«Смысл жизни. Смерти. Дня. И ночи...»
«Смысл жизни. Смерти. Дня. И ночи...»
Первый снег
Ноябрь шептал шуршаньем снега,
Что падал белыми штрихами,
И музыки щемящей нега
Сливалась с белыми стихами.
И, как в кино, и взглядом детским,
Всё стыло в медленном полёте,
И голубые занавески
Дышали тайной зова плоти.
Но в строгой белизне круженья
Земли, заведомо порочной,
Вдруг открывался на мгновенье
Смысл жизни. Смерти. Дня. И ночи.
Сонет
Облака – как сахарная вата.
Самое плохое позади.
Как-нибудь потом ко мне зайди.
На Земле смешно бояться ада.
На своей подушке разбуди.
С этим сердцем никакого сладу...
Вспоминать – горчайшая услада.
Не с пути, так хоть с ума сойти!
Утонуть в пространстве голубом,
Видеть мысли под прозрачным лбом,
Уничтожить самый смысл потери.
Впасть в тебя, как в океан река,
Сладкие потрогать облака,
И, как в первый день, тебе поверить…
Февраль
У всякой боли есть свой срок.
Однажды выйдешь на порог,
А на деревьях - взбухли почки,
В них зреют нежные листочки
Безгрешно - как задумал Бог.
Хрустящим летом пахнет стог.
Звенит над крышей день хрустальный!
И ждать мы с осликом устали
Обещанный нам сена клок.
Как радостно! Как вкусно! - Впрок...
***
Забыла голос. В декабре – гроза.
У города от слёз душа промокла.
На кухне газ горит, потеют стёкла
И кафелем блистает бирюза.
Не помню, как звезда сияла в окнах
И будущим вином цвела лоза.
Там взлётная гудела полоса...
Храни господь – кто был любим и проклят.
И вижу я, несбывшимся томима,
Что все мои дороги плыли мимо
Столь сущего – любви, надежды, веры.
И день за днём – сплошная суета.
Так миллиарды лет до нашей эры
Земля была безвидна и пуста.
***
Не грусти, уходя, и не радуйся встрече.
Мрачен истины лик. И слезами истёк
Оголтелого дня послепраздничный вечер.
И по сердцу не в такт: всё не так, всё не то...
Где огонь танцевал, паутина в камине,
Скучно ухает филин, где пел соловей.
Лучший друг, как всегда, подорвался на мине,
А с другими, известно, не сей и не вей.
И зерно, и гнездо растворятся в тумане.
Всходов нет. А детей кто-нибудь заберёт.
И засохнет душа в вековечном обмане.
Ложь и лёд. Но приснится весенний полёт!
О, как длинно лететь... Как поёт сладкий ветер!
Кровь под кожей пылает и мудрости нет.
...Я немножко ещё поживу в этом свете,
Жизни тёплые нити сплетая в сонет.
***
Случайно родиться на этой Земле
Котёнком, крысёнком, ребёнком...
Молочным комочком беспомощно млеть
Под призрачным маминым боком.
Отчаянно правила жизни учить,
Барахтаться в тёплых ладонях.
Знать тайну: в огне не сгорают ключи,
И солнце в воде – не утонет.
Упорно не верить в разлуку и смерть.
Смеяться, пищать и мурлыкать!..
...Трепещет от жалости серая сеть
В сиянии грозного лика.
***
Елене Косцынич
Сказала вслух – как страшно жить!
Как безнадёжно поздно.
Сбивают ласточек стрижи
И разоряют гнёзда.
Цветёт под окнами левкой.
Хурма беспечно зреет.
Терять уже почти легко.
Присвоить – всё труднее.
А во вселенской суете,
Бесстрашно и невинно,
Свет, дерзко возрождая тень,
Льёт праздничные гимны.
***
Тебя и в самом деле больше нет.
Не хоронила. Траур не носила.
Слезой не застилала белый свет
Над прибранной ухоженной могилой.
И, не скупясь, молитв за упокой
Не покупала в храме придорожном
В щемящем страхе за ночной покой.
В тоске уста не оскверняла ложью,
Что буду век чиста. И ни судом,
Ни карой божьей гневно не грозила
Наследникам. Но где теперь мой дом?
И ч т о черты твои преобразило?
Мистический сонет
Зеркала, зеркала, зеркала...
За унылой, за мутной гладью
Ведьма суженого не ждала
Звёздной полночью в чёрном платье.
Пели звонкие колокола.
Вышит сон мой был чудной гладью.
А потом я себе солгала,
Что владею особой статью,
И особый мне дан Закон,
И особое ведомо знанье –
Душ касаться спасающей дланью...
Сбылся, сбылся проклятый сон!
Ждёт меня за невидимой гранью
Недоступный, единственный – Он.
Отчаянный сонет
Я пленница своих творений,
Я кладезь образов и слов,
Я дерево, где корень - зло,
А листья - свод благословений.
Не пощадив твоих основ,
Не услыхав твоих велений,
Цвету в тени твоих селений,
Упрямая, как сто ослов.
И пусть пророчат мне беду
Оград узорчатые метры,
Прибитая дождём и ветром
К земле, я все равно уйду!
Да, нет мне оправданья, милый.
Мной правит сила – выше силы.
***
Качнётся вдруг планета,
Не в такт вздохнёт фагот,
Я, как Антуанетта,
Взойду на эшафот.
Скажи - моя до тризны.
И чудом назови.
Ещё секунда жизни!
Ещё глоток любви!
Да светится беспечность
Беспутному в пути!
Как сладко падать в вечность
Мне на твоей груди.
Пусть скатится головка
В кудряшках - не спасти...
В рай ангелу неловко
Распутницу вести.
И будет всё, что было:
Страсть, вероломство, месть...
В последнем вздохе — милый!-
Моя погибнет честь.
***
В твоих глазах и точки нет от правды.
В них искры смеха, звон пустых бравад.
Вообразить – как черти будут рады,
Когда меня к ним приведёшь ты в ад.
Но ты веди послушницу смешную,
Что святость предпочла твоим пирам.
В канаве на твоём плече усну я.
Мне будет там – дворец, и дом, и храм.
Не ропщет на свою судьбу убогий.
Голодный сокол не клюёт зерна.
И я клянусь, что до конца дороги
Я буду только вымыслу верна.
***
Когда сказал ты обо мне: - «Вы все...»
Все те, что - из ребра, и что - из грязи.
Я не клялась. Я согласилась сразу.
Жила, смеясь. И плакала во сне.
Мы все любили, верили и гибли.
Нас предавали, продавали, стригли
И забывали, что всего страшней.
В конце смогу, как все, без лишних вздохов,
Сказать, перекрывая сердца грохот:
- Сегодня ветер. Не забудь кашне.
***
О, знал бы ты, какая лень,
Какая дикая усталость,
Какая синяя сирень
Мне в мае от тебя остались!..
Шли тигры молоко лакать,
Рычали львы, скакали кони,
И голубые облака
Вновь плакали на подоконник.
Для тех, кто любит – смерти нет.
Вовеки всех веков не сгинут
Сиянье храма Ашторет
И детское лицо богини.
***
Кладбищенская жажда жить...
Быть веточкой, цветком, дорожкой.
Мне, исчезая понемножку,
Любовник предлагал дружить.
И, взвесив чаши сладких нег
И божьего благоволенья,
Он излагал азы терпенья
Той, что терпела целый век.
Размыт жестокости предел.
Меня пугает совершенство
Дерев, стремящихся к блаженству,
И дрожь неистовых их тел.
Но танец света с ветром свят.
Нет в невесомости паденья.
В аллеях лёгких стынут тени
И памятников строгий ряд.
Театральный сонет
Так и живём, друг друга пожирая,
С великой верой в торжество добра.
Мне жаль всех тех, кому цвести пора,
И меньше – тех, растерянных, у края.
Суфлёр стареет. Не идёт игра.
На сцене мрак и тишина сырая.
Как залу объяснить – я не играю.
Я здесь живу. А вам домой пора.
Спасаясь от бесчисленных тиранов,
Увы, не слёзы, каблуки стираю.
Успеть бы за последние семь лет,
Уже не веря в совершенство рая,
Сказать, как пахнут розы, умирая.
И как я одинока на Земле.
Семейный сонет
Лери Гиголашвили
Атлантида исчезла. Империи пали.
Мир трепещет опять у запретной черты.
Я за целую жизнь с тобой не исчерпала
Золотого запаса твоей доброты.
Дети выросли, жить нам осталось так мало.
Муза плачет – полдня я стою у плиты.
От фантазий моих весь седой и усталый,
Как солдат, стойко шутишь за ужином ты.
И бредём мы с тобою тропиночкой узкой,
Ты – в заботах о славе поэзии русской,
Я – о пенке сбежавшего вновь молока.
Если я упаду, ты мне сказку расскажешь
В переводе на русский с норвежского. Я же
По-грузински читать не умею пока.
***
То не небо дождями набухло,
Не Арагви сметала селенья,
Не обвалы крушили дороги -
Это я проклинала тебя!
И не травы ломались под солнцем,
И не ветер выл волком в капкане,
И не птицы кричали прощально -
Это я вспоминала тебя...
А сегодня я вымыла окна,
Накормила бездомную кошку,
Не спеша, прочитала молитву -
Это я разлюбила тебя.
Одиночество
Тонуло небо в лунном столбняке.
Ты всё искал какой-то довод веский.
Испуганно дрожали занавески
На ледяном от грусти сквозняке.
Мешал мне плакать чей-то голос резкий
И вышитая роза на платке.
За окнами бежали налегке
Поля, холмы, дороги, перелески...
Устало билась жилка на виске.
Там, где была душа – зияла рана.
И кончилась земля у океана
Пригоршней грязи в золотом песке.
А в тёплой глубине тяжёлых вод
Акулы спали рядом и вразброд.
***
Снова в невесомости душа...
Я уже привыкла не дышать.
А в моём растерянном саду
Падают деревья в высоту.
Беспощадно обнажает свет
Под глазами отпечаток лет.
Рвёт пространство старенький рэгтайм.
И, своих не раскрывая тайн,
Прячет в отражении стекло
Профиль твой и ангела крыло.
***
Время распустилось, как цветок,
Обозначив грани увяданья.
Я похоронила три желанья
Под горой. Ногами на восток.
Не домашним было то заданье,
Но пришлось мне выучить урок:
На Земле всему назначен срок,
Бесконечно только – ожиданье.
Апрель
И сладко, и больно, и славно,
Что словом не скажешь о главном.
Вдруг солнце струится по жилам -
Пульс в горле: мы - живы, мы - живы!
И сердце отчаянно слышит
Набухшие за зиму крыши.
Тугие весенние почки
Бесстыдно раскроются ночью.
И надо на свадебном ложе
запомнить, как милостью божьей
Замёрзшую землю согрела
Пречистая тайна апреля.
***
Ночь глубока и печальна.
Гасит шаги тишина.
Обречена изначально –
Тень, отголосок, жена...
Славься, пречистая тайна
Солнечного волокна!
Выросла тёплая пальма
В чёрном квадрате окна.
Господи! – сердце на части –
Вымолила благодать
Сладкого женского счастья –
Мужа заблудшего ждать.
***
Инге Апиани
От зла и предательств смертельно устав,
Стандартные слушая враки,
Всё грезит она о прелестных устах
И юном пришельце во фраке.
Наивная ведьма чертовски мила
Глазами подстреленной лани.
Её по ночам выручает метла
И Лысой горы сияние.
Летит, поспешая, на призрачный пир.
Почти растворившись в тумане,
Ее обнимает голодный вампир.
Он - ласковый. Он - не обманет.
Полусонет
Не верь мне, что близится время потерь.
И ветреным вечером, верой убитый,
В канаве ворчал недопитый апрель.
И что не люблю тебя больше - не верь.
Душа твоя - храм мне, а имя - молитва.
Свершилось, что должно. И с Богом мы квиты.
И завтра умру я. Но ты мне - не верь!
Четыре пьяных муравья
Узнала ткань цыганской шали
Жестокость колкого жнивья.
Меня вели и утешали
Четыре пьяных муравья.
Я всё на свете потеряла,
Тетрадочку стихов храня.
Как славно мне ее читали
Четыре пьяных муравья.
А сердце плакало о счастье,
И что оно - не для меня.
И в этом приняли участье
Четыре пьяных муравья.
Мы пели, прыгали, летали
От полновластья бытия!
Под вечер от меня устали
Четыре пьяных муравья.
***
Скошенным жалким перстом
Лоб осенив, ловлю я
Воздух накрашенным ртом -
Смилуйся... Аллилуйя...
Как равнодушна высь
К колоколам престольной.
Боже, прошу, нагнись
И посмотри - мне больно!
Ты, нас учивший любить,
Вещь мне скажи простую:
Смог он меня позабыть
И обнимать другую?
Встреча
Круг сузился. Шептались минареты.
Гудело солнце в сквозняке вселенной.
Летали облака и шастали поэты,
Осоловевшие от пьянки и от лени.
Судьба свела нас в точке невозможной
И лёгким самолётом улетела,
Забыв сказать нам, что нельзя, что можно,
И как душа пронизывает тело,
Не объяснив нам азбуки полёта,
Не рассказав о правилах паденья.
Плёл август паутину слаще мёда...
И взгляд - как рок. И под глазами - тени.
Жизнь раскололась, как пустой орех.
Сказал: «Пойдём». Пошла и не спросила,
В свет очищенья или в смертный грех
Влечёт меня неведомая сила?
***
У запретного порога
Тихо тает чистый лёд.
Снова в плен меня берёт
Ослепительность порока.
Ничего вокруг не вижу,
Небо кажется пустым.
И ложится мёртвый дым
На трепещущие крыши.
Вновь неистовое тело
Каждой клеточкой живёт!
Вся в грехе, душа поёт,
Как в твоём раю не пела.
***
Прощай, наивная мечта -
Любить навек и быть любимой.
И ты - не он. И я - не та.
В упор стреляла. Вышло - мимо.
Какой несчастный поворот
В дороге долгой и унылой...
Там, где судьбы скривился рот,
Деньгами пахло и могилой.
Смеялись боги свысока.
Я душу чёрной губкой мыла.
Твоя нелёгкая рука
В немом прощальном жесте стыла.
Снег неживой шуршал в стекло.
В чужом саду собака выла.
Как время быстро утекло!
Как ты любил меня, постылый...
Молчит могильная плита,
И льётся свет, непостижимый.
Моя наивная мечта -
Любить навек и быть любимой.
***
Дожди всё холодней, рассветы всё тревожней.
Мой плащ - тоска. И я не упаду,
Как яблоко, созревшее в саду.
Подай мне плед - я стала осторожна.
А дни любви я в памяти храню,
Как в старой позолоченной шкатулке.
Открою и листаю. Тайно, гулко
Слова звучат. Я завтра позвоню -
И мне ответит голос тот небрежный,
Что всё прекрасно. Прорастает нежность
В забытом храме, как цветок во сне.
И растерявшись, - Что мне делать? - спросит,
- Я так скучаю...Ветер дни уносит...
И дом могилы станет мне тесней.
Сонет
Мне дом мой снится. Голубой ледок
К утру совсем затягивает лужи.
И беспокойно стонет городок
Во сне. Петля все уже, уже...
Дым сигареты. Тишина. Луна.
Печаль о навсегда минувшем лете.
О, Господи! Я здесь совсем одна
На этой бедной, брошенной планете.
Мне плоть тесна, как старое пальто
С плеча чужого. Все не так. Не то.
Спят где-то мной оставленные дети.
Две светлые и тёплые души...
Моей тоской ты их не задуши.
Что мне не дал, дай им на этом свете.
***
Так кончается жизнь. Перекрыто дыханье.
Сверх того не узнать. Не понять. Не сказать.
Вдруг заплачет шарманщик в забытом духане,
И на грязной тарелке остынет слеза.
Так уходит рассвет, когда утром - дорога
На войну. На луну. И на свадьбу с другой.
И такая тоска! Было б сердце у Бога,
Взорвалось бы от шёпота: «Мой дорогой!..»
Так пустыни поют. Так туманы вздыхают.
Так тревожна морей пустозвёздная зябь.
Так люблю я тебя. Так пытаю и таю
В безоглядном - отдать! И в немыслимом - взять.
***
Я проросла тобой насквозь.
Я не могу с тобою врозь.
Как нож с бедой. Земля с травой.
Как свет с небесной синевой.
Как ночью лунной волчий вой.
И утро ты. И полдень - ты.
И вечер - ты. У той черты,
Что с дьяволом самим на «ты»,
Стою я по ночам. И сны
Тобой безрадостно полны.
Так гребень бешеной волны
Ненужно к берегу летит
И тонет, чуть лизнув гранит.
Теряю я последний стыд.
Бесценную любовь друзей.
Мой скучный рай - дом и детей.
Жду каждый день плохих вестей.
Но и сквозь тыщу разных бед
На пьяный гениальный бред
Меняю сто счастливых лет.
Я не могу с тобою врозь.
Я проросла тобой насквозь.
***
Зачем страшусь я умереть?
Смешнее страха нет на свете.
Так темноты боятся дети,
не понимая слова - смерть.
Не ведая, как ночь добра,
Даруя передышку в драке,
Что днем зовется, и в бараке,
И во дворце нам. До утра.
И неизбежен, как расстрел,
Нас ждет рассвет. И жизнь короче
К закату опоздавшей ночи.
Где Бог простил, там черт согрел.
Но получив благую весть,
И душу отряхнув от праха,
Я снова трепещу от страха:
А вдруг у смерти утро есть?
