Мать Мария

Редакция журнала КАМЕРТОН поздравляет нашего автора – известного белорусского прозаика, драматурга, публициста Василя ТКАЧЕВА с 70-летием! Желаем Вам, дорогой Василий Юрьевич, здоровья и бодрости, вдохновения и творческой радости, любви и благодарности читателей и зрителей!

 

Действующие лица:

М а т ь   М а р и я  – одинокая, еще довольно крепкая  старушка.
М и т у к  – ее  сосед, бывший горожанин.
З и н у л я – односельчанка, загадочная личность.
У ч а с т к о в  ы й.

К у з ь м и н, Николай Павлович
С о р о к а,  Надежда Ивановна  –  бывшие квартиранты Матери Марии.
З ы ч к о в а, Галина Васильевна

А в д е е в, молодой специалист.

 

Наши дни.
Действие происходит в сельском доме и во дворе.

 

Д е й с т в и е  п е р в о е

1
Жилая комната в деревенском доме. Все просто, обычно. Есть на чем сидеть и спать.  Посреди комнаты -  круглый стол. В углу - маленький телевизор, на нем стоит клетка  с канарейкой, рядом – телефон. На стене большой портрет мужчины. Бросается в глаза распахнутое  настежь окно…

Канарейка  поет.

М а т ь   М а р и я.   Весело, весело мне с вами. Почему не жить!  (Выглядывает в окно). Ты поешь, канареюшка, кот  Васька вон  моется в палисаде… Гости будут, не иначе…   Митька  придет, кто ж еще… Он… Митук-Митушок… (Подает ломтик хлеба птичке). Съешь вот... Хлебушек… Скушай.  Ешь, ешь: ты сегодня заслужила как никогда – красиво пела. И долго… Заработала, моя хорошая. С тобой мне хорошо. С тобой и мне веселее. Спасибо Митьке.

Из сеней доносится грохот. Мать Мария  насторожилась. Входит Митук. Его всего трясет.

М и т у к.  Спа… спа…сай, Мать Мария… Спасай…
М а т ь   М а р и я.  Вот, вспомнила… Что, опять лихорадка?
М и т у к. Перебрал.  Ага. Вчера… И закусывал вроде бы  как…
М а т ь   М а р и я.   Рукавом разве что?
М и т у к. Не только… Рыбой…
М а т ь   М а р и я.   Знаю, как ты закусываешь. Ай-я-яй, Митька! Что же ты делаешь с собой? Что же ты делаешь, детка?  На кого ты стал похож в последнее время, а? Митька, Митька… И в Москве так пил?
М и т у к.  Ага, там выпьешь! Пахал, как вол…
М а т ь М а р и я.  А маленьким таким хорошеньким мальчиком был…  Ласковым, послушным, всегда улыбался… 
М и т у к. Знаю: скурвился. Ну так что теперь?
М а т ь   М а р и я.   А-я-я-яй! Обещала  ведь, себе сколько раз слово давала, клялась: все, больше тебе – ни капли… ведь совершаю преступление –  помогаю тебе опускаться все ниже и ниже… Ох, горечко!..
М и т у к. Смилуйся, Мать Мария. Кто ж, если не ты?
М а т ь   М а р и я.    Вот-вот… кто же, если не я?  Я и сама так подумаю, а тогда и сжалюсь… Ведь и действительно, если умрешь  –  с кем останусь? Бывают же дни, когда мне  без тебя тяжело, никак без тебя…. Пойду, поищу. Возьму еще раз грех на свою душу… (Выходит).
М и т у к (вслед).  Я… я отработаю, Мать Мария! (Канарейке). Ну, а ты как тут? Освоилась? Хлебушек клюешь? Да Мать Мария прокормит… Не бросит в беде… Ну, а если бы ты в том ресторане жила – что, лучше было бы, скажешь? Какое там! Курят напропалую, хотя законом и запрещено, пьют такие вот, как я,  Митуки. Чему научат?  А тут окошко рядышком распахнуто, свежий воздух… сирень цветет… Слышишь, как вкусно сирень пахнет? Понюхай. Чем не житуха? Так что на новое место жительства ты не должна жаловаться. Все условия. Почему молчишь? Скажи что-либо.  Э, тебе ли понять!.. Душа у нее светлая… богатая…  Только вот своих детишек Бог не дал нашей  Матери Марии…  Обидел… Мишка ее на второй день после  свадьбы, сказывают, ушел на войну… там и остался… Сама-то она об этом не распространяется…  но люди-то всё знают… Тихо! Идет!..

Возвращается Мать Мария с бутылкой.

М а т ь   М а р и я.   Больше нет ничего… только  настой лекарств на водке… всё  ты попил у меня, Митька… Только это  осталось…
М и т у к. Со… сойдет! Хорошо будет… Только ты мне… это… в стакан не лей…мало в рот попадет… Руки, чтоб им!.. Видишь?
М а т ь   М а р и я.  Как тут не увидеть. Поди, еще не совсем ослепла… 
М и т у к. Расплещется твое лекарство, ага… Дороже этих капелек сегодня для меня  ничего в мире нет…
М а т ь   М а р и я.   А как тебе? В миску налить, что ли?
М и т у к.  Я из горла.
М а т ь   М а р и я.  А после тебя я употребляй, да? Может заразу какую из Москвы привез?
М и т у к.  Не томи, Мать Мария! Умираю! Ты же видишь!..
М а т ь   М а р и я.    Сейчас… Погоди ты… Дырочка маленькая – трава не проскользнет… не пролезет… а то еще подавишься… (Натянула на горлышко бутылки соску и поит Митука;  тот сосет соску, как дитя).

Плач ребенка-грудничка…Мелодия колыбельной...

 Мне лекарств жаль… Они у  меня – и своя аптека, и своя больница…Ну хватит, хватит…  Ишь, разогнался… Оставь хотя немножко…

Смех ребенка…

М и т у к (застыл  посреди комнаты, потом содрогнулся всем телом - принял боевой вид). Хорошо пошло твое лекарство! Спасибо, Мать Мария. 
М а т ь   М а р и я.    Не за что… Ступай домой – отлежишь. Слышишь меня?
М и т у к.  Понял. Понял, Мать Мария. И как бы я жил, если бы не ты? Так и быть: получу бабло  из Москвы за два месяца, я тебе, Мать Мария, подарок сделаю. Решено!  (Вытянул руки – пальцы не дрожат, присел-встал несколько раз, и  вышел из комнаты строевым шагам ).
М а т ь   М а р и я.    Эх, Митька, Митька! Бить тебя некому, и у меня рука не подымается. А таким хорошим мальчиком  был… Завидовала я  родителям , Гришке и Анне,  неимоверно как: мне бы такого сыночка… Нет-нет, такого – Боже упаси!…  Хотя что ж это я так про больного человека?...  Грешно про больного человека так говорить… Прости, Господи!...(Перекрестилась. Выглядывает в окно). Васька! Или ты сдурел?! Моешься и моешься. Намоешь, чувствую, гостей. Только откуда им быть, гостям тем?

2

 Машина.

М а т ь   М а р и я.  О! Васька, антихрист, не зря мылся. Накликал кого-то.  Кто бы там мог подрулить? (Выглядывает в окно). Боженьки! Чужой, кажись, кто-то. (Суетится, не знает, за что ухватиться).

Входит  Кузьмин. С пакетом и цветами.

К у з ь м и н. Можно к вам, Мать Мария?
М а т ь   М а р и я.   А почему же нельзя? Тем более, что  уже вошли. Проходите. Гостем будете.
К у з ь м и н. Ну, здравствуйте, именинница наша  дорогая! Не узнали?
М а т ь   М а р и я.   Погоди-погоди…
К у з ь м и н. Считаю до трех! Раз!..
М а т ь   М а р и я.  Николай Павлович?! Агроном?!
К у з ь м и н. Я, я, Мать Мария. С днем рождения вас! (Вручает цветы, подарок). С днем ангела!  Тут сами разберетесь… скромный подарочек… потом посмотрите… а кое-что и я возьму… но чуток погодя…
М а т ь   М а р и я.   Ой, а я же совсем и забыла про свой этот день! Боже праведный!
К у з ь м и н. Поэтому я и решил вам напомнить. Тем более – круглая дата.
М а т ь   М а р и я.   А сколько ж это мне и в самом деле?
К у з ь м и н (притворно). Не знаю, не знаю…
М а т ь   М а р и я.   Забыла, ей-богу! 
К у з ь м и н.  Возраст женщины, и это правильно, всегда должен быть окутан тайной.
М а т ь   М а р и я.    Боже! Если бы кто когда сказал мне, что доживу до стольких лет - ну ни за что бы не поверила. Ни за что. Посмеялась бы только. Назвала б его фантазером. Это, по-видимому, Бог так распорядился – дал мне немножко и за Мишку своего пожить… За Мишу…Где его косточки лежат, бедненького? И не нацеловались, и не налюбезничались… Пухом земелька ему… (Перекрестилась). Юбилей, значит?
К у з ь м и н. Юбилей, Мать Мария.  Такая круглая дата – как было не приехать? Грешно, грешно. Не скрою, признаюсь: позвонил в сельсовет, поинтересовался, как вы, в каком здравии, Мать Мария, мне ответили... И вот я, так сказать, собственной персоной.
М а т ь   М а р и я.   Ну-ну. И что же они,  интересно, ответили в Совете?
К у з ь м и н.  Что Мать Мария  в полном порядке. В этом я и сам убедился. Да!  Кстати, набираю ваш номер – молчит. Так у вас что,  телефона сломался?
М а т ь   М а р и я.  Обиделся он на меня…
К у з ь м и н.  Как обиделся? Кто ему позволил?
М а т ь   М а р и я.   А никому не звоню, никто  меня не беспокоит, так он остался совсем без работы и, похоже, нос задрал: подумаешь, барышня такая! Не подходишь ко мне – и не надо:  живи, как хочешь. И замолчал. 
К у з ь м и н.  Если только так, то здесь и моя вина есть   – срочно исправляюсь! Буду звонить вам чаще.
М а т ь   М а р и я.  Это я шучу, Коля.
К у з ь м и н.   Никаких шуток!
М а т ь   М а р и я. Кто-кто, а ты не забываешь…
К у з ь м и н.   Сейчас мы его, окаянного молчуна, заменим. Где это мой подарок? Ага, вон он! (Извлекает из своего пакета новенький телефонный аппарат).
М а т ь   М а р и я. Сломался. Да. Выслужил  свое. Всё с годами дряхлеет, ничто в этом  мире не вечно…
К у з ь м и н.   Но у нас всё предусмотрено. Коль Мать Мария в полном здравии, как сказали в сельсовете,  и не отвечает – что это значит? Правильно, правильно, Мать Мария: у вас действительно сломался телефонный   аппарат. Сейчас мы его, окаянного... Сейчас… (Подключил аппарат. Проверил). Вот. Пожалуйста.  Работает. Беспокойте, Мать Мария.  Теперь и мы можем беспокоить вас чаще.  Всё в порядке. (Поставил старый аппарат рядом с новым).
М а т ь   М а р и я. Спасибо, Николай.  
К у з ь м и н. Да не за что, Мать Мария.  
М а т ь   М а р и я. Как же! Ты связал меня с миром. 
К у з ь м и н. Пустяки. Были бы мы, а все остальное – мелочи.
 М а т ь   М а р и я. Ну что же мы стоим, люди мои добрые!  Я  и не готовилась… Я же и правда забыла, что у меня  именины. Не подумай, что притворяюсь.
К у з ь м и н. Ну, что вы, Мать Мария!
 М а т ь   М а р и я.   Что-то же надо делать…
К у з ь м и н.  Дайте мне сперва налюбоваться на вас, Мать Мария.
М а т ь   М а р и я.   Я что, кукла какая, а, Николай Павлович?
К у з ь м и н. Более, вы более, чем просто кукла. Вы – принцесса!
М а т ь   М а р и я.  Да ну тебя! Скажешь тоже  – «Принцесса». Хотя узнаю тебя, сынок: каким ты был мечтателем, таким и остался. Тебя высокие  должности ничуть не испортили. 
К у з ь м и н.  А не поддался! Сопротивлялся, как мог…
М а т ь   М а р и я. Это ж ты  первый и начал обращаться ко мне: Мать Мария. 
К у з ь м и н. Каюсь… Мать Мария.
М а т ь   М а р и я.   А оно взяло  и пристало. Теперь все так и говорят. Даже Митук, сосед.
К у з ь м и н.  А как мне было вас называть, Мария Сергеевна? Вы для меня вторая мать…  И не только для меня, знаю… Многие вас вспоминают сегодня… поверьте мне…
М а т ь   М а р и я.  Не надо, Колька, а то я заплачу. Может, сядем  все же за стол?
К у з ь м и н. Сядем и за стол. Стол от нас сегодня не убежит.
М а т ь   М а р и я.  Правда, выпить ничего нет. По техническим причинам…
К у з ь м и н.  А мне, между прочим, и нельзя: за рулем. А для вас – шампанское. Предусмотрел, а как же. Оно там… в пакетике… Мать Мария, а сколько у вас квартирантов было за всю жизнь –  вы хотя знаете?
М а т ь   М а р и я.    Цифру не назову, но всех чисто  помню. Не пустовала у меня, слава Богу, хата. Пришлют в Искань нашу специалиста, и ведут ко мне: принимай, Сергеевна. Это потом стали уже обращаться: принимай, Мать Мария.
К у з ь м и н.  В деревне же двести дворов, а вели к вам. Почему?
М а т ь   М а р и я.   Ну это надо было спросить у председателя колхоза  или у директора школы – почему так.
К у з ь м и н. И спрашивать не надо, я знаю сам. Потому что у вас было нам уютно, тепло – как дома. Всегда убрано, чистенько. Готовить вы умели. Да и про жизнь поговорить с вами было интересно.
М а т ь   М а р и я.  О чем там говорить уже было… 
К у з ь м и н.  Не скажите.
М а т ь   М а р и я.  Ай! Ну, а ты как, сынок, живешь-поживаешь? Там же, в городе по-прежнему?
К у з ь м и н. Ну а куда город без меня! 
М а т ь   М а р и я.  Слышала, в министерстве?
К у з ь м и н.  Фу-у, когда это было! Министерство в прошлом. Работаю директорам пригородного совхоза. Вернулся поближе к земле…
М а т ь   М а р и я.  А кто когда вернется к нашей земельке? 
К у з ь м и н. Вопрос ни ко мне.
М а т ь   М а р и я.    А к кому же? Кто мне скажет? На моих глазах все куда-то рухнуло враз, провалилась – как в прорву какую. Деревни, считай, не стало. Несколько хат всего осталось. Клуб разломали. Библиотеку закрыли. Фельдшерский пункт снесли… И даже почту и магазин ликвидировали. Автолавка, правда, не забывает. 
К у з ь м и н. Понимаю. Но – увы!.. (Развел руками).
М а т ь   М а р и я.  Вы все всё понимаете, а ничего не делаете. Или делаете, но – мало. 
К у з ь м и н. Стараемся, мать…
 М а т ь   М а р и я.   «Стараемся». Ну, ну, старайтесь… Ты как хочешь, Николай Павлович, а я буду собирать на стол. Наварим картошечки. Картошечку будешь?
К у з ь м и н.  Обязательно! Первым делом!..
М а т ь   М а р и я.  В подвале у меня есть  соления -варенья… выкрутимся, не пропадем! Не то пережили!.. А?
К у з ь м и н. Конечно! Не с пустыми руками и я приехал. Вам помочь, Мать Мария?

Машина.

М а т ь   М а р и я.  Кто там еще? (Выглянула в окно).  Женщина? Сама за рулем. Глянь ты только! Крутая! Ну что, встречаем, Николай Павлович?
К у з ь м и н. А почему бы и нет? Встречаем, Мать Мария.
М а т ь   М а р и я.   Я узнала, кто это… Надька Сорока… Библиотекарша… Неужели и она помнит про мой день рождения?
К у з ь м и н.  Получается, что так, Мать Мария.
М а т ь   М а р и я.   Когда ей средь тех книг было помнить! Что же это делается! Что же это делается, а, люди! Боже! И стоило мне столько жить, чтобы вас беспокоить?..

Входит Сорока.  Также с цветами и пакетом.

С о р о к а. Можно к вам?
М а т ь   М а р и я.   Надька, ты?!
С о р о к а.  Я, Мать Мария! Я!
М а т ь   М а р и я.  Кого-кого, а тебя сразу узнала,  красавица ты мая! Прям расцвела вся!
С о р о к а.  Ну что вы, Мать Мария! А мне кажется, я такая, какой и была.
М а т ь   М а р и я.  Не возражай! Мне лучше знать!
С о р о к а.  Я тут, вижу, не первая?
 К у з ь м и н.  Возможно, и не последняя.
С о р о к а.  Дай-то Бог! Поздравляю, Мария Сергеевна, с днем рождения! (Поздравляет, вручает цветы и подарок).
М а т ь   М а р и я.  Вы никак сговорились?
К у з ь м и н.   Какое там! Но не прочь познакомиться. Николай.
С о р о к а.  Надя.
К у з ь м и н.  Если целиком, то Кузьмин Николай Павлович. Бывший квартирант Матери Марии.
С о р о к а.  Ну,  если целиком, то Сорока Надежда Ивановна. Бывшая квартирантка Матери Марии. Очень приятно.
К у з ь м и н.   И мне тоже.
М а т ь   М а р и я (утопила лицо в цветах). Не много ли для меня одной сегодня столько внимания? С ума сойду! Помешаюсь, люди!..
С о р о к а.  Пусть сегодня тепло будет вам с нами, Мать Мария, как когда-то тепло было нам с вами…

Кузьмин и Сорока обступили  именинницу, прильнули к ней,  так и стоят какое-то время.
Запела канарейка.

С о р о к а.   Также радуется?
К у з ь м и н.  Птицы понимают, где, когда и как петь надо.  Они умные существа, тут ничего не скажешь.
М а т ь   М а р и я.  Это счастье в клетке подарил мне сосед Митук. Выпустить бы ее, пусть бы полетала  по избе, да боюсь – упорхнет.

Входят Участковый и Митук.

У ч а с т к о в ы й. Ну, так и есть! Вот она, канарейка. Вот!
М и т у к. А я что, врать буду? Очень надо.
У ч а с т к о в ы й.  Ты всё можешь.
М и т у к.  Если бы я умел врать, я бы уже министром, может, каким стал.
У ч а с т к о в ы й.  Бери клетку и пошли, министр криминальных дел!
М и т у к. Да не понесу я назад, сказал же!
У ч а с т к о в ы й.  В тюрьму хочешь?! За эту мелюзгу?!
К у з ь м и н.  А в чем, собственно говоря, дело?
У ч а с т к о в ы й.  Простите,  не представился.
С о р о к а.   И не поздоровались… между прочим.
У ч а с т к о в ы й.    С этими  Митуками забудешь скоро, как родную тещу зовут. Разрешите исправиться? (Козырнул).
С о р о к а.   Да-да, конечно.
У ч а с т к о в ы й.   Участковый Брыкин. Ввожу в курс дела. Житель  деревни Искань… вот он… Дмитрий Ползунков… двадцать седьмого числа  прошедшего месяца был в райцентре в ресторане, где выпил, конечно  же, и там же, уходя,  прихватил с собой вот эту клетку с канарейкой… Все видите?
М и т у к.  Дайте мне сказать! Прошу слова!
У ч а с т к о в ы й.  Сперва скажу я. Поскольку его в райцентре многие знают… и не с лучшей, замечу, стороны, то довольно скоро нашлись свидетели, которые видели,  как он шел с этой клеткой по центральной городской улице и насвистывал…
М и т у к.  Я пел. Свист и песня – это не одно и то. Пара бы знать.
У ч а с т к о в ы й.  Слыхали? Он еще и поет!
М и т у к.   Я, может, гимн исполнял?
У ч а с т к о в ы й.   Хватит!  Разговорился тут, однако!  Так, идем  дальше. Дело, конечно же, не стоит выеденного яйца, этих птиц летает много вокруг и около, но не ты устанавливал клетку в ресторане, не ты и бери. Вы меня поддерживаете, граждане? Я ясно выражаюсь?
М а т ь   М а р и я.  Верни, Митька. Верни.
У ч а с т к о в ы й.  Если мы возвращаем эту птичку – криминала не будет: хозяин ресторана прощает. Если же нет   – подаст в суд. Лично для меня, честно скажу, эта птица   не представляет интереса и внимания, но он ведь говорит, она –  редчайшая редкость, привезена откуда-то  из-за границы и стоит шибко, скажу вам, дорого.
 М а т ь   М а р и я.   Возвращай, Митька. Разве мало было в твоей жизни приключений?
М и т у к.  Мать Мария! Вы же не видели тот ресторан! Одно название! Там повернуться негде, а они курят, сквернословят… Им что, не жаль этой птички? Я вообще не слышал, чтобы она хотя бы один раз, сколько там и бывал,  подала свой голос, чтобы хотя разок пиликнула. В клетке, да еще охмуренная… ну разве же это жизнь? Это в вашей хате она запела так красиво! Тут!  Она же не человек, наконец-то!  Это человек выдержит, за себя заступится! Пожалейте птицу! Сяду,  а ее не верну! Где наручники, участковый?  (Протянул Участковому руки). Давай! Давай-давай! Арестовывай!
У ч а с т к о в ы й. Ну,  просится человек, сам в петлю лезет. Вы же видите.
М а т ь   М а р и я.   Митька! Неслух! Возьми себя в руки!  Соберись!
У ч а с т к о в ы й.  Послушайся Мать Марию – она плохому не научит.
М и т у к. Я же для Матери Марии и старался! Для нее. Ей хотя отдушина какая-то эта птичка! А ресторатор пусть бабло считает и радуется, что есть, не перевелись еще такие дураки, как я, которые его туда несут. 
У ч а с т к о в ы й.  Ты что, того, Дмитрий? ( Покрутил пальцем у висках). Что он такое говорит? Что за бред? Книжек, вроде, и не читает…
М и т у к (услышав про книжки, только теперь заметил библиотекаршу Сорокину). Здравствуйте, Надежда Ивановна.
С о р о к а.  Здравствуй, Митя.
М и т у к.  А вы чего тут? От  библиотеки пшик остался…  видели?
У ч а с т к о в ы й.  Потом, потом поговорите. Может вы мне, граждане, объясните, что он только что за околесицу нёс?
К у з ь м и н.  Брать, конечно, чужое нельзя. Это всем понятно. Но тут ситуация такая, что я не знаю даже, что и посоветовать. Надо возвращать клетку.
М а т ь   М а р и я. Надо, Митька, надо. Хотя и привыкла я к ней, но что тут поделаешь. Я же тебе и раньше говорила: отнеси туда, где взял. У нас вон в соседнем селе тракторист колхозный трактор в Россию загнал и сдал на металлолом. Додуматься же!
У ч а с т к о в ы й.  Да там проходимец еще тот! Под суд пойдет.
М а т ь   М а р и я.  Трактор хотя вернули?
У ч а с т к о в ы й.   Вернули и трактор, и его забрали куда следует. Если и ты туда хочешь, Дмитрий, то гляди… пристроим.
К у з ь м и н.  Товарищ участковый!
У ч а с т к о в ы й.   Слушаю!
К у з ь м и н.   Я  отвезу завтра клетку в ресторан. Передайте  хозяину. Договорились?
У ч а с т к о в ы й.   Вам верю. Человек вы, вижу, не шалтай-болтай… ни чета ему… (Кивнул на Митука). Кстати, а кто вы такие будете?
М и т у к. Ты что, библиотекаршу не узнал? Сороку?
У ч а с т к о в ы й.  Что-то припоминаю.
М и т у к. Сразу видать: он был таким читателем, как и я! (Ржет).

Участковый покрутил у виска.

К у з ь м и н.  Надежда Ивановна, вы после меня тут квартировали, конечно же?
С о р о к а.  Да. Позже.
У ч а с т к о в ы й.   Ну, глядите  ж тут… чтобы все тихо-мирно… А клетку – хозяину! Как и договорились.  Да! И Митуку  особенно не наливайте, а то опять что-нибудь натворит, а мне потом разбирайся. Надеюсь, всем всё ясно. (Вышел).

Пауза.

М а т ь   М а р и я.  Дмитрий, останься. Вместе пообедаем.

Все дружно накрывают стол. И в этот самый момент появляется Зычкова.

М а т ь   М а р и я.  Батеньки!  Галька?!
З ы ч к о в а. Я! Пролетала тут как фанера над Парижем! Пустите к костру?
М а т ь   М а р и я.   Что ты такое говоришь, Галочка?
М и т у к.   Гляньте – фельдшерица! (Почесал ягодицу). У меня еще и сегодня ягодица болит от ее укола! 
З ы ч к о в а. А у меня с собой есть шприц, кстати. Взяла. Все при мне. Могу повторить.
М и т у к.  Шучу, шучу.  Я здоров! Не дамся! Нет-нет!
М а т ь   М а р и я.  Проходи, проходи, моя радость.
З ы ч к о в а.  Поздравляю, мать. (Вручает цветы и подарок). Что может пожелать фельдшер, хотя сегодня я врач, но для всех исканцев, конечно же,  останусь на всю жизнь фельдшером…  Здоровья, Мать Мария! Здоровья! И еще раз скажу: здоровья!
М а т ь   М а р и я.   О, если бы все пожелания сбывались! Только  если бы  люди не  умирали, то и небо бы собой подпирали. Мой руки и присоединяйся к нам.
З ы ч к о в а.  Видели? Не была бы мать: мой руки. Словно приказ ребенку, который только что вернулся с улицы. Слушаюсь! (Выходит).
М а т ь   М а р и я.  Ну что, будем садиться?
М и т у к.  Будем! (Сел за стол).

Мать Мария вдруг хватается за сердце и медленно опускается на пол. Ее подхватывают сразу Кузьмин и Сорока. Прибегает Зычкова.

З ы ч к о в а.  Погодите, погодите! Поосторожнее! 
С о р о к а.  Таблетку! У кого есть нитроглицерин?
З ы ч к о в а.  Сейчас, сейчас, потерпи  немножко, мама. У меня, у меня есть. (Дает таблетку). Надо положить ее на кровать. Только как можно осторожнее…
С о р о к а.  Вам плохо, мама? 
З ы ч к о в а.  Давайте, давайте на кровать... И не беспокойте ее. Пусть полежит…

Подбегает и Митук, все вместе помогают Матери Марии лечь на кровать. Зычкова подключает тонометр.  Все в ожидании…

З ы ч к о в а.   Высокое давление.  Вызывайте "скорую помощь"!
К у з ь м и н.  Может, я на своей отвезу? Быстрее будет любой "скорой". У меня сидения откидываются, а?
З ы ч к о в а.  Хорошо. Вместе поедем…

Молчком ведут на выход Мать Марию. Вдруг Мать Мария останавливается.

М а т ь   М а р и я.  Куда это вы меня, молодые люди?
З ы ч к о в а.  В больницу, мама. Надо.
М а т ь   М а р и я.  А как же… а как же мой день рождения?
К у з ь м и н.   Отметим и день рождения! Обязательно!
С о р о к а.  Все будет хорошо.
К у з ь м и н.  У нас еще все впереди.
М а т ь   М а р и я.   Вам виднее. Ведите, куда хотите.
С о р о к а.  Мы будем ждать вас, Мать Мария.
М и т у к.  Я тут присмотрю. Прослежу за порядком.
М а т ь   М а р и я.  Испортила я вам праздник. Простите, дети.

Кузьмин и Зычкова выводят Мать Марию.

Затемнение.
3

В комнате Сорока и Митук. Сидят за столом. Поет канарейка.

С о р о к а.  Поёт…
М и т у к.  Ага. Поёт…
С о р о к а.  Как там Мать Мария?
М и т у к.  Мне бы столько  прожить! Хотя – зачем? Кто и когда ко мне приедет, как вот сегодня к ней? Что ты на меня  так смотришь, Надежда Ивановна? Может,  не то  говорю?
С о р о к а.  Нет-нет, ничего… просто я вспомнила  один случай…
М и т у к.  Понятно…Как я окно выставил и в дом к Матери Марии залез – не этот, случайно?
С о р о к а.   А ты  догадливый, Дмитрий.
М и т у к.  Да меня самого всю жизнь совесть мучает. Как вспомню – всего коробит. Да и к кому в дом залез?! К этому святому человеку!  Простить себе не могу. Когда же пьяный был – что тут не понятного? Это ни я,  а она, водка, и в дом залезла….  и в мою судьбу… Фу-у!  Когда пью  – болит только голова,  не пью – всё. Веришь, Ивановна?
С о р о к а.  Приходится верить.
М и т у к.  Ну так что мне теперь – умирать?
С о р о к а.  Живи, живи, Митя. Не надо торопиться умирать.   Никогда бы не подумала, что кто-то может залезть в дом и украсть книги…  которые я привезла для пополнения фонда… Как сейчас помню – ровно тридцать книг.
М и т у к.  Бес попутал. Искал, конечно же,  понятно что… Я и сам, когда проспался, удивился: откуда  у меня эти книги? Где взял? Кто подбросил?
С о р о к а.  Но  ты же и еще что-то прихватил?
М и т у к.   За одни книги не судили бы – дело ясное.  Давайте не будем, а?.. 
С о р о к а.  Так я забыла уже, напомни, что тебе присудили  все же тогда?
М и т у к.  Мать Мария выручила… Спасибо ей… Так бы сидел – и делать нечего.  Хорошо, что суд в клубе был… хотя и стыдно землякам было в глаза смотреть, скажу откровенно… Очень стыдно… Думал, провалюсь сквозь землю… А тогда как-то и осмелел…  особенно, когда Мать Мария заявила: а что мы решаем, сколько ему, Митьке, дать… Я, говорит, прощаю, от куска сала  не обеднею, банки с вареньем не все снес, поэтому давайте дадим ему, товарищи судьи, такой приговор: пусть прочитает все книги, которые украл, и нам, сельчанам, расскажет, что в них написано… Зал тогда грохнул от смеха. Судьи тоже зашлись… слезы на глазах блестели у них… Пронесло, одним словом.
С о р о к а.  Так ничего и не дали?
М и т у к. Не-а. Пожурили малость.  Но читать так и не приспособился… Нет к этому таланта..
С о р о к а.  Жаль.
М и т у к.  А парни, думаете, что  – за книгами шпарили в библиотеку к тебе? Просто так  баланс поднимали?
С о р о к а.   Надеюсь.  А за чем же?
М и т у к.   Держите карман шире! Они к тебе, Надежда Ивановна, бежали, чтобы полюбезничать...  Даже дрались. Что, не догадывались разве?
С о р о к а.   Хорошее время было... если за тебя парни бьются,  таскают друг друга за чубы.
М и т у к.  Да не только за чубы  – там по-настоящему было… До крови доходило… Ну, а люди меня так и кличут после того суда: библиотекарь.  Смешно… я – библиотекарь.  И сегодня нет-нет и позовет кто:" Эй, библиотекарь!" Хватило мне науки с теми книгами.  Даже когда книги в библиотеке стали никому не нужны, их  начали растаскивать по дворам все, кто не ленился,  я библиотеку обходил стороной…
С о р о к а.  Что удивило меня тогда, некоторые колхозницы больше читали, чем  некоторая деревенская интеллигенция… Шура Никонов… он жив?
М и т у к.   Нету уже.
С о р о к а. Ну да, он уже и тогда в возрасте был… Как-то приходит  в библиотеку, взволнованный такой, сопит, и по столу кулаком: чтобы моей, говорит, жене больше книг не выдавала! Почему? – спрашиваю.  Как –  почему? Начитается, а тогда как начнет меня ругать грамотно, по ученому,  что я не знаю, как и ответить.  Интересные, очень интересные люди жили в Искани в моё время…
М и т у к.  Надежда Ивановна! 
С о р о к а.  Чего, Митя?
М и т у к.   А спросить можно?
С о р о к а.  Пожалуйста!
М и т у к.   Только вы это… не подумайте ничего такого… просто интересно…
С о р о к а.  Слушаю, слушаю.
М и т у к.   А почему это наши парни за вами роем бегали, а никто из них  замуж  так и не взял?
С о р о к а.   Видать, им рано было жениться…
М и т у к.  Да нет, я  другое думаю.
С о р о к а.  И что же ты думаешь, если не секрет?
М и т у к.  Просто смелости не хватало признаться в любви… я-то по себе знаю.
С о р о к а. Может, и так.
М и т у к.  Деревня! Только где не надо мы герои!..
 С о р о к а.  Но что не делается – все, может, и к лучшему.
М и т у к.  Так а вы где сейчас?
С о р о к а.   В райцентре.
М и т у к.  В райцентре?! 
С о р о к а.   Да.
М и т у к. А почему я там вас никогда не видел?
С о р о к а.   Это потому, Мить,  что я в рестораны не хожу, а ты – в библиотеку.
М и т у к (смеется). Здорово вы меня! Х-хы! И… семья же есть?
С о р о к а.   Никак ты допрос надо мной ладишь, а, Митя?
М и т у к.  Интересно же…
С о р о к а.  Читай, читай, Митя, книги: там тоже много чего интересного.
М и т у к.  Может, в гости когда-нибудь пригласили бы… а? Я бы зашел! А чего! Запросто! (Сорока более внимательно разглядывает Митука). Я вот из Москвы деньги получу  – куплю телевизор. И смартфон.
С о р о к а.   А почему из Москвы?
М и т у к.  Два месяцы ишачил… Ну не в самой Москве – около нее… На коттеджах  работал…  Я вернулся, а парни сидят, бабло ждут… Получат, и мне перешлют… Кормили, на дорогу дали…
С о р о к а.   Легко, видать, таким доверчивым жить, как ты?
М и т у к.  Вы… это… на что намекаете?
С о р о к а.   Да нет… этот я просто вспомнила… не обращай внимания… возможно я и ошибаюсь… Хорошо было бы… 
М и т у к.  Может, все же  по капле? За Мать Марию?
С о р о к а.  Ну если только за нее. Наливай!
М и т у к.  Так бы сразу! А насчет гостей так и не ответили, а, Надежда Ивановна?

Подняли бокалы. Смотрят друг на друга.

Живи, Мать Мария.

Выпить не успели – входят Кузьмин и Зычкова. Не обращая внимания на них, Митук все же опорожняет чарку.

С о р о к а.  Ну что там?
К у з ь м и н.  Положили.
З ы ч к о в а.  Стенокардия…
М и т у к (закусывает).  Жить… жить, спрашиваю, будет?
К у з ь м и н.  Будет. Будет жить.
М и т у к.  А то ж я без нее пропаду. Как  знал  –  за это и выпил. Сделал все правильно. Ну, я, наверно, пойду? Не буду мешать гостям. (Выходит).

Затемнение.

4.
В той же комнате.

К у з ь м и н.  На корабле должен быть капитан. Итак,  кого выберем за хозяина?
С о р о к а.  Мужчину, конечно.
З ы ч к о в а. Я согласна.
С о р о к а.   Управляй, Николай Павлович. Командуй.
К у з ь м и н.  Но все  же этот дом привык, что все время тут хозяйкой была женщина. Может, не будем нарушать традиции?
З ы ч к о в а.  Ничего страшного, коль и нарушим. Мы же временно.
С о р о к а.   Хата нас поймет…
К у з ь м и н.  Я так я. Кто для каждого из нас Мать Мария, мы хорошо знаем.
С о р о к а.  Мать.
З ы ч к о в а.  С большой буквы.
К у з ь м и н.   Да-да. И вот она, наша мать, попала в нелегкую жизненную ситуацию…
З ы ч к о в а.  Доктора поднимут. 
С о р о к а.  Боже, спаси и сохрани нашу мать!.. Если есть Бог, он нас услышит…
К у з ь м и н.  Я совсем о другом. Выпишут ее из больницы, вернется она домой… нас, конечно, тогда уже здесь не будет… Ведь ждать того дня мы не можем, когда ее выпишут…Или, может, я ошибаюсь? Молчание  – знак согласия. У меня хозяйство, еле на этот день вырвался. Все мы где-то заняты, всех нас где-то ждут  – будем считать – неотложные дела.
З ы ч к о в а.  Так что же ты предлагаешь, Николай Павлович?
К у з ь м и н.   Что я предлагаю?
С о р о к а.  Да-да.
З ы ч к о в а.  Конечно, надолго тут остаться и я не могу. Завтра у меня  дежурство в отделении. У нас насчет этого теперь строго.
С о р о к а.  Я могу пожить тут и дождаться Мать Марию.
К у з ь м и н.   Это уже хорошо. Ну, а дальше как быть?
С о р о к а.  Накормлю, напою.
З ы ч к о в а.  Ты что, Надежда, уже на пенсии разве? Или в отпуске?
С о р о к а.   И ни на пенсии, и ни в отпуске. Возьму за свой счет.
К у з ь м и н.  Спасибо, Надя.
З ы ч к о в а.  Этот хоть какой-то выход на первое время.
К у з ь м и н.  Мать Мария, как мы знаем, всю жизнь работала в местной школе техничкой и давала звонок  ученикам  на перемены. Они бежали по  коридору на слом головы и кричали: "Ура-а!". Радовались, что закончился урок. Прозвенел сегодня звонок и для нас… Представьте себе, и дала его опять же Мать Мария, только не ребятне, а нам.
З ы ч к о в а. Я хорошо помню ее с тем звоночком….
С о р о к а.  И я… даже слышу, как он звенит.
К у з ь м и н.  Но мы ведь не можем крикнуть, как некогда дети, "Ура!"
С о р о к а.   Действительно, радоваться  нечему.
З ы ч к о в а.  Ну, родненькие  мои, будем оптимистами.
К у з ь м и н.   И – реалистами. Мы что-то  должны придумать. Мать Мария не может оставаться одна. А вдруг опять сердце? А вдруг – давление? Это хорошо, что мы сегодня оказались рядом.
С о р о к а.  Нам сам Бог к ней послал.
З ы ч к о в а.  Так что вы предлагаете, Николай Павлович?
К у з ь м и н.  Что родные дети сделали бы на нашем месте? Как поступили?
С о р о к а.  Кто что бы сделал. Кто-то бы к себе забрал… 
З ы ч к о в а.  Вы что, предлагается и нам так сделать?
К у з ь м и н.   Именно! Именно! 
С о р о к а.   Кто-то бы в дом престарелых сплавил… А кто-то бы и ускорил ее смерть, чтобы дом продать…
К у з ь м и н.  Нам более подходит вариант "забрать".
С о р о к а.  Сложно сказать… Это она еще как поедет.
З ы ч к о в а.  Непросто ей будет решиться оставить свой дом  – кто же спорит?
С о р о к а.  Я бы не смогла. Не-а.
З ы ч к о в а. Ну, пока молода… есть здоровье, то можно и так  рассуждать…
К у з ь м и н.  Кто-то из нас должен забрать Мать Марию к себе. Другого выхода я не вижу.
С о р о к а.  Ну, а куда я возьму ее? Ничего не подумайте такого… А то подумаете: вот, Сорока сразу уже в кусты… от ворот поворот…  Сама живу со свекровью… В одной комнате… Муж, Стёпка, на рыбалке утонул… Сама хожу и боюсь, чтобы лишний раз половица  не скрипнула…  По сравнению с теперешней,  жизнь у Матери Марии была раем… Хотя я свекрови вроде бы и внука родила, а тут чужая была…
З ы ч к о в а. А что, я могу!  Запросто! Только, конечно же, надо с мужем посоветоваться. Все серьезные вопросы мы решаем коллегиально.
К у з ь м и н.   Вам повезло. А мне-то и  посоветоваться  не с кем. Живу с дочкой, у нее двое ребятишек… А давайте мы вот что сделаем  – объявим перекур! А за это время и решим, как быть с Матерью Марией.  Вижу, согласны. Ведь на голодный желудок думается плохо. Перекур!

Садятся за стол. 
Затемнение.

Когда наберется свет –  поют.

5.

  На подворье появляется Митук.  Он стоит перед окном, слушает песню…

М и т у к.  И когда они, сволочи, пришлют в конце концов бабло?! (Стукнул по стене кулаком).  Нет даже возможности  съездить  в больницу! Сволочи! Пусть вам те деньги на лекарства будут!.. Слышите?!  Вам! Всем!  Твари!.. (Исчезает).

Затемнение.

Д е й с т в и е  в т о р о е

6.
На подворье.  Зычкова разговаривает по мобильнику. 

З ы ч к о в а . Ну как ты там? Таблетки принимаешь? Смотри же: строго по рецепту. А какие новости у меня? Мать Мария в больнице… тут, в райцентре… Сердце… Давление… Аритмия… Букет! Ну возраст же – что ты хочешь. Нас трое приехало, хотя, насколько мне известно, собиралась еще учительница Орешкина, она на соседней с нами улице живет… И Женя Минкина из Калининграда вроде бы хотела…  Но что имеем, то имеем  – нас трое, говорю тебе: один мужчина и две женщины.  Ты чего, ревнуешь меня? А зря! У тех двоих, я заметила, свои самые тесные амурные дела… это просто понять по отношениям людей…  особенно выдают глаза, а точнее –  взгляды. Одним словам, я оставляю  Кузьмина и Сороку одних… Не маленькие, знают, что надо делать… Пусть потешатся… Тем более, насколько я понимаю, оба свободны… Но я беспокою тебя вовсе не по этому вопросу. Мать Марию надо кому-то из нас забирать к себе. Ей же девяносто, хотя и не дашь, но  по документам так…  Когда-то она нас приютила, а теперь должны мы о ней позаботиться… За все надо  платить. Жаль, очень жаль, что многие из нас это забывают. Так что я хочу сказать? Только прошу тебя – сразу не кричи, ведь я тебя знаю… горлопан ты еще тот.  Готов слушать?Да, правильно ты смекаешь: я забираю Мать Марию к себе. В Минск. (Зло). А при чем тут теща?! Его, видите ли, теща в свое время замучила!.. Теща как теща! Они  все такие! Пара знать! И я такой буду! Может, еще и хуже.  Про покойников, милый мой, либо ничего, либо хорошо… Ну, так что решаем? Ты против?! Повтори, что сказал! У тебя есть совесть или нет? Подумай. Даю тебе пару минут. (Оторвала мобильник от уха, в движения). Не хочет. Теща, говорит, мне надоела как горькая редька. С меня хватит. Я, говорит, всю жизнь мечтал в своей квартире в трусах ходить, а ты опять перечеркиваешь все мои желания. Ну это не идиот? Не паразит ли?

Мелодия мобильника.

Я слушаю. Ну так что ты решил? Нет и нет? Нет и нет?! Ты идешь против коллектива, мой дорогой!  А это значит, и против меня. Пора делать выводы. Зря, получается, я людей обнадежила.  Что же, ты показал наконец-то свое истинное лицо. Снял маску. (Не по мобильнику). Мерзавец! (Исчезает).

7.

В комнате. Тут Кузьмин и Сорока.

К у з ь м и н.   А почему бы нам, Надежда Ивановна, не породниться?
С о р о к а.  В каком смысле?
К у з ь м и н.   Давайте будем вместе жить?
С о р о к а.  Вместе? С вами?
К у з ь м и н.  А почему вы так удивляетесь? Разве я не кавалер!
С о р о к а.   Так вроде бы и ничего…
К у з ь м и н.  Побреюсь, причешусь, наодеколонюсь – а?
С о р о к а.  У меня, сами знаете, жить негде.
К у з ь м и н.   Ну, что вы такое говорите!   Жить где есть. Было бы с кем. Кажется, я нашел в доме Матери Марии то, что искал в большом городе. Бывает же такое!
С о р о к а.  Ой, не  знаю, не знаю. Это же непросто все.
К у з ь м и н.   Я понимаю. И жду ответа.
С о р о к а.  Прямо сейчас… ждете?
К у з ь м и н.  А чего тянуть кота за хвост? 
С о р о к а.  Ой, тяжело пока что-то сказать… Как-то вы сразу меня, Николай Павлович, огорошили, придавили  к земле своим предложением. Когда же так неожиданно.  Дайте время хотя бы подумать, что ли.
К у з ь м и н.  Время у нас есть. Подумайте.
С о р о к а.  Прям не знаю… Да и дочка ваша как на это посмотрит?
К у з ь м и н.   Хуже, думаю, тебе не будет, чем у свекрови…
С о р о к а  (улыбнулась). Оно конечно… Пожалуй, действительно так – хуже не будет…
К у з ь м и н.   Давай договоримся: как только Мать Марию выпишут, дай мнет знать  –я сразу же приеду. Да что я говорю "приеду" – прилечу!  Хватит времени?
С о р о к а.   Наверно…
К у з ь м и н.    Ну вот и решили.

Решительно входит Зычкова.

З ы ч к о в а.  Я забираю Мать Марию! Муж дал согласие! 

Пауза.

Не слышу реакции. Почему вы молчите? Ну скажите хоть что-то хорошее! Похвалите меня!
К у з ь м и н.  Милая Галина Васильевна, тут  такая ситуация…
З ы ч к о в а.  Ну-ну! Я слушаю!
К у з ь м и н.  У Матери Марии, к нашей большой с вами радости, намечается неплохой  выбор – к кому поехать.
З ы ч к о в а.  Даже так?
К у з ь м и н.  Даже.
З ы ч к о в а.  И что же это за выбор такой?
К у з ь м и н.   Или к тебе, или к нам…
З ы ч к о в а.  "К нам"  – это к кому?
К у з ь м и н.   Ко мне и Надежде…
З ы ч к о в а (искренне радуется). Вот это новость! Вот это событие! Конечно, два голоса против одного – вы победите с убедительным перевесом, я не спорю,   с  Матерью Марией  все понятно. Я так рада за тебя, Наденька! Хотя я и догадывалась, что чем-то  обычным, просто так тут дело не закончится. Я рада за вас! Где цветы? Минуточку! (Хватает на столе цветы, вручает их Кузьмину и Сороке). Поздравляю!  Думаю, Мать Мария не обидится, только  рада будет.  Ну, и когда же свадьба?
К у з ь м и н.  Надя, у тебя спрашивают?
С о р о к а.  Надо с матерью посоветоваться… с Матерью Марией… Ответственный шаг все же… В такой ситуации дети обычно с родителями советуются…
З ы ч к о в а.  Здорово! Жду звонка! Значит, у нас будет повод еще встретиться!  Ну, милые мои братик и сестричка, разрешите вас оставить. Мне пора.

Прощаются. Зычкова выходит. Кузьмин и Сорока убирают на столе.

Затемнение

8.

В комнате уже нет клетки с канарейкой. 
Входят Мать Мария, за ней – Кузьмин и Сорока.

М а т ь   М а р и я.  Ну вот мы и дома. Наконец-то!
С о р о к а.  Я тут убрала… подмела, помыла пол…
К у з ь м и н (шутливо).  Я не помогал – она всё сама. Клянусь!
М а т ь   М а р и я.   Верю, верю. У Надьки руки золотые.
К у з ь м и н.   Я это тоже оценил.

Мать Мария обвела Кузьмина и Сороку заинтересованным и загадочным взглядом.

С о р о к а.   Канарейку отвез Николай  Павлович.
К у з ь м и н.  Да, да. Вернул лично в руки…
М а т ь   М а р и я.   А я уже и привыкла к ней. Ну да ладно, что ж поделаешь. Как вышло, так вышло.
С о р о к а.  Кота кормила…
М а т ь   М а р и я.  А Митька ел что?
С о р о к а.  Митька?
М а т ь   М а р и я.   Митька, Митька. Митушок.
С о р о к а.   В день рождения… Потом как-то, правда, заходил раз или два… Но подождите! Его я последнее время не видела.  Дня два… точно не видела.
М а т ь   М а р и я.    Николай, сходи глянь, как там он… Сон видела  плохой… Сходи, сходи, сынок.
К у з ь м и н.  Да, мать! (Выходит).
С о р о к а.   Ну,  а вы как себя чувствуете?
М а т ь   М а р и я.   А не дождетесь! (Смеется, и смех этот подхватывает Сорока).  Подлечили, слава те Господи. Лучше, намного лучше чувствую, надо ли говорить.
С о р о к а.  Мать Мария!
М а т ь   М а р и я.  Что, Надюша, что, моя радость?
С о р о к а.  Пока вас не было, мы за вас тут многое решили…
М а т ь   М а р и я.   Вот как! И что же вы решили?
С о р о к а.  Нельзя вам одной оставаться в деревне.
М а т ь   М а р и я.  Я не одна, детка… Митька  вон… И другие же люди есть…
С о р о к а.  Нет, вы как хотите, но мы заберем вас, не оставим одну.
М а т ь   М а р и я.   Без меня меня женили.
С о р о к а.  Получается, так, но  другого выхода не видим. Все же в городе в таком возрасте вам легче  будет. Мы тут посоветовались с Николаем Павловичем, и решили, что вам лучше будет жить вместе с нами…
М а т ь   М а р и я.  Погодите, ничего я  не пойму… Говори проще, повнятнее…
С о р о к а. Все, кажется, и так  просто: мы вас заберем к себе.
М а т ь   М а р и я.  Так я у кого буду жить  – у Николая или у тебя?
С о р о к а.  У нас! У нас, Мать Мария!
М а т ь   М а р и я.  По-видимому, перекормили  меня таблетками и с капельницами  переборщили, что-то я плохо стала соображать. Вот что, девка: скажешь то, что хотела сказать, когда хоть немножко  приду в себя.
С о р о к а.  Ну хорошо. Отдохните.
М а т ь   М а р и я.   Отдохну…
С о р о к а.  Ой, я же совсем забыла! Пока  вы лежали в больнице, набралась целая кипа поздравлений и телеграмм. Вам очки дать или мне зачитать?
М а т ь   М а р и я.   Читай, читай, девка. Я послушаю. Когда закрою глаза, я тогда лучше лица своих квартирантов вижу…
С о р о к а.   "Дорогая Мать Мария! С юбилеем  Вас! Крепкого вам здоровья…"
М а т ь   М а р и я.   Где будет про здоровье – пропускай… не теряй времени…
С о р о к а.   Да-да. Разумеется. Так тут и всё… «Сергей Кононов».
М а т ь   М а р и я.   Улётный парень был, ой улётный! Он из Мокрого, после школы  не поступил, так его прислали  к нам в школу  вести физкультуру. Год у меня пожил, а потом забрал у Мишки Корнеевского  дочку Лариску, из пяти ее выбрал,  и уехал. Стал полковником  КГБ.  Животик отрастил. Запомнилось, как во   время половодья  собака каким-то образом оказалась в воде… пытается на льдину взобраться, а никак не получается у ней… бедненькая… Сережа бросился в ледяную  воду, и спас… Что интересно, сам не кашлянул даже… Два дни его сушила я… А та собака так к нему привязалась, что куда Сережа, туда и она… У меня в сенях и жила… Ну-ну, что там дальше?
С о р о к а.  Телеграмма от  Сони Ковалевой. Также поздравляет…
М а т ь   М а р и я.    Бухгалтерша. Дебит-кредит – это прозвище такое ей у нас тут дали. Дебит-кредит. Что уж вертлявая была так вертлявая  – не пролведи Господь! На ней все горело! Круть-верть! Круть-верть половинками своими, тем и завлекала парней, отбою не было от тех… Хотя и  топтали  пол в хате они, парни, но и мне от них, не только одной Соньке, польза была: то воды наносят, то дров наколют, то еще что… Трижды замужем была… А так одна и живет…
С о р о к а.  А вы откуда знаете? Она же далеко… во:  в Бресте.
 М а т ь   М а р и я.   Живет далеко, это так, но земля круглая… Хотела сказать, мне сорока на хвосте приносит новости про моих бывших квартирантов, а потом вспомнила, что у тебя же такая фамилия  –  Сорока… А? Что скажешь?

Смеются.

С о р о к а.   Дальше. Уго,  даже из Уссурийска!
М а т ь   М а р и я.  Там Петро… В клуб работать приехал… После культпросвета… От меня в армию пошел, там и остался… До  майора дослужился… Ему увольняться в запас пора, а тут аккурат  и Союз развалился… Где ты кому нужен был в то время! Там и остался. Пишет, что не жалеет… На охоту ходит… Один раз, помню, он артистов привез… Спектакль давали… И какой-то сильно уж мудреный был – сельчанам не понравился. Тимка после представления подходит к артистам, они как раз в автобус садятся, мастерит свою излюбленную самокрутку,  и говорит: "Артисты! Такую вашу мать вам за ваш концерт!"

Мелодия мобильника. 

С о р о к а (слушает). Я сейчас, мама…(Выходит).

9.
На подворье.  К Кузьмину подходит  Сорока.

С о р о к а.  Что случилось?
К у з ь м и н.   Митька умер.
С о р о к а.   Как?!
К у з ь м и н.   Как люди умирают. За столом сидит, голову положил на руки… Окликнул – молчит… Я сразу догадался, что не живой…
 С о р о к а.   А как же Мать Марии сказать?
К у з ь м и н.  Почему же я тебя и вызывал.
С о р о к а.   С ее-то сердцам… 
К у з ь м и н. Но ничего не поделаешь.  Раньше  или позже, а сказать придется. Пошли в дом, Надя. Вдвоем все же легче будет… 

10.

В доме. Мать Мария сидит за столом с чашкой –  пьет чай. Входят Кузьмин и Сорока. Молча стоят в пороге…

М а т ь   М а р и я.  Можете мне ничего не говорить… Отмучился, бедолага… Так он денег тех из Москвы и не дождался, видать… 
С о р о к а.   Похвалился бы, если б получил.
М а т ь   М а р и я.   Все хотел телевизор новый справить и костюм… Вот и справил…Помогите, ребятушки мои, похоронить Митьку… У него там новенький спортивный костюм лежит… Поищите… Как чувствовал… как предвидел… берег… В нем похороним… И печь его протопите… Он же, Митька, хорошо печи мастерил…  Слышала где-то: когда печников хоронят, то печь зажигают… Артистов аплодисментами проводят, а их, печников, так…

11.

 Мать Мария собирается к отъезду. Снимает со стены портрет Миши. Целует.

М а т ь   М а р и я.   Поедем, Миша, на новое место жительства. Перебазируемся. Оставляю хату, еду к людям, которым верю и которых люблю, уважаю… Они не обидят… Жизнь научила меня в людях  разбираться… Всяко  было… Всяко…  И слёз хватило, и радости… По тебе убивалась, когда  похоронка пришла… Плакала тут, в хате… Кроме нее, слез моих больше никто не видел… Замуж не вышла, хотя сваты и приходили, и не раз… Это же надо, чтобы душа откликнулась, а она не соглашалась, душа моя…не давала согласия…  Может, придирчива я слишком была –  не знаю… Иной раз  всякая чушь лезет в голову  – такое, что и  самой стыдно… А что, думаю, если бы ты вернулся и увидел вместо меня молодой, какую  знал и запомнил, такую развалюху, какая  я сегодня… И вздрагиваю от такой глупости… Боже, защити!  Пусть уже будет так, как есть. Поехали, Миша, на новое место… (Целует портрет). Поехали, родной.  Жизнь вынуждает. Сперва вот тебя забрала она из этой хаты, а теперь и меня гонит…

Заходит Участковый.

У ч а с т к о в ы й. Ну, как тут у вас? Тихо?
М а т ь   М а р и я.  Нет, у нас война!
У ч а с т к о в ы й. Шутите, как всегда, ой, Мать Мария!   
М а т ь   М а р и я.   Даже хуже…
У ч а с т к о в ы й.  Так, слушаем. Ну-ну. Кто-где?
М а т ь   М а р и я (почти полушепотам, на ухо Участковому). Я оставляю вас, кажется. Иду в бега. Видите, вещи собираю?
У ч а с т к о в ы й.  Балагурите! Понимаю. А это кто на портрете? (Взял портрет).
М а т ь   М а р и я.  Это человек, которого я люблю всю жизнь.
У ч а с т к о в ы й.  Красивый. Лицо волевое.
 М а т ь   М а р и я.   И гармонист, между прочим, был  чудесный –  как Митька печником.  (Вспомнила). Подожди же меня! Не торопитесь!  Я же про неё совсем забыла, глупая моя голова! (Выходит).

Участковый ходит по комнате, придирчиво осматривает вещи, другие трогает руками.

(Появилась с гармошкой). Её обязательно возьму с собой. (Протирает гармошку, нежно гладит). Там, в городе, на видное место поставим. А над ней портрет повесим.  А?
У ч а с т к о в ы й.  А куда вы собираетесь? Серьезно, едите куда-то?
М а т ь   М а р и я.  Серьезнее не бывает. Далеко еду. Отсюда не видать. А тебе,  смотрю, нечем заняться? Митуки отходят понемногу…
У ч а с т к о в ы й. Каждый сам волен свою судьбу строить…
 М а т ь   М а р и я.  Так и совсем без работы останешься когда-нибудь. Не  боишься, участковый, такой участи?
У ч а с т к о в ы й.   Да нет, не боюсь: ни на одном бывшем соседе вашем свет клином сошелся. Пока есть водка  – без работы не останусь. 
М а т ь   М а р и я.  Ты чего приходил или просто так заглянул?
У ч а с т к о в ы й.   Да клетку с канарейкой кто-то опять уволок!  Когда же в ресторане не было ни одного человека. И вообще – зачем он, тот ресторан?  Звонит мне: может, опять кто из твоих позарился?
М а т ь   М а р и я.  Нету, нету у меня птички. Видишь же.
У ч а с т к о в ы й.  Да вижу… 
М а т ь   М а р и я.  Она бы пела…  
У ч а с т к о в ы й.  Думал, может Дмитрий перед тем как… уйти. Ладно, разберутся… Счастливой дороги, Мать Мария! (Выходит)

Заходят Кузьмин и Сорока. Вместе упаковывают вещи.

М а т ь   М а р и я.    Чтобы не забыть чего.  Документы, кажись, взяла. В сельсовете пока выписываться не буду –  а вдруг не проживусь?
К у з ь м и н.   Ну, что вы, Мать Мария!
С о р о к а.  Если турнут нас, так вместе!
К у з ь м и н.   Женщины! Не говорите глупостей! (Взял гармошку). Помню её: Мишина. Жива еще? А ну-ка! (Играет. Его обступили женщины, слушают). Ну, присядем на дорожку, мои дорогие?
М а т ь   М а р и я.  Присядем.

Сели.  

К у з ь м и н.  Я иной раз думаю: а в чем самая большая цель жизни?  Наверное –  увеличить добро в окружающем нас… А добро  – это прежде всего счастье всех людей. Оно слагается  из многого, и каждый раз жизнь ставит  перед человеком задачу, которую важно уметь решать. Можно и в мелочи сделать добро человеку, можно и о крупном подумать, но мелочь и крупное нельзя разделять. Многое начинается с мелочей, зарождается в детстве и среди близких.  Ребенок любит свою мать и своего отца, братьев и сестер, свою семью, свой дом. Постепенно расширяясь, его привязанности распространяются на школу, деревню, город, на всю страну. А это уже совсем большее и глубокое чувство, хотя и на этом нельзя останавливаться и надо  любить в человеке человека…

Довольно энергично входит Зинуля. 

З и н у л я (удивлена). Куда вы, Мать Мария?

Все встали.

М а т ь   М а р и я (гордо). В город!
З и н у л я. Надолго?
 М а т ь   М а р и я.  Николай, Надя,  к вам обращаются.
К у з ь м и н.   Забираем мы Мать Марию. 
З и н у л я.  Как забираете? Куда? Зачем?
К у з ь м и н.   Жить к себе. Насовсем забираем!
З и н у л я.  Что, там, в городе, песка не хватает?
С о р о к а.  А вы с юмором, однако.
К у з ь м и н.   Мать Мария будет жить у нас. Что тут не понятно? Какие могут  быть вопросы?
З и н у л я.  А вы кто ей? 
С о р о к а.  Мы? Просто… люди.
З и н у л я. Погоди, не у тебя спрашиваю! Читай книги! Ну-ну! Вы кто ей?
М а т ь   М а р и я.   Ты чего к человеку пристала, Зинуля? А то ты не знаешь, кто он мне. Бывший квартирант.
С о р о к а.  И я  бывшая…
К у з ь м и н.   Теперь понятно?
З и н у л я.  Понятно то понятно, но не все. Откуда вы такие появились? Откуда взялись?
М а т ь   М а р и я.    Зинуля, дай пройти!
З и н у л я.  Я не все сказала. Я только начала говорить. Понаехали! Где вы раньше были?
К у з ь м и н.   Ого! В переплет, вижу, попали.
С о р о к а.  За что же так?
М а т ь   М а р и я.    Они не заслужили оскорбления с твоей стороны. Покайся! Покайся, Зинуля!
З и н у л я.  Еще чего! «Покайся».  А много не будет?! Эх, Мать Мария! А где же твое  слово? О чем у нас договор-разговор был? Я месяц бегала по разным инстанциям, бумажки собирала… покупателя на твой дом нашла… а что ж теперь –  всё впустую?
К у з ь м и н. В том, что у нас месяц нужно бумажки собирать, вовсе не ее вина.
З и н у л я.  Но это так! Но мне-то от этого не легче!
М а т ь   М а р и я.   Порви те бумажки.  А за заботу спасибо. Ты что мне предлагала?
З и н у л я.  Как что?! Опеку. Присмотр.
М а т ь   М а р и я.   Спасибо, спасибо за заботу. Мне у своих детей лучше будет.
З и н у л я. Ой, не могу! Нашла своих детей! Ну-ну. Время покажет. Не спеши.
М а т ь   М а р и я.   Я не успела тебя предупредить, прости: сама только вчера обо всем узнала… Не обижайся, Зинуля…
З и н у л я. Все из тебя выжмут и выбросят за дверь. Как ненужную вещь. 
К у з ь м и н.  Прошу вас не говорить глупостей, мадам Зинуля!
З и н у л я.  Легче всего человеку рот заткнуть –«не говорите глупостей!» 
М а т ь   М а р и я.   Ну, если тебе так крепко хочется кого-то опекать, то найдешь: у нас же одни старики в деревне… Забирай к себе на центральную усадьбу, кого свои родные дети  смотреть не хотят… А мои хотят…
З и н у л я. Эх, Мать Мария! Смелая ты! Безоглядная, однако!  И куда едешь? К чужим, к чужим людям! Смотри, чтобы не пожалела!... (Пошла к дверям, и вдруг вернулась, мягко-заинтересованно). А с хатой как? Я же покупателя нашла! Дачника! Обещал на днях приехать посмотреть, прицениться. 
М а т ь   М а р и я.   Хата пусть стоит. Продавать ни за что не стану её. Будем умирать вместе: она тут, я –  там…

Входит Авдеев.

А в д е е в. Кто это у нас тут умирать собрался? Не позволим! Вы куда, Мать Мария?

Пауза.

 М а т ь   М а р и я.   Езжайте, ребята, одни… Без меня… Простите, что так получилось… Видите, у меня новый квартирант?

Зинуля незаметно улизнула. Мать Мария прощается с Кузьминым и Сорокой. Те выходят. Мать Мария долго смотрит на молодого квартиранта, который, видимо, напомнил ей своего Мишу, а потом показывает рукой: пожалуйста! 

Занавес.
2017

5
1
Средняя оценка: 2.67278
Проголосовало: 327