Война всё спишет

З. Прилепин «Некоторые не попадут в ад. Роман-фантасмагория»; М., «АСТ», 2019

Есть у меня общая черта со Штирлицем: тоже не люблю, когда меня держат за болвана. А Прилепин только этим и занимается; с начала кризиса в Донбассе – вообще с удвоенной силой. Причем не особо это скрывает: «фантасмагория» в подзаголовке – исчерпывающая аттестация нового опуса.
Давеча Леонид Юзефович, заламывая руки, трагическим фальцетом объявил: «Я не в силах ничего сказать об этой книге. Не понимаю, как у людей получается писать на нее рецензии, разбирать ее литературные достоинства и недостатки. В основном, последние, кстати. А какие могут быть недостатки у стона, у крика?» Рад бы присоединиться, да Маркс не позволяет. Если на воплях Видоплясова есть ценник, это уже продукт, произведенный для продажи, сиречь товар. Со всеми вытекающими.

Теоретически прилепинская фантасмагория – о непризнанной, но гордой ДНР, о настороженном, недружелюбном молчании «соседней северной страны», о геройстве бойцов 4-го разведывательно-штурмового батальона, которые сплошь чудо-богатыри. Окопная, понимаешь, правда.
Военная проза Прилепина всегда выглядела… как бы выразиться помягче?.. ну, пусть будет сомнительно. Но автор по счастью оказался обучаем. В новой книжке не прячут патроны в сапогах и не выбирают снайперов на общем собрании личного состава. На сей раз З.П. отделался малой кровью: всего-то попутал знаки различия со знаками отличия да по-юнармейски обозвал магазин рожком. Ну, еще смастерил из РПГ-7 и СПГ-9 невиданный панцерфауст по кличке РПГ-9. Певец во стане русских воинов, ага. Хотя какой с него спрос? – война все спишет. Тем паче война гибридная, – вот и певец такой же.

И проза на поверку того же свойства, гибридная. Ибо здешние окопы – лишь  декорация в театре одного актера. Прилепин, изволите видеть, способен лишь на самолюбование, а на другом топливе, как не раз выяснялось, движок глохнет. «Некоторые» – селфи-сессия, 380 страниц оголтелого нарциссизма: З.П. в очередной раз с азартом пятиклассника предлагает всем желающим письками меряться.
Предупреждаю: даже не думайте. Ведь он – глыба и матерый человечище. Слуга царю, отец солдатам. Если «наш несчастный неприятель» (словосочетание повторяется 32 раза, уже не смешно) шмаляет по товарищу майору, то исключительно из крупнокалиберных станкачей – КПВТ или СПГ-9. За ним охотятся три снайпера и шесть взрывников. Он – второй по упоминаниям в прессе после главы ДНР и четвертый в списке СБУ на ликвидацию: «”О, я вешу больше министра обороны”, – довольно подумал я. Больше министра МГБ. Больше министра МВД». О нем, в числе самых шумных мировых новостей, докладывают императору северной страны. Он принят у всенародного режиссера, столбового дворянина и царедворца. От него сладко млеет жена большого чиновника – знамо, краше Моники Белуччи. Моника, кстати, спрашивала за рюмкой, о чем его книги, – но замполит промолчал: мысленно был с батальоном. Да и хрен с ней, перетопчется. Его называют братом Александр Захарченко, он же Батя, и Эмир Кустурица. Последний со слезой в голосе признается: «Я всегда хотел быть, как ты. Воин и писатель». Тошнит? А то могу продолжить.

Все это очень напоминает фронтовые, с позволения сказать, мемуары моего вечно пьяного деда, отставного армейского сапожника: «Гляжу – генерал в воронке залег жопой кверху. Я его, <censored>, оттудова за грудки: чё, <censored>, разлегся? – поднимай бойцов!» Спасибо, Евгений Николаевич: родным повеяло.
К слову, бухают в «Некоторых» на зависть деду: «еще семьсот грамм водки, немедленно»; «пили какую-то малоградусную китайскую водку»; «мы много пили, много курили, мало закусывали, и снова пили – водку, конечно», «они пили вино, я водку», «я тоже хлебнул рома из горла», «понемногу пил ракию, запивал вином» и проч. Вот это забег в ширину. Поневоле почувствуешь себя Терминатором Рэмбовичем с РПГ-9 наперевес. И с Пушкиным на дружеской ноге. В смысле, с донецким рестораном «Пушкин».

Ясен пень, у героя такого масштаба обязан быть антагонист – угадайте, кто? Не Збройні сили України. Не склизкий оппортунист Пушилин. И, само собой, не злобные эксперты, что признали блиндаж замполита бутафорским. Стоит ли размениваться на такую шелупонь? «Старик Эд», вот кто.
К нему З.П. питает сложные чувства: восхищение изрядно выдохлось, а брезгливость еще не набрала нужный градус. Что, впрочем, не мешает походя вытереть об экс-вождя и экс-учителя ноги. Вставное эссе в три с лишним тысячи слов – ликующая антитеза: он воображал себя то лейтенантом, то полковником, – а я натуральный майор! Он воевал в Сербии без году неделю, – а я завис на передке! Власть в его сторону вообще не смотрит, – а мной император интересуется! Он до колумниста скурвился, – а я писатель! И вообще, все, что осталось от Национального Героя, – «иссохший, желтый, осыпающийся на сгибах листок: справка об участии в сербских военных формированиях». Оле-оле, счет 5:0 в нашу пользу.

Нынче у Прилепина другие идолы; во главе пантеона – режиссер-царедворец-бесогон. Пламенный революционер пополам сложился, чтобы смачно чмокнуть барина пониже спины. Вот где фантасмагория – и психологическая, и стилистическая: «Это был не голос в трубке, а целое представление, которое накрыло меня тут же; вокруг мигают чудесные фонарики, сверкают шутихи… Потом прошло; но сахарок на донышке остался. Можно накарябать и подержать на языке жмурясь… Мы встретились, обнялись – мне искренне казалось, что меня прижала на миг к могучей груди сразу вся русская аристократия – вернее даже, боярство». Новое время – новые песни, сказал еще один классик.
О чем написаны «Некоторые», вы уже поняли. Как – материя не менее любопытная.
Как-то Яна Жемойтелите заметила, что чтение Прилепина странице примерно к 200-й превращается в работу. Мне хватило и половины. Ибо мастерства у товарища майора с тех пор не прибавилось. Зато возник неизбежный спринт: выдать десять листов за месяц, пока не пожелтел мандат о полномочиях, пока не выцвела на нем подпись Бати. Кирдык при таких вводных гарантирован.

Войны и политики автору катастрофически не хватает на три сотни страниц – латать прорехи в повествовании приходится любым подручным материалом, вплоть до каталога собственной автомобильной фонотеки, 82 наименования. Хлам этот выглядит по-зощенковски: навалено-наляпано, набросано-разбросано – композиция наука не дворянская.
Текст страдает тяжелой стилистической аритмией: в репортаж то и дело вторгаются опереточного драматизма фиоритуры:
«Верил <в ДНР – А.К.> как в свет собственного детства, как в отца, как в первую любовь, как в любимое стихотворение, как в молитву, которая помогла в страшный час».
«Семья у меня красивая, сыновья ничего так, жена прекрасна, а дочери – вообще не люди, а нечто сотворенное из неги, лазури и цветочной пыльцы. И глаза приделаны к этому».

Насколько знаю, «АСТ» на сей раз приставил к Прилепину аж трех редакторов – видимо, в память о прежних заслугах, достойных пожизненной дисквалификации. А у семи нянек – сами, чай, знаете… Подопечный снова завалил экзамен по стилистике: женил одноклассниц, путал чувственность с чувствительностью, а взгляд с приглядом и называл своих бойцов духовитыми – вот этому верю: на передовой джакузи нет. И под занавес исполнил лихое словесное сальто: «блистая волоокими восточными глазами». О-ох… Укроти мя, Господи, яко же молитва укрощает лукаваго!
Перечитал написанное: а кому, в сущности, это надо? В одном из интервью З.П. констатировал: «Основное количество моих читателей по всей стране – это женщины от 35 лет и старше». Аудитория примерно та же, что и у Стаса Михайлова. Таланты ей никуда не уперлись, зато сусальная позолота – в самый раз. Война – универсальная индульгенция: любую фантасмагорию спишет.

А панцерфауст советую запатентовать.