Смертельная зараза: «Свобода. Равенство. Братство!» Восстание против властей предержащих

«Бенкендорф во время очных ставок со мной молчал. А Чернышёв продолжал шипеть!» Декабрист Цебриков

В считанные дни перед казнью декабристов А. Х. Бенкендорф отметил в блокнотике: «Меня влекло к тому не одно любопытство, но и сострадание: то были большею частью молодые люди, дворяне хороших фамилий…» Волки и овцы. Обвиняемые и прокуроры. Повешенные и палачи-вешатели.

А ведь они абсолютно не отличались друг от друга! У них — одинаковые биографии. Стиль поведения. И то, что кто-то залетел волею судеб в революционную коалицию. Второй — стал офицером тайной полиции: чистая формальность. Никак не характеризующая типологию, методологию действий. И — мыслей.
Это напомнило мне приснопамятные 1990-е века XX. Когда при (условно) равных возможностях равно воспитанно-образованные люди, — друзья детства, студенческого братства: — оказывались на разных краях капиталистических баррикад. 
Скажете, дело случая? Не соглашусь. 
Свобода, равенство, братство! — как много в сей фразе торжества. 
Вирус демократических западных преференций, также слабость авторитарно-партийной власти напрочь разрушили СССР.
Пандемия европейского либерализма, — особенно вслед победным наполеоновским сражениям: — с головой накрыла бесстрашных дерзких русских офицеров в увертюре XIX в., по мнению Бенкендорфа. Который прекрасно осознавал ошибки всего их поколения. Введённого в заблуждение прежним (имеется в виду условно либеральным) александровским царствованием. 
Когда судопроизводство решилось, Бенкендорф — постоянно на передовой. В плане содействия ссыльным декабристам, их семьям. В плане непредвзятых участия и поддержки.
Бесспорно, — он не был пушистым и ласковым. Наоборот — жёстко запрещал осуждённым, например, печататься на материке. Тем не менее ситуативные обстоятельства ссылки ли, сибирского поселения — старался смягчить. Рукописи — принимал, изучал, каталогизировал. Всё — с ведома и под неусыпно-пристальным призором царя-батюшки, разумеется. 

Междуцарствие 

Тяжёлые тягучие зимние вечера конца 1825 г. покрыты сумраком нопо́нятости, нерешённости. Недоумения.
Законный наследник престола великий князь Константин молчал. Ехать из Варшавы в Петербург отказывался. Несмотря на то что и столица, и прочие имперские города присягнули ему — по легитимному праву престолонаследия. [Практически никто не имел представления о засекреченном манифесте 1823 г., согласно которому в случае внезапной смерти А. I правителем объявлялся великий князь Николай Павлович.] 
Отсюда, к слову, — из той непонятости междуцарствия, — появился редчайший и ценнейший Константиновский рубль. Выпущенный чрезвычайно малым тиражом. [Уже тогда ставший раритетом.]

• 19 ноября (по ст. ст.). Таганрог. Александр ушёл в мир иной.
• 27 ноября. Известие о его кончине добралось до Питера. (Довольно быстро даже по меркам сегодняшней Почты РФ.)
• Декабрь… Николай чуть ли не каждый божий день встречается с единственным, на его взгляд, верным достойным человеком — А. Бенкендорфом. 
• 12 декабря. Крайне насыщенный день. Николай в панике: «Тогда только почувствовал я в полной мере всю тяжесть своей участи и с ужасом вспомнил, в каком находился положении. До́лжно было действовать, не теряя ни минуты, с полной властью, с опытностью, с решимостью — я не имел ни власти, ни права на оную». — Пишет он в дневнике, получив подробные (катастрофические на тот момент) сведения об ульем жужжащих Северном и Южном обществах. То — обернулось «чёрной» гоголевской неожиданностью. [Бенкендорф же «вёл» будущих бунтовщиков с увертюры 1820-х. Скрупулёзно докладывая обстановку Александру. Чего последний так и не смог (мнемонически) принять, — не постигая оппозиционной сути. Оттого непомерно страдая и мучаясь. Терзая душу.] Этим же днём Николай получает письменный (решительный) отказ от престола брата Константина.
• Полночь с 12 на 13 декабря. С приложением долгожданной корреспонденции составлен новый Манифест о восшествии на трон.
• 13 декабря. Срочным образом документально оформлено воцарение Николая I. 
• 14 декабря. Присяга царя. «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, — сказал Николай Бенкендорфу, присутствующему на утреннем туалете: — Но, по крайней мере, мы умрём, исполнив наш долг».

Восстание

Известный гравёр, скульптор-художник граф Фёдор Толстой (кстати, председатель Коренного Совета тайного общества «Союз Благоденствия») жил неподалёку от Сенатской пл. И поскольку в восстании не участвовал по принципиальным соображениям, то волею судьбы ему пришлось привечать у себя дома несколько повстанцев-солдат. К вечеру, естественно, объявленных беглыми преступниками: «Я советовал им идти прямо к графу Бенкендорфу: может быть, это послужит к облегчению их наказания», — пишет он в воспоминаниях. 
Бенкендорф, под чьим командованием стоит кавалергардский полк, рядом с Николаем Павловичем на Сенатской площади. Плечом к плечу. 
Будучи блестяще информирован, граф знал, что среди его ближайших офицеров есть около десяти отступников — пособников запретных обществ. Но, — как и вышеуказанный тайный советник искусствовед Ф. П. Толстой: — не решившихся присоединиться к бунту. 
Когда артиллерия сотворила, отстрелявшись, кровавое дело, — обрисованное сотнями источников, свидетелей, — генерал-адъютанту Бенкендорфу приказано найти и собрать спрятавшихся-разбежавшихся по округе (по льду Невы) мятежников.
Не в первый раз назначенный Главкомом над Васильевским о-вом, Бенкендорф, несомненно, не забыл данное год назад подобное звание: в помощь утопающему в стихии балтийских волн городу. Называлась должность «Временный военный губернатор Васильевского о-ва»: в пору апокалиптического питерского наводнения 1824-го. Где он проявил себя геройски. Что было щедро отмечено императором Александром I.
После гибельной морозной ночи с сотнями трупов и утопленников, ещё до рассвета улицы стали полнится толпами людей. Требующих хоть какое-то объяснение происходящему. 

•    Кто у власти?
•    За что расстреляли мятежников на Сенатской?
•    Кого они хотели свергнуть, ежели низлагать — некого? 
•    О каком таком Манифесте ходят странные вести?

Вопросов было много. Бенкендорфу со товарищи пришлось вслух зачитывать Манифест по церквям. И раздавать списки с документа (с приложениями) простому люду: на всеобщее обозрение.
После чего въяве почувствовался некий повальный вздох народного облегчения: дескать, — слава богу! — баре пришли к согласию. Межцарствие кончилось. У нас есть Государь!

Добрый и злой полицейские

«Мы немедленно приступили к нашим занятиям со всем усердием и жаром, каких требовало дело, тесно связанное с политическим существованием Империи», — фиксирует в дневниках Бенкендорф учреждённый негласным указом Особый комитет — для экстренного изыскания злоумышленников. Под председательством военного министра А. Татищева. 
Из 146 заседаний Комитета Б. присутствовал на 125-ти. Самолично разбирая и фильтруя бумаги, манускрипты декабристов. Между всеми прочими тяжбами выполняя основной (сверхсекретный!) приказ Николая — выявить степень причастности к тайным ассоциациям видных сановников царствования брата-монарха Александра. Таких как реформатор-законотворец М. Сперанский, поэт-сенатор Д. Баранов, ген.-адъютант П. Киселёв, мн.-мн. др. 
Бенкендорф занимался Северным обществом. Южным (совместно с Обществом соединённых славян) — военный министр А. И. Чернышёв. 
Александр Христофорович — весьма тактичен и спокоен с допрашиваемыми. В свою очередь Чернышёв, — разящий словом «как молотом»: — жутким демоническим взором до смерти запугивал подозреваемых. 

Вот некоторые о том цитаты. 

Неправедно обвинённый декабрист Н. Р. Цебриков: «Меня (…) ввели в комнату для очных ставок, где сидели два генерал-адъютанта: Бенкендорф и Чернышёв. Первый был очень тих со мной. А последний как змея, так бы кажется и бросился на меня…»

Член Северного и Южного обществ Н. И. Лорер: «Бенкендорф вёл себя благороднее всех».

Чистосердечно покаявшийся декабрист А. С. Гангеблов: «Дознание велось со стороны Комиссии тщательно и отменно ловко: ничто не было упущено. Два главные и едва ли не единственные в ней деятеля во всех отношениях были на высоте своей задачи. Чтоб импонировать, с одной стороны убеждением, а с другой угрозой».

Лицейский однокашка Пушкина, — посвятивший того в мистериальные задумки декабристов: — И. И. Пущин: «Часа два или более продолжались наши свободные разговоры. Б. следил за нами, но предоставил нам совершенную свободу на крепостном дворе; из выражения его лица видно было его к нам сострадание». 

Казнь

В секунды выбивания скамеек из-под ног пятерых осуждённых Бенкендорф ничком лежал на шее лошади. Дабы не лицезреть печального висельного зрелища. Плакал ли он… нам неведомо. 
Повторимся, что Б., наряду с Чернышёвым, во всех деталях осведомлён об обширных незаконных планах тайных обществ. Поэтому, параллельно с делом декабристов, ему дозволено плотно встроиться в создание нового николаевского правительства. А также новой, не виданной в Европе структуры, призванной распознавать и уничтожать крамолу на корню.
Завершим же эту заметку окончанием письма Б., с коего начали текст: «…многие из них прежде служили со мною, а некоторые, как, например, князь Волконский, были непосредственно моими товарищами. У меня щемило сердце…» — Увы, вникая во время дознания в пересуды-сентенции старых приятелей, их убеждения и революционные призывы, Б. всё ж таки убедился, что все они — всецело инфицированы «глубоко нравственной порчей». Чрезмерно заражены вирусом, пандемией вольнодумства. 
Чему Б. и посвятил всю свою дальнейшую яркую жизнь — искоренением сего евро-вольномыслия. Противодействием распространению негативных влияний, всевозможных гуманистически-«массолитовских» учений и течений.
С большим энтузиазмом возглавив вскоре эффективнейший, радикальный инструмент николаевской тирании — политическую полицию Российской империи. 

На фото: эскиз «Декабристы». Для росписи Комендантского домика в Петропавловской крепости. Автор Пётр Игнатьев, 1971 г.