Николай Задорнов. Певец Дальнего Востока

Валентин Распутин отмечал в «Сибирских повествованиях», что Сибирь создана, собственно, русской и оседлой — именно пахарями-хлеборобами. Мать-Сибирь покорилась человеку, который не завоевал её, а — накормил. Сиречь нехитрому имперскому крестьянину-трудяге. 
Он, крестьянин, и прирастил окончательно эти гигантские территории. Завершив огромное по размаху и последствиям предприятие — одной сохой. 
«В современных условиях история Дальнего Востока попадает в фокус интересов большой международной политики. Во многих странах учёные и общественные деятели, каждый по-своему и в своих целях, задают вопросы, как, когда, почему русские, двигаясь на восток от Москвы, вышли на Тихий океан, к его удобным гаваням…» — связывал Николай Задорнов полузабытое в затуманенной перспективе прошлое с современностью в начале 1980-х. Готовя к публикации роман «Гонконг». И неспроста.

Дальний Восток, певцом коего был сочинитель («Амур-батюшка», «Война за океан» — об адм. Невельско́м), издревле притягивал к себе нешуточный интерес Китая, Америки, Англии, Японии. 
Серия книг об экспедиции Е. Путятина (1852—1855) в страну восходящего солнца — «Цунами», «Симода», «Хэда» — стала отображением целого ряда перипетий и коллизий. Не разработанных, не выверенных ранее в советской литературе. Запечатлевших подписание «Симодского трактата» — первого договора о дружбе России с Японией. Как результат колоссального подвига народа. Мирно(!) освоившего Приамурье, Дальний Восток, Сахалин — с возможностью выхода в Мировой океан: что ж, отличный результат. 
Амурская сторона щедра, обильна. Преодолевая голод, холод и болезни, Великая Русь шла на великие свободные территории. Давая новую жизнь этим раздольям без конца и краю. Борясь и отвоёвывая у Природы каждый клочок плодородных земель. Физически сливаясь, напитываясь суровым климатом. Сливаясь-спаиваясь с ценностными особенностями национальных характеров местного населения, разрозненных (и порой враждующих) народностей: умелых рыбаков и охотников. Взаимно обогащаясь навыками и знаниями. 
Земледелие — вдобавок к охоте. Медицина и образование — против невежества и отсутствие гигиены нанайцев. 
Сейчас чудно́ читать, как люди каждый день ловили кету неводом и «мордушками» — корзинами с узким горлом: «В воздухе гнулись серебристые рыбы, сверкая на солнце… как будто кто-то грудами выворачивал рыбу из озера, как из котла». — Вряд ли сие изобилие сохранилось ныне: чтобы целыми грудами, да вручную, корзинками. 
Любопытно, что Задорнов не всегда и не везде использует в своих фолиантах о старине известных исторических деятелей. Нечасто упоминает крупные имена. Но — довольно верно угадывает, транслирует направление потоков социально-политических формирований, национальных модификаций. Наднациональных верификаций. Охватывая объёмнейшие временные пласты («Далёкий край» — Амур начала XIX в.). 

Стержневая линия — исследования Приамурья, Сахалина.
Центральный герой ряда книг, особенно близкий и дорогой автору: — Геннадий Иванович Невельско́й (1813—1876). Открывший лиман Амура. Доказавший его судоходность. Основавший русский военный пост — Николаевск-на-Амуре (назван так позже, в XX в.). «Он действовал, — пишет Задорнов, — как передовой человек, как патриот и мыслитель. Который отчётливо видит будущее своей родины как страны, находящейся в теснейшей связи со всеми великими странами, лежащими в бассейне Тихого океана».
Жизнедеятельности Г. Невельского посвящены романы «Первое открытие», «Капитан Невельской» и др. Невзирая на зверские законы (скорее, пристрастия) местного населения (что неудивительно), Невельской всеми силами старался не ломать туземных обычаев. Не навязывать гиляка́м, их антагонистам маньчжурам ничего силой. Сие — было непросто. 
Тема сохранения природы у Задорнова — наипервейшая. Необыкновенно остро это слышится в нашу неспокойно-«инновационную» в кавычках эпоху. Когда Дальний Восток подвержен большой беде — климатическим, технологическим глобальным катастрофам. 
У Задорнова особливо выделен хищнический мотив чужеземных завоевателей, непрошенных гостей из-за границы. Как они истребляют, — подобно уничтожению морских котиков и китов: — местных жителей. И поджигают леса — при неаккуратной топке китового жира. Аборигены для них — рабочая скотина, не более.
Чувствуется неизбывная авторская печаль, — дескать, по исторической близорукости, недосмотру царя (занятому дворцовыми распрями) русскому люду, некогда обжившему богатейшие берега Амура, заложившему здесь основы дружбы и взаимоуважения, пришлось бросать эти земли. 
Оставляя после себя… мечту: «…благодатная же там сторонка, на Амуре. Лучше, чем здесь, в Забайкалье…. Там хлеб хорошо родится, только сеять некому. Конечно, и приискателем любо туда идти. Когда-нибудь народу туда хлынет…» 
Да и как не сбыться мечтам, ежели здесь есть абсолютно всё, что надо для счастья. Океан. Рядом Китай, Япония. До Америки ближе, чем до Москвы. Животный мир, обилие пушного зверя. Под носом в тайге уголь, железо, нефть, керосин. «Даст бог, и тут леса порубим, запашем, тоже Россею сделаем», — грезит задорновский переселенец с Урала Егор Кузнецов.
Надо лишь построить дороги к морским гаваням, в том числе железные. Осушить болота, воздвигнуть города. Снабдить их телеграфом. 

Японский цикл Задорнова составляет ряд конкретных событий. Это — приход российской экспедиции в Японию. Начало переговоров. Внезапное цунами. Гибель судна. Вынужденная остановка — для строительства нового корабля.
За авансценой, декорациями: историко-национальный колорит, обычаи, одежда, экзотика, нравы. И осевое — экспонента раскручивания, созревания межнациональных связей. Понимание японской прогрессивной мыслью, что через науку, научные достижения не перескочить, размахивая самурайской саблей. 
«В мире произошли изменения, о которых в нашей стране ничего не известно, — размышляет представитель высшего чиновничества дипломат Кавадзи: — Американцы показали нам корабли, движение которых постоянно и не зависит от ветра. В Европе излечивают тех, кто неизлечим… В этом положении Япония является отсталой страной и не в силах будет защититься, если на неё нападут. Посему главным противником нашей страны является наша отсталость… открытие Японии нужно самим японцам». 
Блестяще вычерчена у Задорнова линия касательно пристального взора на Японию двух государств. Их жёсткий антагонизм — США vs Россия.
Первые — априори агрессивны, технологичны, прекрасно вооружены. Но увы, — грубые, бесцеремонные захватчики. Для них Япония стабильно должна стать тривиальной колонией. 
Евфимий Васильевич Путятин — полная противоположность американскому посланнику Пери. 
Насколько груб и нагл по отношению к японцам Пери, настолько деликатен, благороден и вежлив Путятин.
Словно в допетровской России XVIII в., японцы совершенно не разбирались в устройствах европейских кораблей. Не было никаких чертежей, тем паче специалистов-инженеров. Естествоиспытателей. 
В отличие от Пери, русские приветливо открыли все секреты строительства судов. Во время подъёма на стапель шхуны «Хэда» из одноимённого романа. Показывая и объясняя весь процесс: чертёжное, плотницкое дело, как гнать смолу, вить канаты, варить мыло — вплоть до жарки печного свежего хлеба. 

«Прыжок в будущее» — называется глава о спуске шхуны на воду. Где буквально провидчество, прозорливость Путятина обернулись началом новой эры в истории русско-японских взаимоотношений. Обязательно мирных. Обязательно — взаимоуважительных. 
Задорнов самолично присутствовал на месте гибели «Дианы». Воочию лицезрел уникальный музей советско-японской дружбы в деревне Хэда. Посвящённый незабвенной памяти адмирала Путятина. 
Не глядя на войны и распри в новейшей истории, народная мудрость предгорий Фудзи сохранила чистоту, негасимое чувство эмпатии. Множество рассказов про Путятина и его спутников (превратившихся в былины, эпос) осталось в памяти жителей поселения.  
Русская литература знает не так уж много случаев, когда в нескольких произведениях, объединённых общим замыслом (с персонажами, переходящими из романа в роман), — столь широко и на протяжении трёх четвертей века изображалась жизнь обширнейшего края. Впрочем, и всей Отчизны «оттич и дедич» тоже.
Громадный труд. Чему автор отдал более трёх десятилетий. (Непосредственно на Амуре пробыл 9 лет.)

Приехав в будущий Комсомольск-на-Амуре (тогда с. Пермское) в 1937 г., Задорнов с головой окунулся в поиски старожилов-русичей, нанайцев, ульчей, нивхов. Засел за архивы. Искал встреч с потомками видных дворянских фамилий. Чтобы реально живописать петербургский высший свет николаевской поры (роман «К океану»). Также окружение генерал-губернатора в Иркутске. Среду декабристов и петрашевцев. Зарождающегося купечества. Хищнического капитализма с буржуа-миллионщиками. («Золотая лихорадка» с изуверским воротилой Бердышевым.)
Мало того, понадобились скрупулёзные сведения о порядках и уставах в английском, французском флотах. Безукоризненное знание политики Лондонов-Парижей. Характерных бытовых деталей тогдашней жизни этих столиц. (Выезжал для того в командировки за границу.) 
И да… Задорнов, несомненно, романист до мозга костей (говорю сие в пику имеющейся критике насчёт исторической точности-неточности). Художественный вымысел наличествует неизменно. Да и нельзя без него в таком жанре… Это же не мемуаристика. 
Но и, — в традиции Мамина-Сибиряка, Сергеева-Ценского, Е. Пермяка: — подлинных лиц в книгах очерчено в достатке, как без них. 
Наряду с упомянутыми Невельским, Путятиным — это и сибирский губернатор Н. Муравьёв-Амурский. О коем Герцен саркастически фиксировал в блокнотике: «Оригинальный человек, демократ и татарин, либерал и деспот». 
Это и адмиральская жена Е. Невельская. Разделившая с мужем все тяготы жизни в неустроенных местах. Также герой Петропавловской обороны — губернатор Камчатки В. Завойко, мн. др. 
Задорнов — великолепный писатель-маринист. Отлично владеющий способами, техникой морского плавания. [Мариманы (военные моряки) говорят «корабли ходят, а не плавают».] Специфическими качествами морской службы в эру развития парусного флота. И — мало кто, подобно Задорнову, так глубоко и насыщенно знает нашу дальневосточную тайгу. Умеет передать все её оттенки, краски, фиоритуры цвета. Разнообразнейшую палитру ярчайших пришвинских нюансов. 

В Хабаровске, на амурской набережной им. капитана Невельского, установлен монументальный памятник (1999). Николай Павлович внимательно смотрит за дымку горизонта с приличного возвышения. В Комсомольске — мемориальная доска в его честь. Куда частенько приезжал поклониться отцу сын — известный сатирик Михаил Задорнов. С чьей помощью и была увековечена память большого историка-энциклопедиста в этих двух городах.