Житие великомученицы Аси, или Без лоха жизнь плоха

А. Долина «У него ко мне был Нью-Йорк»; М., «Редакция Елены Шубиной», 2021

Праздник к нам приходит, точнее Holidays Are Coming: в «РЕШке» запустили новую серию – «Русский iностранец». Первенец проекта – «У него ко мне был Нью-Йорк» Аси Долиной, очередной на-живую-нитку-коллаж из постов в соцсетях. 

Помню 1991-й: тогда издательство «Радуга» затеяло серию «Русское зарубежье». И это действительно был читательский праздник. Орнаментальная проза Савицкого, рядом с которой Бабель и Олеша не выглядели такими уж мэтрами. Набатный эпос Назарова. По-щедрински едкая сатира Юрьенена…
Я это вот к чему. Литература от века числилась занятием элитарным, ибо требовала каких-никаких знаний и владения словом. Сетература, напротив, эгалитарна: здесь бездарь и талант равноправны. Крах эстетических конвенций снес пограничные знаки и контрольно-следовую полосу, и слово «мастерство» лишилось всякого смысла. Продолжаю, однако, думать, что никакой Гутенберг не сделает аффтара автором.
Впрочем, последнее слово не применимо к поклоннице корявых феминитивов. Ну, пусть будет писателкой – ей в самый раз.

Дебютный опус Долиной – записки на прокладках Always для девочек с хроническим церебральным инстаграмом. Мне-то казалось, что здесь с импортозамещением все в порядке: Кетро, Пустовая, Мульменко & Co покрывают потребности рынка минимум на 150 процентов.
Но, чтоб вы так знали, наша мейдл из хорошей семьи. Гитарно-песенная мамеле публично скорбит, что так и не вырвалась в Землю обетованную из печальной российской никчемности и подписывает петиции в поддержку Гасана Гусейнова – надеюсь, помните такого. Околокиношный брат, член Общественного совета Российского еврейского конгресса, борется за права ЛГБТ. С такой-то родословной в «РЕШке» можно печататься, даже не зная азбуки. А чужие здесь не ходят.

Что за комиссия, Создатель! – говорить о продукте книжном буквосодержащем как о литературе. Но придется. Хоть и композиция лоскутная – читай: вообще никакой. Хоть и герои мультяшные: угольно-черный чугунный упырь и снежно-белая кружевная жертва – без полутонов, которыми так богата жизнь, без смены ролей, что тоже сплошь и рядом. Хоть и вместо языка ублюдочная хипстерская феня.
Вот с нее, пожалуй, и начну: «ты скроллишь ленту», «строчу текст для сториз», «в каком-то рандомном баре», «стала учиться феминистской оптике»… А по-русски нельзя? Можно, да не рекомендуется. Ибо при переходе на язык неродных осин у писателки обостряется застарелая алекситимия. «Меня заставляли самой брать книги с полок», – попутать винительный с предложным не всякому дано, респект. «Кот пришел пожурчать под боком», – пять баллов, давайте зачетку. Вообще-то, коту полагается журчать на лотке, но дело хозяйское. Нравится ходить в обоссанных шмотках – не препятствую.
Больше скажу: А.Д. удалось сотворить дивный новый мир. Здесь попадаются люди с жемчужной кожей. Здесь расплавленный металл отчего-то не льется, а гнется. И звучат песни на бразильском языке. Зискейт, вы поссорились с мозгами? Впрочем, это семейное: Антон Долин уверен, что прах Сталина замурован в Кремлевской стене, – и ничего, главред популярного журнала.

Простите, отвлекся. Метасюжет женской прозы не менялся со времен Шарля Перро: инициация, то есть цепь испытаний на пути к счастливому замужеству. Правда, у нас тему чаще всего эксплуатируют девочки-мажорочки вроде Горбуновой, так что испытания получаются на редкость однотипные, с неистребимым фольклорным оттенком: этому дала и этому дала. Долина оказалась не столь проста, – на шалости мягко намекнула и тут же перевела стрелку на другую магистраль: про мужиков-козлов и духовно богатую деву. Традиция, между прочим, начиная с графини Ростопчиной, – не задушишь, не убьешь.
Писателка явилась к публике со сто сорок мохнатой рассказкой, как мужло вида ужасного схватило девчушку несчастную, газлайтило и виктимблеймило, заабьюзило и зашеймило. А еще обесценивало – русский глагол в мутном потоке пиджин-рашен выглядит инородным телом. «Дисконтило» – вот лыко в строку, дарю.

Итак, житие великомученицы Аси – слабонервных просим покинуть помещение:
«Я ему: “Помидоры!” Он мне: “Да что помидоры! Вот огурцы ы ы!” Я потерпела из вежливости, а потом сказала ему прямо: “Ты обесцениваешь меня каждую секунду”».
«Вот он, газлайтинг. Она в панической атаке, а в спину ее догоняет эсэмэс: “Чего ты опять истеришь?!” Она не то что не истерила, она буквально погибала в этот момент. Падала Алисой в пропасть, которая никак не кончалась».
«Прекрасно помню момент, когда я стала человеком, которому изменяют. Это было мое личное 11 сентября. И дальше ты, окровавленная, в пыли, на дне бытия».
И все это – с надрывным пафосом уездного ТЮЗа. Странное дело: Долина на журфаке защищала диплом по Беслану, должна бы понимать разницу между трагедией и жестоким р-романсом. Хм. Она-то как раз понимает: пишн мит цибеле трерн – это таки гешефт. Романс начинает и выигрывает. Не знаю, как в буржуинском сабвее, а в нашей электричке за такое враз полную шапку мелочи накидают:
«Переживая измену, я визуализировала свое ощущение как кровавую розовую пену, которая струится из моего разрезанного горла и капает с балкона на тротуар, оттуда вниз по улице струйкой, которая становится все сильнее. Струйка превращается в реку, которая заливает собой всю Москву. Москва для меня – город, залитый моей кровью».

Впрочем, с мужиками-кровососами и так все понятно: их уже неоднократно разъясняли – не Васякина с Некрасовой, так Столповская со Степновой. Загадкой по-прежнему остается духовно богатая дева – грешен, по сю пору не понял, в какой микроскоп ея духовность разглядывать. Может, Долина растолкует?
Ценности героини просты, как мычание. Авторские коктейли с маракуйей. Мороженое. Танцпол. Профем-мужчины. #MeToo. #яНеБоюсьСказать. Бодипозитив. Чакры, кармический рисунок и прочий нью-эйдж. Психотерапия. Феминизм. Впрочем, этот реестр актуальных трендов явно лишний – все его параграфы без труда укладываются в одно слово. Скажем, Cosmo. Или Elle.
Словарь писателки тоже как минимум на треть состоит из актуальных трендов: птица-говорун отличается умом и сообразительностью. Про абьюз, газлайтинг и виктимблейминг вы уже наслышаны. Есть еще «токсичные манипуляции», «перверзные манипуляции», «сахарные шоу», «дисфункциональная любовь». Короче, весь новояз поп-психологии, вплоть до «возведения границ».

Парадокс, но при этом А.Д., липкая, как вокзальная нищенка, поминутно нарушает чужие границы, назойливо вымогая у публики то сострадание, то восхищение:
«Сейчас я ощущаю себя воином света. И мышцы у меня почти железные благодаря йоге».
«Я – Жанна д’Арк, которая выбрала себя пощадить».
«Я даже не знаю, как я выгляжу сейчас, но я точно очень красивая».
«Я – survivor. Не жертва. А герой. Героиня».
Продолжение следует на сайте Долиной: «Если ты не знаешь меня, то я – журналистка, писательница и блогер». А есть ли в писательских сусеках что-нибудь, кроме инстаграмских почеркушек? Не дает ответа.
Дальше – больше: «В марте 2021 года лучшие мои тексты из блога превратились в книгу “У него ко мне был Нью-Йорк”, которая быстро стала бестселлером». Да-а? Бестселлер – это яхинский «Эшелон»: первый тираж – 70 000 плюс дополнительный – 60 000. Учитесь публику жалобить, Ася Владимировна, – ведь не чета двухтысячному «Нью-Йорку». Кстати, и тот к концу августа успели уценить на 20 процентов – что на «Озоне», что на mdk-arbat.

Не подумайте плохого: коллекция самодельных лычек для А.Д. – вовсе визит Мани Величкиной, а способ впарить наивным офис-менеджерам свои вебинары и прочий шлак. Да и у книжки, подозреваю, те же функции. Вебинар «Самоценность и тексты» – ладно, сущие копейки. Курс «Это моя история», где вас научат писать «сильные, честные, красивые тексты», обойдется дороже: цена сопоставима со средней зарплатой в Мордовии или на Тамбовщине. Про чужих, которые к издателям не ходят, наверняка промолчат – само собой, из чистой деликатности.
Без лоха жизнь плоха, добавить тут нечего.
Но добавлю, пожалуй. Бесполезная это затея: рассказывать про полуграмотный креативный класс, профессиональных страдальцев, инфоцыган и других фигурантов паралитературного процесса. С тем же успехом можно протестовать против дождя осенью или снегопада зимой

Хотя есть разные мнения. Говорил же герой «Мобильника»: прогресс не остановить, но бороться с ним никогда не поздно…