Как во взрыве древнего русского храма гитлеровцы пытались обвинить советских бойцов

3 ноября 1941 года величественный Успенский собор Киево-Печерской Лавры потряс мощный взрыв, практически полностью уничтоживший древнее здание. Есть достаточно свидетельств из уст самих же нацистов о том, что было их рук дело, но и поныне раздаются голоса, обвиняющие во взрыве большевиков.

Владимир Солоухин приводил в своей книге «Последняя ступень» мнение некоего фотографа Буренина: «А ненависть надо было разжигать. Когда немцы заняли Киев, мы взорвали заранее заминированный древний величественный Успенский собор в Киево-Печерской лавре, дабы свалить этот взрыв на немцев и разжечь ненависть к ним у верующего населения. Нам-то собор разве жалко? Всего ведь за семь лет перед этим в Киеве взорвали Златоверхий Михайловский монастырь ХIV в. с византийскими мозаиками и тысячи других соборов во всех городах России. Что нам собор?!» 

Сходные слухи, совпавшие с началом перестройки, нередко распространяются и среди части «ревнителей православия», обычно вспоминающих о большевиках как о бесах, но терпимо относящихся к осужденным предателям вроде Краснова и Шкуро.

Опять же после начала оккупации Киева фашистами многие киевские здания начали взлетать на воздух – срабатывали мины с дистанционным управлением, заложенные перед отступлением из города советских войск. Так как же Киево-Печерская Лавра?

Разберем обвинения по порядку. Да, Советское государство боролось со своими врагами, среди которых, были и деятели Русской православной церкви. Бежавшие с остатками разбитой Белой Армии архиереи и священники, образовавшие в ноябре 1921 Русскую православную церковь за рубежом, фактически стали политотделом белой эмиграции. «Декларация» митрополита Сергия (Страгородского) о признании Советской власти появилась лишь в 1927 году, то есть 10 лет после победы Октябрьской революции Церковь официально находилась по другую сторону баррикад в Гражданской войне. 

В рамках ограничений в отношении нелояльного к властям духовенства принимались достаточно радикальные меры по закрытию и даже уничтожению церковных сооружений. Однако и к этому вопросу Советская власть подходила избирательно. Например, Собор Василия Блаженного на Красной площади остался нетронутым, поскольку представлял собой ценнейший памятник архитектуры. Не пострадали церкви Троице-Сергиевой Лавры. Таким же было отношение к храмам Киево-Печерской Лавры, превращённой в 1926 году в охраняемый государством историко-культурный заповедник. 

Не выдерживает никакой критики и версия о том, что НКВД заранее заминировало Успенский собор, чтобы подорвать его с посетителями-оккупантами. Тут даже не обязательно ссылаться на технические моменты – вроде того, что батарейки радиовзрывателей того времени были рассчитаны максимум на 40 дней работы для приема возможного сигнала о подрыве, а после оставления Киева 24 сентября до 3 ноября, даты взрыва, прошло 50 дней. Просто надо понимать, что если бы советское командование действительно хотело подорвать здание, нанеся врагу урон, оно было бы взорвано так, чтобы похоронить под обломками побольше оккупантов. Между тем, сведений о погибших во время взрыва гитлеровцах нет вообще.

Да и чтобы взорвать такую громаду, как Успенский собор, по оценкам специалистов, требовалось заложить не меньше 3 тонн взрывчатки, очень дефицитного в первые месяцы войны материала, которым не разбрасывались.

Еще глупее выглядит версия с подрывом собора партизанами, которые просто не могли завезти в кишащую немцами Лавру 3 тонны взрывчатки.

Вместе с тем историкам известно немало фактов, свидетельствующих о разрушении древнерусской святыни гитлеровцами. За пару недель до взрыва из Лавры и близлежащих кварталов были выселены все жители, а сам монастырь был наводнён немцами. Из монастыря, ставшего при советской власти музеем, в срочном порядке вывезли наиболее ценные экспонаты – в общей сложности около 2 тысяч предметов. После этого ведущие сотрудники музея, привлеченные оккупантами к работе, стали один за другим погибать при странных обстоятельствах. 

А когда самое ценное было из Лавры вывезено, прогремел взрыв. Он должен был позволить обвинить большевиков в варварстве и скрыть концы грабежа богатств Лавры. Один из фигурантов Нюрнбергского процесса, последний министр вооружений и боеприпасов Третьего рейха, Альберт Шпеер, писал в мемуарах: «Мне сказали, что при Советах тут находился склад боеприпасов, который потом по неизвестным причинам взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что в действительности рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ ее национальной гордости и приказал подорвать церковь...».

Сходные свидетельства содержатся в высказываниях других гитлеровских военных и чиновников – начальника группы религиозной политики министерства оккупированных восточных территорий К. Розенфельдера, офицера вермахта Ф. Хейера, имевшего сан евангелического священника, обергруппенфюрера СС Ф. Еккельна, непосредственно руководившего подрывом храма. 

Наконец, сам факт появления подробной фото- и кинохроники, запечатлевшей взрыв собора, свидетельствует о том, что этот взрыв не был для немцев неожиданностью – его ждали и готовили.

Так что виновниками варварского разрушения «небеси подобной» Успенской церкви Киево-Печерской лавры, которую строили при родоначальниках русского монашества, преподобных Антонии и Феодосии Печерских, были гитлеровцы, сколько бы лжи ни распространялось на этот счёт.