Учебник по сольфеджио

Новый подмосковный посёлок в начале 1980-х был построен недалеко от старинного села, где столетиями мерно шла совсем другая жизнь. И в центре этой жизни возвышалась, как маяк, высокая белая церковь. Так и стоит за лесом пустой остов той церкви. А прежняя жизнь исчезла. 
В новеньком посёлке возле песочницы играют детишки, собравшись в стайку. Присев на корточки, они пытливо ворошат молодую травку. Там, между кореньев и песка, можно найти разноцветные стёклышки, затейливые камешки… Детство. Как богат твой мир. 
А мы уже взрослые. Нам двенадцать. Урок по сольфеджио перенесли на сегодняшний день и надо срочно бежать к Денису за учебником. Этих толстых книг альбомного формата было несколько на всю музыкальную школу. А нам с Динькой родители справили один учебник на двоих! 
Через час я уже сижу в тихой спальне Алёнкиной мамы перед раскрытым пианино. У меня был только баян, а чтобы выучить сольфеджио, я в тапочках сбегала на второй этаж к Алёнке. И ещё прихватывала свою сковородку с жареной картохой, чтобы пообедать вместе. 
Пианино стояло в комнате, где всегда были полузавешены тёмные шерстяные шторы. А на нём – икона Спасителя. Потемневший от времени Убрус. Печален и тёмен был этот лик в сумерках комнаты. Только спустя годы для меня так светло стало воспоминание о тех днях отрочества. Кто-то сохранил эту старинную икону, «чёрную доску», пронёс сквозь XX век – нам. 
Икона была явлена будто в утешение этой семье. Алёнкиного отца, молодого офицера, бандиты вытолкнули из подмосковной электрички на полном ходу. Это было примерно в 1984 году. Алёна тогда пошла в первый класс. Потом, уже в 1990 году, она – моя пионервожатая. А в 1991-м не стало той страны, где мы были пионерками. 
Но пока… Тёплый майский день, мы сидим у раскрытого окна. Ветерок колышет наши красные галстуки. Мне 10 лет. Ей – 13.
– Алён, ты веришь в Бога?
– А как можно не верить? Во что же ещё верить в наше время?
Наше время… Как эта девочка почувствовала тревогу в воздухе «нашего времени»?..

В 1988 г., после начала войны в Нагорном Карабахе, к нам в подмосковный посёлок переехало несколько беженцев. В класс пришли два мальчика азербайджанца и две девочки армянки. Мы легко подружились с ними. По очереди брали в библиотеке толстую книгу «Четвёртая высота» о Гуле Королёвой. Судьба героини книги казалась нам, детям Советского Союза, такой естественной: в двадцать лет она – уже известная актриса – уходит на фронт санинструктором. Только теперь я пытаюсь вдумчиво вглядеться в эту юную красавицу – Гулю Королёву. С июля 1942-го – она в самом пекле Сталинградских боёв. 23 ноября во время сражения за высоту 56,8 вынесла с поля боя 50 раненых бойцов. Когда был убит командир, Гуля подняла в атаку оставшихся бойцов. Просто представьте! Дома с матерью у неё маленький сынишка. Она первая ворвалась во вражеский окоп и несколькими бросками гранат убила 15 немецких солдат и офицеров. Вела бой уже смертельно раненая... Книгу о Гуле мы перечитывали по нескольку раз, ничего не обсуждая. Мы, наверное, последнее поколение, кто жил на высоте ощущения подобных нравственных подвигов. В своём миропонимании мы держали планку, которую поставила Великая Отечественная война. 
И мы не заметили, что началась совсем другая война. А такой войны, о которой мы читали, больше никогда не будет. 
В октябре 1993-го мимо нашей школы пошли танки из ближайшей воинской части. Всё ещё казалось – учения. А они шли в Москву, к Дому Советов.
До этого, в 1992-м, уехала в Германию наша подружка Наташка.
– Представляете, девочки, там в семьях по две-три машины! – говорила она с восторгом, будто о предстоящем полёте на Луну…
Хочется заслониться от того времени и задержаться хотя бы в 1989 году, где у нас самые лучшие книги издательства «Детская литература». Пушкин и Лермонтов, Тютчев и Фет, Лев Мей и Иван Никитин. «Это ты, моя Русь державная!..» – читает мне дедушка. И сейчас храню эти прекрасно иллюстрированные брошюры. Пересматриваю самое лучшее в мире художественное кино – экранизацию пушкинских и гоголевских повестей, «Несколько дней из жизни Обломова», «Шерлока Холмса», ставшего русским, благодаря Василию Ливанову. Вспоминаю голос и нежный образ Анны Герман, особенно нынче, когда в новогоднюю ночь по трём телеканалам поёт(!) телеведущий скандальных шоу А. Малахов…

Конец 1980-х. Какой-то миг «золотого времени», когда народ уже поостыл от классовой борьбы и комсомольских строек и спокойно возвращался из холода конструктивизма к теплу русской классической культуры. Последние годы, когда на гонорары за переводы зарубежной поэзии можно было содержать семью, когда мы каждое лето ездили в Крым или в Прибалтику – это на зарплату рабочего завода или учителя. Где эта грань, за которой – падение в бездну и сокращение населения России до цифр 1942 года?.. 
Последние походы в лес с классом. Две гитары – на компанию, у меня – отцовская и у Мишки. (Мишка станет профессиональным музыкантом). Последнее собрание сочинений Майн Рида – на целую полку, за макулатуру. Последний лермонтовский двухтомник с 14-миллионным(!) тиражом – тёмно-синий, издательства «Правда», за 1989 год. Это враги недоглядели или были у нас и в то время ходатаи перед Богом, знавшие наперёд, что Лермонтов будет за нас? В 1996 г. начнётся Чеченская война, появится злостный антирусский сайт, который взломают русские ребята, и все, кто на него будет заходить, увидят только Лермонтова в современной форме десантника. Узнаю школу моей учительницы литературы Натальи Михайловны! А сколько их было – таких учителей… Советские учителя воспитали и Женю Родионова. Как это осмыслить? Мой ровесник – святой. Его и в Сербии почитают, хотя он официально не прославлен Церковью. Оправдание нашего поколения.
Память выхватывает ещё какой-то день конца 1980-х. Двадцатые числа марта, а снег только чуть потемнел. Скорей бы уже надеть пальтишко полегче! Этого времени весенних каникул мы ждали, потому что в эти дни показывали фильм «Гостья из будущего». И мы верили, верили ведь, что вырастем, выучимся и полетим на другие планеты – там учить, лечить, строить… Последнее умиление такими милыми, жертвенными героями фильма! Всё хорошо. Всё верно. Одно прогадали: дальше – с этой безбожной мечтательностью – тупик. 
Куда ж ещё, если не в безбожную пустоту хлынули сонмища снежных человеков, Кинг-Конгов, инопланетян… Словно распахнулись шлюзы, и повалило: видеомагнитофоны, боевики, порнуха, жвачки, тряпки, ламбады, зелёные бумажки, за которые ещё вчера сажали…
В начале 90-х мы уже окончили музыкальную школу и у нас с Динькой были разные компании, когда его родители, как всегда, пришли в гости к моим. Казалось, все они, наши родители, внешне были как с одного конвейера: в добротных дублёнках и норковых шапках. Порядочные, приличные люди. Работники Трестов, ПМК… Они, Динькины родители, не знали, как вместить своё горе. Мальчишка загулял на дискотеке с компанией. Угнали чужую машину. Разбили. Сожгли. Этот комок злосчастий было уже ни распутать, ни разрубить. И подобная история с пьянками, машинами, и даже смертями, была в те годы, увы, не одна, только среди наших знакомых. Это вам не на лошади скакать, не в ночное ходить. Лошадку не сыскать теперь. А кураж-то молодецкий никуда не девался. 
Спустя годы, пережив Динькину довольно долгую отсидку, дядя Саша с тихой горечью скажет, сидя с моим отцом за рюмкой чая: «Всё равно они наши дети».
– Динька, тебе вернуть учебник по сольфеджио?

Художники: С. и А. Ткачёвы.