«В зелёных облаках дерев…»
«В зелёных облаках дерев…»
Край света
1
На станции с названьем «Хоть куда»
Я очутился на исходе лета.
– Куда? – кассирша глянула приветно.
А мне б лишь не туда, где ждёт беда...
И я махнул рукою:
– На край света!
– Поторопитесь, ибо поезд ваш
Отходит, да, всего через минуту.
Я взял билет,
Ещё не веря чуду.
Сказал «спасибо»
И бегом – под вальс,
Что плыл из репродуктора как будто.
2
А поезд мчал на запад, на восток.
А поезд мчал на юг и мчал на север.
Я сам себе и верил, и не верил.
В вагоне – я. А кто ещё? Никто.
Лишь воздух за окном знакомо серый.
«Я здесь один?» – я вслух себе сказал.
Иль проводницу вдруг спросил об этом.
Она в ответ:
– На край земного света
Кто путь себе серьёзно выбирал?!
Ну, разве... вы – унылые поэты.
3
В купе струился поднебесный свет.
А проводница, старясь виновато:
–Купала мне читал вот здесь стихи когда-то...
– О, Бог ты мой! Когда, коль не секрет?
– А в сорок первом... Да, в начале марта...
Здесь был Рембо, когда свой Шарлевиль,
Грезя свободой призрачной, покинул.
Петрарка был, когда искал причину
И ненависти нашей, и любви.
А что нашёл – забытую долину.
Я слушал проводницу и глядел.
Лицо её менялось поминутно.
Старушка в ней и девушка подспудно
Встречались, как порой в речной воде –
Небесный мрак со светом обоюдно.
4
Я ложечкой мешал холодный чай.
Я слушал и не слушал проводницу.
– А вы зачем теперь свою столицу
Решили променять на дальний край,
Куда не стоит даже торопиться?
– Всё надоело.
Может, посмотреть,
Коль всё ж смогу, на этот мир из дали,
На все его тревоги и печали
Со стороны иль с краю...
Мне б суметь...
Быть может, и пойму...
Хотя – едва ли...
5
– Ах, Боже, за беседою такой
Мы остановку чуть не пропустили, –
Вздохнула проводница, – погрустили...
И вот я на тропинке полевой –
Мне весь простор Отчизны возвратили!
– А как же тот обещанный мне край,
Край света?! – я кричал вослед вагонам.
Лишь птичий грай поднялся над перроном
И сквозь него услышал:
«Вот ваш край!»
Иль, может, «рай», – кричали из вагона.
Любови и печали край родной!
Я без него вдруг в мире заблудился.
Вернулся, словно заново родился.
Вновь стал я им, а он – как будто мной.
Об остальном – забыл или забылся?
Перевод Изяслава Котлярова
Камни
1
Я купился, увидевши там
Лес и речку, что светом лучится!
И соседку — ещё молодица!
Да такая — что выбрал бы сам.
Огород. Разве ты белорус —
Без какого ни есть огорода!?
Я купился — купив... Ну, а продал
С хатой вместе, понятно, и — плюс —
С тою самой прозрачной рекой,
С близким лесом, с соседкой пригожей,
(Ясно море, так вышло дороже!)
Словом, продал деляга лихой,
С кем и на дух я не был знаком.
«— Не тутэйший», — сказала соседка.
Даже матери-Евы разведка
Не сыскала ничого о нём.
2
Что ж, взошёл на межу — не стони,
А паши до девятого пота!
Но не впрок оказалась работа —
Там растут лишь каменья одни.
Весь камнями зарос огород,
Словно вновь озверела природа.
Правда, поводом вышла невзгода:
Слово за слово через заплот
Перекинуться с той же соседкой:
— Чтоб им сгинуть, проклятым камням!..
Та смеётся: — Да, вижу! А вам
Дача — что?.. — И прищурилась едко.
Я сперва отмахнулся, спеша
Всё списать на шутливые речи,
Но задумался... крыть-то, брат, нечем,
Ну, а после промолвил: — Душа.
— Душу ль можно купить? — Я купил
Сам себя у продажного рока,
Чтоб приметы крестьянства до срока,
До конца он во мне не сгубил.
— Так деревню вы любите? — Да.
Ту деревню, что стала вспомином,
Зернь-слезинкой о давнем и милом,
Что стекла по щеке без следа.
Я деревню везде находил
По единому запаху-дыму,
По полёту, по духу сладиму,
Где б я ни был и кем бы ни слыл.
Вот и выбрал душой как хотел:
Близко лес, речка светом лучится,
Есть соседи, доступна столица,
Чтобы быть недалече от дел.
Что искал — как ни корни свои?..
Эти сотки лопатой вздымая,
Сеял, предков устав не ломая...
Так почто же каменья взошли?!
3
— А не лучше ль вам это узнать
От учёных? — спросила соседка. —
Хоть в деревне мы видим их редко,
Им и так всё далече видать.
Мы ж как жили здесь, так и живём,
И как верили, верим душою,
Что земле себя с каждой весною
Вместе с семенем вновь отдаём.
Без неё мы чужие кругом,
И для нас без неё всё чужое.
Мы настолько сроднились с землёю,
Что себя в ней давно узнаём.
Я кивнул, мол, земля ваша — рай.
А она: — Потому и одна я,
Что с грехами в свой рай не пускаю,
А святых — хоть со свечкой шукай...
Я стоял перед нею такой,
Как во храме, в сиянье иконном.
По земным ли, небесным законам —
Мне до сердца струился покой...
4
— Что ж, пора мне каменья сбирать. —
То ли ей, то ли думе печальной
Я сказал, озирая прощально
Храма родины светлую стать.
И услышал: — Что толку — сбирать?
Коли сердце их тяжестью ноет?
В нём и боль, что зовётся виною,
И тоска — та, что жалко прогнать...
5
Среди ночи привиделось мне
Всё — в чём загодя исповедался...
Я к себе от себя возвращался
И нежданно проведал во сне
Кут родной, где полынь да осот,
И всё это — до боли живое,
И всё это — до слёз дорогое,
Мил-милей, чем столицы комфорт.
Я не чуял такого давно,
Я купился на то ли, что близко,
Боже мой, не от сердца — от Минска!
Будет сердцу не всё ли равно?
И, казалось, я уразумел
Мысль того, кто мне сбыл свою дачу,
Я, как он, враз всё переиначу
И мытарству назначу предел.
Я махнул на пустой огород,
Лес и реку, что светом лучится,
От калитки — махнул молодице...
6
Я ушёл. И со мной — весь мой род...
Кто на этом, а больше — на том
Свете.
Шли неоглядной толпою
И сливались с рекою людскою
На вокзале.
... И в шуме густом
Меня касса спросила: «Куды?»
Я, не пряча печаль и истому,
Произнёс полусонно: «До дому».
И билет получил.
...То сады,
То поля, то луга за окном
Проплывали. Сосед нелюдимым
Показался. Но тож — на радзиму
Возвертался как перед судом.
Пара фраз под мельканье полей,
И замолкли — угрюмо и сродно:
Я из Ляхович, он из-под Гродно —
Каждый ехал до хаты своей.
Каждый вёз тяжкий камень-помин...
За молчаньем — такое бывает —
Объявили: состав прибывает
На конечную станцию — Минск.
Перевод Владимира Берязева
Голос
Памяти Владимира Мулявина
Голод
На сцене эстрадной
На голос.
Шли на него и деревня, и город.
Шли Беларусь, Украина, Россия,
Как будто на сцену являлся мессия.
Звучала, как проповедь, миру взъярённому:
«А ў полі вярба нахілёная…»
И, слушая голос, так искренне верили
Единою верой
Европа с Америкой.
Проносится время, и век наш не долог.
Пускай на эстраде везде теперь голо,
Выходят девчонки почти что нагие, –
Мы вспомним и это потом с ностальгией.
Но голо ещё всё ж без этого голоса,
Как без василька придорожному колосу.
И не раритет уже дома – реликвия:
Мулявинский голос с пластинки и лик его.
И диск заедает, заигранный странно,
Сто раз повторяя: «Ой, рана… ой, рана…»
Перевод Изяслава Котлярова
Горечь опавшей листвы
Листья опавшие в парке сгорают –
Дым поднимается, тает в просторе.
Словно на небо душа отлетает,
Полная смутной печали и горя.
Ветер костер отгоревший раздует –
Дым встрепенется и путь загородит.
Тихо в него я войду и почую:
Палой листвы
Душа в меня
Входит.
Буду по парку бродить, как бездомный,
С музыкой ветра и горечи слившись.
А на душе – непонятный, бездонный,
Горький осадок – памяти, листьев…
Перевод Валерия Гришковца
***
Ты не стой у ветра на пути.
Разве ты не видишь, что за ветер?!
Крышу он вчера разворотил,
Да и ныне многое наметил.
И тебя пронижет он насквозь
Силою безжалостной и страшной.
Ты еще узнаешь боль и злость,
Как от ран от схватки рукопашной.
И еще подумаешь, что с ним
Свой последний миг живешь на свете.
Он и душу выдует, как дым,
Он и дух развеет на планете.
Перевод Юрия Матюшко
Маска
Ты – актриса. Ты любишь играть.
Ранишь смехом, терзаешь слезами.
Я пытаюсь тебя распознать,
Только маска с лица не сползает.
Маска мастерски может рыдать,
Может чувство вскружить без натуги.
И однажды придется признать,
Что она для тебя – не прислуга.
Маска правит… Душа – в стороне.
Но когда, перед вечным порогом,
Станешь маску снимать, то под ней
Разглядишь пустоту и убогость.
Перевод Юрия Матюшко
Маска
Ты – актриса. Ты любишь играть.
Ранишь смехом, терзаешь слезами.
Я пытаюсь тебя распознать,
Только маска с лица не сползает.
Маска мастерски может рыдать,
Может чувство вскружить без натуги.
И однажды придется признать,
Что она для тебя – не прислуга.
Маска правит… Душа – в стороне.
Но когда, перед вечным порогом,
Станешь маску снимать, то под ней
Разглядишь пустоту и убогость.
Перевод Юрия Матюшко
***
Покуда нет тебя со мной,
Покуда ты еще далеко,
Живу безмерною тоской,
Но с нею мне не одиноко.
В ее усталой глубине
Такая сладкая отрада.
И без тебя приятно мне
Все время быть с тобою рядом
В мечтах восторженных и снах,
Ласкать, голубить, наслаждаться
И засыпать на островках
Твоих грудей, и просыпаться
С прикосновением руки –
На бурных волнах океана,
И, отпуская островки,
Опять ловить их неустанно…
Покуда нет тебя со мной,
Покуда ты еще далеко,
Живу безмерною тоской,
Но мне совсем не одиноко.
Когда ж вернешься ты назад,
Все будет повторяться снова:
Капризный тон, ехидный взгляд,
Насмешливое, злое слово.
Я жду тебя в вечерний час,
Но вновь молюсь перед свиданьем,
Чтоб это было не сейчас…
Чтоб дольше длилось ожиданье.
Перевод Татьяны Лейко
***
В зеленых облаках дерев,
Устало замерших над нами,
Днем птичий слышится распев,
Бездомный ветер спит ночами.
Деревья знают все про нас
И помнят все века былые:
Уходят корни в древний пласт,
Пьют соки горькие земные.
В безумстве, зле, в грязи веков
Какая сила держит прочно
Деревья, зелень облаков,
Их чистоту и непорочность?
Они в конце концов поймут,
Как жизнь в среде людской нелепа, –
От почвы корни оторвут
И тихо вознесутся в небо.
Перевод Федора Ефимова
Потаенный сад
Ж.
Где связывает окоем
Мир голубой и мир зеленый,
Известный только нам вдвоем,
Сад расцветает потаенный.
Там ангелы встречают нас
Сладкоголосым песнопеньем,
И каждый миг в свиданья час
Молюсь я на твои колени,
На губы и на голос твой –
И всё в тебе и всю целую.
За то, что ты еще со мной,
Благодарю судьбу земную.
Ах, чудный потаенный сад!
В вагонах дачники скучают,
Везут их поезда назад –
Никто наш сад не замечает.
От суетной людской игры
Ограждены мы нашим садом.
Но явен он до той поры,
Покуда мы с тобою рядом.
Перевод Федора Ефимова
Тоскую
Тоскую без пламени ног,
Когда оно кверху шугало –
Слепило, как близкий сполох,
И комнатный мрак озаряло.
Тоскую без пламени рук.
Пока в нем телами горели –
Земля совершала свой круг,
И плавились наши постели.
Тоскую без пламени губ,
В нем гиб я от счастья, бывало.
За то, что я был однолюб,
Ты снова меня воскрешала.
Перевод Федора Ефимова
Свет
Вдруг света всё меньше душе, –
Вдруг мраком она ощущает,
Что зло прорастает уже,
Сквозь сердце моё прорастает.
Теперь и в душе злу простор.
Она опустела – как вышла.
И если бояться злу, то
Лишь света, что всё-таки свыше.
«Мне света!» – кричу... Тишина.
«Мне – света!», – а улицы немы.
Мне – света иль даже – огня,
Что все разрешает проблемы.
Перевод Изяслава Котлярова
