж сейчас сдержать,
Ему коса привычней, поля запах,
Но вышло так, что надо воевать...
.
«Пишу письмо, родная, перед боем,
На камень лист бумаги положив.
Верь – враг здесь не дождётся дня покоя,
Пока один из нас хотя бы жив.
Нас «юнкерсы» раз пять на день тревожат,
Но мы упёрлись прочно в шар земной,
И вера в правду, верю, нам поможет
Не дать врагу сломать пехотный строй.
Соскучился… Детей хочу увидеть,
Обнять и приласкать тебя, жена,
Но думать о тебе в окопе сидя,
Где только даль прогорклая видна,
Не лучшее, поверь, теперь занятье
И время... но пишу письмо... А вдруг
Увидеть доведётся в синем платье
Тебя... детей и наш у речки луг...
А сын перепелов ещё стегает? –
(Пора бы повзрослеть тебе, сынок.)
Но в поле, чаю, всё же помогает,
Свозить зерно в возке на жаркий ток?
Здесь сущий ад. И мир стал аду тесен.
И в пекло превратилась вся страна –
От северной Гремихи до Одессы
В раскатах, как рефрен: «Война, война!..»
Не спрятаться за синей тенью камня,
И в землю не зароешься – не крот.
Зачем же в этой бойне в вечность канут
Среди раздольем сотканных красот?
Неужто враг пройдёт к Москве, за Волгу,
Не встанет им стеной седой Кавказ?..
Нет, я хочу, чтоб после долго, долго
Вы с гордостью бы помнили о нас...
Но верится, – жена, – в том нет секрета,
Что буду жив, пройдя весь тяжкий путь…
Ведь в долг я взял у нашего соседа
Двухгривенный и должен долг вернуть».*
Сложил письмо в привычный треугольник,
Что мучило – жене одной сказал.
Далёкое проплыло сердцем болью,
Вздохнул и к камню тёплому припал.
Отдал конверт солдату-письмоноше
И думалось – когда-нибудь поймут,
Что душу так солдатскую тревожит,
Когда твердишь, как клятву: «Не пройдут!»
Лежал солдат, теплом дышало тело,
Не очень-то уже и молодой,
А в небе почерневшем аист белый
Кружил над почерневшею водой...
.
...Письмо блуждало шесть десятилетий:
Подвалов темень, полок теснота,
«Немецкий плен»... На крылья встали дети...
Но жить мешала скорбная мечта –
Пусть что-нибудь узнать о тех минутах,
О тех краях, где сгинул их отец,
И стало бы душе полегче будто,
Исчезла бы тревога наконец.
Страна вставала из руин забвенья
Двужильная, как весь её народ,
Но гордая, как правда, откровенье,
Как солнца незапятнанный восход.
Не выдержало сердце синеглазой,
В тоске глаза погасли до поры –
Кляла судьбу, но слёз её ни разу
Не видели... ни стонов… ни хандры.
.
Была война!... Поля, леса и реки
Так много крови русской напились,
Что хватит тех печалей на три века,
Что здесь, как ливни в мае, пролились.
И как-то в полдень солнечный и жаркий
Из прошлого, седых уже годов,
Не весточкой, не слухом, не подарком –
Ворвалось треугольником из снов
Набатом прозвучавшее сообщенье:
«Вас срочно приглашает военком...»,
И замерло беспечное мгновенье,
А в горле встал незримо-тяжкий ком.
Лежит в руках пожухлый лист тетради,
И строчки расплываются на нём,
Ведь только этой встречи скорбной ради
Он «выжил» там под дымом и огнём.
Собралось полсела – деды, молодки,
Старушки и безусые юнцы,
И скорбно шла по кругу кружка с водкой.
Закуска?– только хлеб и огурцы.
А строчки, вспомнив бой, уже стучали,
Как-будто автомата гулкий строй,
И парни в скорбный строй бойцов вставали,
Чтобы пойти в тот страшный, смертный бой...
«Пишу письмо, родная, перед боем,
На камень лист бумаги положив...
Врагу мы не дадим, поверь, покоя,
Пока один из нас хотя бы жив...»
*В некоторых районах России, особенно в деревнях, был
такой обычай, когда уходя в трудный поход, мужчина
одалживал у кого-нибудь мелкую монетку, с тем,чтобы
обязательно вернуться домой и отдать долг.
Валерий Срибный
.
***
.
День был светлый, лазорево-длинный.
Неохотно роняя в сад тень,
Закипали сирени картинно
В этот майский, пронзительный день.
Внук довольный, напыщенно-чинно
Повествуя, от жизни что ждёт,
По Берлину в роскошной машине
(он давно здесь с подругой живёт)
Возит деда. Но всё незнакомо –
Новый город и люди не те.
«Оставался бы лучше я дома...»–
Дед вздохнул и поскрёб в бороде.
Всё сильней и сильней ноет тело,
Выпив чашу всей жизни сполна,
Только город ещё раз хотелось
Увидать, где почила война.
Побывать, пережить, повстречаться
И обнять тех, кого уже нет;
Как на танке, брусчаткой промчаться
Через ворох взлохмаченных лет.
Ноги стали совсем непослушны,
Ночью часто виденья встают –
То «катюши» вонзаются в уши,
То – победный, весенний салют...
Вдруг увидел – знакомая площадь,
Да и дом весь до боли знаком!
И не знамя ли ветер полощет
Наверху над фасадом окон?
Нет, не шум городского движенья
Потревожил так старую грудь –
Это крови горячей броженье
Воскресает им пройденный путь.
Снова грохот разрывов и дыма
Закрывает виденья стеной,
И пехоты вал неудержимый
Ради цели великой, одной.
Там бежал он тогда по ступеням,
А в простенке рычал автомат.
Чуть подальше – споткнулся друг Женя,
Тот, кто был ветерану как брат…
Грудь расправил. Сильнее забилось
Сердце в теле его молодом –
Так впервые за вечность случилось,
Что-то вспомнив, наверно, о том,
Как бежал он, почти не сгибаясь,
В этот ад, где не видно ни зги...
Стёр слезу. И людей не стесняясь,
Прошуршали к рейхстагу шаги.
.....................................................
Внук налил фронтовые из фляги,
И под рёв кононады и дым,
И под вой обезумевших «ЯК»ов,
Дед уснул, как тогда – молодым.
Валерий Срибный
Баллада о солдатском треугольнике
.
(Письмо в будущее)
.
Была война... А что война такое,
Не просто нам теперь о ней судить –
В войне чернеет небо голубое,
В войну в сто раз ценнее слово «жить»...
Корявый почерк. Строчки на бумаге,
И нет нужды их всуе повторять,
Но в строчках тех ни слова об отваге,
А только всё – как ты, детишки, мать?..
Солдат писал, не ведая про завтра –
Ему бы свой рубеж сейчас сдержать,
Ему коса привычней, поля запах,
Но вышло так, что надо воевать...
.
«Пишу письмо, родная, перед боем,
На камень лист бумаги положив.
Верь – враг здесь не дождётся дня покоя,
Пока один из нас хотя бы жив.
Нас «юнкерсы» раз пять на день тревожат,
Но мы упёрлись прочно в шар земной,
И вера в правду, верю, нам поможет
Не дать врагу сломать пехотный строй.
Соскучился… Детей хочу увидеть,
Обнять и приласкать тебя, жена,
Но думать о тебе в окопе сидя,
Где только даль прогорклая видна,
Не лучшее, поверь, теперь занятье
И время... но пишу письмо... А вдруг
Увидеть доведётся в синем платье
Тебя... детей и наш у речки луг...
А сын перепелов ещё стегает? –
(Пора бы повзрослеть тебе, сынок.)
Но в поле, чаю, всё же помогает,
Свозить зерно в возке на жаркий ток?
Здесь сущий ад. И мир стал аду тесен.
И в пекло превратилась вся страна –
От северной Гремихи до Одессы
В раскатах, как рефрен: «Война, война!..»
Не спрятаться за синей тенью камня,
И в землю не зароешься – не крот.
Зачем же в этой бойне в вечность канут
Среди раздольем сотканных красот?
Неужто враг пройдёт к Москве, за Волгу,
Не встанет им стеной седой Кавказ?..
Нет, я хочу, чтоб после долго, долго
Вы с гордостью бы помнили о нас...
Но верится, – жена, – в том нет секрета,
Что буду жив, пройдя весь тяжкий путь…
Ведь в долг я взял у нашего соседа
Двухгривенный и должен долг вернуть».*
Сложил письмо в привычный треугольник,
Что мучило – жене одной сказал.
Далёкое проплыло сердцем болью,
Вздохнул и к камню тёплому припал.
Отдал конверт солдату-письмоноше
И думалось – когда-нибудь поймут,
Что душу так солдатскую тревожит,
Когда твердишь, как клятву: «Не пройдут!»
Лежал солдат, теплом дышало тело,
Не очень-то уже и молодой,
А в небе почерневшем аист белый
Кружил над почерневшею водой...
.
...Письмо блуждало шесть десятилетий:
Подвалов темень, полок теснота,
«Немецкий плен»... На крылья встали дети...
Но жить мешала скорбная мечта –
Пусть что-нибудь узнать о тех минутах,
О тех краях, где сгинул их отец,
И стало бы душе полегче будто,
Исчезла бы тревога наконец.
Страна вставала из руин забвенья
Двужильная, как весь её народ,
Но гордая, как правда, откровенье,
Как солнца незапятнанный восход.
Не выдержало сердце синеглазой,
В тоске глаза погасли до поры –
Кляла судьбу, но слёз её ни разу
Не видели... ни стонов… ни хандры.
.
Была война!... Поля, леса и реки
Так много крови русской напились,
Что хватит тех печалей на три века,
Что здесь, как ливни в мае, пролились.
И как-то в полдень солнечный и жаркий
Из прошлого, седых уже годов,
Не весточкой, не слухом, не подарком –
Ворвалось треугольником из снов
Набатом прозвучавшее сообщенье:
«Вас срочно приглашает военком...»,
И замерло беспечное мгновенье,
А в горле встал незримо-тяжкий ком.
Лежит в руках пожухлый лист тетради,
И строчки расплываются на нём,
Ведь только этой встречи скорбной ради
Он «выжил» там под дымом и огнём.
Собралось полсела – деды, молодки,
Старушки и безусые юнцы,
И скорбно шла по кругу кружка с водкой.
Закуска?– только хлеб и огурцы.
А строчки, вспомнив бой, уже стучали,
Как-будто автомата гулкий строй,
И парни в скорбный строй бойцов вставали,
Чтобы пойти в тот страшный, смертный бой...
«Пишу письмо, родная, перед боем,
На камень лист бумаги положив...
Врагу мы не дадим, поверь, покоя,
Пока один из нас хотя бы жив...»
.
* В некоторых районах России, особенно в деревнях, был такой обычай, когда уходя в трудный поход, мужчина одалживал у кого-нибудь мелкую монетку, с тем,чтобы обязательно вернуться домой и отдать долг.
.
***
.
День был светлый, лазорево-длинный.
Неохотно роняя в сад тень,
Закипали сирени картинно
В этот майский, пронзительный день.
Внук довольный, напыщенно-чинно
Повествуя, от жизни что ждёт,
По Берлину в роскошной машине
(он давно здесь с подругой живёт)
Возит деда. Но всё незнакомо –
Новый город и люди не те.
«Оставался бы лучше я дома...»–
Дед вздохнул и поскрёб в бороде.
Всё сильней и сильней ноет тело,
Выпив чашу всей жизни сполна,
Только город ещё раз хотелось
Увидать, где почила война.
Побывать, пережить, повстречаться
И обнять тех, кого уже нет;
Как на танке, брусчаткой промчаться
Через ворох взлохмаченных лет.
Ноги стали совсем непослушны,
Ночью часто виденья встают –
То «катюши» вонзаются в уши,
То – победный, весенний салют...
Вдруг увидел – знакомая площадь,
Да и дом весь до боли знаком!
И не знамя ли ветер полощет
Наверху над фасадом окон?
Нет, не шум городского движенья
Потревожил так старую грудь –
Это крови горячей броженье
Воскресает им пройденный путь.
Снова грохот разрывов и дыма
Закрывает виденья стеной,
И пехоты вал неудержимый
Ради цели великой, одной.
Там бежал он тогда по ступеням,
А в простенке рычал автомат.
Чуть подальше – споткнулся друг Женя,
Тот, кто был ветерану как брат…
Грудь расправил. Сильнее забилось
Сердце в теле его молодом –
Так впервые за вечность случилось,
Что-то вспомнив, наверно, о том,
Как бежал он, почти не сгибаясь,
В этот ад, где не видно ни зги...
Стёр слезу. И людей не стесняясь,
Прошуршали к рейхстагу шаги.
.....................................................
Внук налил фронтовые из фляги,
И под рёв кононады и дым,
И под вой обезумевших «ЯК»ов,
Дед уснул, как тогда – молодым.
.
Саур-Могила
.
Застывший в напряжении солдат
Из камня наверху Саур-Могилы,
С неведомой в миру доселе силой
Суровый в даль смотрящий, ждущий взгляд.
.
Весь в оспинах солдат – его шрапнель,
Выдёргивая ямочки-воронки,
Клевала клювом яростно и звонко
Снарядов, что избрали эту цель.
.
Угрюмый этот сумрачный приют -
Убитый дважды: в грозном сорок третьем,
Второй же раз, и жизнь не давший детям,
Не знал, что в веке новом вновь убьют.
.
Пока жила, пока хватало сил
Солдата мать сюда не раз ходила
На этот склон боёв к Саур-Могиле,
К одной из ста, из тысячи могил.
.
Теперь другая мать придёт к бойцу,
Тому, что здесь погиб вот в этом веке,
Что ценит так бездарно человека,
Что веку так пристало здесь к лицу.
Где тот рубеж, безумия предел,
Когда брат стал стрелять в родного брата?
И эхо множит всполохи в раскатах,
А труд мирской стал как бы не удел.
.
И мечется, вздымая руки, мать,
Что столько бед уже снесла, сносила.
Какая же должна быть в сердце сила!
А божья не коснулась благодать.
.
К глазам неловко тянется рука –
По времени всевластному теченью
Цепляются за стелу облака
И как бы замирают на мгновенье.
.
Блокада
.
Далеко до Победы,
До победного дня
И разруха не где-то,
А в простуженных днях.
Ни машин, ни трамваев,
В чёрных оспинах дом.
Бьётся, неуставая,
Словно пульс, метроном.
И уже будто рада,
Как разнузданный вор,
Ходит смерть Ленинградом,
Нос суя в каждый двор.
В неестественной лени
Встала, словно мираж,
Чья-то тень на колени,
Выйдя в грустный тираж.
Птицы съедены, кошки,
Оставляя дома,
Не найдя даже крошки,
Погибали. Зима.
Стынут улицы, лица,
Пальцы скрючил мороз,
Снег, как в праздник кружится.
Но какой с него спрос?
Разве есть ему дело -
Как в одёжке простой
Стынет хрупкое тело
С непокорной душой.
Средняя оценка: 2.80212
Проголосовало: 283