«Я знаю: придёт срок - Россия меня примет!»

24 июня - 70 лет со дня кончины Ивана Сергеевича Шмелёва

Иван Сергеевич Шмелёв (1873-1950) - одна из самых трагических фигур в русской литературе.  Став известным писателем уже в начале ХХ века, он вместе со всем русским обществом пережил в годы после революции огромную духовную и личную трагедию.
Около трёх десятков лет Иван Сергеевич прожил в эмиграции. Его произведения, переведённые на двадцать языков, читали во многих странах Старого и Нового Света. 
Шмелёва выдвигали на Нобелевскую премию (она была присуждена Бунину!). В письме по этому поводу к русскому философу и публицисту Ивану Александровичу Ильину, которому Шмелёв был особенно близок духовно и который нашёл собственный ключ к шмелёвскому творчеству как творчеству глубоко национальному, писатель признается:
«А по правде сказать - я страшусь сделанного шага. Я всё ещё чувствую себя - с Замоскворечья. А тут - мир…».
В начале 1990-х книги Ивана Сергеевича Шмелёва, написанные на чужбине, были изданы в России. Сейчас они стали неотъемлемой частью духовного возрождения нашего общества.

«Римский оратор»

Иван Сергеевич родился на Большой Калужской улице в Москве, в Кадашёвской слободе Замоскворечья, в бурную сентябрьскую ночь 21 сентября (3 октября по новому стилю) 1873 года в патриархальном купеческом доме (дом Шмелёвых не сохранился). Неотъемлемой чертой этой патриархальности была любовь к родной земле и её истории.
Отец будущего писателя Сергей Иванович выполнял работу подрядчика, владел большой плотничьей артелью, держал банные заведения.
«Отец, - вспоминал в автобиографии Иван Сергеевич, - ...строил мосты, дома, брал подряды по иллюминации столицы в дни торжеств, держал купальни, лодки, бани, ввёл впервые в Москве ледяные горы, ставил балаганы... Последним его делом был подряд по постройке трибун для публики на открытии памятника Пушкину... я остался после него лет семи».
Патриархальны, религиозны были и слуги, рассказывавшие маленькому Ване истории об иконах и подвижниках, сопровождавшие его в путешествии в Троице-Сергиеву лавру. Детство, проведённое в Замоскворечье, стало главным истоком его творчества, всю свою жизнь он черпал из этого неоскудевающего источника.
…Изначально Шмелёв получал образование на дому, где в роли учителя выступала его мать, Евлампия Гавриловна, купеческая дочь, урождённая Савинова, закончившая один из московских институтов благородных девиц. Мать постепенно вводила Ивана в мир литературы: изучение Пушкина, Гоголя, Толстого.
Далее Иван учился в 6-й московской гимназии. Уже в первом классе он носил прозвище «римский оратор» и был прославленным рассказчиком, специалистом по сказкам.
У Ивана Сергеевича Шмелёва, ставшего спустя годы в один ряд с классиками русской литературы, уже в гимназические годы страсть к «сочинительству» была необоримой. И некую побудительную роль, безусловно, сыграл Антон Павлович Чехов. Для Шмелёва, познакомившегося в библиотеке с его книгами и несколько раз мельком видевшего писателя, он на всю жизнь остался истинным идеалом.
«Это были встречи весёлые, в духе рассказов Антоши Чехонте, - вспоминал Шмелёв в очерке «Как я встречался с Чеховым». - Чехов был тогда ещё А. Чехонте, а я - маленьким гимназистом. Было это в Москве, в Замоскворечьи...».
В гимназических буднях Ивана светлым лучом выделялся преподаватель словесности Ф.В. Цветаев, дядя Марины Цветаевой. Тот оценил его способности. Дал свободу писать, о чём Иван хочет. Под влиянием любимого преподавателя расширился кругозор Шмелёва-гимназиста, обогатился его духовный мир.
«Короленко и Успенский закрепили то, что было затронуто во мне Пушкиным и Крыловым, что я видел из жизни на нашем дворе. Некоторые рассказы из «Записок охотника» соответствовали тому настроению, которое во мне крепло, - отмечал Шмелёв в автобиографии. - Это настроение я назову - чувством народности, русскости, родного. Окончательно это чувство во мне закрепил Толстой».
Первый успех пришёл, когда в дни подготовки к выпускным экзаменам Иван Шмелёв почувствовал необыкновенный прилив вдохновения и за один вечер написал большой рассказ «У мельницы». Этот рассказ был напечатан в июле 1895 года в журнале «Русское обозрение».

Тема «униженных и оскорблённых»

В 1898-м он окончил университет. После года военной службы Шмелёв восемь лет служит чиновником по особым поручениям Владимирской казенной палаты Министерства внутренних дел. Годы эти обогатили его знанием уездной России.
«Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни, - отмечал Иван Сергеевич. - Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, фабричные районы, мелкопоместное дворянство».
В 1907 году, оставив службу, чтобы целиком отдаться литературной работе, Шмелёв возвращается в Москву. Уже в 1912 году выходит первое его Собрание сочинений в 8 томах. 
В прозе этого периода звучит идущая из девятнадцатого века тема «маленького   человека», тема «униженных и оскорблённых». В «злобе дня», в общественной борьбе той поры это сыграло ключевую роль, выдвинув Шмелёва в первые ряды русских писателей-реалистов.
Шумный успех имело самое значительное произведение Шмелёва дореволюционной поры - повесть «Человек из ресторана». Перед нами единая социальная пирамида, основание которой занимает главный герой Скороходов с ресторанной прислугой.
Продолжая традиции Гоголя, Салтыкова-Щедрина, других классиков, Шмелёв ярко показывает в повести: чем ближе к вершине, тем лакейство совершается уже «не за полтинник, а из высших соображений». И чем ближе к вершине пирамиды, тем низменнее причины лакейства. Так, важный господин в орденах кидается под стол, чтобы раньше официанта поднять обронённый министром платок.

«…только о России, о русском человеке, о его душе и сердце…»

После гибели в 1921 году в Крыму их единственного сына офицера-инвалида Сергея писатель и его супруга Ольга Александровна весной 1922 года возвратились в Москву. Вскоре Ивану Сергеевичу предоставили возможность поехать за границу для лечения.
22 ноября 1922 года он с женой выехал в Берлин, откуда пишет своей любимой племяннице и душеприказчице Ю.А.Кутыриной:
«Мы в Берлине! Неведомо для чего. Бежал от своего гopя. Тщетно... Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно... И даже впервые видимая заграница - не трогает... Мёртвой душе свобода не нужна... Итак, я, может быть, попаду в Париж. Потом увижу Гент, Остенде, Брюгге, затем Италия на один или два месяца. И - Москва! Смерть - в Москве. Может быть, в Крыму. Уеду умирать туда. Туда, да. Там у нас есть маленькая дачка. Там мы расстались с нашим бесценным, нашей радостью, нашей жизнью... - Сережей. - Так я любил его, так любил и так потерял страшно. О, если бы чудо! Чудо, чуда хочу! Кошмар это, что я в Берлине. Зачем?».
Из письма Бунину:
«Как пушинки в ветре проходим мы с женой жизнь. Где ни быть - всё одно...».
Из Берлина по приглашению Бунина они перебираются в Париж. Шмелёв ещё не знал, что никогда не вернётся на Родину, ещё таил надежду, что его единственный сын Сергей жив, ещё не отошёл от пережитого в вымороженной и голодной Алуште.
Правду о трагедии родители узнали только много времени спустя. Не было у Ивана Сергеевича, впавшего в состояние душевной депрессии, превратившегося в старика, более глубокой незаживающей раны, нежели эта. Летом 1923 года Шмелёвы решают в Москву не возвращаться. 
…На чужбине Иван Сергеевич прожил около трёх десятков лет. Разочарованный в жизни, надломленный, он нашёл всё же в себе силы не просто жить - доживать свой век, но и активно заниматься творческой работой, сохраняя в своих произведениях память об особенном русском укладе жизни и быта. Шмелёв, по его собственному признанию, писал «…только о России, о русском человеке, о его душе и сердце…».
Поэтому ему удалось создать в своём творчестве, вновь обрести утерянный в жизни образ Русского Дома. Это и есть для «самого распрерусского» (А.И. Куприн) писателя живая и первородная ткань русской жизни.
«Последний и единственный из русских писателей, - по слову А.И. Куприна, - у которого можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка».
«Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза… Эти глаза владеют всем лицом… склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьёзные и грустные. Его лицо изборождено глубокими складками-впадинами от созерцания и сострадания… лицо русское - лицо прошлых веков, пожалуй, - лицо старовера, страдальца», - такой словесный портрет даёт ему племянница жены и душеприказчица писателя Ю.А. Кутырина (Иван Шмелёв, Париж, 1960).
…Эмигрантская жизнь Шмелёвых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России с годовым циклом православных праздников, с многими постами, обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни. Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелёвых, но и радовал окружающих. 
Подробности этого быта произвели неизгладимое впечатление на их внучатого племянника - Ива Жантийома-Кутырина. Крестник писателя, он воспитывался в семье Шмелёвых и заменил Ивану Сергеевичу и Ольге Александровне их погибшего сына Сергея.
«Дядя Ваня очень серьёзно относился к роли крестного отца, - пишет Жантийом-Кутырин. - Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто - в Сергиевское подворье».
Так маленький Ив вошёл в семью и в сердце русского писателя:
«Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Серёжи... О Серёже мы часто вспоминали, каждый вечер о нём молились».
«Он (Шмелёв - ред.) воспитывал меня как русского ребёнка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крёстного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал «Лето Господне». И его первый рассказ начинался словами: «Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество» ...».
Больной, измученный, Иван Сергеевич, наверное, не нашёл бы сил жить дальше, если б не Ивушка и, конечно, Ольга Александровна.
«Тётя Оля, - продолжает Жантийом, - была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нём, как наседка... Она никогда не жаловалась... Её доброта и самоотверженность были известны всем. ...Тётя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял её вкусу и прислушивался к замечаниям».
Иван Сергеевич, постоянно окружённый заботой Ольги Александровны, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена. Он понял это только после её смерти. Ольга Александровна скончалась внезапно, от сердечного приступа 22 июня 1936 года. Эта утрата (после гибели их единственного сына Сергея) окончательно подорвала силы и здоровье Ивана Сергеевича.
…Шмелёвы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной.
Поездка Ивана Сергеевича состоялась спустя полгода. Благодатная обстановка обители помогла ему пережить новое испытание, и Шмелёв с удвоенной энергией обратился к написанию «Лета Господня» и «Богомолья», которые на тот момент были ещё далеки от завершения. Окончены они были только в 1948 году - за два года до смерти писателя.
«Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Всё - чужое. Души-то родной нет, а вежливости много», - говорил он А.И.Куприну.
Отсюда, из чужой и «роскошной» страны, с необыкновенной остротой и отчетливостью видится Шмелёву старая Россия, а в России - страна его детства, Москва, Замоскворечье.

Энциклопедия русской жизни

Святая Русь, старая Москва с её раздольем, богатством, красочностью быта живут и дышат в прекрасных автобиографических повестях Шмелёва «Лето Господне» и «Богомолье», которые стали венцом его православного миросозерцания.
В «Богомолье» он внимательно и тонко рассказывает о давней русской традиции паломничества в Троице-Сергиеву лавру.
Шмелёв писал свою повесть задолго до того, как старец Варнава в Черниговском скиту лавры, который благословил его «на путь», был прославлен Церковью в лике святых. Но писатель, как и весь православный народ, чувствовал его святость. Ещё при жизни старца «современники находили духовное родство между иеромонахом Варнавой и преподобным Серафимом Саровским».
У Шмелёва богомольцы видят старца Варнаву в сиянии света, его слова и улыбка озаряют, освещают душу, «как солнышко Господне». Поэтому можно предположить, что для утверждения святости старца Варнавы Шмелёв дал своему читателю скрытую, но понятную современникам ассоциацию «светоносности» отца Варнавы со «светоносностью» преподобного Серафима, и «слепящий» солнечный свет, окружающий старца, использовал как символ пребывающего в его душе «сияния света божественной благодати».
«Лето Господне» посвящено Иву Жантийому-Кутырину. Название явилось из Евангелия: 
«И даша ему книгу Исаии пророка; и разгнув книгу, обрете место, идеже бе написано: «Дух Господень на Мне; Егоже ради помаза Мя благовестити нищим, посла Мя исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати плененным отпущение и слепым прозрение, отпустити сокрушенныя во отраду, проповедати лето Господне приятно»» (Лк. 4, 17-19).
«Лето Господне» называют по аналогии с другой книгой Шмелёва «Солнце мёртвых» - «Солнцем живых»! Здесь как будто открывается душа народа: неповторимая по выразительности речь, сладость традиций, красота радостей и проникновенность скорбей. Эта «жемчужина русской литературы» (В.А. Солоухин) признана вершиной творчества Ивана Сергеевича Шмелёва.
Композиция этой «энциклопедии русской жизни» подчинена годовому циклу православных праздников: Рождество, Пасха, Троица...
Изобилие постного рынка (ожерелья из баранок, мешки с розовым и жёлтым горохом, золотящаяся на солнце кислая капуста...), крещенское купание в проруби, сады и храмы «матушки Москвы» - всё зарисовано точно, сочно, упоительно, с умилением и сердечным трепетом.
Одновременно с движением по народному календарю совершается в романе путешествие души - от радостей к скорбям, к светлым печалям и обретаемой в них спокойной мудрости. Художественная правда нарядного патриархального быта оборачивается идеей праведности.
При всех своих красочных бытовых зарисовках «Лето Господне» - «духовный роман», сочетающий в себе изобразительное мастерство и глубокое религиозное содержание, историзм и вневременность. Перед нами встаёт быт обыкновенной купеческой семьи в дни праздников и горя.
Повесть «Лето Господне» Шмелёва передаёт восприятие десятилетним мальчиком Ваней православных праздников, семейных радостей и скорбей. Сказ от лица маленького героя - великолепно найденное Шмелёвым художественное средство. Мир глазами ребёнка - продолжение старой традиции Сергея Тимофеевича Аксакова, запечатлённой им в его прославленной книге «Детские годы Багрова-внука».
Пережитые скорби дали Шмелёву не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость. Через показ размеренной, светлой жизни глубоко религиозной семьи писателя в «Лете Господнем» и «Богомолье» нам явлена ушедшая эпоха. Эти описания стали свидетельствами духовного и душевного здоровья нашего народа, его искренней веры, приверженности к правде и красоте.
Эти взаимно дополняющие книги писателя произвели сильное впечатление на очень многих русских за рубежом, стали настольными. Так, Константин Бальмонт признавался, что «Лето Господне» и «Богомолье» хранятся в его доме рядом со Святым Евангелием.
После выхода в свет «Лета Господня» Анри Труайя сказал о Шмелёве:
«Он хотел быть только национальным писателем, а стал писателем мировым».

«Пути Небесные»

Свой последний роман о спасении души человеческой - «Пути Небесные» - писатель посвятил светлой памяти Ольги Александровны. Шмелёв называл роман историей, в которой «земное сливается с небесным».
В этом романе, где получает воплощение тема реальности Божиего Промысла в земном мире, в художественной форме излагается святоотеческое учение, описывается практика повседневной борьбы с искушением, изображаются судьбы реальных людей - скептика-позитивиста, инженера Виктора Вейденгаммера и глубоко верующей послушницы Страстного монастыря - Дарьи Королёвой.
Молитвенный подвиг, упорная и жестокая борьба с грехом в себе и внешними соблазнами, скорбь от тяжких падений и духовная радость побед, благодатные озарения незыблемо верующего сердца... Эти моменты нашли многогранное воплощение на страницах романа писателя.
К сожалению, это произведение не было окончено. В планах Шмелёва было создать ещё несколько книг «Путей Небесных», в которых описывалась бы история и жизнь Оптиной пустыни, так как его герой, по замыслу автора, должен был стать насельником этой обители.

«Я возвращаю себе Россию…»

Шмелёв страстно мечтал вернуться в Россию, хотя бы посмертно. Уверенность, что он вернётся на Родину, не покидала его никогда.
«…Я знаю: придёт срок - Россия меня примет!», - писал Иван Сергеевич.
За несколько лет до кончины он составил духовное завещание, в котором отдельным пунктом выразил свою последнюю волю:
«Прошу душеприказчиков... когда это станет возможным, перевезти прах моей покойной жены и мой в Россию и похоронить в Москве, на кладбище Донского монастыря, по возможности возле могилы моего отца, Сергея Ивановича Шмелёва».
И в «Лете Господнем» высказано тоже желание:
«А потом и в Донской монастырь... Не надо бы отбиваться, Горкин говорит, – «что же разнобой-то делать, срок-то когда придёт: одни тама восстанут, другие тама поодаль... вместе-то бы складней...».
«Влечёт, уводит в родную стихию… Я возвращаю себе Россию, я вижу её, я слышу её», - строки из письма Ивана Сергеевича.
В 2000 году, в Дни памяти, посвящённые 50-летию со дня кончины Шмелёва,  материалы парижского архива писателя, который сохранила племянница Шмелёвых Ю.А. Кутырина, были переданы в Российский фонд культуры, его вице-президенту Елене Николаевне Чавчавадзе, внучатым племянником Ивана Сергеевича Ивистионом Жийомом-Кутыриным. Ныне этот архив хранится в Доме русского зарубежья.
30 мая 2000 года, спустя полвека после кончины во Франции, во исполнение его последней воли в некрополе Донского монастыря состоялось перезахоронение с кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа праха Ивана Сергеевича и Ольги Александровны.
До сих пор не могу забыть это волнующее событие. Как сказал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своём Слове после панихиды, совершённой в Большом соборе Донского монастыря, «настало время, когда мы можем воздать должное этому прекрасному человеку, православному писателю и истинному русскому патриоту; прежде казалось, что это время никогда не наступит».
…Тогда же, в мае 2000 года, в его родном Замоскворечье, рядом с Государственной Третьяковской галереей и Государственной педагогической библиотекой имени К.Д.Ушинского был установлен бюст писателя.
Незадолго до смерти Шмелёва известный в Русском Зарубежье скульптор Лидия Лузановская, дружившая с его семьёй, выполнила единственный прижизненный скульптурный портрет Ивана Сергеевича. Спустя полвека на основе этого скульптурного портрета и изготовили бюст.
Символично, что взгляд пожилого, измученного страданиями и болезнями человека, обращён в сторону библиотеки. В этом здании - бывшей усадьбе А.П.Демидова, знаменитого богача, благотворителя и железозаводчика, о чём и сейчас напоминают великолепные по красоте и технике исполнения литые ворота, - в конце ХIХ - начале ХХ века помещалась 6-я мужская гимназия, где учился будущий писатель.
Шмелёв смотрит в прошлое - в своё детство и юность. А книги его устремлены в будущее.