Босфорская операция. Последнее «вундерфаффе» монархистов

Так и не начавшуюся из-за Февральской революции десантную операцию по овладению Константинополем в 1916 г. нередко называют «упущенным шансом для спасения монархии в России». Но был ли он вообще, тот шанс, — даже в случае успешной реализации сего сценария?
Вообще как минимум в одном источнике упоминается о том, что пресловутую «Босфорскую операцию» таки пытались провести — уже при нахождении у власти Временного правительства:

«Советские лозунги “отказаться от империалистической аннексии и прекратить войну” не повлияли на своенравное командование черноморского флота. Временное правительство призывало страны Антанты и своих сограждан сделать Константинополь инструментом политической стабилизации. В разгар революции в армии царило смятение, войска предприняли отчаянную попытку атаковать Босфор, однако потерпели неудачу. Из почти достигнутой заветной мечты присоединение Константинополя превратилось в мираж. Ярый приверженец православия, историк и министр иностранных дел в составе Временного правительства Павел Милюков назвал это “актом исторического отступничества, равного которому едва ли можно приискать в летописях человечества”». 

Источник этот, правда, — китайское издание «Феникс». Нет, его авторы, конечно, старались, — но, похоже, с другого конца земного шара события российской истории все же иногда видятся несколько, хм, своеобразно. Потому что очень сложно представить в указанное время ситуацию, когда — хоть Черноморский, хоть любой другой флот или армия — по собственной инициативе бросились бы в почти безнадежную и однозначно чреватую ну очень большими потерями атаку. Потому как в бытность Александра Федорыча Керенского хоть военным министром (весной 1917), хоть «министром-председателем» Временного правительства чуть позже, дисциплина в рядах бывшей Императорской армии и флота находилась ну в очень печальном состоянии. В армейских подразделениях фактическими «коллективными командующими» стали «солдатские комитеты», принимавшие голосованием решения вплоть до того, идти ли в обычную атаку. А уж в наступление по утвержденным генералами и офицерами планах — и подавно. 
Сами же офицеры превратились в лучшем случае в неких «наемных менеджеров» — ну или, пользуясь терминологией чуть более позднего времени, в «военспецов». Которым, впрочем, в Красной Армии было не в пример легче — ибо в случае попытки еще не забывших прежнюю вольницу красноармейцев «качать права» в дело тут же вступал комиссар с сознательным «ядром» подразделения из большевиков. И если смутьян не хотел униматься — дело могло кончиться для него и скорым трибуналом. Нередко в «экспресс-форме» выстрела из комиссарского нагана или «Маузера» — после единоличного «рассмотрения дела».

***

Кстати, офицеры при Керенском тоже утверждались все теми же солдатскими комитетами на занимаемых должностях. А нередко — и выбирались, благодаря чему в период от Февраля до Октября немало прапорщиков-поручиков совершили головокружительный карьерный рост до уровня иногда начштаба дивизии. Обратной стороной медали, правда, была и возможность своего рода «дауншифтинга» для особо непопулярных командиров, — которых в случае строптивости «служивые» могли просто «поднять на штыки».
Флот же в этом смысле со «штыков» в основном-то и начал. В одном только Кронштадте число «упокоенных» в первые же дни после отречения царя от власти офицеров составляло несколько десятков минимум. Что делать, в «старых добрых традициях» флота благословенно-лубочной «России, которую мы потеряли» одной из таких «добрых традиций» было существование в среде флотских офицеров немалой прослойки так называемых «дантистов». То бишь специалистов по нанесению болезненных и обидных для презренных «нижних чинов» зуботычин и прочих тумаков — для лучшего понимания приказов «их благородий». Так что последним еще очень везло, если расплата наступала лишь в виде относительно скорого удара штыком — или выстрелом из винтовки-пистолета. Самых ненавистных могли и спустить за борт живыми, предварительно обмотав несколькими витками колючей проволоки. Желающим наглядно познакомиться хотя бы с сильно облагороженной и максимально гуманизированной версией происходящего тогда можно порекомандовать посмотреть снятый еще в СССР по мотивам романа Валентина Пикуля «Моонзунд» одноименный фильм. 
А как руководили капитаном и его помощниками «судовые комитеты» — прекрасно (хоть и несколько гротескно) показано в другом фильме последних лет СССР: «Мятежный “Орионъ”». — Особенно комично выглядит там эпизод обсуждения дальнейшего курса и вообще внятной цели плавания указанного клипера с грузом оружия в «межреволюционный период». С выступлениями ораторов образца: «Фракция эсеров считает, что надо держать курс…» — «Нет, фракция большевиков считает иначе!». Причем это не заседание Государственной Думы Российской империи, — а именно что кают-компания боевого, хоть и парусного корабля Военно-Морского флота. На таком фоне всерьез верить информации о «героических, но безуспешных попытках захвата Черноморским флотом летом 1917 года Босфора по собственной инициативе» выглядит несколько необоснованно. Разве что считать этими самыми «героическими попытками» переживания отдельных адмиралов и капитанов о своих несбывшихся планах на предмет «водружения православного креста на купол Святой Софии» в Константинополе.

***

Тем не менее вышеизложенное не означает, что таких планов не было вообще — как и подготовки к их реализации. Тут как раз был полный ажур — таких планов было, почти по Маяковскому, просто-таки «громадье». Так что даже относительно краткий список, их перечисляющий, занимает отдельную статью. Начало их датируется минимум серединой 18 века — в эпоху многочисленных русско-турецких войн. 19 век исключением не стал, передав эстафету веку 20-му. Основным их «передатчиком» на стыке столетий стал российский посол в Константинополе Александр Нелидов, лоббировавший планы «занятия Босфора» и перед императором Александром III, — и его сыном Николаем II. Что делать — человек имел чин «действительного тайного советника», следующего после самого высшего, «канцлера». Которых за всю историю Российской империи было всего-то 12 человек — меньше, чем действовавших или отстраненных от власти самодержцев. Этот чин заодно равнялся армейскому «фельдмаршалу». Так что удивляться выдвижению его высокопревосходительством воистину «наполеоновских» планов не приходится. 
Нет, чисто в военном отношении тогдашнюю Османскую империю (правда, лишь всей мощью российской армии — и то небыстро, как показала война 1877—78 гг.) сломать было не так уж и невозможно. Недаром оную уже доброе столетие в европейской прессе называли «больным человеком Европы». Вот только многие (если не все) влиятельные страны этой самой Европы имели насчет передачи Проливов в руки России, мягко говоря, «особое мнение». Что особенно ярко показали события Крымской войны 1854—56 гг. — да в значительной мере и последующей войны: 1877—78 годов тоже. Когда российская армия, дошедшая уже до предместий османской столицы, была вынуждена остановиться ввиду британского ультиматума, — подкрепленного присланной к Константинополю внушительной броненосной эскадрой адмирала Горнби. 
Но разве такие «мелочные» соображения могли остановить впавшего в завоевательный зуд «статского фельдмаршала»? «Если Англия вмешается — мы ударим по ее “жемчужине”, Индии, из Средней Азии!» — убеждал императоров Нелидов. Видимо, в духе рейда атамана Платова туда же — по приказу Павла I еще на рубеже 18—19 веков. Закончившегося настолько «успешно», — что большинство биографов этого героя Бородино если и вспоминают об этом злосчастном походе, то максимум несколькими словами. 
К счастью, оба Романова нелидовскую «авантюру» встретили довольно прохладно. Хотя, последний из них, Николай, принципиально не возражал против создания оперативных планов все того же «занятия Босфора» и в 1908, и в 1913 гг. На всякий случай — это даты всего лишь создания этих планов, а не времени предполагаемой их реализации. И как раз их авторов в авантюризме нелидовского образца обвинить сложно — просто военные-«штабисты» честно делали свою работу, так сказать, «на случай любого сценария»”. Подобно тому, как в уважающем себя Генштабе любой страны должны быть наготове планы боевых действий практически с любым «потенциальным противником». Даже если он пока соблюдает нейтралитет — или даже числиться союзником.
Османская же империя в 1908 г. оказалась во власти революции — так называемых «младотурков». И то, что она не развалилась, как многие империи в подобных обстоятельствах, — скорее счастливое стечение обстоятельств, чем логика процесса. Так что пойди этот процесс дальше — глядишь, и для России появилась бы возможность как минимум усилить свой контроль за стратегическими Проливами из Черного в Средиземное море. Ну, а 1913 год, разгар «Балканских войн», канун Первой мировой, «которую никто не хотел, но которая была неизбежной» — тут, как говорится, оперативникам Генштаба «сам Бог велел» проявить похвальную предусмотрительность. 

***

С началом Первой мировой перспектива овладения Проливами, казалось, стала для правящих российских элит куда реальнее, чем раньше. Во всяком случае, так казалось тогдашнему главе МИД Сергею Сазонову. Дворянину, крупному замлевладельцу Рязанской губернии, «антантофилу» — то бишь — «рафинированному западнику», делавшему все, чтобы Россия была максимально активной в военном союзе Парижа и Лондона. Проще говоря — проливала кровь своих граждан за интересы «истеблишмента» этих «старих» колониальных империй. У которых «молодой хищник» в лице Германии хотел отнять ту часть, которой ее несколько столетиями раньше «обделили» при разделе мира. Справедливости ради надо отметить, что свою роль одного из главных «лоббистов» Антанты господин Сазонов видел не только в проведении их интересов, — но и пытался выторговать нечто, как минимум величественно выглядящее и для самой России. Почему и начал торг в первую очередь с Англией за будущее Проливов, в случае неуступчивости даже угрожая своей отставкой с поста главы внешнеполитического ведомства. С прозрачным намеком, что тогда Россия может и вообще выйти из войны… Англичане с французами, можно сказать, на этот раз прониклись. Особенно последние — до столицы которых, Парижа, немецкие армии не дошли всего-то лишь около 100 километров. Так что даже могли доставить себе «невинное удовольствие» обстреливать Париж из супердальнобойной пушки «Большая Берта» с дальностью стрельбы в 120 “кэме”. 
С 4 марта по 10 апреля МИД Российской империи и послы держав Антанты обменялись «памятными записками» и «вербальными нотами», — суть которых сводилась к тому, что теперь «Константинополь наш!». Ну, правда, для этого надо было еще разгромить турок, — но кто ж тогда сомневался, особенно в Петербурге, о близости такого разгрома вкупе с остальными «тевтонцами» и «примкнувшими к ним» австрияками? Увы, как показал ход боевых действий, уже с начала 1915 года военная Фортуна повернулась к российской армии не самым благоприятным образом. Довольно быстро наступил «снарядный голод» — да что там, даже обычных винтовок вновь прибывающему пополнению просто не хватало. В лучшем случае им выдавали однозарядные «Берданки» времен прошлой русско-турецкой войны, с вдвое более тяжелым патроном (и соответственно носимым бойцом боезапасом) — да еще на дымном порохе, демаксировавшим стрелка. А при массовой стрельбе просто заволакивавшим едким дымом обзор для рот и батальонов. В худшем же случае вновь прибывшим приходилось ждать, пока не появится «вакантная» винтовка — после гибели или тяжелого ранения старослужащего…

***

На этом фоне обещание Лондона начать в феврале 1915 года Галлиполийскую операцию с целью в виде овладения вторым Проливом, из Мраморского в Средиземное море, выглядела сродни Висло-Одерской операции в 10-х числах 1945 года. Досрочно начатой Красной Армией по просьбе в первую очередь Черчилля — после того как в Арденнах англо-американские войска подверглись сокрушительному контрудару Вермахта. Правда, были и существенные политико-стратегические различия. Польша-то и так уже, еще во время конференции «Большой тройки» в Тегеране-43, была отнесена к «советской сфере влияния». А вот Проливы, не только Босфор, но и Дарданеллы тоже, секретными соглашениями между Россией, Францией и Англией марта-апреля 1915 года должны были отойти под контроль Петербурга. Между тем — там имелись существенные сомнения насчет того, что однажды появившиеся там британские войска когда-то оттуда добровольно уйдут.
Но делать было нечего. Тем болем Сазонов в своем стремлении получить Проливы целиком и полностью, здорово наломал дров в оотношениях с возможными союзниками на Балканах. Ведь и Болгария, и Греция, в общем, тоже не прочь были принять участие в войне против исторического врага. Но при этом, понятно, тоже претендуя на хотя бы частичное управление путем из Черного в Средиземное море — пусть и совместно с Россией. Нет, в принципе, царский министр был не так уж и не прав — в своем понимании, что и болгары, и греки, несмотря на свой декларируемый православный статус на деле смотрят в рот не православной империи, а ее тактическим союзникам. Чаще в истории выступавших в роли ее заклятых врагов — хоть лично, хоть через своих «прокси», включая ту же Османскую империю. Но тем не менее факт остается фактом — без Болгарии сухопутный путь к Проливам ограничивался лишь малоазийской территорией Османской Порты. К тому же оперативно подсуетились дипломаты кайзера, — выторговав у султана немалые уступки болгарам своей территории на Балканах. Что привело к согласию Софии вступить в войну — на стороне Берлина-Вены-Стамбула. Греция, правда, хотя подражать болгарам и не стала, — но англо-франкофильного премьера Венизелоса там все же свергли, оставив почти всю полноту власти в руках больше германофильного короля.
Впрочем, страхи Сазонова и К относительно того, что «Петербург обманут при разделе турецкого наследства» тоже оказались напрасными. Галлиполийская операция закончилась фактическим поражением — с колосссальными потерями свыше 300 тысяч британских и отчасти французских бойцов. Может быть, именно поэтому 16 мая 1916 года меморандумом Сакса-Пико, позже ратифицированного правительствами стран Антанты, территория Османской империи не просто делилась между будущими победителями, — но России четко обещались все те же Проливы с Константинополем вкупе. Все равно взять их не получается — так чего ж хотя бы не пообещать? С тех пор в российском Генштабе, на Черноморском флоте, закипела работа по разработке соответствующих конкретных планов. О намерении реализовать которые в своем приказе армии и флоту Николай официальнно объявил в начале декабря 1916 года. В основном предусматривалось два сценария. Наступление в Малой Азии — тем болем что добрую половину ее территории, которую еще нередко называют “турецкой Арменией”, Кавказский корпус и так уже занял еще в 1915 году. И второй, куда более амбициозный — высадка десанта в самом Константинополе. 
Именно о нем поведал при допросе после ареста тогдашний командующий Черноморским флотом, а позже «Верховный правитель России» адмирал Колчак. Дескать, успей мы высадить 5 элитных дивизий — да при поддержке могучего флота из нескольких только линкоров, — ну точно бы водрузили бы крест на Святой Софии. Ведь там же и путей быстрого подвоза резервов не было — и вообще, мы их «одной левой». С тех пор вот уже доброе столетие этот план обрастает все новыми подробностями — и комментариями. Например — что «эти дивизии состояли сплошь из георгиевских кавалеров». И успей тогдашний Верховный Главнокомандующий (он же — царь) провести эту операцию до своего отречения, — глядишь, и никакой бы революции не случилось! Ибо народ в едином религиозно-патриотическом порыве бы простил и самодержцу, и самоддержавию все — підписавшись на столь любезный доморощенным ура-патриотам и их зарубежным «друзям» из Лондона и Парижа сценарий «войны до победного конца».

***

Что ж, подобные тезисы по своему действительно хороши, — но увы, больше для жанра альтернативной истории. То есть почти фантастики — пусть и на основе реальных исторических событий. Хотя, кстати, уважающие себя писатели-альтернативщики обычно куда более щепетильно относятся к реальным историческим фактам и сценариям, чем «мечтатели о захвате Константинополя». Ну вот, например, начиная с тезиса о «плохой логистике, недостаточно развитой железнодорожной сети». Якобы должного обеспечить поле боя для «пяти десантных дивизий из георгиевских кавалеров» едва ли не в «полигонных условиях» — в боях лишь против относительно малочисленного столичного гарнизона и расчетов береговых батарей. Ну право, таким «аналітикам» хотя бы «Турецкий гамбіт» ныне резидентирующего в Париже иноагента Акунина лишний раз внимательно прочитать. Где как раз под финал зловредному агенту османского правительства едва не удается спровоцировать начало войны между передовыми отрядами русской армией — и стоящей на якоре близ Константинополя эскадрой уже упоминашегося выше адмирала Горнби. Причем подвыпившие офицеры вкупе с подчиненными солдатами едут в бывшую столицу Византии на вполне себе комфортабельном экспрессе. Это, заметим, в 1878 году, — а уже к Первой балканской войне 1912 года очень неплохое сообщение, в том числе и железнодорожное, было проведено даже к укрепленным линиями турецкой обороны на болгарской границе. При том что в 1916 году Болгария и ее армия была уже не противником, — а союзником Турции. Это у России на Черном море, несмотря на бодрые рапорты местного флотского начальства, десантного флота практически не было. Даже из 50 моторных лихтеров, имевшихся там к 1917 году, 29 не имели двигателей — то есть были просто баржами, требующих судна-буксира.   
Да и отражения массированного наступления британской армии на полууострове Галлиполи что-то не вызвало особой сложности у турецких «аскеров». При том что потери наступающих составили колоссальные 300 тысяч человек. Ежемесячно экспедиционный корпус (реально — крупная армия) терял порой до четверти своего личного состава. Вообще взгляд на турецких солдат как на каких-то частью трусливых, частью просто неумелых ничтожеств, которых суворовские чудо-богатыри громили одной левой, как минимум к 20 веку было несколько малообоснованным. Пусть даже и потому, что наличным российским полководцам до самого гениального отечественного генералиссимуса было ну очень далеко. Да, войскам Кавказскоого фронта удалось занять крупные территории Турецкой Армении. А в феврале 1916 года даже захватить крупный турецкий порт на Черном море — Трапезунд. Так что и ныне в СМИ появляются статьи с текстом «…началась Трапезундская операция, которая едва не сделала Россию хозяйской Константинополя». 

Ну так а чего ж все таки не сделала?! Хотя, кстати, 901 километр по прямой и больше тысячи по проложеннным дорогам — вроде не то расстояние, при котором принято говорить “едва”. Это Жуков едва не взял Берлин в феврале 45-го, приблизившись к нему всего на 70 км. А тысяча… Ну это даже похлеше, чем говорить «я уже почти в Питере», реально находясь в Москве, за 700 км. Впрочем, в вышецитированном источнике, пусть и как-то вскользь, почти незаметно, приводится и реальная причина этого «едва не взяли». Просто турецкое командование подтянуло поближе к Трапезунду дополнительные силы. Не превосходящие, — но всего то лишь равные по численности наступающей российской армии. И наступление пришлось остановить. При всем уважении — это все-таки не суворовские победы, часто достигавшиеся при пяти (а то и больше) кратном превосходстве сил у противника. 
Вообще Турция по итогам Первой мировой стала практически единственной побежденной страной, которая смогла сохранить свою государственность и территориальную целостность (имперские окраины не в счет) благодаря самой себе. Хотя в планах Антанты должна была стать де-факто разделенной на несколько “лоскутов”, — принадлежащих разным победителям. Сумев самоорганизоваться — и оказать эффективное вооруженное сопротивление не только разной “мелочи” вроде мечтавших о возрождении “Великой Греции” греков, — но и мировых тяжеловесов в лице Британии, Франции и США. Да, последние «убрались восвояси» больше потому, что их население и бо́льшая часть армии просто не хотела продолжать все более бессмысленную войну. Но для турок-то война была не бессмысленной, несмотря на всю усталость от закончившейся Первой мировой — они воевали за право самим управлять своим государством. И допустить, — что «мечтателям о кресте на Святой Софии» удалось бы удержать турецкую столицу всего-то 5 дивизиями, а не умыться кровью в ходе и кампании, подобной Галлиполийской, и последующей войне со сторонниками Ататюрка, — довольно наивно.

***

Но все же на минутку допустим, что «Босфорская операція» (которой больше подходит название «авантюра») каким-то неведомым чудом удалась. Что дальше? Даже абстрагируясь от фактора возможного активного сопротивления местного населения — и необходимости его подавления совсем не гуманными методами. Россия получила бы контроль над Проливами для беспрепятственного прохода своих судов? Ну, вообще, она и так имела до начала войны такую возможность, пусть и при условии уплаты какой-то пошлины — и сохранила бы ее и дальше, останься Турция и Россия нейтральными друг к другу. А так, с началом войны между ними, — и торговля, и транзит военных судов прекратились полностью на несколько лет.
Потенциальному вражескому флоту был бы прегражден доступ в Черное море? Да полноте, если бы это был флот английский — при желании он мог бы прорваться и через береговые батареи Босфора и Дарданелл. Предварительно уничтожив их, пусть и не без потерь, циклопическими орудиями своих линкоров. Почему ни Британия, ни сменившие ее на мировом военно-морском Олимпе США до сих пор не воспользовались такой возможностью, хотя бы для демонстрации силы — даже если абстрагироваться от фактора ядерного оружия? Например, в 1939—40 годах, — когда они были так озабочены «советской агрессией против миролюбивой Финляндии» — что уже почти готовы были объявить СССР войну. Так потому и не штурмуют бастионы, — что они принадлежат не России, а Турции. Хотя последняя и блюдет конвенцию Монтре, — запрещающую пребывания военных кораблей нечерноморских стран в Черном море свыше 3 недель. И даже в 30-е годы, когда Анкара официально была нейтральной, ни Германия с Италией, ни Лондон-Париж с Вашингтоном вкупе на этот режим проливов не покушались. Но сохранилась ли бы такая вззвешенность, если бы Проливы официально были российской территорией, — вопрос сложный. Так что лучше — надежный барьер в руках относительно нейтральной страны — или собственный форпост, в случае военных действий вряд ли могуший продержаться сколь-нибудь длительное время вдали от «метрополии»?

***

Теперь стоит проанализировать еще более важный момент — религиозно-политический. Все то же «освобождение древнего центра Православия Царьграда от османского ига», «водружение креста на куполе храма Святой Софии» — и прочая воинственно-клерикальная риторика. Особенно в аспекте «такая победа однозначно бы спасла российскую монархию и народ от революции». Ну что тут сказать… Для начала — если «древний Царьград готовились освобождать» — надо определиться, от кого именно? От турок-мусульман, коих там было подавляющее большинство? Хотя, конечно, некоторое ненулевое число греков там тогда было тоже. Только ж как раз греков даже тогдашние российские англофилы в лице министра Сазонова не желали видеть в качестве хоть каких-то «бенефициаров» вроде бы «освобожденного» Константинополя ни в каком активном виде. А так да — греческое духовенство наверняка с радостью бы привествовало водружение этого самого «Креста на Софии» руками русских воинов, ценой огромной крови. Чтобы потом сказать: 

«Спасибо вам, русские братья — за восстановление вами древней Византии (ну, пусть Великой Греции — мечты всех поколений греческих фашистов, от Метаксаса до “черных полковников”). А дальше мы как нибудь сами...»

Как и собственно Греция, освобожденная от османского владычества в 20—30 годах 19 века с помощью в том числе и Российской империи и ее флота. Как позже и Болгария, и Румыния. Правда, с одним общим для всех сценариев — ориентации правящих элит и большей части бизнеса в сторону «просвещенной Европы». А всякое там «православное единство» такая же «солидарность»? Ну можно, конечно, об этом порассуждать на досуге за чашечкой ракии или там других национальных напитков. Но — проводить реал-политик в интересах тех стран, где местные элиты «хранят сердце свое» — и шкурные интересы тоже. Выгнать, «прижать к ногтю» проживающих в «столице православного мира» не только турок, — но и греков? Ну, так тогда это не «освобождение», а «взятие с последующей оккупацией» получится. Кстати, не только антигуманной, — но еще и бессмысленной по своей именно что церковно-политической сути. Ведь «кафедра Вселенского Патриархата» сохраняет свой какой-никакой авторитет в православном мире не благодаря большому количеству паствы — или мощи государства, в которой эта паства проживает. Куда там — собственных прихожан Константинопольских патриархов после погрома 1974 года из-за событий на Кипре ныне уже меньше тысячи человек. И новым грекам турецкие власти просто, как правило, не дают визы. Говорить о «православии» хоть светского режима образца заветов Ататюрка, хоть неоосманизма Эрдогана — это тоже даже не смешно. 
Так что от «вселенскости», титуле, унаследованном от Византийской империи, считавшей себя «центром мира(вселенной)», у КП-патриархов остались разве что ностальгические воспоминания. Но вот почему-то этот титул за ними все равно признается другими Поместными Церквами — пусть и все большим числом, «сквозь зубы». Просто такой уж характер православной церковности — она больше ориентируется на народ, элиты и власть собственных национальных государств. Которым, в общем, и не нужна мощная православная империя — они считают себя и «сами с усами». А пресловутый «вселенский Патриарх» устраивает их в качестве прежде всего арбитра, обладающего лишь духовным авторитетом. Ну, и временами, со стороны отдельных «диссидентов» и их групп, этаким «церковным офшором». Вроде Панамы и Либерии — за малую мзду дающим право желающим сэкономить на налогах судовладельцам право пользоваться своим флагом. Как, например, когда в конце 20-х годов предстоятель европейских приходов РПЦ митрополит Евлогий, поругавшись с «местоблюстителем» РПЦ в Москве митрополитом Сергием, ушел со своими приходами в юрисдикцию Константинополя. Понятно, что сами эти патриархи (особенно, нынешний Варфоломей) и не прочь возродить свое былое величие времен Византии, — став некими «православными Папами». И мировыми глобалисткими элитами это даже довольно заметно поддерживалось — как в отношении церковных расколов в Прибалтике и на Украине. Но, во первых, хотеть — еще не сделать. Особенно после «смены караула» в Вашингтоне. Во-вторых — Поместные православные церкви, несмотря даже на самые прозападные элиты в своих странах, не очень горят желанием поступаться даже частью своих пока еще эксклюзивных полномочий…

***

В любом случае, даже удавшийся в военном отношении захват российской армией Константинополя к некому «прорыву» в становлении Российской империи «мировым центром православия» бы не привел. Это в эпоху Екатерины II такие планы имели под собой хоть какую-то рациональную почву. Да даже еще и Николая I тоже. Ведь почти все Поместные православные церкви, отличные от РПЦ, тогда находились на территориях Османской империи. И при ее распаде, переходе столицы и многих провинций под российский контроль, автоматически переходили бы под фактическое управление российским священноначалием. Но после того, как на политической карте мира появились независимые православные Греция, Румыния, Болгария, Сербия, Черногория, чьи элиты куда больше «смотрели в рот» Европе, — претендовать на роль однозначно признаваемого в православном мире лидера российскому православию уже вряд ли светило. Тем более — после распада Османской империи, как это было предусмотрено союзниками по Антанте уже в 1916 году. 
Ну, так и зачем тогда этот пафос про «освобождение древней столицы православного мира»? Чтобы получить лишь пустую от местных прихожан «коробку» пусть и правда величественного храма Святой Софии? Так в России того времени вроде и собственных храмов такого масштаба хватало. А в Константинополе даже и признаваемого остальными Поместными церквами из де-факто прозападных стран патриарха — избрать бы вряд ли получилось. Скорее всего наличный (вместе со своим Синодом) просто сбежал бы из города, — например, в ту же Грецию. Общецерковные каноны, принятые еще в первом тысячелетии, кстати, возможность существования кафедр в изгнании из «титульних» городов вполне себе предусматривают. Так что из амбициозных планов «объединить под российским контролем все мировое православне» после даже удачного захвата Константинополя вряд ли что вышло бы.

***

Но, может, «освобождение»-взятие Константинополя по крайней мере действительно могло бы предотвратить свержение монархии в России? Путем невероятного общенародного подъема после успеха с «освобождением Второго Рима» — педалоированием идеи «Рима Третьего»? Эдакий вариант «маленькой победоносной войны» на манер задуманной в Петербурге русско-японской — только на этот раз удачный? В начале 1904 ж года даже многие прежде революционные студенты могли побить агитаторов от действительно революционных партий, выступавших против «батюшки царя»? Это потом, после каждого нового поражения бездарных царских генералов, в империи все больше бурлили революционные настроения, — взорвавшиеся после бесчеловечной резни «Кровавого воскресенья».
Во всяком случае, по мысли лоббировавшего «Босфорскую операцію» и организовавшего массированную кампанию в СМИ по этому поводу главы МИД Сазонова так и выходило. «Патриотическая общественность», обсуждая газетные заголовки, почти единогласно одобряла тезис, что «России без креста на Святой Софии — не жисть». Правда, это происходило еще тогда, когда российская армия воевала на территории Польши — и уже действительно освободила от австрийского контроля исконные земли Западной Руси, Галиции. Где в то время пророссийски настроенных «русинов» было куда больше, чем предтеч будущих «бандеровцев». Пока первых после все ускоряющегося отступления в 1915 году австрийские «гуманисты» не отправили большей частью в концлагеря образца Терезин и Таллергоф. 

А в это время деятели образца Сазонова и прочих экзальтоваванных господ и барышень истово мечтали о скором «освобождении Второго Рима». Несмотря на то, что трезвомыслящие генералы в Генштабе, хватясь за голову, изо всех сил думали, как бы не пришлось останавливать немецко-австрийское наступление хотя бы не на рубеже Днепра. Но да, не зря ж и поныне можно встретить заголовки образца «Взятие Константинополя была главной целью России в Первой мировой войне». И главное ведь, претендовали на лавры «возродителей славы Второго Рима» те, кто со времен Петра лишил статуса «Третьего Рима» Москву — после переноса столицы в Петербург. С параллельной заменой традиционной организации православной церкви России по фактически протестанскому образцу — с Синодом во главе с назначаемым царем Обер-прокурором вместо патриарха. Да в общем, и с реальным отказом от веры — и даже должного уважения к той самой Церкви, во имя торжества которой якобы и должна была «освобождаться» столица Османской империи. Генерал от инфантерии Н. А. Епанчин в мемуарах, написанных в эмиграции, констатировал, что отношение дворянства к духовенству было немногим лучше отношения к «подлому народу»: «Оно нас крестило, венчало и напутствовало на тот свет, а на него смотрели как на нечто низшее…»
Кстати сказать, две трети населения Российской империи тогда были неграмотными — газет не читали, в отличие от просвещенной столичной и просто “чистой”, как тогда говорили, публики. А вот воевать на полях Первой мировой приходилось в основном именно таким неграмотным “трудягам”. И ладно бы с пониманием реальной выгоды для своей Родины, — а не ради декларативных пустышек вроде необходимости «помочь братьям-сербам». А также — французским и прочим банкирам и их ставленникам в Париже и Лондоне, прокредитовавшим «золотой стандарт» от Витте — для большего удобства вывоза капиталов из России их же соотечественникам. Или того же «освобождения Царьграда». Но вместо и целей, и перспектив, им приходилось, порой безоружными, годами воевать с умелым противником, гнить в окопах — в то время как их семьи бедстовали в нищих деревнях, где большая часть земли по-прежнему принадлежала помещикам.

***

Как известно, Февральскую революцию принято называть “буржуазной”. Но, например, по основной движущей силе ее с тем же основанием можно назвать “революцией отказников”. Поскольку судьбу вооруженных столкновений с немногочисленными защитниками монархии в столице решили прежде всего солдаты «запасных полков». Наспех мобилизованные резервисты, не захотевшие становиться «пушечным мясом» после отправки на фронт после краткой подготовки в лагерях возле Петрограда. Не зря в итоге они вытребовали от Временного правительства статус бойцов «Революционной гвардии» — с иммунитетом от отправки в зону реальных боев. А в целом — эту революцию можно назвать вполне себе обшенародной. Поддержанную и подавляющей частью солдат и матросов, и чиновников, больщшинством купцов и промышленников, — и даже многих аристократов. Кстати сказать, и большинством церковной иерархии тоже. Недаром Синод категорически отказался в дни наибольшего накала революционных столкновений в столице выпустить манифест к верующим о безусловной поддержке монархии. Зато Временному Правительству потом пели дифирамбы почти все епископы и священники пониже.

«4 марта 1917 г. состоялось первое после свержения монархии официально-торжественное заседание Синода. На нем председательствовал митрополит Владимир и присутствовал новый, назначенный Временным правительством обер-прокурор В. Н. Львов. Присутствующие члены Синода выразили искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни церкви. Митрополит Владимир и обер-прокурор В. Н. Львов вынесли из зала заседания царское кресло, которое было решено передать в музей». [Бабкин, Священство... 2007, с. 28]
<...>
«9 марта 1917 г. Синод выступил с обращением "К верным чадам Православной Российской Церкви". Отношение к свержению монархии было однозначным: "Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути"». [Российское духовенство....2006, с. 32]

Негативное отношение к монархии еще более отчетливо проявилось в таком одобренном Синодом 29 марта 1917 г. документе как первое «Поучение с церковного амвона о “Займе Свободы”»: «Старое правительство довело Россию до края гибели». — Вскользь можно заметить, что данные цитаты очень уместны для полемики с теми преемниками упоминавшихся выше иерархов и структур, которые вот уже лет так 35 с пеной у рта призывают «покаяться за отречение от Богоданного Царя!» А за что каяться-то? За то, что народ, как и полагается добропорядочным «пасомым», просто истово внимал своим тоже вроде бы столь же богоданным, как и “Царь” добрым пастырям?

***

Если серьезно — то истинное отношение населения России к вере проявилось именно после упразднения монархии — вместе с ее уродливыми синодальными институтами “казенного Православия”. Вроде обязанности не реже раза в год бывать на Исповеди и Причастии, — принося от священника соответствующую справку. Впрочем, даже еще до Февраля все большее число прихожан находили «уважительные причины» (или просто не причащались) — без реальной веры. Так что даже среди жандармов Тобольской епархии (основной внутренней спецслужбы империи, на секундочку!) процент «уклонистов» достигал трети от общей численности! А уж среди тех самых «солдатиков», как вроде бы ласкаво и в тоже время уничижительно именовали «нижних чинов» среди «чистой публики», с церковной жизнью после победы революции было совсем швах. Так что после отмены обязательного причащения в армии, к этому Таинству стали приступать, по разным данным, всего от 10 до 20 % бойцов. Встречается и куда более впечатляющая статистика:

«Священник 113-ой бригады государственного ополчения уведомлял весной 1917 года Синод: "В марте вход священнику с беседами в роты стал невозможен, оставалось только молиться в храме. Богомольцев вместо 200-400 человек стало 3-10 человек. Не редкость при случайной встрече были насмешки и хулы по адресу священника и офицера».

Ну просто интересно — на каком основании те, кто склонен просто-таки фетишизировать тезис об «упущеном из-за промедления в захвате Константинополя шансе для спасения Империи», рассчитывают, что те самые люди, о которых упоминает скупая статистика чуть выше, все как один бросились бы заваливать своими телами укрепления османской столицы? В то время как их собственные семьи все больше страдали и от разлуки с кормильцем, и от банального недоедания, — а немцы с австрийцами все ближе приближались и к Днепру, и к тому же Петрограду? А в десантные дивизии ж брали «одних георгиевских кавалеров»? Так и что с того? Эта награда давалась за храбрость в бою, — а не религиозную экзальтацию. Такой герой Первой мировой как небезызвестный Василий Иванович Чапаев тоже имел на груди три «георгиевских креста». Но это ничуть не помешало ему стать легендарным комдивом Красной Армии, — сделавшим очень много для победы Советской власти. И такие знаки воинской доблести имели многие другие красноармейцы и командиры, многие из которых позже стали знаменитыми советскими полководцами. 

Так что даже исходя из почти полной бессмысленности (или просто несоответствия результатов к затраченным усилиям) Босфорской операции, даже в маловероятном случае ее успеха уж что-что, но спасти в России монархию она точно была не в состоянии. Слишком значительному числу россиян политика последней во время затянувшейся бессмысленной войны стала уже просто невысносимой. Так что, вспоминая популярный в интернете «черней» медицинский анекдот — «доктор сказал в морг — значит в морг!»

​