«Я выбрал счастье и к нему иду…»

Пирамида 

Мне постоянно хочется увидеть
Людей, что не приходят в жизнь мою.
Сползал на дно по скользкой пирамиде,
Но вовремя я вспомнил про семью.

Звенел, гремел, резвился и маячил,
Как будто популярный футболист.
Я был есенинский сопливый мальчик,
Теперь я взрослый и душою чист.

Я стану толстым, даже круглолицым,
И буду есть невкусную еду.
Из всех своих линейных композиций
Я выбрал счастье и к нему иду.

 

Страх 

Освобождаю хрупкий свет
От чёрных точек прошлой ночи.
Ложатся вещи на паркет.
Ты уходить домой не хочешь.

Мурашки тают, греет страх,
Твою пыльцу и дрожь ловлю я... 
И остаётся на губах
Солёный пепел поцелуя.

 

Сон времени

Сон времени наивный и смешной,
Подростки дремлют поперёк эпохи,
Разделены межкомнатной войной,
На выдохе не врут, а врут на вдохе.

Играет кролик солнечный в окне,
Рисует на стекле подросткам знаки...
Не хочется им топать по стране,
Нашли приют в тик-токе и в тик-таке.

Быть может, с высоты капризных лет
Смотрю и ничего не понимаю.
Я вспоминаю деревенский свет, 
Где я подростком бегаю по маю.

 

Скоро 

Ты скоро станешь некрасивой,
Состаришься и станешь толстой,
Ты перестанешь быть игривой,
И будешь прятаться от гостя.

Не станешь лёжа на кровати
Ласкать мои кривые локти,
И не заляпаешь ты платье,
Не разорвёшь платок со злости.

Ты станешь медленной и скучной,
И глупою чуть-чуть, немножко,
Ты станешь вредною колючкой,
Моя стареющая кошка.

 

Четыре дня 

В реанимации четыре дня.
И мир перевернулся черепахой.
Предупреждала добрая родня,
Но я гулял с есенинским размахом.
 
Я падал вниз, а надо мной врачи 
Спасали мной запущенное тело. 
Свой карандаш души я не сточил, 
Ещё не жил и ничего не сделал. 

Я темнотой дышал, и запах стен 
Впитался в кожу и в мои сосуды. 
Я выжил, я стерпел больничный плен. 
Исправлю всё я и начну с посуды.

 

Пионер

Когда-нибудь мне станет всё равно,
Закончатся все встречи и эфиры.
Я прочитаю, наконец, «Оно»,
Послушаю последний диск Земфиры.

Я научусь вязать и вышивать,
Готовить плов и чебуреки жарить.
На даче в клетку заведу тетрадь
И отмечать в ней буду урожаи.

Пускай душою вечный пионер –
От старости мне никуда не деться.
Куплю футболку «Я – пенсионер»,
И в двери постучит седое детство.

 

Морж 

Когда я пёк оладьи и
Готовил вкусный борщ.
У берегов Ирландии
Очнулся старый морж.

Приплыл на чёрном айсберге
В холодную страну.
В порту ирландском «Абигейль»
Чуть не пошёл ко дну.

И на корабль животное
Подняли рыбаки,
И тело инородное
От гибели спасли.

Пока я слушал новости
Про бедного моржа,
Борщ по закону подлости
На кухне убежал.

 

Червяки

Молодёжь скользит в тик-токе,
Одиноки и пусты.
Взрослые в ином потоке,
И не видят темноты.

Молодые ставят лайки
Ради хайпа и игры.
И закручивают гайки
В параллельные миры.

Угодили в паутину,
И потери велики.
Через бронзовую глину
В сердце лезут червяки.

 

Памятник

Когда шахтёрский город засыпал
И тишина плыла по всей округе,
Он от вокзала старого шагал –
Прохожий по фамилии Кольчугин.

Кудрявый снег юлил над мостовой,
А памятник одет не по погоде.
Но улыбался Николай Второй
И строил козни Ленину Володе.

Кольчугин плакал и не понимал
Червивую несправедливость эту.
И каждый вечер в городе искал,
Где памятник шахтёру и поэту.

 

Над воздухом

Мне кажется, что я завис
Над воздухом в стеклянной позе.
Кольчугинский Киану Ривс,
Качающийся на берёзе.

Ещё чуть-чуть и упаду
На матрицу своих желаний.
Ленинск-Кузнецкий трубадур,
Поющий у себя в чулане.

Я сгруппируюсь, приземлюсь
На плюшевые лапы лета.
И, словно ластиковый блюз,
Сотру штрих-коды нервных клеток.

 

Снега 

А в детстве по ночам цветут снега,
Ложатся на лохмотья тротуара.
Компот – на дне стакана курага,
Деревни воздух, повести Гайдара.

Следил за нами справедливый дед,
Чтоб с братом мы не брали в руки спички.
Мы гнали каждый свой велосипед,
И уезжали к черту на кулички.

По вечерам окрошка и кино,
Зелёный чай и шоколада плитка.
Я все равно вернусь в деревню, но
Закрылась в детство старая калитка.

 

За горизонтом

За горизонтом детства моего
Мы на пруду зимой играем в бенди,
Затем на лыжах я и друг Егор,
Замерзшие, бежим рубиться в денди.

Бросаем шапки, валенки, носки
Сушиться на заботливую печку.
А в это время наши родаки
Берут на шахте под зарплату гречку.

По телеку бормочет Дональд Дак. –
Программа Взгляд, Шварценеггер и Коломбо.
Закат надел малиновый пиджак,
И начался в посёлке мортал комбат.

 

Кто бы мог подумать!

Год уже как я не пью.
Кто бы мог подумать!
Превращался я в соплю,
Был черней изюма.

А теперь на все смотрю
С бархатным упреком.
Утром спелую зарю
Запиваю соком.

Из души прогнал клещей,
Паразитов, прочих.
Ненавижу алкашей
И люблю их очень.

 

Прохожий 

Я выпал из окна. Смотрел на свет.
Мне улыбался вылитый прохожий.
Я сбитый лётчик. Выцветший поэт.
А может не поэт – вагон порожний.

Прохожий гладил руки, напевал,
Хотел курить, ещё опохмелиться.
А подо мною корчилась трава,
Стучался снег в застегнутые лица.

Прохожий силуэт мой рисовал,
И мелом обводил он каждый пиксель.
Моя душа мурлыкала. Сова
Летала. Было холодно в Твин Пиксе.

 

***

Не делай вид, что ты меня не слышишь,
Когда гора сползает с плеч моих.
Я написал тебе крамольный стих.
А поцелуй вкусней, когда на крыше.

Лиловая вуаль твоих затмений
Мне закрывала радугу зрачков,
Мне не хватало розовых очков.
И я вставал на снег и на колени.

Целуй меня в мои седые щёки.
Услышь меня, как бурю в пустоте.
В избытке, в щедрости и в нищете
Люби меня, в спокойствии и в шоке.

 

***

Человек умирает не сразу.
Он стучится в могилу свою.
Провожая из сердца заразу,
Ей с теплом говорит: I love you.

Выжигая последнее слово
На сквозном задремавшем тату,
Он в квартире своей трехлитровой
Просыпается в сладком поту.

Если каждый из нас Буратино,
То останется пепел от нас.
Нашу жизнь не снимал Тарантино,
Но поставил её Карабас.

 

В золе

Опять ищу друзей в золе
И смачиваю водкой.
У каждого свой мавзолей,
И есть своя высотка.

Слабеет пепел на руках
И путается с пылью.
И мыслей чёрная мука
Становится ванилью.

Друзей я складываю в стол.
Эмоции инертны.
По телу стелется ментол.
Мои друзья бессмертны.

 

В Данию

Не пустили болельщиков в Данию,
И задели российскую честь.
Но зато нас пускают в Агдамию,
В Бухаре наши граждане есть.

Испугались дюймовочки русичей,
Что болелы датчан заразят.
Если Гамлет становится пусечкой,
Значит в людях слабеет азарт.

Задыхаясь пустыми трибунами
Навсегда замолчит стадион.
До какой бесконечности будем мы
Продолжать этот мертвый сезон?.. 

 

Проживаю

Я проживаю жизнь одну
И множество других.
Под землю, словно в тишину,
Спускаюсь и круги
Наматываю, и верчу
Палеозойский хлеб.
И странные стихи ворчу
В сиротской похвале.
Я засыпаю, наяву
Лунатики проблем.
Я жизнь свою переплыву
На белом корабле.
Я проживаю жизнь одну
И множество других.
Но перед смертью не моргну,
А вымолвлю ей стих.

 

***

Когда я вечерами водку пил
И брал на опохмел две банки пива,
В моей душе капризничал тротил
И жаждал поджелудочного взрыва.

Превышен градус и взрывной волной
Отбросило меня во тьму больницы.
Я оказался за двойной сплошной.
Там тишина и ничего снится.

Колючий свет царапал мне глаза, 
Очнулся я, и жизни острый запах
Почувствовал. И дочери слеза
Катилась. С возвращеньем, папа!

 

Медали

                   Я умерла в стране, где не нужны
                   Ученые, философы, поэты... 
                                                  Юлия Сливина

Как надоело мне пускать соплю,
И утираться грязью бюрократов.
Я каждый год соломку им стелю,
А по итогам снова виноватый.

Чиновники в шахтёров влюблены.
Да я не против! Но я не об этом.
Мы в городе живём, где не нужны
Ученые, философы, поэты.

Как пятна на кольчугинской луне
Начальники на свете исчезали...
Запомните в Республике Ине
Слова важней, чем чёрные медали.

 

***

Декоративные дети
Тянутся к солнцу порой.
Многоэтажные клети
Прячут их за мишурой.

Узники новой эпохи.
Не интересен Жюль Верн,
Но греет души Милохин,
Мямлит в сердцах Моргенштерн.

Времени я пограничник,
Новых людей не пойму.
Декоративный опричник.
Я поклоняюсь Му-му.

 

Колхоз

Coco Jambы, Саptain Jackи
И прекрасная La Bouche
В зале сельской дискотеки
Отдыхает молодёжь.

На малиновой девятке
Пацаны летят в колхоз.
И у каждого на пятке
Справа надпись адидос.

За рулём Тимоха-Бумер
Прячет пику в рукаве.
Вырос он на бубль-гуме
И на песнях Руки вверх.

Но селяне наготове.
Ждут с цепями городских.
И пришел в колхоз game over.
Деревенский свет затих.

 

Художник: Л. Гоманюк.