16 апреля 2016 133
Владимир Смык
15 апреля – 75 лет
Цветы прилетели
Звук
Ослабил ветер свой напор,
Стих плач метели безутешный,
И стал оттаивать простор,
От долгой стужи онемевший.
Еще вчера вороний грай
Один царил по всей округе,
А нынче, будто невзначай,
Влетели к нам живые звуки.
Хотя февраль еще во всю,
И кромка гладкого сугроба
Остра, как нож, (не с тем ли, чтобы
Зимы не трогали красу),
Хоть все бело, куда ни кинь, -
Морозам время ставить точку:
вон слышишь звонкое: «Синь-синь!»
идут к нам синие денечки.
Вперед других весну поет
У нас веселая синица,
И начинает небосвод
Тепло и ласково лучиться.
Деревья сонные под ним
У птиц-певуний на заметке -
Чуть солнце гребнем золотым
Расчешет спутанные ветки.
И вот уже звенит капель,
И чья-то трель в кусте рябины -
То, хохолок свой запрокинув,
Висит под гроздью свиристель.
Пернатых радостное братство,
Уж у тебя полно забот,
ты, чтобы свой продолжить род,
озвучиваешь пространство.
И скоро весь его объем
Заполнят нежные рулады
О том, что вам любить, о том
Что вам построить гнезда надо.
Что в птичьих хлопотах сквозит
Живой порядок мирозданья,
Что песню фальшь не исказит -
В ней только чистое звучанье.
Что так заведено не вдруг
В рядах пернатого сословья:
Что подражает Слову звук
И зарождается любовью.
* * *
Вот уже заметались по небу ветра
С головнями заката – закончится пеплом
Повесть этого дня. И лампаду затеплит,
Наверху, и займется очинкой пера
Переписчица ночь в душной келье Вселенной,
Свиток лунного света достанет земли,
И березы легчайшей стопой приведений
Закружат у селений, где спать мы легли.
Вот тогда-то из тихого майского сада
Суковатой былины ровесник живой,
Тот, кто трель серебрил и менял на разбой
У костра печенега еще, из засады
Посылает в нас очередь…
* * *
Цветы прилетели! На яблоню первый садится,
А рядом кружатся другие – и вот уж вся ветка в цвету.
А сердце стучит и стучит и когда еще угомонится.
И ветер услышав, мы чувствуем сухость во рту.
Скорее, не ветра, а прошлого дальний порыв,
Скорей, не цветенье – мгновенье  кружится над нами
И учит, тебя и меня осеняя крылами,
Стать теми, кем были мы раньше, о прочем забыв.
Да, сухость во рту. И не садом, минуя поля,
Проследуем взглядом. Неужто в нас хватит отваги –
Туда, куда падает, вдруг оступившись, земля,
Ломая пейзаж. Называясь как прежде - оврагом.
А память торопится вниз по знакомой канве
Восторга и дрожи и падает пред поцелуем,
Пропав на мгновенье, над мокрой осокой колдует
И снова к любимой с туманом в сыром рукаве.
В овраге, как прежде, дымятся туманы, и те
Прекрасные зори да и холодок под рубашкой -
Добавь землянику и хмель, зверобой и ромашку -
Под крики сорок снова сварятся в этом котле.
А память дрожит у ручья не от холода – собственных слов,
Что время - пустая затея, что есть подозренье,
Его нет совсем, но, осекшись, прикрыть отступленье
В заслон уже ставит отчаянных двух соловьев.
Ручей, как и прежде, все ладит о чем-то своем,
И страшно под этот почти вразумительный лепет,
Когда осеняет нас ветер весенний и трепет,
Тех весен прошедших, которых мы ради живем.
* * *
Успокой меня, черное поле,
Ночь густая, меня сохрани,
Чтобы то, чем живу я и полнюсь
Не растратили трудные дни.
Заслужил я таинственный отдых,
И лежу я и в небо смотрю:
Окружите меня, мои звезды,
До утра не впускайте зарю.
* * *
Как фотовспышки, сполохи зарниц
Из темноты выхватывали рощу,
Будя уснувших жителей станиц,
Пошла гроза, своей пугая мощью.
Он был в ударе южный этот дождь,
Горстями щедро вниз швыряя струи,
По крыше барабаня: не пойдешь
Из дома никуда, пока иду я.
Красу садов задумав разорить,
Тяжелый ливень розы бил жестоко,
По вспененным стремительным потокам
Неслись гурьбой лихие пузыри.
Ручьи тащили вниз песок и щебень.
Гроза гремела - кто поспорит с ней?
Но меж раскатов вдруг... сначала щебет,
А вот и трель. Бесстрашный соловей,
Он не поддался общему смятенью,
Не испугался пушек громовых.
Певец любви бесстрашно вел сраженье
С грозою. И смутился гром - затих.
Хвала тебе, хвала, отважный лирик,
Лирический, поистине, - герой.
И да звучит в жестоком этом мире
Как весть любви - прекрасный голос  твой.
* * *
Испепеляющие годы
А. Блок
Не видя, не помня друг друга,
Отчаянье в сердце храня,
Мы отняли руки от плуга,
Под яростный крик воронья.
Не видя друг друга, не помня,
В урочный, но проклятый час
Уходим мы с русского поля
В тот день, что за нами погас.
И в полночь с небесного свода
Нам путь не укажет звезда,
Рожденным в великие годы,
Пропавшим в глухие года.
* * *
Остановись, Пегаска, дай-ка слезть,
Не бей копытом больше, стой смиренно:
Смердит, смердит источник Гипокрены
И серою, и чем еще, Бог весть.
Храпишь ты и косишь лиловый глаз:
«Мой ключ? С какой поры он пахнет скверно?»
А с нынешней. Дай мне сойти, Пегас –
Я не поэт эпохи постмодерна.
Ты на Парнас с другими полетишь,
А мне на русский луг, его я пленник:
Там расцветает нежный подмаренник,
Там пруд, где прячет селезня камыш.
А с нынешними мне не по пути.
Покроет тихий пруд зеленой ряской…
На ком доеду? Скажешь, как найти
Кобылку Пушкина, Некрасова Савраску?
Кукушка
Любимая пора. Заполнят старый сад,
Веселой стаей молодые листья,
И майский вечер нежно осветят
Цветущие сиреневые кисти.
Не дожидаясь ночи, соловей
Начнет свое бельканто в ближней  в роще,
Прекрасна жизнь, и ты в союзе с ней,
Исполненной и сладости, и мощи,
И знаемых от юности чудес;
Пить можно и не с горя – вот и кружка...
Вдруг с высоты, едва ли и не с небес
Подаст сиротский голос свой кукушка.
Над радостью земного бытия
Он зазвучит уныло, одиноко,
Разгадку наших судеб не тая,
Определяя времена и сроки.
Басня о ночном мотыльке
В лучах заката рыба над стремниной
блеснула чешуею золотой;
Хор малых птах в ракитах над рекой
светило проводил руладой длинной
и замолчал до утренней зари -
что им прикажешь делать ночью южной,
цикадам и сверчкам одним не чуждой?
Зажглись вдоль тихих улиц фонари.
Включаю свет и я. Под потолок
к плафону, словно к солнечному диску,
летит себе, не думая о риске,
летит, как пепел белый, мотылек.
Он не порхал над розой жарким днем,
не нежился, не радовался солнцу,
спал где-нибудь под розовым кустом –
и вдруг ко мне, увидев свет в оконце.
Сужает все опаснее круги
мой гость ночной. Как все же странно это:
проспав источник истинного света,
к лучам тянуться, но совсем другим.
Что за самоубийственная страсть,
лезть в щель меж потолком и абажуром,
решая дело безнадежным штурмом
стеклянного светила, чтоб упасть
на дно плафона, крылья опалив.
Еще минута – он уже не жив.
……………………………
Душа моя, а час ведь недалек,
учись у рыб, у птиц. Свет видевше вечерний,
воздай хвалу Творцу, сосуд скудельный.
Не то сгоришь, как этот мотылек.
М.Т.
О, море Черное, когда еще увижу
Твой блещущий, ликующий простор?
Да и увижу ль? Солнце ниже, ниже,
И синих волн все тише разговор.
Эвксинский понт, ты знаешь: смертны люди,
Заката луч последний прилетит…
В последний раз дай поцелую груди,
соленые, твоих океанид.
За тысячу уеду километров;
Ты пену волн поднимешь высоко –
И выйдут облака. Прикажешь ветру,
Чтоб их ко мне послал? – ему легко.
* * *
Источала, как ладан, свой запах сирень,
Солнце грело весеннею лаской
Обелиски могил. Майский радостный день
Он и здесь - и на кладбище – майский.
От  вершин тополей до травы, до корней
Ликовала природа родная
Под лазурью небес. И свистал соловей,
Песней вечный покой оглашая.
Только чистому звуку доступен певец,
Что любовь проповедовал в чаще,
И взывая к Тому, кто всей твари Творец,
Горячо отпевал «зде лежащих».
И когда, соловей, в роскошь майского дня
«Безобразна, бесславна, не имущего вида»
Принесут в домовине сосновой меня,
Отслужи и по мне панихиду.
А когда все следы мною прожитых дней
Смоет Стикс окаянная речка,
Прилетай и на Страшном Суде, соловей,
За меня ты замолви словечко.
Редакция журнала КАМЕРТОН поздравляет русского поэта Владимира СМЫКА с Юбилеем! Здоровья Вам, Владимир Филиппович, хорошего настроения, творческой радости и, конечно, новых ярких стихов!
.
Звук
.
Ослабил ветер свой напор,
Стих плач метели безутешный,
И стал оттаивать простор,
От долгой стужи онемевший.
Еще вчера вороний грай
Один царил по всей округе,
А нынче, будто невзначай,
Влетели к нам живые звуки.
.
Хотя февраль еще во всю,
И кромка гладкого сугроба
Остра, как нож, (не с тем ли, чтобы
Зимы не трогали красу),
.
Хоть все бело, куда ни кинь, -
Морозам время ставить точку:
вон слышишь звонкое: «Синь-синь!»
идут к нам синие денечки.
.
Вперед других весну поет
У нас веселая синица,
И начинает небосвод
Тепло и ласково лучиться.
.
Деревья сонные под ним
У птиц-певуний на заметке -
Чуть солнце гребнем золотым
Расчешет спутанные ветки.
.
И вот уже звенит капель,
И чья-то трель в кусте рябины -
То, хохолок свой запрокинув,
Висит под гроздью свиристель.
.
Пернатых радостное братство,
Уж у тебя полно забот,
ты, чтобы свой продолжить род,
озвучиваешь пространство.
.
И скоро весь его объем
Заполнят нежные рулады
О том, что вам любить, о том
Что вам построить гнезда надо.
.
Что в птичьих хлопотах сквозит
Живой порядок мирозданья,
Что песню фальшь не исказит -
В ней только чистое звучанье.
.
Что так заведено не вдруг
В рядах пернатого сословья:
Что подражает Слову звук
И зарождается любовью.
.
***
.
Вот уже заметались по небу ветра
С головнями заката – закончится пеплом
Повесть этого дня. И лампаду затеплит,
Наверху, и займется очинкой пера
Переписчица ночь в душной келье Вселенной,
Свиток лунного света достанет земли,
И березы легчайшей стопой приведений
Закружат у селений, где спать мы легли.
.
Вот тогда-то из тихого майского сада
Суковатой былины ровесник живой,
Тот, кто трель серебрил и менял на разбой
У костра печенега еще, из засады
Посылает в нас очередь…
.
***
.
Цветы прилетели! На яблоню первый садится,
А рядом кружатся другие – и вот уж вся ветка в цвету.
А сердце стучит и стучит и когда еще угомонится.
И ветер услышав, мы чувствуем сухость во рту.
.
Скорее, не ветра, а прошлого дальний порыв,
Скорей, не цветенье – мгновенье  кружится над нами
И учит, тебя и меня осеняя крылами,
Стать теми, кем были мы раньше, о прочем забыв.
.
Да, сухость во рту. И не садом, минуя поля,
Проследуем взглядом. Неужто в нас хватит отваги –
Туда, куда падает, вдруг оступившись, земля,
Ломая пейзаж. Называясь как прежде - оврагом.
.
А память торопится вниз по знакомой канве
Восторга и дрожи и падает пред поцелуем,
Пропав на мгновенье, над мокрой осокой колдует
И снова к любимой с туманом в сыром рукаве.
.
В овраге, как прежде, дымятся туманы, и те
Прекрасные зори да и холодок под рубашкой -
Добавь землянику и хмель, зверобой и ромашку -
Под крики сорок снова сварятся в этом котле.
.
А память дрожит у ручья не от холода – собственных слов,
Что время - пустая затея, что есть подозренье,
Его нет совсем, но, осекшись, прикрыть отступленье
В заслон уже ставит отчаянных двух соловьев.
.
Ручей, как и прежде, все ладит о чем-то своем,
И страшно под этот почти вразумительный лепет,
Когда осеняет нас ветер весенний и трепет,
Тех весен прошедших, которых мы ради живем.
.
***
.
Успокой меня, черное поле,
Ночь густая, меня сохрани,
Чтобы то, чем живу я и полнюсь
Не растратили трудные дни.
.
Заслужил я таинственный отдых,
И лежу я и в небо смотрю:
Окружите меня, мои звезды,
До утра не впускайте зарю.
.
***
.
Как фотовспышки, сполохи зарниц
Из темноты выхватывали рощу,
Будя уснувших жителей станиц,
Пошла гроза, своей пугая мощью.
Он был в ударе южный этот дождь,
Горстями щедро вниз швыряя струи,
По крыше барабаня: не пойдешь
Из дома никуда, пока иду я.
.
Красу садов задумав разорить,
Тяжелый ливень розы бил жестоко,
По вспененным стремительным потокам
Неслись гурьбой лихие пузыри.
.
Ручьи тащили вниз песок и щебень.
Гроза гремела - кто поспорит с ней?
Но меж раскатов вдруг... сначала щебет,
А вот и трель. Бесстрашный соловей,
.
Он не поддался общему смятенью,
Не испугался пушек громовых.
Певец любви бесстрашно вел сраженье
С грозою. И смутился гром - затих.
.
Хвала тебе, хвала, отважный лирик,
Лирический, поистине, - герой.
И да звучит в жестоком этом мире
Как весть любви - прекрасный голос  твой.
.
***
.  
Испепеляющие годы
А. Блок
.
Не видя, не помня друг друга,
Отчаянье в сердце храня,
Мы отняли руки от плуга,
Под яростный крик воронья.
.
Не видя друг друга, не помня,
В урочный, но проклятый час
Уходим мы с русского поля
В тот день, что за нами погас.
.
И в полночь с небесного свода
Нам путь не укажет звезда,
Рожденным в великие годы,
Пропавшим в глухие года.
.
***
.
Остановись, Пегаска, дай-ка слезть,
Не бей копытом больше, стой смиренно:
Смердит, смердит источник Гипокрены
И серою, и чем еще, Бог весть.
.
Храпишь ты и косишь лиловый глаз:
«Мой ключ? С какой поры он пахнет скверно?»
А с нынешней. Дай мне сойти, Пегас –
Я не поэт эпохи постмодерна.
.
Ты на Парнас с другими полетишь,
А мне на русский луг, его я пленник:
Там расцветает нежный подмаренник,
Там пруд, где прячет селезня камыш.
.
А с нынешними мне не по пути.
Покроет тихий пруд зеленой ряской…
На ком доеду? Скажешь, как найти
Кобылку Пушкина, Некрасова Савраску?
. 
Кукушка
.
Любимая пора. Заполнят старый сад,
Веселой стаей молодые листья,
И майский вечер нежно осветят
Цветущие сиреневые кисти.
.
Не дожидаясь ночи, соловей
Начнет свое бельканто в ближней  в роще,
Прекрасна жизнь, и ты в союзе с ней,
Исполненной и сладости, и мощи,
.
И знаемых от юности чудес;
Пить можно и не с горя – вот и кружка...
Вдруг с высоты, едва ли и не с небес
Подаст сиротский голос свой кукушка.
.
Над радостью земного бытия
Он зазвучит уныло, одиноко,
Разгадку наших судеб не тая,
Определяя времена и сроки.
.
Басня о ночном мотыльке
.
В лучах заката рыба над стремниной
блеснула чешуею золотой;
Хор малых птах в ракитах над рекой
светило проводил руладой длинной
.
и замолчал до утренней зари -
что им прикажешь делать ночью южной,
цикадам и сверчкам одним не чуждой?
Зажглись вдоль тихих улиц фонари.
.
Включаю свет и я. Под потолок
к плафону, словно к солнечному диску,
летит себе, не думая о риске,
летит, как пепел белый, мотылек.
.
Он не порхал над розой жарким днем,
не нежился, не радовался солнцу,
спал где-нибудь под розовым кустом –
и вдруг ко мне, увидев свет в оконце.
.
Сужает все опаснее круги
мой гость ночной. Как все же странно это:
проспав источник истинного света,
к лучам тянуться, но совсем другим.
.
Что за самоубийственная страсть,
лезть в щель меж потолком и абажуром,
решая дело безнадежным штурмом
стеклянного светила, чтоб упасть
.
на дно плафона, крылья опалив.
Еще минута – он уже не жив.
……………………………
Душа моя, а час ведь недалек,
учись у рыб, у птиц. Свет видевше вечерний,
воздай хвалу Творцу, сосуд скудельный.
Не то сгоришь, как этот мотылек.
.
***
.
М.Т.
.
О, море Черное, когда еще увижу
Твой блещущий, ликующий простор?
Да и увижу ль? Солнце ниже, ниже,
И синих волн все тише разговор.
.
Эвксинский понт, ты знаешь: смертны люди,
Заката луч последний прилетит…
В последний раз дай поцелую груди,
соленые, твоих океанид.
.
За тысячу уеду километров;
Ты пену волн поднимешь высоко –
И выйдут облака. Прикажешь ветру,
Чтоб их ко мне послал? – ему легко.
.
***
.
Источала, как ладан, свой запах сирень,
Солнце грело весеннею лаской
Обелиски могил. Майский радостный день
Он и здесь - и на кладбище – майский.
.
От  вершин тополей до травы, до корней
Ликовала природа родная
Под лазурью небес. И свистал соловей,
Песней вечный покой оглашая.
.
Только чистому звуку доступен певец,
Что любовь проповедовал в чаще,
И взывая к Тому, кто всей твари Творец,
Горячо отпевал «зде лежащих».
.
И когда, соловей, в роскошь майского дня
«Безобразна, бесславна, не имущего вида»
Принесут в домовине сосновой меня,
Отслужи и по мне панихиду.
.
А когда все следы мною прожитых дней
Смоет Стикс, окаянная речка,
Прилетай и на Страшном Суде, соловей,
За меня ты замолви словечко.
Средняя оценка: 2.80192
Проголосовало: 313