Колымская трасса

Нам по пути

На перевале минус 60.
Вокруг суставы лиственниц хрустят.
И снова без особого труда
берет подъем, таращит фары «Татра».
Мы в Синегорье будем только завтра.
А может быть, не будем никогда.

Но это «никогда», простите мне,
для новичка оправданно вполне,
и потому об этом я молчу,
и потому в теченье разговора,
вникая в рассуждение шофера,
об этом я и думать не хочу.

Он говорит мне: «Тысяча чертей!
На всей планета нету запчастей!
Куда уж нам... Заплачешь от обиды».
Но не плачет, он смеется: «Все ж
на нашей трассе, брат, не пропадешь,
на корешей не спущены лимиты!
Друзья помогут в стужу и в пургу
и сам ты не останешься в долгу...»

Он говорит взволнованно о том,
что надо бы вернуться в отчий дом.
Но столько неотложный дел вокруг,
так скоротечно северное солнце,
что без его неутомимых рук,
как видно, Колыма не обойдется...

Бессонные дороги Колымы!
Туманное подобие луны
снижается над трассой многотрудной.
Взлетает снежный прах из-под колес,
в кабинах встречных – звезды папирос.
Нам по пути с тобой, шофер попутной!

Ольский тракт

Полчища туч грозовых
объединились в полете.
Прочно увяз грузовик
в мертвом таежном болоте.
Только во веки веков
самой лихой непогоде
не удержать грибников
в их неуемной охоте!

Облик дороги угрюм.
Чуждая нашим забавам
в чащу ведет наобум
сквозь перегнивший шлагбаум
радость твоя и моя,
горькая чья-то утрата – 
конченная колея
старого Ольского тракта.

А вдалеке, за хребтом,
бедные крохи озона
ловит запекшимся ртом
индустриальная зона.
На перевал из низин
в темпе высокого класса
мчится, сжигая бензин,
новая Ольская трасса.

Здесь же, в тиши нежилой,
словно в скиту опустелом,
схлынул поток дождевой,
смолы струятся по стенам.

Святы грибные места, 
святы брусничные склоны!
Все мы отнюдь не спроста
им отбиваем поклоны!
Свет поминальной свечи
над помертвевшей травою.
Льются косые лучи
сквозь неподвижную хвою.

*Ола – первый населенный пункт
на территории Магаданской области, 
расположенный в 77 километрах от 
областного центра. Основан в 1653 году
отрядом казаков-землепроходцев 
Михаила Стадухина. 

На перевале

Облака все ближе, но – увы –
перевал закончится не скоро.
О путях-дорогах фронтовых
Марк Бернес поет под гул мотора.
На подъеме «МАЗу» тяжело,
на прижиме с трассой плохи шутки,
и водитель смуглое чело
вытирает рукавом тужурки.

Не стыжусь нейлоновых манжет – 
в каждом деле есть свои законы.
Этот пот шоферский, этот жест
мне давно понятны и знакомы.
Этот цепкий взгляд из-под ресниц
все дороги помнит неустанно – 
от Москвы до западных границ,
от Берлина и до Магадана.

К облакам дорога не легка.
Движемся на малых оборотах.
И шофера о его заботах
я не стану спрашивать пока.
Нам еще трястись до темноты,
пыли нам глотать-не наглотаться.
Мы еще не перешли «на ты»,
как заведено на нашей трассе.

Слышу вновь: на рубеже зимы,
в самом сердце древнего простора
о путях-дорогах Колымы
радио поет под гул мотора.  

Мы молчим, и каждый – о своем.
А в тайге ни шороха, не звука.
Сумрак. Ожидание. Разлука.
Тихо – как в лесу прифронтовом.

Вечный снег

Тепла на Колыме хватает.
Но даже летом, вот беда,
в глухом ущелье снег не тает
и не растает никогда

Нигде не спрятаться от зноя,
вокруг расплавленная синь.
И хвои кружево резное
стыдливей наготы пустынь.

И это логовище страха,
застывший ужас неземной
в испуге облетает птаха
и зверь обходит стороной.

Лишь им, на счастье или горе
живущим в вечном полусне,
знать не дано о приговоре,
известном и тебе, и мне.

И вечный снег в немом провале
не тает, чтобы ты и я
в определенный миг узнали
холодный лик небытия.

Рио-Рита

Над перевалам Рио-Рита
все небо облаком закрыто.
Под перевалом Рио-Рита
на трассе длительный затор.
А мы ни в чем не виноваты,
мы терпеливей чем солдаты.
От стужи лопаются скаты,
как старый мейсенский фарфор.

Грешно солярку жечь впустую,
движок тиранить вхолостую.
А мне смешно, я не тоскую,
подумать только – ха-ха-ха!
Века работала природа,
чтоб перевал проклятый кто-то
беспечным именем фокстрота
назвал – какая чепуха!

Конечно, «путь далек и долог»
и нет в маршруте комсомолок,
а тот свихнувшийся геолог,
видать, любил потанцевать.
Вот мы и пляшем в стылом мраке
в ста километрах от заправки
и вовсе не на мягкой травке
придется нам заночевать.

И нам приснится Дом культуры,
две физкультурные скульптуры,
и легкий плеск клавиатура,
и эта дама экстра-класс,
что как из карточной колоды,
ах, под бревенчатые своды
на танец, вышедший из моды,
с улыбкой приглашает нас...

Сон

Засыпает шофер за рулем,
как жену, обнимает баранку.
Не в погоне за длинным рублем
он отправился в путь спозаранку.

План горит. Не хватает людей.
Нарастает усталость металла.
А на прииске нет запчастей,
землеройная техника встала.

Он в пути не жалел скоростей, 
он не мешкал в пути ни минутки,
и с бесценной поклажей своей
он хотел обернуться за сутки...

Впереди поворот и прижим.
Слева пропасть – бездонный овражек…
В этот миг ни своим, ни чужим 
он прощального слова не скажет. 

От удара взорвется мотор,
захлебнется в ущелье болотном…
За рулем пробудился шофер,
обливается потом холодным.

Стрелка скорости спит на нуле,
страшной пропасти нет и в помине,
и машине стоит на земле,
на широкой колымской равнине.

Сам себе говорит: «Погоди,
выходит, разомни поясницу.
Все в порядке – прижим позади.
Двадцать лет только это и снится».

Колымские поселки

Колымские поселки, 
как имена друзей.
Метет пожар поземки
по памяти моей.

Метельной ночью снова
мне озаряет путь,
сметает наносное
и обнажают суть.

А суть проста: за сутки
сквозь мертвенный туман
по трассе на попутке
добраться в Сусуман.

Опять заторы, пробки,
прижим и перевал.
Моей командировки 
никто не отменял.

Не хмель, не жажда славы
вновь гонят за порог – 
мое святое право
и неоплатный долг.

Знакомые постройки,
безлюдье – до утра…
Колымские поселки – 
оазисы добра.
 

Здесь и в пургу и стужу
найдет себе ночлег
и отогреет душу
проезжий человек.

И снова гул моторный, 
привычные дела.
Оротукан и Спорный,
Таскан и Бурхала.

Как звездные осколки,
безвестные миры –
колымские поселки,
товарищи мои.