Грань очевидного. Авторская программа Юрия Селиванова
Грань очевидного. Авторская программа Юрия Селиванова
Выпуск №5. Ящик Пандоры под царским троном
Все русские революции двадцатого века, положившие конец многовековой Российской империи, берут свое начало в манифесте Александра Второго об освобождении крестьян.
В этом году отмечается важный исторический юбилей – 160-я годовщина манифеста императора Александра II об освобождении российского крепостного крестьянства. Казалось бы, событие давнее и не слишком интересное нашим современникам. Но это как посмотреть! Потому что все русские революции двадцатого века, положившие конец многовековой Российской империи и открывшие путь глубочайшим преобразованиям в нашей стране, которые, между прочим, продолжаются и по сей день, берут свое начало в этом, казалось бы, давнем событии. О прямой связи этого переломного момента истории со всем последующим развитием страны, о неразрывности нашей истории, которую можно и нужно понимать и принимать целиком, мы будем говорить в этом выпуске программы.
Как известно, революции современного типа в России XX века, в отличие от крестьянских восстаний прошлых столетий, зарождались и происходили в городах. Причем в наиболее крупных из них, ставших к тому времени индустриальными центрами.
А первоначальный толчок к этому был дан, применительно к России, примерно в середине XIX века. Именно тогда до неё докатилась начавшаяся на Западе мировая промышленная революция, связанная, прежде всего, с появлением паровых двигателей, а затем и с овладением электрической энергией. Поражение России в Крымской войне 1853-56 гг. максимально обнажило проблему растущего отставания российского общества от мировых стандартов того времени, прежде всего в том, что касалось темпов и масштабов технологического, промышленного и в целом социально-экономического развития. И поставило перед властью насущный вопрос – как выходить из данной ситуации, которая была чревата для России окончательной утратой тех мировых позиций, которые она тогда занимала.
Радикальным ответом на этот коренной вопрос и стала знаменитая реформа императора Александра II, подписавшего 19 февраля 1861 года Манифест об отмене крепостного права.
И дело было вовсе не в какой особой любви к русскому народу, коей внезапно воспылал российский самодержец и как это подавалось в официальных рескриптах того времени. А в совершенно четком понимании того, что без высвобождения, пусть даже в отдаленной перспективе, самой массовой части русского общества – крепостного крестьянства, не может быть и речи о формировании достаточно динамичного и многочисленного слоя вольнонаемных промышленных рабочих, без чего масштабная индустриализация России была бы совершенно невозможной.
Надо отдать должное Александру II и его помощникам, которые оказались достаточно дальновидными для того, чтобы оценить характер нарастающей угрозы необратимого отставания России. И приняли своевременные, в чем-то даже опережающие, меры для адекватного реагирования на неё.
Эти меры никак не могли дать мгновенный эффект, так как Россия была государством дворян, которые, конечно же, не были врагами сами себе. Поэтому, они, явно с ведома самодержца, обставили освобождение крестьян таким образом, что оно растянулось на десятилетия. Впрочем, никакого иного решения вопроса в принципе быть не могло. Любая попытка радикального и одномоментного изменения социального статуса десятков миллионов людей могла привести только к общенациональной катастрофе. Поэтому реформа могла быть только постепенной. Тем не менее, как говорил один позднейший классик, «процесс пошел» и к концу XIX века стал необратимым.
Началось массовое переселение крестьян в крупные города, где они становились основным ресурсом пополнения промышленного рабочего класса.
Вот что сообщают Николай Лебедев и Вера Попова – современные российские специалисты по миграции того времени на примере Нижегородской области:
«Нами проведено исследование миграционных процессов на примере городов Нижегородской губернии на основании материалов первой всеобщей переписи населения 1897 года. Согласно имеющимся данным, мигрантами являлись 48,1% жителей городов Нижегородской губернии. …Как следует из данных переписи, местные жители составляли почти 90% всего населения губернии. Примечательно, что по уездам этот показатель составлял 93,8%, в то время как по городам – 44,9%. Следовательно, абсолютное большинство переселенцев направлялось в городские центры. Рост числа городских жителей, кроме естественного прироста, шел в основном за счет переселенцев из сельской местности. …Будет вполне обоснованным предположить, что большинство мигрантов, направлявшихся в Нижний Новгород, были крестьянами… Примечательно, что численность мигрантов была значительно выше в городах, где действовали крупные промышленные предприятия, были развиты системы коммуникации. Как правило, мигрантами являлись представители непривилегированных слоев населения».
Лебедев Н.Н., Попова В.В., История миграции населения в России во второй половине ХIX века на примере Нижегородской губернии.
Переток больших масс раскрепощенного крестьянства в промышленные районы страны привел ближе к концу XIX века к их бурному, подчас беспрецедентно быстрому росту. Резко увеличилось население городов, беспрецедентных масштабов достигла трудовая миграция, стремительно развивалась система массового профессионально-технического обучения.
Именно в это время у России, благодаря появлению значительной массы свободных рабочих рук, впервые возникла возможность для реализации гигантских по масштабам инфраструктурных проектов, таких как Транссибирская магистраль, основной участок которой – 7 тысяч километров – был построен с 1891 по 1917 годы.
«На огромных сибирских пространствах Транссиб расселял все новые и новые миллионы переселенцев. Транссиб строила вся Россия. Все министерства, чье участие в строительстве вызывалось необходимостью, все губернии давали рабочие руки. Так и называлось: рабочие первой руки, самые опытные, квалифицированные, рабочие второй руки, третьей. В отдельные годы, когда участки первой очереди развернули работы (1895-1896 гг.), на трассу выходило одновременно до 90 тысяч человек.
При Столыпине переселенческие потоки в Сибирь, благодаря объявленным льготам и гарантиям, а также волшебному слову «отруба», дающему хозяйственную самостоятельность, сразу намного возросли. Начиная с 1906 года, когда Столыпин возглавил правительство, население Сибири стало увеличиваться на полмиллиона человек ежегодно».
Однако у этого бурного процесса исторического масштаба была и «обратная сторона медали». Которая позволяет утверждать, что именно освобождение российских крестьян в начале 60-х годов XIX столетия и стало отправной точкой тех революционных потрясений, которые постепенно привели к краху Российской империи.
Логика этой взаимосвязи прослеживается весьма отчетливо. Далеко не секрет, что российское крепостное крестьянство, при всех своих несомненных человеческих достоинствах (которые, кстати говоря, напрочь отрицались многими тогдашними «их благородиями»), было не только самым массовым, но и самым обделённым в культурно-образовательном отношении сословием Российской империи. До тех пор, пока эти люди «холопского звания», в массе своей, было прочно прикреплены к земле, придерживались патриархальных обычаев и оставались на своих исконных местах проживания, они не представляли системной угрозы сложившемуся в России миропорядку, основой которого была, в сущности, военно-дворянская диктатура.
Тем более что в доиндустриальный период истории России численность трудового люда в основных имперских городах была весьма далека от критической революционной массы. Да и сам этот люд был в значительной степени интегрирован в социальные структуры городского общества.
Крестьянская реформа все это традиционное «благолепие» сломала. Она привела в движение огромные массы сельского населения, которое, в конечном счете, перекочевала в города. Это население, как правильно отмечают ученые- историки, состояло, в основном, из самых «непривилегированных слоев населения». То есть, в переводе с научного на обычный язык, из наиболее дикорастущих, дремучих, необразованных слоев общества. Которые в качестве таковых, в условиях новой для них городской жизни, были наименее социально защищены и в наибольшей степени обездолены.
Нетрудно себе представить, как выглядела эта обездоленность вчерашних крестьян в городах того времени, если даже вчерашние колхозники, нахлынувшие в мою родную Одессу в 90-х годах XX века, после развала Советского Союза, ютились фактически в развалинах брошенных домов и даже в каналах подземных теплотрасс.
Думаю, что после просмотра ролика, снятого в 2006 году в городе Одессе, вы сможете более наглядно себе представить, в каких нечеловеческих условиях жили переехавшие в города российские крестьяне в конце века девятнадцатого.
Предельный, а порой запредельный, дискомфорт такого существования, даже в сравнении с прежней крепостной жизнью, в сочетании с полной необразованностью, делало этих людей крайне податливыми на пропаганду любого недовольства властями. Что, в сочетании с массовостью этого слоя новых горожан, породило ту крайне взрывоопасную гремучую смесь, которая стала настоящей находкой и питательной средой для профессиональных революционеров. Которые именно в это время из одиночных террористов-бомбистов стали превращаться в лидеров трудовых масс и поднимать их на революционную борьбу.
Царское правительство, естественно, пыталось как-то адаптироваться к новым реалиям и удержать контроль над ситуацией в условиях резкого изменения соотношения социальных сил. Получалось у него это плохо. Культурная и образованная прослойка в городах в процентном отношении к общей численности населения резко уменьшилась. Соответственно, резко возрос не обузданный цивилизованными рамками политический радикализм.
Власть, по большому счету, оказалась не готова к управлению страной в новых условиях. Отсюда её повышенная склонность к силовым методам наведения порядка. С такой дикой и неуправляемой толпой в самых главных центрах империи она никогда раньше дела не имела.
Попытки пойти навстречу бунтующим массам в виде дарования некоторых гражданских свобод, учреждения парламента и тому прочих частичных и вынужденных послаблений давали только временный эффект. Притом, что эти уступки лишь способствовали выдвижению новых требований. Тем временем, массовое недовольство «понаехавших» в города находилось уже под полным контролем и управление революционных активистов. Которые пользовались тем большим успехом, чем более радикальные требования и лозунги выдвигали.
Дальше российская история, что называется, понеслась вскачь. Она становилась все более неуправляемой, а попытки властей взять ситуацию в свои руки приводили только ко всё более жестоким и, увы, кровавым, решениям. От печально знаменитого Ленского расстрела 1912 года до вступления Российской империи в мировую войну.
Те нынешние мыслители, которые упорно ищут разгадку военных решений Николая II в Черноморских проливах и тому прочих разборках с «кузеном Вилли», в упор не желают видеть того, что Российская империя к тому времени уже была, фактически, беременна революцией. И потому её вступление в мировую войну могло быть, не в последнюю очередь, продиктовано внутренними причинами. А точнее – было попыткой выпустить пар из котла и нейтрализовать наиболее массовые и нестабильные социальные слои.
Отправить потенциальную революционную массу из городов в окопы и сгноить её там целиком, такая идея могла выглядеть вполне приемлемой для правящего класса России в сложившихся в то время условиях. Тем более что обольщаться насчет чрезмерного человеколюбия тогдашних российских буржуев – все равно, что подозревать в гуманизме нынешних либералов, которые правили постсоветской Россией под лозунгом «Тридцать миллионов не вписались в рыночную экономику? Не беда! Русские бабы других нарожают!»
Но эта попытка «утилизации» революционной массы оказалась запоздалой и потерпела неудачу из-за неудачного хода войны и уже пустившей глубокие корни в массовом сознании антисистемной пропаганды. После чего традиционный режим, лишенный «энергетической подпитки» со стороны общества, был окончательно сметен волной так и не обузданного массового недовольства.
И тогда наступило преддверие хаоса. «Революционная» масса самоуправляться не могла из-за своей полной темноты. Попытка осколков старого режима навести некое подобие порядка с помощью полумер Временного правительства, ничего не дала, ибо была явно несоразмерной энергии нарастающего, гибельного для России, как государства, хаоса.
В этом контексте захват власти большевиками стал неизбежной, исторически закономерной и, в конечном счете, именно поэтому успешной попыткой остановить перешедшую в неуправляемый штопор страну за несколько исторических мгновений до необратимой катастрофы.
Ситуацию, в конечном счете, спасло то, что во главе красной России оказались достаточно просвещенные люди и, в то же время, жесткие и решительные настолько, чтобы обуздать разрушительный хаос. Такими могли быть только сами вожди бунтующих масс. Других «сил национального спасения» в России того времени не было и быть не могло. Все эти Красновы, Деникины и Колчаки, отчаяние которых прекрасно иллюстрировалось их братанием с террористом Савинковым, с одной стороны, и с западными русофобами, мечтавшим поделить всю Россию, с другой, могли быть только зиц-председателями при окончательном развале страны и её колонизации Западом и Востоком.
Обуздание хаоса потребовало времени, вполне соразмерного эпохе его нарастания. И закончилось уже в сталинские времена окончательным отстранением от власти так называемых «мировых революционеров», желавших распространять хаос на весь мир.
Не факт, однако, что дело когда-нибудь действительно дошло бы до этого созидательного «затем». Потому что разрушать «весь мир насилья» пришлось бы, за неимением других ресурсов, за счет угробления остатков самой России. Сталинская советская власть железной рукой пресекла эти деструктивные намерения, пустившие глубокие психологические корни в российском обществе и, в конечном счете, направила энергию народа в созидательное русло. А чересчур эмоциональный пролетарский гимн «Интернационал» заменила более уравновешенным и державоцентричным гимном Советского Союза.
Так фактически закончилась ликвидация последствий той величайшей российской смуты, старт которой был дан манифестом царя-освободителя крестьян Александра II. Решением, историческая необходимость которого совершенно бесспорна, но с последствиями чего Россия в своем прежнем историческом формате справиться не смогла. Стране понадобилось пройти через тяжелейшие испытания, чтобы уже на новом витке своей истории привести в соответствие возможности власти управлять и способность низов быть управляемыми.
Что же касается параллелей с днем сегодняшним, то скажу следующее. Цивилизация наша, на протяжении всех времен и независимо от революционных перемен, в сущности, одна и та же. А значит, и всё её основные несущие конструкции остаются неизменными. Просто исторические декорации немного разные. В развале Российской империи были виновны все слои общества. И верхи, которые могли, но не очень хотели. И, низы, которые много чего хотели здесь и сейчас, но сделать ничего по уму не могли. Все были одинаково «хороши». Сейчас повторяется примерно то же самое. Очередной исторический цикл близится к своему завершению. И остается надеяться только на то, что наученные горьким опытом прошлого, мы не станем шпорить коней российского Апокалипсиса в их беге к очередной роковой черте. А может быть, даже сумеем вовремя их обуздать и перевести в спокойный аллюр, столь свойственный от природы истинно русским рысакам. Это была программа «Грань очевидного» на канале «Камертон» и ее автор Юрий Селиванов. Всего доброго и до встречи в эфире!
Художник: А. Дейнека.