Два рассказа

Вечерняя прогулка

Они медленно шли по красивому летнему саду, окутанному ласковым закатом, играющим теплыми оттенками вдоль горизонта. Солнце едва скрылось за крышами домов, и было ещё достаточно светло. На безоблачном небе появилась почти полная луна, и кое-где виднелись едва заметные звёзды. Птицы, совсем недавно выводившие мелодичные трели, незаметно смолкли, уступая бодрым сверчкам, чей однотонный стрекот сегодня казался особенно романтичным. Ему аккомпанировал лёгкий шелест листьев, а воздух был наполнен ароматами цветов и трав. Идеальные условия для неспешной прогулки.
– А помнишь, как мы с тобой познакомились? – спросил он, беря её за руку и привлекая к себе.
– Конечно, помню, – ответила она, взглянув ему в глаза и прильнув головой к его плечу. – Я была ещё школьницей, а ты – начинающим писателем. Тогда никто и подумать не мог, что уже через десять лет ты станешь известным на всю страну! Я помню, как ты к нам приехал: такой тихий и скромный; сказал, что будешь писать у нас свой новый роман! Её лицо озарила счастливая улыбка.
– Ты говоришь, что я был тихий и скромный? – уточнил он.
– Да, – тихо подтвердила она. – Мы с мамой даже думали, что ты ужасно стеснительный.
– А теперь я не такой? – поинтересовался он.
Она слегка задумалась.
– Даже и не знаю...
Они дошли до конца главной аллеи и свернули на узенькую тропинку, идущую вдоль высокого каменного забора, ограждающего их усадьбу.
– Неужели я так сильно изменился за эти десять лет? – спросил он.
– Я точно не могу сказать. То ли ты изменился, то ли я лучше узнала тебя и поняла. Но я одно знаю точно, тебе не вскружила голову слава. Ты остался нормальным человеком, не страдающим звёздной болезнью, а это для меня очень важно.
– Ну хоть это радует, – ответил он игривым голосом. Приостановившись на минуту, он бережно поправил непослушный локон её волос и нежно поцеловал в губы. – А знаешь, каких усилий мне это стоило?
– Не знаю. Но, вероятно, очень больших. Мало кому удаётся прожить столько лет в славе и не поддаться ей. А ты смог, и я тебя за это очень сильно люблю!
– Только за это? – спросил он обиженным голосом и скорчил не менее обиженную физиономию.
– И за твою артистичность, – улыбаясь, добавила она.
– Ну тогда другое дело! – воскликнул он, и они рассмеялись.

Несколько минут они шли молча, обнявшись и устремив взгляды в глубь сада, медленно тонувшей в вечерней мгле.
– А помнишь мой рассказ о двух товарищах, приехавших на морское побережье и повстречавших там прекраснейшую девушку? – вдруг спросил он.
– Помню, – ответила она. – Это было твоё первое творение, написанное в нашей деревне. И называлось оно, если не ошибаюсь, «Прекрасная незнакомка». А почему ты спрашиваешь?
– Та девушка, о которой я писал в том рассказе, – это ведь ты! – смущаясь, признался он.
– Я знаю, – тихо ответила она.
– Откуда? – удивился он.
– Я сразу об этом догадалась, как только начала читать. Помнишь, ты принёс мне в комнату тетрадь и попросил прочитать? Мы тогда ещё с тобой встретились взглядами, и оба сильно покраснели.
– А ты тогда меня уже любила?
– Я влюбилась в тебя с первого взгляда, с той самой минуты, когда ты пришёл к нам в дом и попросился на квартиру. Моя мама какое-то мгновение сомневалась, а я, если помнишь, сразу же дала согласие. Мне почему-то подумалось, что всё это не случайно. Это чувство и особое состояние не объяснить, но у меня в ту минуту так колотилось сердце, что казалось, будто оно вот-вот выскочит. Почувствовав что-то очень сильное и в тоже время непонятное, я тогда убежала к себе в комнату. Я так разволновалась, что более не могла с собой справиться.
– Конечно, помню, – ответил он. – Я помню все те события, будто они произошли не десять лет тому назад, а на прошлой неделе. Я помню наши счастливые дни и необыкновенные ночи. И те многочисленные бессонные ночи, которые проводил у окна, думая о тебе и сочиняя стихи, разумеется, посвященные тебе...
– Интересно. И где же эти стихи? – перебила она. – Почему я их не видела?
– Да они показались мне настолько примитивными, что я не решился их тебе показать.
– А они сохранились?
– Да. Пылятся в одной из моих папок с рукописями.
– Как? – воскликнула она наигранно возмущённым голосом. – Стихи, посвящённые мне, пылятся в одной из папок?! Они десять лет у тебя пылятся, а я даже и не знала об их существовании! Ну ты, Толя, и даёшь, – добавила она своим обычным голосом. – И много у тебя стихов, посвящённых мне?
– Десятка полтора, – произнёс он виновато и слегка опустил голову. – Извини, что так получилось. Но они действительно неважнецкие!
– Ну и что? Ведь они посвящены мне! Ты ведь писал о своих чувствах, переживаниях – одним этим они мне очень дороги. Покажи, пожалуйста, – я очень хочу почитать!
– Я их сегодня же тебе отдам; все отдам, до единого, даже самые неудачные! Обещаю! Ты только не сердись на меня. Ведь ты не сердишься, а, Варя?
– А разве я могу на тебя сердиться? – спросила она и обвив нежными руками его шею, поцеловала в слегка приоткрытые губы.

Они вновь вышли на аллею и приблизились к деревянной скамейке, стоявшей в тени огромного дуба, распростёршего свои могучие ветви.
– Присядем? – спросил он.
– Давай, – согласилась она.
Присев на скамейку первым, он взял её за руку, лёгким жестом привлёк к себе. Она кокетливо присела ему на колено. Они сидели обнявшись, наслаждаясь тёплым летним вечером и наполняющими их эмоциями и чувствами, что казалось, вовсе не было тех десяти лет, сквозь которые они прошли вместе.
– Ты знаешь, я так тебя тогда полюбила, что даже ревновала к той девушке на фотографии, которую ты хранил в своём альбоме. Помнишь её? – тихо спросила она.
– На какой такой фотографии? – в свою очередь поинтересовался он.
– Где симпатичная девушка с русой косой стоит возле верблюда и машет рукой.
– А! Припоминаю. Это случайная знакомая. Приезжала в наш город с цирком. Мы с ней всего два раза виделись. Но что вызвало в тебе это чувство? Обычная ведь фотография, и я не придавал ей никакого значения.
– Мне показалось, что ты к ней неравнодушен. Глупо, правда? – улыбаясь, произнесла она, уже сейчас понимая, по сути, смешную ситуацию. 
– Вот глупышка! – улыбаясь в ответ и обнимая её ещё крепче, сказал он. – Моя маленькая глупышка! 
– Ну не такая уж и маленькая, – шутя возразила она. – Как-никак, а уже двадцать пять.
– Да, двадцать пять, – со вздохом произнёс он. – Как быстро летит время. Вроде бы и жизнь ещё не видели, а прожили уже по четверти века. – он на миг запнулся и тихо добавил: – А я и того больше.
– Но впереди ещё целых три четверти, – сказала она. – И как говорится в конце счастливой сказки о любви: жили они долго и счастливо и померли в один день.
– И это сказка про нас, – моментально переходя от ностальгического к любовно-лирическому тону, подхватил он. – Да и все любовные сказки с хорошим концом про нас! Про таких, как мы!
– И про наших маленьких детишек, – добавила она.
– Да, и про наших будущих малюток! 
Он посмотрел ей в глаза, нежно провел рукой по волосам и с любовью созерцал милые черты лица. Она ответила ему таким же любящим взглядом, устремлённым прямо в душу. Полминуты спустя, он добавил:
– Они непременно родятся и будут такими же счастливыми, как мы!

Вскоре в саду совсем стемнело. Луна скрылась за краем длинной тучи. И снова начал подниматься ветер.
– Что-то погодка стала портиться, – сказал он. – Пойдём, наверное, домой.
– Пойдём, – вставая, согласилась она и поспешно добавила: – И знаешь, чем мы займёмся дома?
– Чем? – спросил он, тоже поднимаясь со скамейки и вновь обнимая её.
– Прочтением твоих стихов, посвящённых мне.
– Как скажешь, солнышко. Но перед тем, как показать тебе мои стихи, я хочу ещё кое-что рассказать.
– Что? – спросила она, останавливаясь и устремляя на него внимательный взгляд серо-голубых глаз. – Ты ещё что-то от меня утаил? – с хитрой и озорной улыбкой спросила она.
– Да нет, больше я от тебя ничего не утаивал, – понимая весь задор, с улыбкой ответил он.
– А что же тогда?
– Ты помнишь Гарика? Ну тот весёлый паренёк, который как-то приезжал к нам?
– Помню, конечно. А что с ним?
– Он купил дом в Крыму и приглашает нас в гости.
– В Крым?
– Да.
– Туда, где есть настоящее море и огромные горы?
– Всё верно, – улыбнулся он.
– Ничего себе! Вот это здорово! Супер! – радостно воскликнула она и крепко его обняла. – Я так люблю тебя!
– Я тебя тоже, мой светлый ангел!

В лесу

Было около пяти часов вечера, когда я, наконец-то, подъехал к краю небольшого леса, расположенного за городской чертой. Хоть город находился всего в нескольких километрах, но его присутствие и влияние здесь почти не ощущалось. Не было слышно порядком надоевшего городского шума, не ходили повсюду толпы людей, вечно куда-то спешащие, не носились по дорогам, грохоча и оставляя за собой клубы пыли, машины. Да и дорог здесь почти что не было. Лишь одна, по которой я и приехал; но и она была грунтовой да изрядно заросшей, что говорило о том, что в здешние места редко кто заглядывает – и это, конечно же, меня очень радовало, ибо я намеревался отдохнуть от всей этой цивилизации, погрузившись в объятия природы.
Подъехав к ближайшему дереву, я остановился, слез с велосипеда и, прислонив его к немного скрючившемуся стволу берёзы, вошёл в чащу.
Хотя, наверное, слово «чаща» здесь не совсем уместно, ибо лес-то был не очень густой. Между деревьями иной раз расстояние достигало целых десяти метров. Но таким редким этот лес стал совсем недавно, о чём свидетельствовали целые отряды полусгнивших пеньков, торчащих то тут, то там. Вероятно, дровосеки здесь изрядно потрудились.
Пройдя несколько десятков метров, я спустился в небольшой овраг, засыпанный сухими ветвями и остатками прошлогодних листьев, уже почти превратившихся в перегной. Выбрав охапку наиболее сухих, но не слишком толстых веток, я закинул их за плечи и стал осматриваться по сторонам, пытаясь подобрать подходящее место для разведения костра.
Мне приглянулась небольшая полянка, окруженная с одной стороны несколькими берёзами и одним орешником, а с другой – отрядом из прямых и довольно-таки стройных сосен.
– Хорошая находка для предновогодних контрабандистов, – произнёс я, внимательно окинув взглядом всеми любимых зимних красавиц. – Да, если кто-нибудь из их братии сюда забредёт, от сего зелёного семейства и следа не останется...
Вздохнув, я выбрался из оврага и, остановившись на середине поляны, бросил на землю отобранные ветки.
– Сырьём для костра мы обзавелись. Теперь надо подыскать чего-нибудь более свеженького и ровного для шалаша.
Ещё раз осмотревшись по сторонам, я заметил лежавшую неподалёку сломанную берёзу.
– Интересно, какой это богатырь тут развлекался? – подходя к дереву, произнёс я, внимательно осматривая ствол и торчащий из земли пень.
Вероятнее всего, дерево упало во время одного из ураганов, пронёсшихся недавно над здешней местностью. А может, и по другой какой-нибудь причине. Но оно было сломлено, а не спилено, о чём свидетельствовали взъерошенные и совершенно не ровные концы пня и ствола.
– Значит, это не людских рук дело. Или, во всяком случае, не след работы дровосеков. Хотя, какое это имеет значение?

Я быстренько сбегал к оставленному велосипеду и принёс захваченный из дома маленький топорик. Срубив им необходимое количество подходящих ветвей, я приступил к постройки весьма примитивного, но зато отдалённого от столь надоевшей цивилизации, шалаша. Затем ещё раз сбегал к опушке леса, где росла наиболее сочная трава, нарвав которой целые охапки, я постелил в своём самодельном жилище довольно-таки мягкие полы.
С постройкой жилища было покончено. Оставалось развести костёр, испечь на нём также захваченную из дома картошку и поужинать. Чем я и занялся.
И вот, затрещали сухие ветви, к небу устремился столб дыма, а над поляной стал распространяться запах печёной картошки, от которого у меня аж слюнки потекли – я ведь целый день не брал в рот и крошки хлеба! Как позавтракал в десять часов утра, так и приступил к приготовлениям: вымыл и тщательно смазал велосипед, исправил в нём неработающие тормоза; наточил складной нож и маленький топорик, с трудом найденный в сарае; накопал картошки, набрал помидоров, огурцов да разной зелени, растущей в огороде; сбегал в магазин за хлебом; после чего сел на своего железного коня и отправился в дорогу – а к тому времени было уже около двух часов дня. Были у меня мысли зайти в дом и пообедать. Но я от них отказался. Ведь что за езда может быть с полным животом? А мне и так предстояло пересечь чуть ли не весь город по жаре. Посему я и остановился на нескольких яблоках, которых также набрал в дорогу, да кружке кваса – и голод слегка притупил, и живота не наел. Всё по делу.
И вот, сидя на полянке, я смотрел на зарумянившуюся в костре картошку и глотал слюнки.
Но вскоре моим мучениям пришёл конец. Картошка была приготовлена. Я достал огурцы, помидоры да всякую зелень – лук, петрушку, укроп, в общем, всё, что было в огороде; отрезал кусок хлеба, насыпал себе картошки собственного приготовления и приступил к ужину.
А вокруг было так тихо и спокойно! Никто не кричал, не лаяли собаки, не гудели машины. Лишь лёгкий шелест листьев, слегка колышущихся на слабом ветру, да сладкое пение птиц, укрывшихся в кронах деревьев. Красота!..

Покончив с ужином, я сложил в пакет оставшийся после меня мусор, который затем закапал в специально вырытой для этой цели ямке, и, решив немного прогуляться, пошёл вглубь леса.
На пути мне попалось ещё два оврага, но уже более глубоких, нежели тот, из которого я набрал веток для костра, небольшой участок леса с довольно-таки плотной стеной деревьев, и весьма крутой холм высотой около пяти метров. Взобравшись на его вершину, я осмотрелся по сторонам, и, заметив слева от себя крупную поляну, пошёл в её направлении.
Когда я вышел на эту самую поляну, солнце уже стояло совсем низко, освещая всё кругом таинственным алым светом. Алым было само солнце, алым было небо вокруг него, лишь далеко на горизонте, принимая более тёмный окрас, алым оттенком отливалась и трава под ногами, успевшая за несколько последних дней, которые были очень жаркими и засушливыми, немного подзасохнуть, от чего её верхушки стали совсем жёлтыми, красиво сочетаясь с алым закатом.
Постояв несколько минут на окраине этого волшебного мира и вдоволь налюбовавшись прекрасной картиной, нарисованной величайшей художницей всех времён и народов – госпожой природой, – я медленно пошёл вперёд.
Пересекши поляну, я вновь вошёл в лесную чащу. Здесь, среди двух огромных орешников, находился ещё один холм, но уже совсем маленький. Зато из-под него вытекал небольшой ручеёк с прохладной, кристально чистой водой. Опустившись на колени, я стал зачерпывать ладонями эту превосходную на вкус воду и пить, пить, пить. Мне казалось, что я никогда не напьюсь. Я пил, а мне ещё больше хотелось пить. Но всё в этом мире имеет свои пределы, и моя жажда тоже. Вдоволь напившись и утолив её, я поднялся на ноги и повернул в обратную сторону – надо было, пока ещё не совсем стемнело, вернуться к своей поляне, где ждали меня притушенный костёр и шалаш.
Когда я вышел на свою поляну и приблизился к едва тлевшему костру, уже совсем стемнело. На ясном небе царила полная луна, окружённая неисчислимой свитой больших и маленьких звёзд, из лесной чащи то и дело доносились какие-то загадочные шорохи, иногда раздавалось пение ночных птиц, а в траве повсюду трещали сверчки. Подкинув ветви в костёр, я присел на траву, и меня тут же осенило: я ведь позабыл про свой велосипед! Он остался там, у дороги. Но сейчас, в темноте, мне не хотелось за ним идти; я опасался, что собьюсь с пути.
– Даст Бог, и на него никто не наткнётся. А как только рассветёт, я тут же за ним схожу.
Решив так, я ещё раз подбросил сухих веток в разгоревшийся костёр и, растянувшись на душистой траве, прикрыл глаза, отдавшись самому настоящему блаженству. Возле меня не громко потрескивал костёр, трещали сверчки, таинственно шуршали листья на деревьях...

Мне вспомнилась предыдущая поездка в лес. Тогда я был не один: со мной были мои друзья и подруги. Нас было аж десять человек. Мы приехали на двух машинах. Поставили целый лагерь из палаток. Разожгли сразу несколько костров, на одном из которых жарили шашлыки, а на другом – готовили кулеш. Ребята захватили фотоаппарат и две гитары. Были песни и танцы под ночным небом у костра. Конечно, тогда было намного веселее. Но на фоне того шума, что исходил от нашей компании, терялись многие прелести леса, которые можно было наблюдать в тишине, как теперь.
Я лежал на спине, подложив под голову руки, и прислушивался к волшебным звукам ночного леса. Где-то встрепенулась и вспорхнула какая-то ночная птица, о чём я догадался по звуку, очень похожему на взмах крыльев. Неподалеку от костра что-то прошуршало, и мелькнула маленькая, круглая тень. Вероятно, то пробежал ёж, вышедший на охоту. Где-то совсем далеко залаяла собака. То ли в лесу находился ещё кто-то, то ли это был бывший друг человека, став, как и его далёкие предки, лесным обитателем...
В какой-то миг мне показалось, что за ближайшим деревом кто-то прячется. Мне почудилось чьё-то дыхание, померещилась какая-то тень и два огонька устремлённых на меня глаз. Признаюсь, в первые секунды я немного испугался. Затем, собравшись с духом, взял из костра горящую головёшку и запустил её в ту сторону, где мне мерещился ночной пришелец, пытающийся потревожить мой покой. Головёшка, ударившись о ствол дерева, озарила всё вокруг посыпавшимися с неё мириадами искр. Но за деревом, как и следовало ожидать, никого не было.
Улыбнувшись, я перебрался в шалаш и стал готовиться ко сну.
Не успел я закрыть глаза, как меня снова атаковали. Но на этот раз не вымышленные и привидевшиеся тени, а докучливые насекомые и сразу несколько комаров. Каких-то то ли комашек, то ли муравьёв было целое полчище. Непонятно только, почему у костра они не приставали ко мне, а решились на атаку лишь в шалаше? Вероятно, я принёс их вместе с ветвями берёзы, из которых и построил шалаш.
Более десяти минут я отчаянно отбивался, нещадно лупя себя по рукам и ногам, затем, добившись небольшого ослабления их натиска, повернулся на бок и попытался заснуть. Но не тут-то было! На смену комашкам и букашкам пришли комары, жужжа над ухом и норовя разместиться на моём лице. Пришлось снова приступить к боевым действиям, нанося безжалостные удары, адресованные жужжащему врагу, но получаемые мною же.
Эта бойня длилась около пяти минут. Затем комары на какое-то время отступили, а я, не став дожидаться очередной их атаки, поспешил заснуть.

Проснувшись на следующее утро, я, естественно, обнаружил, что я весь искусан. Эти бесстыжие войска насекомых воспользовались моей беспомощностью во время крепкого сна и атаковали меня по полной программе. Но мне не было до этого никакого дела. Покрывшееся прыщами тело, конечно же, чесалось, но я проснулся с
настолько хорошим настроением, что практически не обращал на это внимания.
Сделав утреннюю зарядку, я сбегал за велосипедом, который, как я и предполагал, стоял на своём прежнем месте. Прикатив его на облюбованную мною поляну и прислонив к ближайшему дереву – к тому самому, за которым ночью пряталась загадочная тень с горящими глазами! – я тут же отправился к тому месту, где вчера нашёл ручей.
Умывшись его свежей и прохладной водой, от чего моё хорошее настроение стало просто великолепным, я поспешил к своей поляне, дабы разогреть на костре чаю.
Позавтракав и немного повалявшись на траве, которая была ещё мокрая от выпавшей за ночь росы, я решил перед возвращением в шумный и пыльный город ещё разок прогуляться по-тихому, дышащему свежестью лесу.
На одной из полянок я услышал доносившийся из глубины леса бесконечный кукушечий счёт чьих-то годов. Улыбнувшись, я, естественно, поинтересовался у неё: а сколько же осталось мне? И, досчитав до восьмидесяти пяти, чего было более чем достаточно, пошёл дальше.
– Интересно, кто придумал спрашивать у кукушки о количестве оставшихся лет? И что подтолкнуло этого человека на такую мысль?
Пробродив ещё какое-то время по лесу, я вышел к уже изведанному мною холму, с вершины которого вчера увидел поляну, озарённую лучами заходящего солнца.
– Интересно, как образовался этот холм? Природное ли это явление, или человеческих рук дело? Быть может, это один из тысяч курганов, разбросанных по всей нашей стране, в недрах которого находится чьё-то захоронение. Вот бы раскопать его!
Но об этом, конечно же, не могло быть и речи. Мне надо было возвращаться в город. Да и в одиночку, не имея ни лопаты, ни других необходимых инструментов, я вряд ли б справился с подобной задачей. К тому же так называемая чёрная археология мне совершенно не нравилась. Мне хоть и было интересно узнать, что именно находится под толщей земли этого холма, но не настолько, чтобы заниматься тем самым делом, которое вызывало у меня негодование, когда я читал книги по археологии, где описывались многочисленные потери, нанесённые науке этой самой чёрной археологией.
Постояв у таинственного холма ещё какое-то время и помечтав о сказочных богатствах, которые, быть может, находятся под этим холмом, я медленно побрёл к своему лагерю. Стрелка на моих наручных часах неумолимо приближалась к полудню, и мне пора было собираться в обратный путь – домой, в шумный и пыльный город.
– А всё же никуда не убежишь от этой цивилизации, – тихо произнёс я, кинув очередной взгляд на часы. – Даже здесь, в лесу, она неумолимо преследует меня...
Доев оставшуюся со вчерашнего дня картошку и тщательно скрыв все следы своего пребывания в здешних местах, оставив один лишь шалаш, который ещё мог мне пригодиться, в случае моего возвращения сюда на следующие выходные, я сел на велосипед, пару минут послушал пение птиц, громкие удары, наносимые дятлом по стволу одной из берёз, и медленно покатил по грунтовой, наполовину заросшей дороге, ведущей в сторону города.
– Прощай, мой зелёный друг! До новых встреч!..

Художник: Л. Афремов