«Из окраин лазурных и сахарных...»

Кружка

Из-под сколов и обломков время вылезло наружу.
Беспокойной мелкой дрожью память ёжилась, ворчала.
Я всего лишь чищу кружку, я всего лишь мою кружку,
Допотопную жестянку, у которой нет начала.

Кем, когда, зачем и сколько – где ответы на вопросы?
Чем измазан бок: перловкой, или… да, кусочком сала.
Чем пахнуло: чаем, водкой, может, медным купоросом?
И кого она от пули скользким краешком спасала?

Что с неё мне? Память детства, пальцы бабушки и мамы.
Пар, нависший над землёю, злость воды, в огонь попавшей.
И колодец по соседству, самый чистый, самый-самый…
Сок берёзовый, слезою на кривое днище павший.

Миг игры, в которой мячик должен ей сказать спасибо.
И костёр с гитарой юной, и поэт, влюблённый в мяту.
И советские поездки – стройотряды по Турксибу.
И рюкзак простого кроя, в сколиозе виноватый.

Белый цвет под запах хлора, полувнятные улыбки,
И зубовный гадкий скрежет о края моей бедняжки.
Шум в ракушке, бриз, «Боржоми», «Не скучай» – с морской открытки.
Позабытый после детства добрый дух молочной кашки.

Я её отчищу всё же, подождёт посуды племя,
Вид для свалки, он абсурден в современной амплитуде.
Ведь по сколотой каёмке здесь моё застыло время.
Я не знаю про начало, но при мне – конца не будет.

Баба Нина и баба Валя

Побудьте со мной, отдохните немного.
С трудом добрели до земного порога.
Путь был непростым из-за облачной дали,
Скажи, баба Нина, скажи, баба Валя?

Я редко стремилась «да вашага чаю»,
Делиться успехом, улыбкой, печалью,
Рассматривать раны, седины, медали –
Твои, баба Нина, твои, баба Валя.

Последний раз, помню, была званым гостем
На светлом, осеннем, смиренном погосте.
Так мудро от нас, от земных «паміралі»
Что ты, баба Нина, что ты, баба Валя.

Тихонько вдвоём собирались в дорогу,
«Дзяцям» жизнь свою отписав понемногу.
С разбежкою в месяц «ляглі ў зямлю кралі»,
И ты – баба Нина, и ты – баба Валя.

Теперь пустота. Ни прийти, ни проведать.
Ни спеть, ни испечь, ни спросить, ни отведать…
Кому я скатёрки стараюсь, крахмалю?
Зачем, баба Нина, зачем, баба Валя?

Ну вот, повидались, пора и обратно.
Там, с Богом, ведите себя деликатно…
Жемчужной росинкой на скатерть упали
Слеза бабы Нины, слеза бабы Вали.

О них

Не на день расставались – на миг, что зовётся жизнь.
Не клялись, но смотрели. Смотрели глаза в глаза.
Он давно, он давно в этом сердце безмолвно жил
И сначала всё время пытался ей рассказать…
Но она так боялась, боялась его терять,
Что сжимала ладошкой тревожное тик-так-так…
И сама пробиралась по рёбрам за рядом ряд,
И её поселение в сердце – заметный факт!
Тоже что-то сначала пыталась там петь и мыть…
Но зачем – если всё так понятно без всяких слов.
Он ей – мил. Боже, Боже, Ты видишь – он так ей мил!
А она – словно фея из самых волшебных снов.
Очень редко, но всё же, но всё же… по выходным
Получалось друг друга коснуться слегка рукой…
И тогда этот мир становился таким родным…
И тогда получали взаимно такой покой…
А потом расставались на миг, что зовётся жизнь,
С разным адресом, ритмом, стихами, судьбой, семьёй…
Не клялись, но смотрели… Смотрели в одно родство,
Расходились, снегами скрипя, шелестя листвой,
Пробираясь по рёбрам обратно в сердечный быт…
Защищая друг друга от сотни дурных тревог…
Завершая мотивы друг друга кадансом «быть»…
Боже, Боже – за что Ты не дал им один порог?
Так – и тысячам братьев, сестёр… не дано любить…

Если ты меня забудешь

Если ты меня забудешь, я, конечно, не заплачу,
Не улягусь на неделю на диване поболеть.
Вероятно, прогуляюсь по немому снегопаду,
Там, где, может быть, хотелось мне тебя поцеловать.
Мне так больно будет, правда… но не долго, не смертельно,
Как-нибудь и эту пытку попытаюсь пережить.
Знаешь, может, с той витрины прикуплю себе картину,
Ту, что нам обоим, помнишь, так понравилась тогда.
Если ты меня забудешь, я – трусиха в самом деле…
Почему забыть ты должен то, что и не началось?
Почему я так волнуюсь про несчастное свиданье,
Почему так больно, трудно про него не написать?
Нас один безумный город приютить пытался очень…
У него не получилось. Он, сконфуженный, молчит.
А мои простые мысли о таком и близком чуде,
Им немного надо, право, пожурить самих себя.
Если ты меня забудешь, что-то мы пропустим в жизни,
Что-то нас обгонит снова на доступном вираже.
Если ты меня забудешь, то, возможно, очень много,
Много мелочных бирюлек не закончат свой узор.
Правда, мелочи – лишь звенья, но без них мы не увидим,
Не поймём и не узнаем что-то важное о нас.
Я, конечно, буду долго, очень долго буду думать,
Почему не получилось, в чём была я неправа,
Где – опять поторопилась, где – напрасно промолчала.
И про то, как часто будешь ты меня не вспоминать.
Если ты меня забудешь,
Я, поверь мне, не заплачу.
Так что смело можешь, смело, слышишь, смело забывать!
Я тебя забуду тоже на полгода, нет, на время,
То, которое поможет мне тебя не позабыть.
Это время – будет нашим. Мы с тобой вдвоём узнаем
То, что с нами, вероятно, так и не произошло.

Память

Вот и всё. Концерт окончен. Зачехлён гитарный трепет.
Дом бездомных престарелых вспомнил звук аплодисментов.
Мне теперь – к себе подобным, всё сутулей и нелепей,
К премиальным, подработкам, бестолковым документам…

Там они теряли память, находя ориентиры
В птичках, ноликах и точках, в звуках разных славных песен.
Снег всё таял. Таял. Таял. Из простуженной квартиры
Чей-то пёс устало лаял. Бисер плёл лукавый Гессе.

А они теряли память. Птички зыркали проворно:
Может – крошка, может – кошка, где спасение найдётся?
Точки в нолики стремились и царапались повторно
Вверх по клеткам, по ступенькам, к самым классным старым тёткам.

Тёток больше выживало. К ним терпимей бег по кругу.
Жаль, что дядьки, кошки, память – исчезали в мир прочтений.
Оставались звуки песен и, скажу тебе, как другу,
Оставались в результате очень многих предпочтений.

И желтели, и жевались, и скрипели по линейкам…
Разлетались в пух и перья и потом взлетать боялись.
Тётки долго не сдавались, распевались на скамейках,
На кроватях, на кушетках, в майках, тапках, одеяле…

Это – орден, это – сила. Это – круг «к себе терпимых».
Это – синтез состояний, класс игры в «себе подобных».
Иллюстрация идеи, сопряжённость одержимых,
Что теряли тихо память, извиняюсь за подробность.

Птички, нолики и точки помогали… и не очень.
Всё же память уходила к дядькам, кошкам и прощайте…
Что-то с этим надо делать? Черкать лист поближе к ночи?
Но мы видим, даже песни не дают больших гарантий.

Да, мы знаем – даже песни. Даже нолики и точки.
Что-то с этим надо делать. Что-то я сейчас устала
Размышлять о том, что память нужно сматывать в моточки.
Тает снег, надела тапки, завернулась в одеяло…

Понимаю, что исчезну, принимаю, что, возможно,
Задержусь на этой грани между кошкою и птицей.
На границе, там, где память правит правдою и ложью,
Между ноликом и точкой на истерзанной странице.

Извини, сентиментально рассказать не получилось.
И детали не надёжны, и сюжета нет местами.
Дом бездомных престарелых –  суетится чья-то милость.
Между возрастом и песней – там, где все теряют память.

Мамины вечера

Хорошо бы вволю поныть, поплакать
И, уткнувшись в мамин родной рукав,
Расписать ей горе своё по тактам,
Расплескать… В ладони её упав…
Закипает чайник – свистун, проказник,
Затаился в миске последний блин.
Ей сегодня внучку вести на праздник,
Мне – бегом за тортиком в магазин.
Повезло, что есть полчаса сопливых,
Бескорыстно искренних полчаса.
Где возможно вместе, ссутулив спины,
От сумбурных бед осушить глаза.
Все обиды – разом!
И… стало легче,
Завтра снова в прозу «работа – дом»…
А у мамы руки всё мягче, мельче,
А у мамы локоны – серебром…
Хорошо ещё бы успеть покрасить
Эти пряди в тёмный – её «каштан»…
Только мамы нет – мой порыв напрасен,
Нет давно… Осушен её стакан…
Внучка стала взрослая – во-о-от такая!
«Помнишь, детка, бабушку?» – Не совсем…
Тёплым чайным вечером, рассуждая,
Расплетая петли своих проблем,
Дочь и я хотим твоего совета,
Что там будет – дружба? Позор? Покой?..
И оттуда, зная на всё ответы,
Ты киваешь медленно головой.

***

Очень мало времени, запоздалый снег.
Притяжение имени неодолимо…
Серебрится искрами долгожданный смех.
Я не лгу о себе, любимый…

Столько прошлого… толков… изменить бы шаг.
Срежиссировать возможность не авантюры.
Не с тобой неуживчивая душа
Создавала мираж с натуры.

А тебе лишь песня, да и та – ни о ком.
Комом в горле стынет. По сердцу! – больно – больно…
Не осталось времени на порыв босиком.
Значит в паузе добровольной

Стать бы лучшей версией для твоих защит,
Что дороже прошлого и меня дороже.
Не волнуйся, хороший мой, не ищи.
Я меняю кожу…

***

Я дикая, но мне с тобой тепло.
И я тебе к лицу. И это дико…
Ещё раз на вспотевшее стекло
Взглянуть глазами мёртвой Эвридики
И оживать…
Листая нотный стан,
И стаи слов, надмирных и свободных.
И принимать из множества пространств
Единственно возможное сегодня.
И приручаться, следом в след, таясь,
Страшась окликнуть, но желая света.
Веди меня, узнавший слово страсть
В гортанном крике павшего Поэта.
Вот руки, вот душа… в душе дыра…
Огромная. 
В ней демона пытали…
Я дикая, веди меня, пора…
В рассвет веди, а прочее – детали.
Не оглянись. 
Я – месть, я – крик, я – жгут, 
Я – «Посторонняя» Жан-Поля Сартра…
Я дикая.
Но я с тобой  - дышу
И забываю, что не верю в завтра…

***

Люблю тебя, обворожитель мой,
И ты теперь люби меня такой.

С моей тоской и вечной кутерьмой,
С большой котомкой за больной спиной.

Я твой укор, твой ропот и венец.
Ты – искуситель, зрячий и слепец.

Не объяснить такое, никому…
Быть может, мы разгадываем тьму

Простой любовью без постылых фраз.
И кто-то вечность вымолит за нас.

Пусть будет наш порыв необратим…
Мы не умрём. 
        Мы, может быть, – взлетим

Из окраин лазурных и сахарных...

Из окраин лазурных и сахарных,
Деревянных, молочных, мирских.
В глухомань полукаменной, шахматной,
С душным запахом смол заводских.
Торопясь, задыхаясь и охая,
Обнуляя испорченный год.
То чистюлей, то сладкой пройдохою,
Набивая оскоминой рот.
Вырождаясь, рожая и жалуясь,
Усмиряя и каясь в грехах,
Я ломала себя, запоздалую,
На фальшивых, дрянных языках.
Собирала по фишкам, по катышкам,
Отодрав ярлыки прежних лет.
Допускала соринки и пятнышки,
Чтоб эскиз был похож на портрет.
Распрямлялась, рыдая и радуясь,
Убеждала – что вкривь, то не вкось…
Получила себя заурядную, 
Маскарадную, «белую кость».
Не сейчас…
Не сегодня, не куплено…
Не продать, да и не подарить…
Хорошо бы обратно, потуплено
В те запруды нагою ступить. 
И почувствовать росное, грешное,
Что роняется лаской, плывёт
Из далёкого детского, нежного,
Словно олово – имя моё…