Как Шолохова приговорили к расстрелу

Великому русскому писателю – 115 лет

Вешки – таким коротким словом называют станицу Вешенскую ее жители и все, кто хоть однажды в ней побывал. Очередной мой приезд сюда, на родину великого русского писателя Михаила Александровича Шолохова, совпал с осенней порой. 
Красным и желтым огнем жарко горели старые клены, тополя и вербы во дворах станичников. По вольной степи, перерезанной оврагами, гарцевали стылые шальные ветры, принося не по расписанию надоедливые дожди. А на берегу Дона, как и в прошлый мой приезд, гутарили казак и казачка – Григорий Мелехов и Аксинья. Он – на коне, она – с ведрами поднимается по вытоптанной стежке в гору. Скульптор запечатлел своих героев в бронзе – в пору их первой влюбленности. Невольно вспомнились шолоховские строки: «Григорий, улыбаясь, горячил коня: тот, переступая, теснил Аксинью к яру. – Пусти, дьявол, вон люди! Увидют, что подумают?».
На хуторе Кружилином станицы Вешенской Донецкого округа (бывшей Области Войска Донского) Шолохов родился теплым майским днём 1905 года и жил тут до последнего своего вздоха. Славная донская «землюшка, что не сохами распахана», питала, берегла, вдохновляла его и давала ему силы.
Здесь Шолохов написал свои лучшие произведения – «Тихий Дон», «Поднятую целину», «Судьбу человека», которые стали классикой отечественной литературы, вошли в золотой фонд мировой культуры.
Еще при жизни писателя литературоведы и критики, други и недруги с величайшим усердием вдоль и поперек исследовали его жизнь и творчество, написали об этом тысячи газетных статей, сотни томов книг и настрочили столько же кандидатских и докторских диссертаций. Но как бы в стороне оставались некоторые страницы биографии великого художника. А между тем в них много любопытного и интересного. 
– С 1920 года служил и мыкался по донской земле. Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло, как положено. Приходилось бывать в разных переплетах, – рассказывал о своей жизни писатель.
Какие это были «переплеты» можно легко представить, прочитав ранние шолоховские рассказы «Продкомиссар» ( первоначальное название «Звери») и «Чужая кровь». В них с пронзительной болью и суровой правдивостью показана нелегкая доля продотрядовцев, изымавших у зажиточных станичников хлеб для голодной страны. Эти рассказы автобиографичны, поскольку Шолохов, а было ему тогда 15-16 лет, все это видел своими глазами. И не только видел, но и сполна пережил.

Осенью 1920 года отряд батьки Махно взял в плен несколько бойцов Каргинского продотряда. Среди пленников был и Шолохов. Комиссия приговорила всех к расстрелу. Когда у юного продармейца дорога уже была, как говорится, не дальше порога, к батьке Махно смело подошла хозяйка куреня, где бандиты схватили Шолохова:
– Нестор, шо ж ты дитыну губишь?! – сказала она. – У него ж десь маты е. А в тебе теж маты…
Плотно окруженный махновцами, стоял небольшого росточка вихрастый подросток. Батька пристально посмотрел на него, потом сквозь зубы посулил: 
– Пусть подрастет. А нет, в другой раз повесим…
Чудом оставшийся в живых Шолохов, тем не менее не ушел с продработы. «Я работал в жесткие годы 1921-22 годах, на продразверстке. Я вел крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил...», – чуть позже напишет писатель.
В конце февраля 1922 года семнадцатилетнего Шолохова направляют в Ростов на курсы продовольственных инспекторов Донпродкома. Через два месяца он их успешно заканчивает и получает диплом специалиста по продовольственной работе на селе – налогового инспектора. Газета «Трудовой Дон» в те дни сообщала: «От этих выпущенных на работу сто двадцати работников зависит «завтра» Донской области, им вручается, как непосредственным работникам на местах, хозяйство каждого отдельного работника – им вручается сельского хозяйство Дона». Примечательно, что эти строки написал Николай Погодин, будущий знаменитый драматург, автор пьес «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты».
В составе группы инспекторов Михаил Шолохов возвращается в родные места, его назначают продовольственным инспектором в станицу Букановскую. В мандате, выданном ему, говорилось: «Дан сей Донским областным продовольственным комитетом тов. Шолохову М.А. в том, что он командируется в ст. Вешенскую в распоряжение окружпродкомиссара в качестве налогоинспектора. Все учреждения, как гражданские, так и военные, обязаны оказывать тов. Шолохову М.А. всемерное содействие к исполнению возложенных на него обязанностей. Лица, не выполнившие его законных требований, будут привлечены к судебной ответственности». 
Серьезный документ! Но и дело у его владельца было серьезное и ответственное – собирать продналог со станичников. А собирать натуральный налог было ох как трудно. Круто тогда замешивались события!
– Дарма хлеб отдавать?.. Не дадим! – становились в штыки казаки. 
О первом месяце своей работы Шолохов докладывал:

«Окрпродкомиссару Верхне-Донского округа
тов. Шаповалову
Букановского станичного налогового инспектора
Шолохова Михаила
ДОКЛАД
О ходе работы по ст. Букановской
 с 17-го мая с/г. по 17-е июня». 
С момента назначения меня Букановским станналоговым инспектором с приездом своим к месту службы, мною был немедленно в 2-х дневный срок созван съезд хут. Советов совместно с мобилизованными к тому времени статистиками, на котором были выяснены взаимоотношения со статистиками и хут. Советами и те обязанности, кои возлагаются как на тех, так и на других. На следующий же день по всем хуторам ст. Букановской уже шла работа по проведению объектов обложения. С самого начала работы твердо помня то, что все действия хут. Советов и статистиков должны проходить под неусыпным наблюдением и контролем инспектора, я немедленно отправился по своему району, собирая собрания граждан по хуторам, разъясняя сущность Единого налога и убеждая таковых давать правдивые и точные показания. Во избежание того, чтобы не было злонамеренных укрытий; постоянно следил за тем, чтобы для записи в поселенные списки, статистик находился обязательно в хут. Совете, в присутствии хут. Председателя и членов Совета и чтоб домохозяева являлись для дачи сведений не по одиночке, а группами по десять человек и давали сведения за круговой порукой. Работа под моим наблюдением и контролем была налажена и пошла быстрым ходом. К 26 мая, т.е. через пять дней работа уже была окончена. За это время я проехал хутора своей ст-цы два раза. После того, как были представлены списки, пересмотрев их совместно с станисполкомом, выяснилось, что, несмотря на все ранее принятые меры, граждане чуть ли не поголовно скрыли посев; работа уже оконченная шла насмарку. Из окружкома не было решительно никаких распоряжений, бумаги, посланные оттуда, доходят самое меньшее в две или полторы недели. Приходилось под свою личную ответственность принимать какие-либо решительные меры по борьбе с сокрытием посева… Приходилось прибегать к различным мерам и применять самые разнообразные подходы для того, чтобы установить правильное количество засева. Скрытие наблюдалось исключительно в посеве, в скоте были лишь единичные случаи. Путем агитации в одном случае, путем обмера в другом и наконец путем того, что при даче показаний и опросе относительно посева; местный, хуторской пролетариат сопротивопоставлялся с более зажиточным классом-посевщиков; но по окончании проверки результаты были получены более чем блестящие. Количество фактического посева увеличилось чуть ли не в два раза, против прежнего… Из общего количества домохозяев исправили цифру посева приблизительно 97%…
Теперь я смогу с твердой уверенностью сказать, что в моей станице укрытого посева нет, а если и есть, то в таком минимальном размере, что не поддается учету. Если же цифра задания обязательного посева на ст-цу Букановскую слишком резко расходится с настоящим фактическим посевом, то на это можно сказать только одно, что ст. Букановская, по сравнению с другими станицами округа, в экономически-материальном положении стоит самой последней. Семена на посев никем не получались, а прошлогодний урожай, как Вам известно, дал выжженные, песчаные степи. В настоящее время смертность, на почве голода по станице и хуторам, особенно пораженных прошлогодним недородом, доходит до колоссальных размеров.
Ежедневно умирают десятки людей. Съедены все коренья и единственным предметом питания является трава и древесная кора. Вот та причина, благодаря которой задание не сходится с цифрой фактического посева.
Списки на Временный налог окончены без особых затруднений, так как скрытие молочного скота было лишь в единичных случаях…
Все имеющиеся промышленные предприятия мною обследованы и взяты на учет, составлены надлежащие акты технического обследования, на предмет обложения промысловым сбором…
Букановский станичный налоговой инспектор М.Шолохов.17 июня 1922 года. Ст. Букановская».

Прочитав докладную записку, окружной продкомиссар Шаповалов остался доволен делами налогового инспектора Шолохова, размашисто начертав фиолетовым карандашом резолюцию: «Считать работу удовлетворительной…». Но только Шолохова она не радовала. Почти ежедневно, бывая во дворах станичников, он видел горе, злобу, смерть, страдания людские. Да, страна остро нуждалась в хлебе, но нельзя же его было выгребать из амбаров до последнего зернышка для одних и обрекать на голод и смерть других! И от этого душа стонала от боли. А «сверху», словно пули из пулемета, летели и летели команды, указания, телеграммы, директивы: «ужесточить», «усилить», «обеспечить», «выполнить»…
Читаем в его рассказе «Продкомиссар»: «В округ приезжал областной продовольственный комиссар.
Говорил, торопясь и дергая ехидными, выбритыми досиня губами:
– По статистическим данным, с вверенного вам округа необходимо взять сто пятьдесят тысяч пудов хлеба. Вас, товарищ Бодягин, я назначил сюда на должность окружного продкомиссара как энергичного, предприимчивого работника. Надеюсь. Месяц сроку… Трибунал приедет на днях. Хлеб нужен армии и центру вот как… ладонью чиркнул по острому щетинистому кадыку и зубы стиснул жестко. – Злостно укрывающих – расстреливать!..».
 Это Шолохов ведь о себе написал. Именно с него требовали под метлу выгребать зерно из амбаров казаков и крестьян, а злостно укрывающих – под трибунал, а затем – в расход. 
А он не мог. Совесть не позволяла. Сердце кровью обливалось. Заходил в курень, а там ребятишек, как цыплят, мал мала меньше. Не раздумывая, говорил сразу же:
– Тут брать нечего. Пойдем дальше. Пока прощевайте, казачата. 
Уже тогда люди при встрече полушепотом благодарили его: 
– Миша, ты нас спас… 
Через четыре месяца на Шолохова поступил донос. «Доброжелатель» не пожалел бумаги, подробно, во всех красках расписал «вредительскую» деятельность молодого налогового инспектора. Доносчику поверили. Приказом Верхнедонского окрпродкома Шолохов был отстранен от занимаемой должности, его дело было передано в ревтрибунал. Вина инспектора заключалось в том, что он, определяя размеры налога на каждое хозяйство, якобы самовольно его занижал. 
Но в разгар следствия из краевого исполкома неожиданно пришла телеграмма: «Ввиду удовлетворительного поступления продналога все уголовные дела, связанные с ним, изъять из ведения ревтрибуналов и передать их в ведение особых сессий нарсудов «.

Суд состоялся в начале марта 1923 года. За проявление халатности по службе Шолохова приговорили к одному году лишения свободы. Правда, условно. Позже в своей автобиографии для районного военкомата Михаил Александрович подтвердил: «... был осужден, будучи продкомиссаром, за превышение власти: 1 год условно».
Честность, принципиальность были в крови у Шолохова. Он всегда оставался верен правде и отстаивал ее. И с этого шляха ни разу не свернул. Став известным писателем, а было тогда автору «Тихого Дона» лишь 24 года, Шолохов не боялся осуждать преступные действия и произвол тех, кто творил беззаконие по отношению к крестьянству. Молодость не мешала ему основательно разбираться в самых сложных и противоречивых исторических событиях, свидетелем и участником которых он являлся. К нему за советом и помощью шли и стар, и млад.
– Надо идти к Мишке, он пособит, – говорили казаки. – До самого Сталина дойдет! 
Впрочем, лучшим подтверждением позиции Шолохова служит одно из его писем, датированное 18 июня 1929 года:

«Когда читаешь в газетах короткие и розовые сообщения о том, что беднота и середнячество нажимают на кулака и тот хлеб везет, невольно приходит на ум не очень лестное сопоставление! Некогда, в годы гражданской войны, белые газеты столь же радостно вещали о «победах» на всех фронтах, о тесном союзе «освобожденным казачеством»…
А вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится. И как следствие умело проведенного нажима на кулака является факт (чудовищный факт!) появления на территории соседнего округа оформившихся политических банд.
Вчера меня разбудили в 2 часа ночи вешенские милиционеры. Прибежали за седлом. Выезжала конная разведка верст за 25, так как банда ожидалась в районе одного из наших сельсоветов.
Сегодня выяснено: банда численностью в несколько десятков сабель (конная) пошла в глубь Хоперского округа. Вновь возвращается 1921 год, и если дело будет идти таким ходом и дальше, то к осени край будет наводнен этими мелкими летучими отрядами. Горючего материала много. Об этом свидетельствует и наш авторитетный орган, высылавший отряд по борьбе с бандитизмом, что же это такое, братцы? Дожили до ручки? В 29 году – и банда. Ужасно нелепо и дико. Если их не разгромят, то они уйдут в Красную дубраву (лес протяжением на многие десятки верст в 40 верстах от Вешенской), и оттуда их не выкуришь никак и ничем. Там в 1921 году полтора года жили бело-зеленые, их жгли, выкуривали, извели несколько десятин леса и не выкурили. Лес в гористой и овражистой местности. Жили они там и лишь в 22 году вышли добровольно, по амнистии.

Мне не хочется приводить примеров, как проводили хлебозаготовки в Хоперском округе, как хозяйничали там районные власти. Важно то, что им (незаконно обложенным) не давали документов на выезд в край или Москву, запретили почте принимать телеграммы во ВЦИК, и десятки людей ехали в Вешенскую (другой край, Северо-Кавказский), слали отсюда Калинину телеграммы, просили, униженно выпрашивали, а оттуда лаконичные стереотипные ответы: «Дело Ваше передано на рассмотрение округа». Один парень – казак хутора Скулядного, ушедший в 1919 году добровольцем в Красную Армию, прослуживший в ней 6 лет, красный командир – два года до 1927 года работал председателем сельсовета. В этом году имел: в полторы десятины посевы, лошадь, 2 быка, 1 корову и 7 душ семьи, уплачивал налог единый сельскохозяйственный в размере 29 рублей, хлеба вывез 155 пудов (до самообложения чрезвычайной комиссией в размере 200 пудов, в четырехкратной замене 800 рублей). У него продали все, вплоть до семенного хлеба и курей. Забрали тягло, одежду, самовар, оставили только стены дома. Он приезжал ко мне еще с 2 красноармейцами. В телеграмме Калинину они прямо сказали: «нас разорили хуже, чем нас разоряли в 1919 году белые». И в разговоре со мною он горько улыбался. «Те, – говорит, – хоть брали только хлеб да лошадей, а своя родимая власть забрала до нитки. Одеяло у детишек взяли. Просил, купить хотел, взял бы денег взаймы». – «Нет, мол, денег нам не нужно, лови четырнадцать штук курей ». Вот эти районы и дали банду. А что творилось в апреле, мае! Конфискованный скот гиб на станичных базах, кобылы жеребились, и жеребят пожирали свиньи, скот весь был на одних базах, и все это на глазах у тех, кто ночи не досыпал, ходил и глядел за кобылицами… После этого и давайте говорить о союзе с середняком. Ведь все это проделывалось в отношении середняка…
Верно говорит Артем (Артем Веселый – писатель, автор книги «Россия, кровью умытая» – Прим. Авт.): «взять бы их на густые решета…» Я тоже подписываюсь: надо на густые решета взять всех, кто лицемерно, по фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка…
Писал краевому прокурору Нижне-Волжского края. Молчит, гадюка, как воды в рот набрал. Не снисходит до ответа». 

В 1937-1938 годах, когда в стране повсюду искали «врагов народа», Шолохов не побоялся открыто заявить о злоупотреблениях НКВД. Вот строки из его письма от 16 февраля 1938 года Сталину:
«Т.Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдаётся в руки следователей, глубоко порочен; этот метод приводил и неизбежно будет приводить к ошибкам. Тех, которым подчинены следователи, интересует только одно: дал ли подследственный показания, движется ли дело… 
Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным. Нельзя разрешать вести беспрерывные допросы по 5–10 суток. Такой метод следствия позорит славное имя НКВД и не даёт возможности установить истину». 
Но рассказ о налоговом инспекторе Шолохове будет не полным, если не вплести в его канву еще один знаменательный факт. В станице Букановской ему приглянулась Мария Петровна Громославская. Она тоже работала налоговым инспектором. В 1924 году молодые, как люди православные, обвенчались в Покровской церкви станицы Букановской и прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Главным их богатством были дети – они воспитали двоих дочерей и двоих сыновей.
 ... Катит неспешно свои воды батюшка-Дон. Прохладные свинцовые волны догоняют друг друга. Великий художник любил постоять на крутых донских берегах, окинуть взглядом раздольную степь, насладиться красотой распустившихся лазориков, вдохнуть неповторимые запахи чабреца и полыни… Наверное, в такие минуты память не раз уносила его в далекую тревожную молодость...