Храни своё имя…
Храни своё имя…
***
Что это? Как называется
Это странное, страшное действо?
Это ночь мировая спускается,
Поразив человечье семейство
Тяжкою хворью душевной
И помутненьем ума.
За суетой повседневной
Свет пересилила тьма.
В пик мирового развала
Всюду дорога темна.
Так уже в жизни бывало,
Но продолжалась она.
***
А время подло бьёт по нервам,
А сердце всюду ждёт подвоха.
Живём в столетье двадцать первом,
Живём как будто бы неплохо,
Но, одичавшие, как стая,
Рычим и зябко сводим плечи,
И цифровая, неживая
Эпоха движется навстречу.
Она уж рядом, по соседству,
Её дыханьем всюду веет,
И кто ты есть, и что на сердце,
Уже значенья не имеет.
***
Кто слышал не букву, а душу,
тех нет и в помине.
Живи, тишины не нарушив,
плыви по пустыне.
Храни своё имя,
блюди свою душу и слово.
То русское слово,
к которому время сурово.
То жаркое слово,
к которому мир равнодушен.
Пусть сон твой нарушен,
но внутренний мир не разрушен.
Тот внутренний дом твой,
что ты с постоянством суровым
хранишь от вторженья,
скрывая телесным покровом.
Тот внутренний сад твой,
где плод наливается соком
и зреет, и млеет.
И тлеет в саду одиноком.
***
Что остаётся?
Пара друзей старинных,
воспоминанья, небо над головой,
времени поступь вдоль коридоров длинных,
город у моря, вроде ещё живой.
Скорости, страсти,
музы визит нежданный,
поиски слова, утро, вид из окна.
И ощущенье жизни, тревожной, странной,
что, как морская бездна, всегда темна.
***
Одиночество – это когда
Строчка в книге и в небе звезда,
Ствол древесный и птица на ветке
Ближе друга, подруги, соседки,
Свата, брата и чада родного.
Одиночество – это не ново,
Это было и будет всегда:
Книга, дерево, птица, звезда.
***
У меня за окном – роддом.
Никогда в нём не гаснет свет.
Человек рождается в нём
В час предутренний и в обед,
И под вечер, когда уже
Засыпает усталый мир.
Приходящей в него душе,
В тельце розовом, как зефир,
Тихо радуюсь я – пускай!
Человека невинна прыть:
Ведь пока ещё слово «дай»
Не умеет он говорить.
***
Стареем, друг, уже не высший класс!
И, занятый безликим новоделом,
Циничный век выталкивает нас
В своём самодовольстве оголтелом.
Отходим в тень, растерянно глядим,
Как новое идёт на смену племя.
О да, его приход необходим,
Не может останавливаться время!
Пускай идёт. Так майская гроза
Тревожит мир своей побудкой зычной.
Но Боже, как пусты его глаза,
Как речь бедна и сердце безразлично…
***
Старение меняет внешний вид
И замедляет внутреннюю прыть.
И лишь душа по-прежнему болит
О том, что ты не в силах изменить.
Её всё так же раны глубоки,
Хоть к ним она привыкшая давно.
Уж седина окрасила виски,
А до сих пор не всё ещё равно.
Пора, пора, остынь, забудь, усни,
Не повернуть течение реки.
Но словно от горящей головни,
В груди печёт от боли и тоски.
Заледенеть, коростой обрасти,
Закрыть уже болючий этот счёт!
Но там, где боль, – там новые пути,
Которые не пройдены ещё.
***
Красота-то какая – весна,
Свежей зелени трепет весёлый.
Майский хмель выпивая до дна,
Южной кухни вкусив разносолы,
Забываешь невольно о том,
Где живёшь и под чьею пятою
Оказался сегодня твой дом,
Время жизни твоей золотое…
Одесса – Москва
А. Крамскову
– А может, приедешь, – зовёт меня друг
В далёкую нынче Москву.
А я всё не еду – то мучит недуг,
То еле держусь на плаву.
То мысли нагрянут унылой гурьбой
Про «братских народов семью»…
А друг не сдаётся, хвост держит трубой
И душу врачует свою
В лесу подмосковном.
«Раздолье у нас! –
Меня соблазняет в письме. –
Чернику, малину, грибы про запас
Уже собираем к зиме.
Так может, приедешь?
Отправимся в лес!
Там птичий немолкнущий хор
Как лучшее чудо из Божьих чудес
Поёт нам, безбожным, в укор…».
И мы, как умеем, споём. Помолчим
О тех, кого с нами уж нет,
И сердце взметнётся, устав от кручин,
За птицей небесною вслед.
И вспомнит с улыбкой о прежней Москве
И прежней Одессе, когда
Дурашливый ветер гулял в голове
И в дверь не ломилась беда.
Тогда мы ещё не успели понять,
В объятьях блаженного сна,
Что нас, неразрывных, навек разорвать
Задумал уже сатана.
Мы даже представить тогда не могли,
Как много удастся ему,
Как он поглумится над телом земли
И душу отправит во тьму.
И нынче, когда нас держать на плаву
Всевышний уже устаёт,
Про общую нашу Одессу – Москву
По памяти сердце поёт.
Сухие листья
Опять по всей России
Сухие листья жгут.
Е. Бершин
Сухие листья жгут в Москве,
В Одессе жгут людей.
Что там, у жизни в рукаве,
Каких ещё идей
Её фантазия полна
На лезвии времён?
В ответ как гром: «Война, война…»
Гремит со всех сторон.
Куда ни глянь, в её оскал
Упрётся всюду взгляд.
А ты беспомощен и мал,
Чтоб всё вернуть назад.
Лишь мысли спорят горячо
И знай себе, несут
Туда, где живы все ещё
И только листья жгут.
Русскоязычный
А русский поэт на Украйне,
Он русскость свою держит втайне.
Ему с ней теперь неуютно,
Ему с ней непросто теперь.
Не насмерть, но тяжко он ранен:
Все эти бесовские брани,
Как нож в его певчее сердце,
Как знак невозвратных потерь.
Но он остаётся галантным –
Ведь в мире живёт толерантном,
Который сверкает гламуром,
С улыбкою жизни губя.
Он русскость припрятал надёжно,
Он нынче живёт осторожно,
Нейтральное «русскоязычный»,
Как маску, надев на себя.
Пушкинский день
Это не игрушки вам!
Грудью всей дыша,
День рожденья Пушкина
Празднует душа.
Время сыплет кознями,
К худшему клоня.
Но важней, серьёзнее
И счастливей дня
До сих пор не значится
На календаре.
Вот он – жив, дурачится!
Словно на одре
Не лежал, измученный,
С пулей в животе.
В детстве стих заученный
Душу в чистоте
Держит до скончания
Зим её и лет,
Точно заклинание
От дурных примет.
Облака
Луч небесный коснётся темени,
На томленье твоё ответит:
– Не терзайся, живи вне времени,
Как вне времени солнце светит,
Облака плывут белоснежные,
Миновав времена и нравы.
Белоснежные, безмятежные,
Лишь они-то одни и правы.
Где уж нам-то – в земном горении
И пыхтении суетливом,
В словопрении и презрении
К Божьим истинам молчаливым.
В поздний час
Люблю в вечерний поздний час
По улице пустой
Пройтись. Вульгарный новояз
С базарной суетой
В такую пору не слышны,
Их будто вовсе нет.
Весь мир во власти тишины,
И звёзд далёких свет
Не устаёт ему светить,
И ясен лик Творца.
Как будто так тому и быть,
Без края и конца.
Художник: В. Стоянова.