Великий Октябрь. «Промедление… смерти подобно»

...А МЕНЕЕ чем через месяц после опубликования «Грозящей катастрофы…», 25 октября (7 ноября) 1917 года, в Петрограде в Смольном открывался уже второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. И по всему выходило, что в предвидении надвигающейся катастрофы надо открывать Съезд при уже низвергнутом Временном правительстве. Нельзя было ставить делегатов перед дилеммой: брать власть единолично в руки Советам или не брать и погодить до всё ещё не избранного Учредительного собрания… Делегатов надо было поставить перед фактом: Временного правительства нет, провозглашайте власть Советов, товарищи! Необходимость только такой постановки вопроса Ленин понимал лучше, чем кто бы то ни было. Во всяком случае, точку зрения Ленина мог довести до уровня действий только сам Ленин – лично! Находясь всё ещё в подполье, на конспиративной квартире, Ленин весь день 24 октября (6 ноября) 1917 года посылает записки в ЦК, а затем пишет знаменитое письмо к членам ЦК в Смольный:

«Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс… Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться!) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!! Можно потерять всё!! Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор. Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть её возьмёт Военно-революционный комитет „или другое учреждение“, которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных…».

Это – начало письма, в котором Ленин, кроме прочего, мотивирует необходимость немедленного свержения Временного правительства удалением из состава правительства военного министра Верховского – фигуры неоднозначной, но антикорниловской. Ленин настаивал на аресте министров «сегодня вечером, сегодня ночью» – иными словами, до открытия II Съезда Советов – и заявлял, что «было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября». И Ленин был, безусловно, прав. Вокруг Петрограда закручивался тройной тугой узел. Наступали немцы, и были все основания предполагать, что Петрограду правящей элитой уготована судьба Риги, намеренно сданной летом немцам. В Балтийском море появилась английская эскадра, и её поведение тоже было подозрительным. Наконец, активизировался сам Керенский и его могли подпереть корниловцы… Это всё – с одной стороны. С другой стороны, не было особых сомнений в том, что большинство Съезда примет линию большевиков… Однако то, насколько решительно повернутся события после открытия Съезда, можно было лишь предполагать: очень уж охоч русский народ стал на митинговщину. Особенностью национальной политики России в 1917 году были митинги. Митинговать как начали с марта, так оно дошло и до ноября… Площади даже уездных городов устилал серый «ковёр» шелухи от семечек: народ слушал ораторов от разных партий и одновременно лузгал… В стране, где веками лишний раз и пикнуть не давали, это было понятно и объяснимо. Но время речей проходило. Керенский, загнанный в угол самим собой, мог пойти на крайние меры – как это уже было проделано им в июле 1917 года. Крыса в углу – это всегда опасно! Ленин требовал: «Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью…». «Верхи» большевиков в Смольном (не все, но многие) всё ещё колебались, а Ленин и только Ленин тащил их и Россию к верному – это показали уже ближайшие сутки – решению буквально за шиворот и вдалбливал в головы: «История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя терять всё. Взяв власть сегодня. Мы берём её не против Советов, а для них. Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия… Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, а не ждать их… Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало! Промедление в выступлении смерти подобно».

Наконец, потеряв терпение, Ленин направился через ночной Петроград в Смольный и взял дело восстания в свои руки. В ночь с 24 на 25 октября (с 6 на 7 ноября) он проводит заседание ЦК РСДРП(б), на котором обсуждается состав нового – Советского правительства России, а в 10 утра 25 октября (7 ноября) пишет от имени Военно-революционного комитета воззвание «К гражданам России!». Оно было коротким, деловым и невосторженным:

«К ГРАЖДАНАМ РОССИИ! Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона. Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян! Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов».

В Зимнем дворце ещё заседало Временное правительство – дворец штурмовали под вечер, однако с рассветом 25 октября (7 ноября) 1917 года новая история России и мира уже началась. И эту историю сразу же попытались насильственно прервать в самом её начале не столько внутренние, сколько внешние силы во главе с Америкой. Мировые элитарные силы привели народы мира к братоубийственной империалистической войне в 1914 году. Теперь они же подталкивали народы России к братоубийственной гражданской войне. Ленин начал свою власть со знаменитого Декрета о мире, и Уинстон Черчилль, назвавший Ленина и большевиков «крокодилами с образцовым интеллектом», писал позднее об этом так:

«Провозглашение Декрета о мире сопровождалось немалым количеством слёз и радостными криками. Призыв к миру дышал возвышенным человеколюбием, ужасом перед насилием, усталостью от бесконечной бойни. Приведём хотя бы следующий отрывок: „Трудящиеся всех стран, мы обращаемся к вам с братским призывом через гекатомбы трупов наших братьев-солдат. Через потоки невинно пролитой крови и слёз, через дымящиеся развалины городов и сёл, через разгромленные памятники культуры, мы призываем вас к восстановлению и укреплению международного единения“. Но петроградский беспроволочный телеграф напрасно бороздил эфир волнами. Крокодилы внимательно слушали, дожидаясь ответа, но ответом было молчание…».

Формально Черчилль был неточен: в ленинском Декрете о мире слов, приводимых Черчиллем, нет. Декрет был весьма конкретным и существенно менее эмоциональным. Однако суть предложений большевиков Черчилль передал верно. Но как откликнулся класс Черчилля, то есть класс имущих собственников, на эти предложения – молчанием? Было бы полбеды, если бы всё ограничилось этим. Реакцией внешнего капиталистического мира стало поощрение развязывания в России гражданской войны, одним из инициаторов которой явился Черчилль...

Из книги «1917. Февраль – для элиты, Октябрь – для народа!» (2017)