Святочные гуляния

Валерий СРИБНЫЙ (1942 - 2016) (Литва) 12 января 2016 48

Святошные гуляния

(поэма)

На рождественской неделе

Среди высохших болот

Громкий смех и скрип качелей

У холодных невских вод.

Облака, как караваны,

Уплывая на покой,

В клочьях сизых, белых, рваных,

Чем-то схожие с туманом,

Заскользили над рекой.

Лижут берег волны вяло.

Снег с шугою пополам,

Обнимая вязь причала

То ли нежно, то ль устало,

Стынет стужей тут и там.

Воды чистые Канавки –

В покрывалах изо льда,

А сквозь лёд глаза-булавки

Рыбьи смотрят без труда.

Эх, ушицы бы к обеду!

Только кто ж упустит пляс?!

Подождём с ухой до лета,

А пока гуляй с рассвета

И хлебай медовый квас.

А гулять народ умеет

С чувством, с сердцем, без прикрас –

Чем трещит мороз сильнее,

Тем румянец розовее,

И звенит сильнее пляс.

От веселья в белой стуже

Пар клубится на ветру.

Отражают солнце лужи,

Льдом покрытые к утру.

На снегу горой поддёвки,

В стуже – жаркий плясом день,

Оттого и пляски лёгки,

Тяжесть будней – дребедень.

И ни жгучие морозы,

И ни россыпи дождя,

Ни жандармские угрозы

Не испортят праздник прозой

Будней северного дня.

Позабыв про грусть-печали,

Разгулялся млад и стар,

Кренделями, калачами

Привечает самовар.

Здесь и пряники печатны

С вкусом мяты, мёда, ржи –

Как лекарство от печалей

Пляски жаждущей души.

Эх, душа! Душа-матрёшка,

Давишь в грудь и не вздохнуть,

Прихворала, знать, немножко –

Время тяготу стряхнуть;

Время выплеснуть наружу,

(мучить будешь нас доколь?),

Ты же можешь – ну же, ну же! –

Вековую нашу стужу,

Вековая наша боль.

Напролёт шестые сутки,

Средь весёлой суеты,

Песни, байки, прибаутки,

Каламбуры, игры, шутки

То – мудрёны, то – просты.

Пляшут девки (вот он север!) –

Щёки красны без румян.

Вьются рядом кавалеры,

И мороз весельем пьян,

И искрится снег лохматый,

Пух – не пух, но впрямь, как ватой

Припорошенный сафьян.

На Васильевском, у Стрелки –

Из Европы всей сюда

С грузом шли, боясь – не мелко ль,

Сонно пялятся суда.

Паруса висят устало,

Но удалы моряки,

Промотав за ночь немало,

Обойдя все кабаки.

Вздрогнул воздух залпом пушки,

Ойкнул кто-то невпопад,

Смехом брызнули подружки,

Непоседы-хохотушки,

А народ веселью рад.

И хохочет Пётр, Сенная,

До Фонтанки катит вал.

Ну и что, что там не знают,

Кто для смеха повод дал.

Праздник нынче, разговенье –

Веселись, честной народ,

Чай, иссякло и терпенье

У преддверья воскресенья,

А уж там и Новый год!

У канала в графском доме

Канделябров ровный свет

Сквозь квадраты окон сонных

Мягко гладит парапет.

В анфиладе барских комнат

Суета – с обедом грех

Опоздать – в упряжке кони

Ждут помчаться в шум потех.

Закружит, закуролесит,

Как метель по мостовой,

По дворам, дремотным весям

Пляской вязкой, смехом, песней,

Перекрыв метели вой.

Отобедав нынче рано

И в веселья шум, в народ –

Слабость графа Остермана

Поглазеть на хоровод.

Это больше чем забава –

Ищет граф секрет души,

Русский ключ к российской славе,

Есть на то у графа право,

Да и девки хороши.

В полдень солнце еле где-то

Прокатилось в пять минут,

Шпиль задело и в карету

Просучило тонкий жгут,

Поплескало по обшивке,

Норовя вовнутрь попасть...

Граф неспешно и нешибко

Потянулся сытно, всласть

И нахмурился немного,

Мол, давно пора в дорогу –

Не прислуга, а напасть.

В шубе доброй, соболь ноги

Обвил, сжавшись калачом.

Холод струйкой у порога,

Только графу нипочём.

Север графа не пугает –

Рос он здесь и здесь мужал

И каприз балтийский знает,

Потому не унывает.

«Трогай!» – коротко сказал.

В крытой золотом карете

Напомаженный парик.

«Прочь с дороги! Барин едет!» –

Раздаётся властный крик.

Впереди два скорохода

С булавой большой в руках –

В слякоть, в грязь и непогоду

(граф завёл такую моду),

В щегольских льняных чулках.

Шесть гнедых бегут в упряжке,

Сбруя млеет серебром,

Дышат кони жарко, тяжко,

Словно небом катит гром.

На запятках два гайдука,

Голубая епанча...

Любопытно детям: «Ну-ка,

Пропусти, дедуля, внука.

Дай взглянуть!» – в толпе кричат.

Высоченные картузы

В перьях – словно петухи!

Бляхи с вензелем, как музы,

Вдохновенны и легки;

Казакины со снурками

Серебром седым горят;

Гайдуки, держась руками,

Как художника мазками,

Изваянием стоят.

А карета просто диво –

(Впрямь заморский экипаж!)

И богата и красива –

Вот он барин русский наш!

В позолоте спинки, двери,

В окнах стёкла (как фонарь!),

По краям резные звери...

«Не чудил так барин в старь,

Не высовывал наружу

Нос. Пил чай с семьёй он в стужу», –

С перепою неуклюже

Вслух бормочет пономарь.

С обнажённой головою

Люд и шёпот меж толпы,

Рот прикрыв слегка рукою:

«Катеринины столпы!»

Гой ты, русская забава!

Для тебя преграды нет.

Вот и тешатся на славу

Стар и млад, и внук, и дед.

Всё в тебе – и боль и удаль,

Вековая нищета,

И побед великих чудо,

И печали на щитах;

И великие свершенья –

Украшения веков,

И обиды унижений,

Звон цепей и стон оков;

Да и скифское начало

С непокорной головой –

Раз бы только промолчало,

А душа бедой кричала,

Будет бунт – кровавый, злой.

Петербург веселья видел –

И парад и машкерад,

Но, пожалуй, в лучшем виде

Он простому люду рад.

Здесь народ гулять умеет

От души, не кое-как,

Раззудясь, уже не тлеет –

Пар клубится в облаках.

И в весельи и в сраженьи –

Коль пришёл на рандеву,

У черты изнеможенья

В землю вбей на два саженья,

Не отпустит булаву.

Да, зажечь на дело сложно,

Трудно в чём-то убедить,

С места сдвинуть невозможно,

Проще, кажется, убить.

Но не держит зла подолгу

За обиды на господ,

Повздыхав – не смотрит волком,

А ожил – не смотрит в рот.

Хлеба нет – так есть картошка,

Нет крупы – так брюква есть,

Пуст амбар – была бы ложка,

Поднатужится немножко

И найдёт мужик поесть.

Но уж если нету спасу –

И удалы и лихи,

И в отместку, и напрасно

Зарезвятся петухи

По усадьбам и поместьям,

По уездным городам –

Бесшабашным песням тесно,

Душно барским головам.

Загрустит ржаное поле,

Красным станет синий лён –

Воли нам! Еды и воли!

Мы пока не просим боле –

Бунт!!! И воздух раскалён.

Из далёкого оттуда,

Из глубокой седины

Мы живём надеждой в чудо,

В сказки, в басни, в чёрта, в сны

Или в доброго – рубаку,

Мол, придёт и наконец

Всё изменит разом-махом

Наш спаситель, наш отец.

Вот и ждём лихого Стеньку

Мы опять в который раз.

Да и впрямь уже давненько,

Как у поротого Веньки,

Не горел дворовых глаз.

Словно мерзкая привычка

Дремлет в душах до поры,

А потом – «Сарынь на кичку!»

И «Вострите топоры!»

Знать всего сильней желанья,

Поборов в сознаньи грех,

На лихие испытанья

С твёрдой верой на успех.

Что народ на бунт толкает? –

Уж не нашей ли рукой

Недовольных собирает

В истощённом плачем крае

Новый «стенька» за рекой?

Прокатился слух намедни,

Слышал давеча мужик –

Внук Петра, царевич Третий,

Не в могиле, мол, лежит,

А гулят сей час по Волге

Или где-то на Дону,

Но пока не ясно толком,

Что решит он за весну.

Хочет, мол, идти в Столицу

Или в стольный град Петра –

То ли правда, то ли снится,

То ль с хвоста слетело птицы,

То ли вымысла игра.

Вот потешатся людишки,

То-то душу отведут,

Нахлебавшись лиха слишком,

Взяв в невестушки беду...

А пока морозом ранним,

Заискрится чуть рассвет,

Люд выплёскивает раны,

Шрамы, слёзы многих лет

В пляски, в песни, в бой кулачный

Стенка в стенку или так –

В этом наш народ удачный –

Морды бить большой мастак.

И уже крещенский холод

Для потехи не запрет,

Позабыт и мор, и голод,

И окрошка на обед.

Добродушны, словно дети –

Нет людей милей на свете...

Бесшабашней тоже нет.

И бурлит беспечный город,

Словно всё забыть готов:

Гибель тысяч, грусти ворох,

Звон цепей и стон оков,

Мрачный свет сырых землянок,

Топоров ритмичный стук,

Мошкары зуд окаянный

Вековых болот вокруг,

Час побудки в стуже ранней

Лаем псов и «сюртуков»,

Тяжесть слов российской брани

И петровских кулаков,

Первый шлюп, причал для флота,

Бомбардиру клич «Ура!»... –

Так рождался из болота

С кровью, с бранью, с болью, с потом

Стольный град царя Петра.

Пляски, хохот, пересуды,

Словно гром над головой –

Ну, скажите мне, откуда

У народа сей настрой?

Не видал граф в загранице,

Где б так тешился народ –

Эти платья, эти лица,

Этот русский хоровод!

То задорно, то печально

В сень гулянья разлилось:

Песни встреч, разлук, прощаний

И надежд, и обещаний

То все ладно, то все врозь.

Милы барину кафтаны,

Блеском шитые платки,

Скоморохи неустанны,

Коробейников лотки.

«Налетайте, покупайте

Квас бодрящий, пироги!

Денег нет? Тогда ступайте,

Аль жену в залог отдайте,

Аль продайте сапоги».

Где ещё такое сыщешь? –

Не пришлось, не видел он.

Во народу – сотни. Тыщи!

Или даже миллион!

Звон малиновый к обедне

Сквозь мороза синь зовёт,

Но не слышат девки, дети,

С горки всласть утюжа лёд.

Застит глаз мальчишке шапка,

На носу притормозив,

Лоб вспотел, затылку жарко

И стоять и сесть нет сил.

Кто-то ряженный в тулупе

Наизнанку – впрямь медведь! –

Обнял жарко бабу в ступе –

Хочет барин поглядеть.

Разноряженных встречают,

Привечают, хохот, смех,

Медовухой угощают –

Хоть пригубь, послаще чая.

Веселитесь – мёд для всех!

Но ещё есть слаще мёда,

Объяснить что – не возьмусь,

В русских душах – свыше что-то:

Живость чувств ли, блеск остроты?..

Русь – на то она и Русь!

На кулачный вызывает,

(Сажень – плечи, два – рука),

Не мужик – медведь ступает,

Только выпивший слегка:

«Коль силён да храбр к тому же –

Вот он я, а вот кулак.

Выходи на круг, чего же,

Если драться кто мастак».

Эко диво! – где увидишь

Бой былинных молодцов?

Подходи скорей! Смотри же

Внуков, дедов и отцов.

И сплелись в кулачной схватке

Кудеяра свояки.

Жаркий снег, объятья жарки

И как гири кулаки.

Брызжат комья под ногами

От упрямых каблуков,

Напряжёнными руками

Сжаты кольца кушаков.

Подзадоривают рьяно,

Потешаясь, мужики,

Кто сильней, а кто упрямей

В шапке куньей Емельяна,

И чьи крепче сермяги?

Рядом с кругом дед столетний

В пляс пошёл – душа зовёт.

Во потеха! Где на свете

Люд так пляшет и поёт?

Наклонился граф у двери,

Поманил к себе слегка,

Выжидая, взглядом смерил,

На плечо легла рука:

«Как живёшь, старик? Как ныне

Можно ль жить иль худо вам?

Чай изба бедой не стынет?

Горше ль жизнь степной полыни

Или постна, как трава?»

Улыбнулся чуть лукаво

В бородищу хитрый дед,

Покосился взглядом вправо

И изрёк ему в ответ:

«Не бывает в жизни гладко,

Я тебе не стану врать,

Жить, оно, конечно, сладко,

Горько только выживать.

Не работа нас пугает

И не плеть, не звон оков –

Нам страшнее волчьей стаи

Стая пьющих кровь клопов,

Присосавшихся на теле –

Не трудясь, всегда при деле.

Барин, мой ответ таков».

В чём схитрил, а что наружу

Прорвалось в его словах

В эту праздничную стужу

На запекшихся губах?

В чём оно, России счастье,

Счастье баб и мужиков

И моё, пускай отчасти,

В чьей оно великой власти

И каприз каких веков?

Мостовою неуклюже

Напролом и неспеша

По сугробам и по лужам

Прёт сермяжная душа

Нараспашку. Грудь подставил

Ветру – «Дуй сильней, сколь хошь.

Видишь, мёд течёт усами?

Я с утра уже хорош».

С горя пьян или от счастья?

Где здесь правда, в чём здесь ложь,

И от власти ли напасти –

Голод, холод, битвы страсти?..

Да уж, трезвым не поймёшь.

Вспомнил граф как накануне,

За обеденным столом

До поздна при полнолуньи

Он беседовал с послом.

Тот же лоск и блеск мундира –

Не прибавить, не отнять,

Только вот слова о мире

Стали чаще всё звучать.

Где уж тот знакомый гонор,

Взгляд надменный, свысока? –

Лечит время Запад споро,

Обтесав бока слегка.

Речи строй куда пристойней,

Интерес в том есть большой.

Запад хочет жить спокойно? –

Мы не против. Всей душой.

Мы суда на верфях рубим

Не пугать, а торговать.

Есть Россия! Есть и будет!

Надо ль вам напоминать?

И уже не скажут всуе –

Азиатская страна.

Но напомнить всем хочу я,

Нет, на нимб не претендуя –

Щит Европе всей Она.

Долго смех ещё продлится,

Круговерть и кутерьма –

Растревожена столица,

И не тщится злиться тьма.

Сквозь дремотные закаты,

Окунавших город в сон,

Словно дерзкий дух крылатый,

С высоты взирает Он –

Медный всадник. Взгляд сквозь годы

Устремлён – пред взором Русь.

И в любую непогоду,

Граф – свидетель, в том клянусь,

Видел – ревностно вздыхает

Или бровью дёрнув вверх,

Жестом всех предупреждает.

А его ужасный смех

Сотрясает вязь гранита –

В гневе царь и быть беде,

Даже конь упруго-сытый

Зябко ёжится в узде.

Медный всадник еле держит

Озорного скакуна.

«Пред Россией я не грешен

И горжусь тобой страна.

Место, время, суть России

Не покроет пыль в веках.

Разбудил я чудо-силу

И встряхнул страну слегка.

Вон столица расцветает,

Ей Европа – не указ!

Славно дети выполняют

Императора наказ.

Будни пенятся работой,

Будоража дни и сны...»

Тычет перстом всадник: «Кто ты?»

Граф в ответ: «Твои сыны.

Дети мы твои и внуки...» –

И смахнув рукою плед,

Чуть привстал и охнул глухо –

Тяжкий след прожитых лет.

«...Мы твои заветы помним

И наказ – страну беречь,

Но несут нас в завтра кони

Сквозь баталий гром, картечь...

Не нужна Европе сытой

Рядом сильная страна.

Не нужна. Слепому видно,

За Европу мне обидно,

Зреет западом война.

Где-то там, за синей далью,

У империи границ

Ядер вой и скрежет стали,

Череда геройских лиц.

Умножается Россия

Славой воинов своих.

Николай, Андрей – святые

На хоругвиях святых.

Нет, не встанет на колени

Православная страна,

Не угаснет в поколеньях

Русской гордости струна.

Флот растёт, а с ним надежды,

Что не зря о берег снежный

Бьёт балтийская волна».

Даже русское – «не к спеху»,

Мол, дрова град не побьёт,

Тоже вовсе не помеха

Для успеха – кто поймёт.

Край берёз, снегов до мая –

Жить здесь, право, нелегко,

Вот и долго запрягают,

Но уж едут далеко.

Тронув в путь – не остановишь,

Хватит, спали много лет.

Что Отечеству готовишь,

Двери тайн каких откроешь

Завтра, северный рассвет?

На огни шутих, веселье

Опускается туман.

День затих. Пора в постели,

Благородный Остерман.

Сполз усталый бархат ночи

На фонарные огни.

Граф прикрыл глаза и хочет

Заглянуть в иные дни –

Пронестись через столетья,

(Пусть полсотни только лет),

Там, наверно, лихолетья

И в помине даже нет;

Через хляби вековые,

Неустроенность судеб,

Через стужей зимы злые,

Со слезой солёный хлеб,

Через мрак и суеверье,

Предрассудки, нищету...

Граф вздохнул: «А всё ж я верю

В нашу, русскую мечту».

Закипают в печах стали

Для фузей и якорей –

Что ж, и мы, наверно, стали

Хоть на толику мудрей.

И уж походя Россию

Не дано не замечать –

Вижу я в рассветах синих

В том знамения печать.

В век блистательный России,

В ожерельях из побед –

В славе, доблести и силе

Ей, пожалуй, равных нет.

Ждёт Сенат, Екатерина

И с надеждою народ,

Что наступит день счастливый

У неспешных невских вод...

Вздрогнул граф, от дум очнулся,

На ногах поправил плед:

«Неужель я тайн коснулся

Русских душ на склоне лет?»

Нарочито, будто строго,

Хмыкнул вслух, чуть посопел

И привычно бросил: «Трогай!»

И удобней в кресле сел.

Покатилось эхо где-то

По булыжной мостовой –

Одноместная карета

В сонных, лунных бликах света

Возвращается домой.

Поэма