Из новой книги «Вечерней дорогой»

Покаянное 

Час пробьёт, и в землицу
Захоронят мой прах,
И душа растворится 
Меж деревьев и трав...
Или всё же на небо
Призовёт её Бог,
Хоть «одним на потребу»
Жизнь прожить я не смог.
Голос совести властный
Заглушали подчас
То мирские соблазны,
То – живущие в нас.
Я не вор, не убийца
И не лжец-лицедей,
Мне не надо виниться,
Что морочил людей.
Значит, каяться не в чем?
Если б так! Но не раз
Был в гордыне замечен,
В женолюбии гряз…
Да и с ленью, похоже,
Не сумел совладать,
Чтобы искорку божью,
Коль была, оправдать.
Не избудешь такое
Покаяньем одним,
И не знать мне покоя
По закатные дни.
Остаются смиренье
Да молитва с постом...
Вот и стихотворенье
Я закончу на том.

 

Родному селу  

Самым дивным, что видано мною
От рожденья до нынешних лет,
Было звёздное небо ночное
Да встающего солнышка свет.

Да еще деревенька родная
В стороне подсаянской лесной,
Где впервые любовь потайная
Жгла мне сердце к девчонке одной. 

Там познал я и радость и горе,
Жаркий труд сенокосов и жатв,
Скорбный путь на погостную гору,
Где родные в могилках лежат.

И меня в том сельце небогатом,
В две шеренги бревенчатых изб,
До сих пор принимают, как брата,
Безо всяких прописок и виз.

Может, тем и храним от напастей,
Что мне с родиной так повезло
И навек было вписано в паспорт
Наше лучшее в мире село.

Всё тоскую о нём… Знать, оно
По названью не зря – Таскино. 

 

На игле

Я на вождей смотрю с опаскою,
Увы, живущих, как в дыму…
Спросили хоть бы в нашем Таскино,
Там растолкуют, что к чему.

Понятно всё любому таскинцу,
Но не поймут никак в Кремле,
Что мы на башне на Останкинской
Сидим, как будто на игле.

Её когда-то взяли танками.
Народу дали по башке.
С тех пор на башне на Останкинской
И власть сидит, как на штыке.

Но это долго не протянется.
Наш дом построен на песке.
Не усидеть нам на останкинских
Ни на игле, ни на штыке.

 

Чем живы...

Нет, о том я, что было – что стало,
Ни судить, ни рядить не берусь.
Просто снова подумал устало
О напастях на Матушку-Русь.

Вспомнил брата, что сгинул под Ельней.
Знал бы он, чем я нынче дышу,
Коль живу не в селе – в «поселенье»,
Не в сельмаг, а на «шоппинг» хожу.

Носят шорты и трескают чипсы
Поселяне сибирские, блин.
И наследников шлют подучиться
Не в Москву, а в Париж и Берлин.

Проживём ли чужой головою?
Прёт такая от Запада гнусь…
Просыпаюсь ночами и вою,
А точней, как завою – проснусь.

Ну, да что я один или вы ли?
Разве может услышать нас власть?
Это ежели все бы мы взвыли
И очнулись, то Русь бы спаслась. 

 

Конец известен

Вы долю нашу знаете и сами, 
Небось, не из дворян, не из купцов.
Нам без конца сводить концы с концами
И нищими уйти в конце концов.

Но участи иной мы и не ищем
Здесь, на земле, ибо сказал сам Бог,
Что приютит в Небесном Царстве нищих,
А богачей не пустит на порог.

Погрязшие в стяжательстве и блуде,
Не усмехайтесь криво, так и будет.

 

Суть дела

Что без Бога жизнь убога,
С этим спорить не берусь,
Но не радует итогом
Храмы строящая Русь.

Не крестясь, мы к коммунизму,
Было, вышли, помнит всяк,
А теперь кресты на избах
Заколоченных висят.

С косяками сикось-накось
Столько окон вдоль села
Перечёркнуто крест-накрест,
Что хоть бей в колокола...

Впрочем, дело тут не в вере,
Коль пусты у нас дома,
В этом мире дело в мере
Нашей воли и ума.

 

Тишина

Нет в голове заветных слов,
И лишних денег нет в кармане…
Ленив, как дедушка Крылов,
Лежу часами на диване.

И кот – отнюдь не «в сапогах», – 
Мне подражая, не иначе,
Лежмя лежит в моих ногах,
О чём-то грезя о кошачьем.

Кругом такая тишина,
Что возникает мысль простая:
Вот так лежит и вся страна,
О рае рыночном мечтая.

 

На торжище

Не мстительный, не злой, не заводной
И в русский бунт не рвусь, махая дрыном,
Но понимаю – жизни нам иной
Век не видать, коль ею правит рынок.

«Уместен торг»… И как мы ни ворчим,
Он требует торгашеских талантов.
Всё уже круг мастеровых мужчин,
Всё шире – прощелыг и спекулянтов.

И женщины, как их ни назови,
Иной всё чаще проявляют норов,
Былым предметам жертвенной любви
Предпочитая выгодных партнёров…

Барыш перемешал добро и зло.
Отсюда и наследников замашки – 
Заполучить портфель, «срубить бабло»,
А то и вообще – «свалить из Рашки».

Что ж, се ля ви… Но только иногда
Зайдётся сердце от тоски и боли,
И думаешь: «Ужели, господа,
Вы этого хотели и не более?».
 

 

Не переча судьбе

Я уже не бунтую, 
Я смирился со всем.
Даже с тем, что бытую
До поры в мире сем.

А поскольку навряд ли
Долго мне бытовать,
На земные порядки
Глупо негодовать.

Чту законы и догмы,
Не перечу судьбе.
Верю Господу Богу…
И немного – себе. 

 

По плечу

Всё-то слышал, всё-то видел,
Всё-то в жизни испытал…
На судьбу я не в обиде,
Просто малость подустал.

Укатали Сивку горки,
Подгорбатили года.
Верно, лишку на закорки
Брал в дороге иногда.

Все мы жили – не тужили,
Не впадая в лень и грусть.
Что нам стоили, двужильным,
Этот путь и этот груз?

Под команду «раз-два, взяли!»
Сверхдержаву возвели.
Вознесли. Да разве знали,
Разве знали-ведали…

Нынче нам не до империй.
Впрочем, если позовут,
Вновь готов я, сивый мерин,
Добровольно влезть в хомут.

Не боясь прослыть святошей,
Помолюсь на каланчу
И на горб заброшу ношу –
Мне любая по плечу.

 

Святые старухи

Среди нищеты и разрухи,
Дурниной заросших полей
Живут по деревням старухи,
Душою послушниц светлей.

Спокойные, ясные лица
Не ожесточились в трудах.
Таких не бывает в столицах
И прочих шальных городах.

А как их тяжёлые руки
Нежны, и теплы, и добры,
Доподлинно ведают внуки,
Льняные ребячьи вихры.

Телята, ягнята и гуси,
Наверно бы, тоже могли
Поведать о том, как бабуси
Их чутко пасли. И спасли.

Да что там телячий с гусиным
И всех братьев меньших роды – 
Те бабушки нашу Россию
Спасали не раз от беды!

И нынче на них уповаю.
Восстанет страна, как трава,
Основа её корневая
Ещё, слава Богу, жива.

Я верую в эту основу
И мысли заветной держусь,
Что будет по вещему слову:
«Спасётся платочками Русь».

 

Нет ответа

Не шастаю по заграницам,
С ружьём по тайге не брожу,
Я в нашей районной больнице
Лежу и в окошко гляжу.

Там прыгают птички по клёнам,
Сияет небес бирюза,
И корпус «сердечный» влюблённо
Таращит на солнце глаза...

Сплошная гармония в Вышних
И в дольнем одна благодать,
Но, градусник грея под мышкой,
Зачем-то я должен страдать.

Затем, чтоб, страдаючи, мыслить
И выстрадать некий ответ?
Седины мне на уши свисли,
Однако ответа всё нет.

 

Природа живая

«Гляди, это белка», – шепнул я старухе, 
Зверёчком любуясь украдкой.
Жена улыбнулась от уха до уха
И тоже привстала над грядкой.

Привычно копаясь в своём огороде,
Мы вовсе не чаяли чуда,
Что к нам в садоводство живая природа
Заявится вдруг. И откуда?

А белка бежала по гребню забора,
Людей не смущаясь нимало
И радуя наши усталые взоры,
Хвостом распушённым махала.

Была она ловкой и солнечно-рыжей,
Как будто из пушкинской сказки.
Трусила игриво, с весёлой припрыжкой,
С оглядкой, исполненной ласки…

Мне всё вспоминается белочка эта,
Невольную мысль навевая,
Что братской опеки и ласки ответной 
В нас ищет природа живая.

 

Заветные строчки

Зверопаственных мест уроженец,
Старовер, старожил, русофил,
Видно, я в этот мир приходил
Для словесных его отражений.

А иначе зачем, как в жару,
Я метался в бессонные ночи,
Тщась поймать те заветные строчки,
Что красны, словно смерть на миру.

Не всегда удавался отлов,
Но зато я не слыл браконьером,
Почитая законы и меру
При добыче единственных слов. 

У которых особенный вес
И подъёмной достаточно силы,
Чтоб по всей разлететься России
От моих зверопаственных мест.

 

Пиши пропало

Ну, вот подходит срок –
И что в сухом остатке?
Столбцы остывших строк
В обтрёпанной тетрадке,
 
Да где-то стопку книг
Хранит библиотека...
Но кто бы нынче вник
В слова русопитека?

Увы, явились в свет
Читатели иные.
Что им седой поэт
С печалью и уныньем?

Для них подать изволь
Крамолы и приколы:
«Коль в рифмах ты король,
То почему не голый?

Ты душу обнажил?
Сегодня это мало...»
А если мысль вложил, 
Совсем пиши пропало. 

 

Спешился…

С невыразимым удивленьем
Живу во сне и наяву
Пред тем загадочным явленьем,
Что я пока ещё живу.

Ведь сколько было цепких, умных – 
До срока призваны они…
Невольно станешь думать думу:
За что мне Бог продляет дни?

Таких узлов и поворотов
Моя судьба полна была,
Что я, прямой и полоротый,
Сто раз мог выпасть из седла.

Не выпал. Спешился. Не клянчу
Ничьих подпорок, сам иду.
И, словно загнанную клячу,
Веду Пегаса в поводу.

И неизменно совесть гложет
К исходу суетного дня
При мысли, что ещё, быть может,
Ждут  т а м  чего-то от меня…

 

Вечерней дорогой 

Не гони меня, ветер, навстречу закату
Вдоль полей и лесов по безлюдному тракту.

Понапрасну мой плащ не трепли, словно парус,
Пощади и пойми неторопкую старость.

Я давно никуда не спешу и не рвуся,
Ни на бой, ни на пир, ни к желанной Марусе.
 
Отспешил – отлетал, откатался, отплавал,
Поотстал от борьбы, от любви и от славы.

И теперь мне бы только покоя немного.
Не гони меня, ветер, вечерней дорогой,

Той, что мимо полей, мимо рощи зелёной 
Устремилась к закату стрелою калёной.