Чернобыльский катарсис
Чернобыльский катарсис
26 апреля 2016
2016-04-26
2017-04-20
127
Чернобыльский катарсис
После пережитых потрясений, мы жертвы Чернобыля: родственники, близкие, друзья, тесная компания горестных людей, родители еще маленьких детей, встречали новый 1987 год. Мы были выстраданные, невеселые, мы не могли поверить, в то что живы, мы еще не отошли от шока, мы были совсем молодые.
Острая боль пронизывала меня, когда я смотрела на теперешних мужчин-ликвидаторов (эти люди ликвидировали последствия того несчастья, что произошло 26 апреля 1986 года) тогда еще огромной страны.
Горечь, печаль не оставляли нас во время праздничного ужина, мы уже получили новое жилье на новых местах, купили новые вещи, но радость, казалось, навсегда ушла из нашей жизни.
Мы, эвакуированные из города Припять, встречали новый 1987 год в городе Киеве, в новом жилом районе Троещина на улице Оноре де Бальзака. Казалось, наша печаль вечная, но время «текло», рубцевало душевные раны. Страна работала, наши дети подрастали… Дети заставляли нас радоваться или переживать.
Среди чернобыльцев, так нас теперь называли, появилась новая болезнь — «радиофобия», мы лечили ее красным вином «Каберне», ели морскую капусту и научились пить зеленый чай.
Сегодняшнее было призрачным, будущее пугало.
Те, что были «разбросаны» по Киеву и Киевской области, часто ездили друг другу в гости. Все стали «близкими родственниками» нас объединило общее горе — авария на Чернобыльской АЭС, эвакуация и последствия.
Меня одолевала депрессия в чужом краю, я была «оторвана» от близких и друзей. После страшного лета, тревожной осени, печальной зимы, пришла долгожданная весна 1987 года. Мы еще не адаптировались к новой жизни.
В апреле месяце я с членами своей семьи ехала к родителям на Черниговщину в красивой новой машине. Весенняя дорога согревала внутри и душа запела, когда на холме появилась Екатерининская церковь (символ Чернигова). Мы ехали праздновать Великий день — праздник Пасхи. А вот и родительская хата в Седневе, древнем казацком поселении.
Мне показалось, что лет сто я скиталась по миру в поисках призрачного счастья. А оно вот — в отчем доме, единственном родном места на Земле, где тебя ждут тепло и ласка. Папа и мама осознали все события, которые выпали на долю их детей.
Мою душу объяла такая радость, неизвестное доселе чувство священности момента, после приезда в родной дом. В первую ночь я мгновенно уснула на своей любимой с детства постели и во сне «полетала» над цветущими садами, так как летала в снах только в детстве и юности.
А весна того года выдалась холодной в нашем краю и сады еще не зацвели. Утром мама и тетя Мария пекли пасхальные куличи в русской печи по рецепту моей бабушки Наташи, которой уже не было с нами. Глубоко религиозная бабушка — родилась до Октябрьской революции, с раннего детства приобщала меня к Богу в действующей и при советской власти в Седневе церкви Успения. К вечеру зазвенели колокола в Воскресенской церкви, где венчались когда-то мой дед Михаил и бабушка Наташа.
Много лет от 1917 и до сегодня эта церковь была разрушена, а теперь реставрировали и началась в ней торжественная всенощная служба.
Мы, мамины-папины гости, разыскали тёплые вещи в родительской обители и пошли в Воскресенскую церковь на всенощную. Со времен моего детства я не посещала церковь ночью, накануне Светлого праздника Воскресенья Иисуса Христа. Людей в церкви было так много, съехались изо всех окрестных казацких сёл. Простоять всю ночь в церкви мне не хватило сил, но дома я все же не уснула.
По телевидению транслировались торжественные богослужения в киевских православных соборах. Я никогда не слышала такого церковного пения, казалось, что неземные звуки льются с небес, заполняя земной простор божьей благодатью. Я заплакала, не в состоянии осознать свое душевное потрясение. Хотелось слушать небесную музыку вечно, я просто растворилась в духовных звуках церковного пения, доносящихся с киевских православных храмов.
Члены моей семьи были кто–где: дети и стареющий папа — спали, другие находились в церкви на всенощной. В пять утра мама собрала всех к столу: разговеться. Я помнила праздничные дни моего детства в Седневе, где праздником Пасхи «руководила» моя бабушка Наталия Хмарная. Я помнила счастливые дни, когда мы, уже взрослые, приезжали к родителям в дни этого весеннего праздника. Но я никогда не испытывала такого духовного вознесения, подъема души как через год после Чернобыльской катастрофы, когда в Седневе еще жили мои родственники и все любили друг друга в моем казацком селе, где я выросла.
Моя душа непостижимым образом возродилась в ту пасхальную ночь 1987 года. Чистыми золотыми потоками небесного света, звучанием неземного пения с меня «смылись» тяжелые годы лжесоциализма «эпохи субординации и застоя», нечеловеческое горе пострадавших от аварии на ЧАЭС.
Я чувствовала себя такой счастливой, как в моем далеком детстве. Я вспомнила, что над нами есть Бог и нужно раскаиваться в грехах и молиться и жить вопреки всем несчастьям мира. Пришла третья ночь в родительскую хату и я снова полетела над цветущими садами.
Февраль 2016 года
Валентина Барабанова
Чернигов
Чернобыльский катарсис
.
После пережитых потрясений, мы жертвы Чернобыля: родственники, близкие, друзья, тесная компания горестных людей, родители еще маленьких детей, встречали новый 1987 год. Мы были невеселые, мы не могли поверить в то, что живы, мы еще не отошли от шока, мы были совсем молодые.
Острая боль пронизывала меня, когда я смотрела на теперешних мужчин-ликвидаторов (эти люди ликвидировали последствия того несчастья, что произошло 26 апреля 1986 года) тогда еще огромной страны.
Горечь, печаль не оставляли нас во время праздничного ужина, мы уже получили новое жилье на новых местах, купили новые вещи, но радость, казалось, навсегда ушла из нашей жизни.
Мы, эвакуированные из города Припять, встречали новый 1987 год в городе Киеве, в новом жилом районе Троещина на улице Оноре де Бальзака. Казалось, наша печаль вечная, но время «текло», рубцевало душевные раны. Страна работала, наши дети подрастали… Дети заставляли нас радоваться или переживать.
Среди чернобыльцев, так нас теперь называли, появилась новая болезнь — «радиофобия», мы лечили ее красным вином «Каберне», ели морскую капусту и научились пить зеленый чай.
Сегодняшнее было призрачным, будущее пугало.
Те, что были «разбросаны» по Киеву и Киевской области, часто ездили друг другу в гости. Все стали «близкими родственниками» нас объединило общее горе — авария на Чернобыльской АЭС, эвакуация и последствия.
Меня одолевала депрессия в чужом краю, я была «оторвана» от близких и друзей. После страшного лета, тревожной осени, печальной зимы, пришла долгожданная весна 1987 года. Мы еще не адаптировались к новой жизни.
В апреле месяце я с членами своей семьи ехала к родителям на Черниговщину в красивой новой машине. Весенняя дорога согревала внутри и душа запела, когда на холме появилась Екатерининская церковь (символ Чернигова). Мы ехали праздновать Великий день — праздник Пасхи. А вот и родительская хата в Седневе, древнем казацком поселении.
Мне показалось, что лет сто я скиталась по миру в поисках призрачного счастья. А оно вот — в отчем доме, единственном родном места на Земле, где тебя ждут тепло и ласка. Папа и мама осознали все события, которые выпали на долю их детей.
Мою душу объяла такая радость, неизвестное доселе чувство священности момента, после приезда в родной дом. В первую ночь я мгновенно уснула на своей любимой с детства постели и во сне «полетала» над цветущими садами, так как летала в снах только в детстве и юности.
А весна того года выдалась холодной в нашем краю и сады еще не зацвели. Утром мама и тетя Мария пекли пасхальные куличи в русской печи по рецепту моей бабушки Наташи, которой уже не было с нами. Глубоко религиозная бабушка — родилась до Октябрьской революции, с раннего детства приобщала меня к Богу в действующей и при советской власти в Седневе церкви Успения. К вечеру зазвенели колокола в Воскресенской церкви, где венчались когда-то мой дед Михаил и бабушка Наташа.
Много лет от 1917 и до сегодня эта церковь была разрушена, а теперь реставрировали и началась в ней торжественная всенощная служба.
Мы, мамины-папины гости, разыскали тёплые вещи в родительской обители и пошли в Воскресенскую церковь на всенощную. Со времен моего детства я не посещала церковь ночью, накануне Светлого праздника Воскресенья Иисуса Христа. Людей в церкви было так много, съехались изо всех окрестных казацких сёл. Простоять всю ночь в церкви мне не хватило сил, но дома я все же не уснула.
По телевидению транслировались торжественные богослужения в киевских православных соборах. Я никогда не слышала такого церковного пения, казалось, что неземные звуки льются с небес, заполняя земной простор божьей благодатью. Я заплакала, не в состоянии осознать свое душевное потрясение. Хотелось слушать небесную музыку вечно, я просто растворилась в духовных звуках церковного пения, доносящихся с киевских православных храмов.
Члены моей семьи были кто–где: дети и стареющий папа — спали, другие находились в церкви на всенощной. В пять утра мама собрала всех к столу: разговеться. Я помнила праздничные дни моего детства в Седневе, где праздником Пасхи «руководила» моя бабушка Наталия Хмарная. Я помнила счастливые дни, когда мы, уже взрослые, приезжали к родителям в дни этого весеннего праздника. Но я никогда не испытывала такого духовного вознесения, подъема души как через год после Чернобыльской катастрофы, когда в Седневе еще жили мои родственники и все любили друг друга в моем казацком селе, где я выросла.
Моя душа непостижимым образом возродилась в ту пасхальную ночь 1987 года. Чистыми золотыми потоками небесного света, звучанием неземного пения с меня «смылись» тяжелые годы лжесоциализма «эпохи субординации и застоя», нечеловеческое горе пострадавших от аварии на ЧАЭС.
Я чувствовала себя такой счастливой, как в моем далеком детстве. Я вспомнила, что над нами есть Бог и нужно раскаиваться в грехах и молиться и жить вопреки всем несчастьям мира. Пришла третья ночь в родительскую хату и я снова полетела над цветущими садами.
.
Чернобыльская цыганка Таня
.
Весна в Чернобыле 1977 года "взорвалась" свечками каштанов. Чудесные цветущие деревья украшали центральные улицы провинциального старинного городка.
Шикарная белая "Волга" (собственность главного энергетика Чернобыльской атомной станции Владимира ... ) мчалась весенним вечером к ресторану. Компания из двух мужчин и трёх женщин ехала из города Припять в город Чернобыль. В ресторане: музыка, танцы, "Советское шампанское". Все мы были из разных городов страны: знакомились, развлекались. Тогда я еще ничего не знала о таинственной чернобыльской жительнице, о цыганке Тане. А ее хатынка была рядом - в центре, на тихой улочке, недалеко от ресторана. К цыганке ездила вся Украина погадать... Знакомство с загадочной прорицательницей состоялось позже. Вчетвером мы зашли в её хатынку. Худенькая женщина "без возраста" в мещанском (совсем не цыганском) одеянии - в платке, - пытливо рассматривала нас синими глазами.
— Не выходи за него замуж, дочка, тебе ожидает другой сужений.
— Почему?
— Не спрашивай.
— Ой не ты, виновата, и не он. Мать его вас развела. Он тебе по планеде не падает.
Одна из девушек тяжело вздохнула...
Цыганка Таня водила рукою по страницам черной книги, раскладывала карты.
— Что девчата, собрались так далеко, только самолётом долететь? Ой, далёкая дорога! Не переживайте, будет самолёт!
И улетели.
— Собрала ты, дочка, кучу бумаг за границу уехать, да не уедешь. И ждет тебя слава великая и деньги немалые и к мужу своему не вернёшься и будет у тебя другой муж.
— Ха-ха-ха! — смеялась молодая женщина (за 2 недели до 26 апреля 1986 года). Да напрасно смеялась — всё сбылось.
— Ой любит он тебя! І ты его любишь! Но не поженитесь, дочка! Разъедетесь и будете долго плакать. Такова ваша судьба.
— А ты, русая, потеряла любимого, да пройдут годы, и будет на коленях просить просить твоего прощения, да не выпросит. А помнить его будешь всю жизнь
— Ха-ха-ха! — смеялась еще одна женщина. Да случилось так.
Цыганка Таня провожала каждую свою посетительницу (из тех, что были с Припяти) до калитки и на прощанье говорила: "Ты отсюда уедешь, жить в этом городе не будешь."
За приворот она не бралась и не любила изменяющих жён и мужей.
Мы были воспитаны атеистами. Мы в гадание вроде и не верили. А тут еще и "ты отсюда уедешь"! Как странно! Таня это говорила каждому жителю Припяти, посетившему её.
Густонаселённый людьми, съехавшимися со всего Советского Союза, город Припять поражал "текучестью населения". Как-будто временный вокзал. Те уехали, те приехали. С Томска, Омска, Челябинска, Ленинграда, Москвы, Новосибирска. "Мой адрес, не дом, и не улица, мой адрес — Советский Союз. Какой красивый город, какой грустный город" — тем понравилось, тем не понравилось. В Припяти новые дома: пять, восемь, девять этажей. Улицы обсажены молодыми деревьями, новенькие школы, детские садики, скверы. Шикарный дом культуры, ресторан, гостиница, спортивный комплекс, бассейны, сауны. Живописные берега реки Припять — лодки, яхты на берегу. Кафе «Припять» над рекой и кинотеатр с известной теперь на весь мир статуей Прометея.
Какой старинный Чернобыль! В Чернобыле большие крепкие частные дома, окруженные ухоженными садами. В Чернобыле было стабильно. Все на месте.
Хатынка Тани не была современной — простая, просторная. "Паломничество" к ней не прерывалось. Местные жители смеялись над "паломницами". В основном это были молодые женщины, они хотели знать всё о своей любви.
Цыганка Таня состояла в браке с украинцем и имела 6 детей. Её родственники, дети, внуки и правнуки живут по всей Украине.
Члены ее семьи, что проживали в городе Чернобыль, испытали на себе и радиацию, и эвакуацию, и ликвидацию, как и все другие жители тех населенных пунктов, что были расположены вокруг Чернобыльской атомной электростанции в 1986 году.
Одиннадцать лет моей припятской жизни в моей душе не угасала странная тихая тревога. Как-будто сердце знало, что такое чёрное горе разрушит наш молодой город. И будет по всему миру развеяна чёрная быль. А что же за мистическую тайну знала чернобыльская пророчица цыганка Таня? Все мы, жители города Припять, не всегда чувствовали почву под ногами, периодически, неожиданно для нас самих, возникало желание покинуть "этот вокзал". И тогда, когда у нас уже были квартиры.
Неисповедимы твои пути, Господи! А жизнь человека, как свеча - зажглась и погасла! Мы, жители Припяти, съехали с атомного града в один день и расселились по всему миру. Цыганка Таня доживала свою жизнь в городе Чернигове. Какую правду она знала о судьбе города, уже никто не спросит. Она умела читать судьбы людей и пророчить им будущее и предсказала судьбу нашего города. А мы стали свидетелями ее пророчеств и жертвами самой большой техногенной катастрофы ХХ-го столетия.
.
Виктор Востоков — Тибетский Далай-лама в общественной организации “Союз рабочих Чернобыля” в Киеве в 1986.
Общественная организация возникла сразу после того, как «отгорел» четвёртый реактор, осенью того же года. Её возглавил пан Тышкевич — учёный-биолог со Львова. Человек этот был в центре трагических событий, принимал участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Элегантный, воспитанный, обходительный наш руководитель организовал «штаб» в гостинице, в те времена «Ленинградская», напротив ресторана «Лейпциг» на современной улице Ярославов Вал (когда-то улица Чкалова).
Работать в общественной организации «Союз рабочих Чернобыля» меня пригласили мои припятские коллеги-педагоги. В «штабе» члены организации собирались утром: распределялись обязанности и задания и все расходились или разъезжались по своим рабочим местам. Я ехала в Киевский мединститут, где вместе с преподавателями французского языка занималась переводами с русского языка на французский. Переводы — это были истории болезней облучённых чернобыльских детей с диагнозом онкозаболевание крови. Для отправки детей на лечение во Францию.
Королева Англии Елизавета передала чернобыльским ликвидаторам адсорбенты. Это за то, что пан Тышкевич, глава общественной организации «Союз рабочих Чернобыля» доставил ей, королеве Англии, в её драгоценный королевский конный двор особую породу лошадей из Башкирии. Таких рысаков не было в конном дворе Её Величества Королевы Англии.
В общественную организацию потянулись люди со всего Советского Союза, не говоря уже о киевлянах или эвакуированных из тридцати километровой зоны. Люди не жалели ни денег, ни времени на поддержку многочисленных жертв аварии на Чернобыльской АЭС, самой крупной техногенной катастрофы ХХ-го столетия.
Как-то утром той же осенью в «штабе» находились человек 20 членов организации, которые еще не успели разъехаться по своим рабочим местам. И вдруг, как гром среди ясного неба: к нам пригласили тибетского Далай-ламу Виктора Востокова. Мы замерли в ожидании. Я представила пожилого человека в одеянии монаха. В комнату вошел совершенно молодой человек. В элегантном европейском светло-сером костюме, европейской внешности с серыми глазами, с густой копной кудрявых русых волос на голове. Тибетский Далай-лама был обут в светло-серые кроссовки советского производства. Его сопровождала красивая киевская девушка Оксана, его помощница. Виктор Востоков кратко рассказал особенную историю своей жизни. В Киеве он читал лекции о Тибете и тибетской медицине, собирал большие аудитории. Пораженные его появлением, его на диво крепкой статью, лучезарными серыми глазами и его саном (не каждый знал, кто такой Далай-лама), а здесь вот он — настоящий перед вами! Мы попросили Виктора продемонстрировать нам какие-нибудь чудеса. Он описал каждому из нас нашу ауру. Объяснил нам, что такое душа «серая», а что такое душа «белая». Со слов Виктора, подавляющее большинство людей Советского Союза — души «серые». Уходя, Виктор оставил всем нам свой номер телефона в Москве. Немного позже с лёгкой руки Виктора Востокова в организацию прислали лечебные травы с озера Байкал для чернобыльцев. Намного позже, через пару лет, я приобрела книги Виктора Востокова.
А еще тогда из Симферополя приехал и работал в организации великий человек: Валерий Тищенко — один из самых известных травников мира. Он оказал огромную помощь людям, пострадавшим от радиации Чернобыля. Многим Валерий Тищенко спасал жизнь. Его рецепты травяных отваров и настоек рассылали по всей стране мы, работники организации, ибо люди всей страны Советский Союз работали над спасением человечества от атомной беды.
Мы с моей мамой собрали огромное количество спелых яблок, чёрной бузины в рощах моей черниговской Родины — Седнева, смешали бузину с сахаром и мой брат Михаил (ликвидатор с ночи аварии) перевозил в своей машине эти баночки нашим больным друзьям в Киев.
Еще было, что наша киевская организация пыталась разыскать за границей сворованные картины, с редчайшей чернобыльской тематикой, написанные в разгар аварии Чернобыля, известным теперь во всем мире киевским художником Петром Емцем. Половина этих уникальных картин всё же исчезла за границей.
Утекло время, прошли годы. Время нас всех рассудит. Еще тогда, в восьмидесятые годы общественная организация «Союз рабочих Чернобыля» распалась на два лагеря и я ушла с теми, кто себе ничего не брал. Где живет теперь Виктор Востоков (тогда он имел квартиру в Москве) я не знаю.
Валерий Тищенко дарует свой талант людям то ли в Канаде, то ли в США.
Возвращённые на Родину картины Петра Емца демонстрируются на художественных выставках в Киеве.
Организация и теперь существует в Киеве, но действия этой организации уже давно не привлекают внимания честных людей по причинам известным только самому пану Тышкевичу.
.
Деньги президента СССР Михаила Горбачёва
.
Первые деньги — 150 советских рублей нам, жертвам ядерной катастрофы, заплатили в Киевской области городе Полесское, отдаленном от ЧАЭС районе, куда эвакуировали большое количество людей из города Припять (город в 3-х км от атомной станции). Это были «страшные» деньги, их выдавали с «утра до ночи».
В Полесское я поехала с Черниговщины от родителей (где жила во время эвакуации), добиралась через Киев, это большой круг — не было уже других коротких дорог мимо атомной станции.
В Полесском царила военная обстановка, город и его окрестности превратились в военный лагерь. Лица людей, снующих по городу поражали, а порой и пугали. Я впервые такое видела. Люди двигались как заводные куклы, с мрачным выражением на лице.
Расспросив, куда добираться, я села в «попутку» и — за город, где деньги выдают. Господи Милосердный, что там творилось! В очереди я потеряла день. Некоторые люди в огромной толпе были полураздеты. И в чем были, в том их и эвакуировали. Очень больно было смотреть на маленьких детей с мамами. Я раздала детям всю свою еду, одежда на мне была чужая, моя покрылась радиоактивной пылью в моей квартире в г. Припять. Был конец мая 1986 г. 4-тый реактор все еще горел в 50-70 км отсюда — правды никто не знал.
Люди в очередях за денежной помощью почти не разговаривали — от усталости и стресса. Уже поздно вечером, получив деньги за городом, снова «попуткой» я вернулась в Полесское. Где же ночевать? На автостанции автобусов на Киев уже не было. Я шла по центральной улице Полесского, стучала в калитки, заходила во дворы — напрасно, везде было полно таких, как я постояльцев. Надвигалась ночь, но меня все же приютили в доме, напоили чаем. Обессиленная я упала на стеганое красное ватное одеяло на кровати возле печки и «провалилась» в сон. Утром поблагодарив хозяйку, отправилась искать своих коллег педагогов в «штаб» школьного образования (штабами назывались теперь все организации). Отыскала свою подругу-коллегу Припятской школы №1, мы собрались ехать в близлежащее село Залищаны, где она теперь жила. По дороге вдруг какая-то неведомая сила толкнула меня зайти на Полесскую почту. Пачки писем на столах в алфавитном порядке А..,Б..,В..,Г.., я перебирала письма на букву Б. Господи! Письмо со Львова, от подруги студенческих лет — Ларисы Сусак. Писала: «поезжай к моей маме на Франкивщину». Я не заплакала, я еще не осознавала свой статус — эвакуированная. Растроганная, я уехала в село Залищаны, вместе с подругой-коллегой. Там тоже был военный лагерь. Бани просто в брезентовых палатках — люди ежедневно смывали радиоактивную пыль.
26-ти летний местный директор школы, отец 2-х детей, устроил нас жить в своей школе, спали на полу на матрасах. В том удивительном селе, окруженном лесом, было очень много людей, эвакуированных с нашей Припяти, мы прожили там 3 дня.
Администрация Припятского городского образования отправила меня на отдых в город Одессу в санаторий высшего партийного эшелона власти. Я вернулась к родителям на Черниговщину, купила себе дорожную немецкую сумку, красного цвета, японский зонтик-автомат и уехала в Одессу.
Вторую денежную помощь — 50 рублей, я получила уже там, в Красном Кресте, даже отметку в паспорте поставили — получено 50 руб. После отдыха в прекрасном санатории на Черном море мое здоровье было в хорошем состоянии.
Я вернулась в Киев, работала в пригороде — Пуща Водица на своем педагогическом поприще — в лагере для эвакуированных абитуриентов из 30-ти километровой зоны.
В сентябре 1986 г. у меня не было еще ни жилья, ни работы, а мне вдруг резко стало плохо со здоровьем, сказалась доза радиации, полученная в течении суток «рядом» (3 км) с горящим 4-м реактором в г. Припять. Я оказалась на лечении в Киевской областной больнице в отделении аллергология «поразив» врачей и профессоров, я ведь была «оттуда». Мне было 36 лет, у меня даже кровь брали — для науки. Утром обход, капельницы, процедуры… После обеда я исчезала с больницы — шла «куда глаза глядят», чтобы не сойти с ума от страха и горя. Под вечер в Покровский женский монастырь (в Бехтеревском переулке, недалеко от больницы) или в кинотеатр «Киевская Русь».
Врачи меня не преследовали, мне было плохо, меня лечили и жалели, мою свободу не ограничивали. Больше всех запомнила врачей:
Бабинина Лидия Яковлевна, Людмила Юрьевна, профессор Ганжа.
В Покровском монастыре очаровывали тишь и благодать, изумительной красоты православные соборы. В кинотеатре «Киевская Русь» я посмотрела киношедевр «Унесенные ветром». В больницу возвращалась к 22 вечера. Как то мне сообщили, что пришли деньги от президента СССР Михаила Горбачёва — наша компенсация. Деньги выдавали на Главпочтампе в виде сберкнижки — 4 тысячи рублей на человека. Стоя в очереди на почте я беззвучно плакала. Люди вокруг меня замолчали, как в траурном зале. Я не могла никак поставить подпись в сберкнижке, слезы застилали глаза. С той книжкой, я плача, плелась по площади Жовтневой Революции — ныне Майдан Незалежности, пришла в больницу, плакала в палате на больничной койке, вошедшая санитарка сказала: «Взорвали реактор — еще и деньги им!»
Приближались Октябрьские праздники (7-8 ноября) — а у меня не было ни жилья, ни работы. Я много раз посетила советских чиновников в Верховной Раде УССР, в Кабинете Министров УССР и в Киевском областном отделе образования — безрезультатно. Я поехала в Москву, в Кремль, к президенту СССР — Михаилу Горбачёву — просить квартиру. В Кремле ко мне отнеслись сочувственно, пропустили на прием без очереди. Принимала меня одна из секретарей президента — Елена Романова, обещала помочь.
Я прожила пять дней в пригороде Москвы — Жуковском у своих родственников, погуляв по столице, я вернулась «домой» в Киев. Мне после письма из Москвы предоставили наконец работу и жилье в городе Ирпень недалеко от столицы.
Президент СССР Михаил Горбачёв дал всем эвакуированным жителям г. Припять жилье и приличные деньги на «обживание» на новых местах. За год мы «обжились», но наши проблемы не закончились.
Вечный коммунист Фидель Кастро на своей Кубе неутомимо спасал детей, пострадавших от радиации Чернобыля.
Лет пять после аварии на ЧАЭС иностранцы разных стран забирали наших детей в свои страны на лечение и отдых, но самую большую помощь детям оказали немцы и кубинцы, французы лечили онкозаболевания крови наших детей в своих больницах.
Населенные пункты Украины Припять, Полесское, Чернобыль и другие давно брошены людьми, заросли лесом. Их разрушенные дома напоминают людям об их временном пребывании на Земле.