«Рождённый стих достоин жить…»

Гению русской поэзии

Владыка рифмы. Гений достославный.
Счастливой доли в жизни не снискал.
Любимец муз и Феба полноправный,
Твоей незыблем славы пьедестал.

В любой стране твою возносят лиру.
Твоей строкой возвышенный язык,
Стал очень хорошо известен миру…
Прекрасен, удивителен, велик!

Тебе не быть в забвенье, русский гений!
Господь твоей рукою управлял,
Когда слова твоих произведений
Бессмертием и славой наделял.

Закат над Чёрной речкой…

Каприз судьбы ли, прихоть власть имущих,
Иль подлость душ завистливых и злых…
Иль воля сил извечных, всемогущих –
Тому виной, что глас его затих?

Он – человек! (Хотя, бесспорно, гений)
И жил, как все: страдал, мечтал, любил.
Был не лишён терзаний и сомнений,
Но в тот же час пером свой мир творил.

Алел закат огнём над Чёрной речкой…
Затих январь в предчувствии беды…
Сгорала жизнь поэта тонкой свечкой,
А снег вбирал кровавые следы.

Лил слезы мир, обрушив тьму на город,
За сумраком укрыв свою печаль.
Для гибели поэт был слишком молод,
Но «дама пик» мигнула сквозь вуаль.

Уснул поэт, шагнув при этом в Вечность,
С женой прощаясь в помыслах своих,
В которых были нежность и сердечность,
И жизни прожитой последний стих. 

И век поэзией гореть

Коль лира смертному дана,
То отобрать её не в силах
Ни страх, ни критики волна.
Пока ручьём струится в жилах

Бурлящая поэта кровь,
Он будет рифмою глаголить, 
С судьбой коварной рьяно спорить
И перья править вновь и вновь.

Он будет жизни гимны петь:
Пока не высохли чернила
И не иссякла мыслей сила…
И век поэзией гореть.

Кто ты, поэт?

Поэт – предвестник и провидец.
Он трубадур и летописец
Любви, и девичьих очей;
Бессонных трепетных ночей
Под серебристою луною,
Где девица, поддавшись зною
Речей, слетевших с жарких уст,
Решит, что мир жесток и пуст,

Когда далече ненаглядный,
А день тогда в глазах отрадный,
Коль рядом милый сердцу друг.
Но вот, поэт решает вдруг
Свой взор стремительный направить
И доброю строкой прославить
Природы дивную красу.
В осеннем бродит он лесу,

Шурша листвою под ногами,
Любуясь томно облаками,
Рисует осени портрет.
Пускай в руках палитры нет – 
Без кисти он мазки наложит
И рифмой небо растревожит…
И тут дождём всплакнёт оно,
Взглянув на строчек полотно.

Или поэт, тоской смятённый,
Свой гордый нрав неугомонный
Смирит. И успокоит ум
Теченьем философских дум.
Во дни свои уединенья
О сути Божьего творенья
Он будет долго рассуждать,
Страдать бессонницей, писать

О чем-то вечном и прекрасном,
Об ожидании напрасном,
О милых шалостях и неге,
О травах сочных, белом снеге,
О музыке и впечатленьях,
О настоящем, наважденьях,
О том, чем манит белый свет.
Готов всегда писать поэт!

Жрецы словесности

Как горько сознавать – поэзия в изгнанье.
Уже давно прошёл её прекрасный век.
Невежды повели Пегаса на закланье,
И время новых мер ведёт свой быстрый бег.

Кому теперь нужны изысканные речи
И утончённых фраз высокопарный тон?
Сейчас идёт вперёд, расправив гордо плечи,
Вульгарный и простой в понятии жаргон.

Зачем в любви своей стихами признаваться
И даму грёз своих тем самым покорить,
Достаточно при ней безудержно ругаться,
Чтоб в девичьих глазах "брутальным мачо" быть.

А рифмы и стихи – удел "умалишённых",
По прихоти судьбы застрявших меж эпох,
Словесности красой на век заворожённых,
Чужих в пространстве сем, но их удел не плох.

Глашатаи судьбы, взывающие к миру.
Бродяги-мудрецы, дарующие свет,
Идущие вперёд, сжимая крепко лиру,
Пред Господом храня мечты своей обет.

Надежду берегут, что кончится изгнанье,
Что крыльями взмахнёт мифический Пегас.
Поэзии жрецы, стихи, как заклинанье,
Подточенным пером выводят всякий раз.

Рождённый стих

Стихи всего нужней поэту.
Без них читатель проживёт,
Не осознав потерю эту.
И будет жить за годом год,

Не зная, что в глуши далёкой
Родился в муках новый стих:
Из недр жизни одинокой,
Из мысленных неразберих,

Из долгих замыслов, страданий,
Проклятий, вздохов и молитв,
Отчаяний и упований,
И, наконец, душевных битв.

А вот поэт без них не в силах
Прожить ни год, ни день, ни час.
Когда конец пера в чернилах,
То светоч жизни не угас.

И льются рифмы водопадом
На снег бумажного листа,
Где смех и грусть блуждают рядом,
Где жизнь с рожденья до креста

В одной поэме разместится,
Да так, что с точкой бросит в дрожь…
Творец дотоле не смирится,
Пока не станет стих пригож.

Замрёт перо с последним слогом,
Витка чернил обрезав нить.
Нашёптанный поэту Богом
Рождённый стих достоин жить.

Приземлённый поэт

Приземлённый поэт… Разве это возможно?
Неужели не тянут его облака?
Неужели на сердце его не тревожно,
Если крыльев своих не имеет строка?

Приземлённый поэт… Что за птица такая?
Иль подбито крыло, иль боится высот,
Иль страстям своим слишком живёт потакая,
Что не может вспорхнуть под давленьем забот?

Разве может поэт отстегнуть свои крылья
И глаза опустив видеть землю у ног?
Коль не в силах отречься от страха засилья – 
Поэтической жизни готов эпилог.

Раз поэтом рождён – значит небо твой жребий!
Ведь за тучами ждёт вожделенный Парнас.
Для служителя муз нет дороги нелепей,
Чем брести по земле, спотыкаясь не раз.

Пусть сомненья кипят, пусть признание где-то…
Но ложится строка и читатель зовёт.
Приземлённого нет под Луною поэта!
Если он не летит – значит он не живёт!