Рассказы

Шерлок Холмс. Неизвестные страницы

Страсть моей жены Маргариты свободное время проводить в музеях, конечно, можно было бы приветствовать, если бы не одно обстоятельство: ей почему-то хочется, чтобы я обязательно находился рядом. Это меня, признаюсь, как бы так поделикатнее выразиться, очень напрягает. 
Однажды вечером, когда, казалось, ничто не предвещало беды, Маргарита, листая газету «The times», неожиданно обронила: 
– А что, музей Шерлока Холмса действительно находится на Бейкер-стрит 221 б? 
«Началось», – подумал я и в ответ пробурчал: 
– Да мало ли что пишут в газетах, скорее всего – газетная утка, хотя о том, что на Бейкер-стрит в 1990 году организован музей Шерлока Холмса, знал.
– Посмотри, вот пишут, что он находится в доме, построенном в 1815 году, и этот дом внесен в список зданий Ее Величества, представляющих архитектурную и историческую ценность 2-го класса.
Дальнейшее сопротивление было бесполезно, и я, обреченно вздыхая, спросил: 
– Когда идем?
– А давай хоть завтра. Как ты на это смотришь? Мы хорошо проведем время! – совершенно не удивившись тому, что я дал согласие, сказала Маргарита. Она, мечтательно посмотрев на меня, подняла большой палец правой руки вверх и столь недвусмысленным жестом зафиксировала свое удовлетворение.
Но не все потеряно, подумал я, за мною сохранялось еще право выбора: или «с удовольствием согласиться», или «согласиться с удовольствием». И я как глава семьи, имеющий право решающего голоса, выбрал оба варианта.

В музее нас встретил пожилой, теперешних моих лет, мужчина с банкой пива “Strongbow Gold” в руке. Он обрадовался посетителям. Широко улыбаясь и показывая безупречный ряд керамических зубов, он предложил нам пройти к рабочему столику. После того как мы приобрели билеты и расписались в книге посетителей, провел нас в комнату с камином. Пока мы очарованно рассматривали языки яркого пламени в камине, он допил содержимое банки и принялся заплетающимся языком рассказывать истории, известные нам из книг Артура Конан-Дойля. 
Я понуро следовал за ним и делал вид, будто его рассказы крайне занимают меня, как вдруг увидел корзинку, полную исписанных пожелтевших бумаг. В это время Маргарита и гид вступили в оживленную полемику, демонстрируя свои «обширные» знания шерлокхолмовских рассказов, прошли к стендам в соседней комнате. Я, оставшись один, стал перебирать листочки из корзинки. Почерк оказался слишком неразборчивым, практически нечитаемые тексты оставляли впечатление записанных размышлений, иногда проскакивали реплики, небольшие, в две-три строчки, а иногда варианты одного и того же предложения. Продолжая перебирать бумаги, я выудил большой лист, полностью исписанный с обеих сторон ужасным почерком. Без особых усилий прочитывались только проставленные в некоторых местах точки и многоточия. Я, не отдавая себе отчета, словно бы интуиция подсказала так поступить, сложил этот лист и положил в карман.
Уже прощаясь с нами, довольный собой гид, открывая следующую банку пива, заметил корзину и изменился в лице: 
– Ох уж эта Мадлен, – проворчал он, – постоянно приходится убирать за нею.
Он схватил корзинку, поспешил к камину, в котором тлели поленья, и вытряс в огонь содержимое. Языки пламени вновь вспыхнули, вырвались из камина и обдали жаром мое лицо. Я застыл в изумлении, потрясенный поступком гида, смотрел, как догорают листочки, и отказывался верить в это.

Зная характер Маргариты, я не стал посвящать ее в мой, в общем-то неблаговидный, поступок, хотя и понимал, какая участь ожидала и этот лист, и, едва вернувшись домой, заперся в своей комнате и принялся расшифровывать рукопись. Более месяца я корпел над этим листочком. Опаздывал на работу и убегал раньше времени, ложился под утро и просыпался чуть свет, но своего добился.

И вот теперь, сто двадцать с лишним лет спустя, благодаря моим стараниям, у читателя появилась возможность познакомиться с неизвестным творением сэра Артура Конан-Дойля. Так что, располагайтесь поудобнее...

«Эту историю мне рассказала миссис Алиса, но попросила держать ее в тайне, – крупным почерком вывел сэр Артур, а затем, более мелким, неразборчиво продолжил: – Пока дядюшка Майкл, двоюродный брат тети Поли, “герой” этого рассказа жив. Поэтому я откладываю рукопись до получения известия о его смерти». (Этим вступлением предварил свой рассказ прославленный писатель.)

Однажды, весною 1891 года, перед обедом, когда Шерлок Холмс со своим другом, доктором Ватсоном, играли в крокет и Холмс безнадежно проигрывал, стюард передал ему записку от некоей миссис Стеллы. Обычно в минуты отдыха частный детектив не принимал посетителей, но в этот раз он сделал исключение: многолетний опыт подсказывал, что здесь кроется нечто неординарное, и попросил передать свою готовность незамедлительно с нею встретиться. Уже через час украшенная мелким орнаментом и позолотой карета миссис Стеллы подъехала на Бейкер-стрит 221 б. Привлекательная дама, одетая во все черное, с мокрым от слез платочком в руках, получила приглашение стюарда пройти в кабинет. Едва усевшись в предложенное ей кресло, нежданная гостья поблагодарила хозяина кабинета за представленную возможность с ним встретиться и перешла к делу:
– Мистер Холмс, вы, должно быть, слышали об убийстве владельца мануфактурной фабрики мистера Дагласа, произошедшем три дня тому назад. Это был мой муж, – едва сдерживая свои переживания, сказала она.
– Да, конечно, слышал. Я сожалею, но не понимаю, чем я могу вам помочь. Этим делом, насколько мне известно, занимается Скотланд-Ярд.
Миссис Стелла усмехнулась:
– Старший инспектор криминальной полиции сэр Робертсон уже склоняется к тому, что преступника ну никак не обнаружить... 
– Вы явно преувеличиваете мои возможности, может быть, и я не смогу вам помочь, – ответил мистер Холмс.
– Вы сможете, я знаю. У меня есть улика, которую проигнорировали полицейские, она наверняка вам поможет.
– И что это?
– Значок, обыкновенный значок, который оказался на месте преступления. Я обратила внимание, что он лежал под сломанной веткой магнолии. Возможно, преступник, убегая, зацепился краем пиджака за ветку, сломал ее, а значок выпал из кармана.
– Вы проявляете удивительные способности, – улыбаясь сказал Шерлок Холмс. – Значок у вас с собой?
– Да, вот, пожалуйста. – Миссис Стелла достала из сумочки значок и протянула ему.
Опытный детектив внимательно осмотрел значок, затем достал увеличительное стекло. И спустя несколько минут сказал:
– Ваш муж ведь тоже был заядлым коллекционером? Имел немало экзотических сувениров?
– Да, он долгие годы собирал редкие значки, как и мой дядя Майкл. А почему вы говорите «тоже»?
– Потому что и преступник – коллекционер. Насколько мне известно, в Британском музее проходит выставка частных собраний и прочих сувениров.
– Да, там и подборка моего мужа выставлена, она посвящена старому Оксфорду. 
– Ваш дядя Майкл также принял участие?
– Нет, он в последнюю минуту почему-то передумал. А впрочем, я не уверена, мы в последнее время с ним редко общаемся. 
– А это можно легко проверить, у меня должен быть рекламный буклет выставки, мне его прислали на прошлой неделе.
Шерлок Холмс склонился над столом и стал перебирать бумаги, затем вытянул выдвижной ящик стола и через несколько минут, озарив присутствующих щедрой улыбкой, поднял над собой красиво оформленный рекламный буклет.

Нужно отметить, что он пребывал в хорошем настроении, утром получил долгожданное известие из далекого Чикаго на счет основания компании по производству жевательной резинки и кондитерских изделий «Wrigley». И ему, согласно предварительной договоренности, переданы пятьдесят один процент акций, то есть, он стал полноправным владельцем фабрики. Мистер Холмс собирался после крокета отправиться в нотариальную контору, чтобы заверить и отослать в Чикаго свою подпись. Это обстоятельство вселяло надежду в доктора Ватсона еще успеть завершить победой затянувшуюся партию крокета. Опытный расследователь постарается помочь вдове, – думал он, – но не углубляясь в суть преступления, что займет немало времени, а потратив на разбирательство всего лишь несколько минут.
– Ну что ж, а сейчас посмотрим, – уже вполголоса, как бы про себя, сказал мистер Холмс и стал листать богато иллюстрированные страницы буклета:
– Значит, Майкл, если не ошибаюсь, Майкл Уильямс.
– Совершенно верно, – поддакнула вдова.
– Есть, есть Майкл Уильямс, – воскликнул мистер Холмс, перевернув очередную страницу:
– Он выставил, так же как и ваш муж, значки, посвященные старому Оксфорду. Странное совпадение, соперничеством попахивает, я бы сказал, но его коллекция выставлена на втором этаже. Значит, организаторы выставки отдали предпочтение вашему мужу, что не могло не огорчить вашего дядю Майкла Уильямса, – начал размышлять мистер Холмс. – Значит, коллекция вашего мужа является более полной, отсюда и более ценной. Я не припомню случая, когда бы коллекции, представленные на втором или, тем паче, на третьем этаже, удостаивались какой-либо награды.
Шерлок Холмс, многозначительно посмотрел на доктора Ватсона, словно бы пытаясь прочесть на лица своего товарища ответ на волнующий его вопрос и продолжил: 
– Очевидно, значок украден. На булавке сохранились ворсинки от материала, к которому он был прикреплен. Преступник вырвал его, не расстегивая булавку.
Мистер Холмс осторожно положил значок на стол и обратился к миссис Стелле:
– В тот злополучный вечер пропал чемодан вашего мужа, если я не ошибаюсь. В нем находились коллекции?
– Да, речь идет о том чемодане, но именно в тот вечер он нес его порожним: коллекции целы, они находятся дома в личном сейфе мужа, а ключи у меня. Я спрятала их в надежном месте.
– Я так полагаю, что ваш дядя Майкл... простите, преступник не знал об этом, он полагал, что станет обладателем редкой коллекции, и просчитался, – ответил Шерлок Холмс, затем встал с места, давая понять, что аудиенция подходит к концу, но увидев растерянное лицо миссис Стеллы, продолжил:
– Все просто, миссис Стелла, – он достал из платяного шкафа плащ, кепи и перчатки, – считайте преступление раскрытым. Нужно отправиться на выставку сувениров в Британский музей и внимательно изучить каталоги коллекций. Определить, у кого из коллекционеров не представлен этот значок. Он и есть убийца.
Не забудьте осмотреть и коллекцию вашего дяди. Интуиция мне подсказывает, что этого значка у него нет... А также не мешало бы выяснить, из какого альбома вырван этот, – мистер Холмс показал пальцем на значок, – и вернуть владельцу, который, наверняка, заметил пропажу и горюет по этому поводу. Хотя… ваш муж уже не в состоянии этого сделать.

Море и старик

Сантьяго вышел из обувного бутика, любуясь своими новыми сандалиями, в которые он облачился тут же, у кассы, едва успев заплатить за них. В руках он держал растоптанные, посеревшие от времени некогда белые ботинки. С минуту он постоял на последней ступеньке каменной лестницы, ведущей в магазин, исподлобья посматривая по сторонам. Справа от себя он заметил мусорную корзину и направился к ней, но не дойдя двух метров, остановился, примерился и ловко закинул в корзину отжившую свой век обувь. Похлопал руками по брюкам, дабы очистить ладони от пыли и скверного запаха старой обуви, и не спеша побрел по единственной мостовой города, на которой расположилась значительная часть питейных заведений. Зашел в пивной бар «Бригантина». Хозяин бара, аргентинец Габриэль, с радужной улыбкой встретил Сантьяго, однако наш герой, слегка подбоченившись, засунул руки в брюки и с этаким вызовом обратился к нему:
– Скажи-ка братец, как мне поступить. Взять у тебя в долг еще две кружки пива или… – Сантьяго сделал паузу, интригуя Габриэля: – Или заплатить за эти две кружки, а также за все те, которые я у тебя под честное слово выпил?
– Вот оно что, я рад за тебя, старик! – обрадованно воскликнул Габриэль, протирая бокалы, а потом по-дружески добавил: – В принципе, мне не к спеху, можешь и сегодня в долг взять четыре кружки, я ведь знаю, что двух кружек тебе не хватит.
– Нет уж, дудки, считай, сколько я тебе должен, – перебил Габриэля Сантьяго и вытащил из кармана целую пригоршню мятых денег.
– Сейчас, сейчас, – заторопился Габриэль, – но прежде налью тебе пива. Пиво свежее.
Габриэль расторопно наполнил пол-литровую кружку пивом и пододвинул к Сантьяго, а сам достал счеты и открыл замусоленную, потрепанную тетрадь с записями должников. Сантьяго залпом выпил первую кружку и, взяв в руки вторую, сказал:
– Добавь и долг моего мальчика.
– Долг Манолина?
– Да.
– Но он больше не ходит с тобой в море.
– Какая разница, он мой друг!
Вышел Сантьяго от Габриэля слегка покачиваясь, потому как осилил не четыре, а шесть кружек пива. Поглаживая пузо и напевая незамысловатую песенку, побрел вдоль набережной.
Теперь его путь лежал в ресторан Мартина.
Едва войдя в ресторан, он намеревался в первую очередь выяснить у Мартина, может ли тот позволить Сантьяго выпить в долг, как и прежде, рюмку виски или нужно заплатить и рассчитаться за прежние долги?
Но Мартин опередил его:
– Знаю, знаю, ты сегодня платежеспособный, – и, весело глядя на Сантьяго, заливисто рассмеялся.
– Какой болван тебе это сказал, – насупился Сантьяго, – а ну выкладывай. Не Габриэль ли, этот бабский угодник с толстой задницей?
– При чем тут Габриэль, весь город говорит о твоей удачной рыбной ловле.
Сантьяго подошел к барной стойке и вытащил из кармана смятые деньги.
– Наливай виски и считай. Приплюсуй и долг Манолина.
– Ну вы же…
Но Сантьяго прервал его:
– Он мой друг – и баста. И не рассуждай, а то опять, как в прошлый раз, все окна повышибаю.
Но на Мартина угроза увидеть свой ресторан с вышибленными окнами никак не подействовала, все так же по-доброму глядя на пьяного Сантьяго, он ответил:
– Эх, дорогой мой. Прошлый раз… Это случилось, дай Бог вспомнить, двадцать пять лет тому назад. Мой отец еще был жив. Как быстро время-то летит.
– Неужто двадцать пять лет прошло? – встрепенулся Сантьяго.
– А ты был красив и силен. Я помню твой поединок, я тоже был в таверне «Касабланка», когда ты состязался с чернокожим Сьенфуэгосом. На то время его считали самым сильным человеком в округе. Целые сутки продолжался ваш поединок, люди начали роптать, потому как на работу пора, требовали ничью объявить, но в эту минуту ты стал пригибать руку черного все ниже и ниже. В конце концов он сдался. Тебя долго называли чемпионом. И сегодня нет-нет, да и вспоминают.
Сантьяго, польщенный этим воспоминанием, но не привыкший к хвалебным речам в свой адрес, чтобы сменить тему, спросил:
– Как ты думаешь, «Янки» выдержат сегодня или?.. Как бы их не обыграли кливлендские «Индейцы».
– Не бойся, старик. Вспомни, у «Янки» есть великий Ди Маджио, он бог бейсбола, – уверенно заявил Мартин.
– Сколько там нащелкало? – спросил Сантьяго, увидев, что Мартин закончил считать.
– Долг Манолина приплюсовать?
– Ну, я же сказал! – возмутился Сантьяго.
– Тогда десять долларов пятнадцать центов.
Сантьяго отсчитал и положил на тарелку для денег одиннадцать долларов:
– Но это не все. Завтра я принесу большой кусок рыбы.
Мартин попробовал было возразить, на что Сантьяго ответил:
– Я Манолину обещал, если вернусь с хорошей рыбой, то обязательно дам тебе огромный кусок мяса. И не спорь со мной.
На следующее утро Сантьяго занес Мартину огромный кусок рыбы. Он добросовестно упаковал рыбу в старую газету, которую ему одолжил Перико в винной лавке, чем еще больше удивил хозяина ресторана. Мартин только открыл ресторан и подметал зал после вчерашних посетителей. Он тотчас же отнес мясо в подсобку, где стоял огромный морозильник, и вышел к Сантьяго с бутылкой виски и рюмкой в руках. Предложил старику сесть за ближайший столик.
– Говорят, вчера на рынке столпотворение началось, когда ты появился с рыбой, и ты за час с небольшим всю рыбу распродал? Я встретил по дороге Луиса, он рассказал.
– Да, было такое, – согласился Сантьяго, сделав глоток.
– И сколько ты заработал, рыба ведь на тысячу фунтов тянула? Если не секрет.
– Честное слово, не считал, некогда было. Когда началась торговля, то в спешке рассовывал деньги по карманам, а в хижине все деньги под матрас свалил. Сколько там их, и представления не имею.
– Ну, дай Бог, чтобы удача и впредь не покидала тебя.
– Амен! – ответил Сантьяго и снова приложился к рюмке.
Сантьяго вышел от Мартина в раздумьях, куда бы податься, но, поразмыслив, решил отправиться к себе и выспаться. Много сил отняла последняя рыбалка. Если бы с ним был его юный друг Манолин, другое дело. Рыба больше часа мотала его по морю, пока не выдохлась. Он все-таки осилил ее, победил. Для Сантьяго это обстоятельство имело большее значение, чем заработанные деньги.
Но только собрался он свернуть с набережной в свой переулок, как его окликнули. Сантьяго обернулся и увидел писателя Эрика, тот радостно спешил к нему навстречу.
– Что я слышу, старик, говорят ты поймал большую рыбу. Уверен, ты сохранил и для меня кусок мяса.
Сантьяго растерялся и стал мямлить в ответ:
– Я, конечно, оставил бы, но… Да, я поймал большую рыбу, но пока волочил ее к берегу, акулы набросились и все мясо сожрали, один только хвост остался.
– Что ты говоришь, ах, как печально, – искренно огорчился Эрик: – И тебе не удалось отогнать их?
– Пытался. И багром, и веслом бил, все тщетно.
– Слушай, а это потрясающая история, получится отличный рассказ. Правда, что ты целые сутки боролся с ними? Удивительно! Обалдеть можно! Я к тебе вечером зайду, и ты мне подробно все расскажешь. Если собака укусит человека, это неинтересно, банально, но если человек кусает собаку, это уже из ряда вон выходящее событие. Твоя история из этой серии – рыбы похищают улов у человека. Я надеюсь, у тебя найдется что-либо выпить?
– Найдется, приходи, – уверенно ответил Сантьяго, нащупав под рубахой недопитую бутылку виски.
– Тогда до вечера.
– Окей, Эрик. Послушай, у меня к тебе вопрос. Чего это меня все называют стариком. Какой я старик. Мне семьдесят лет всего.
Эрик улыбнулся, обнял Сантьяго:
– Согласен, не каждый молодой сможет сражаться так, как это делаешь ты.

Прошло два года. Сантьяго по обыкновению зашел в ресторан Мартина выпить рюмку виски и стал свидетелем бурного обсуждения. Молодой человек, потрясая свежей газетой, рассказывал, что хорошо всем знакомый писатель Эрик Хендерсон стал лауреатом Нобелевской премии. Тот написал рассказ о том, как старый моряк поймал большую рыбу, но на него напали акулы и съели всю добычу. Сантьяго вздрогнул, услышав рассказанную им некогда Эрику историю.
– А там нет имени старого моряка? – вмешался он в разговор.
– Сейчас посмотрю, – молодой человек раскрыл газету и пробежал по строчкам.
– Есть, есть имя. Старого моряка, о котором идет речь, в этом рассказе звали, – молодой человек еще раз взглянул в газету, – сейчас-сейчас, по-моему, я на второй странице видел имя этого моряка… Вот, нашел! Его звали… Сантьяго.
Все обернулись в сторону Сантьяго.
– Старик, о тебе, что ли, идет речь? – спросил встревоженный Мартин.
Сантьяго, удрученно кивнул головой и, облокотившись о барную стойку, стал рассказывать.
– Это случилось давно, года два, наверное, прошло. Поймал я большую рыбу, она на два фута длиннее моей лодки оказалась.
– Акула?
– Нет.
– Меч-рыба?
– Да нет. То был голубой марлин. Я такой огромной рыбы и не встречал никогда. Рассказывали как-то моряки, что у этой рыбы бешеный характер, вот и пришлось убедиться в этом самому. Мотала она меня здорово, но я изловчился и оглушил ее топором. Потом разрезал на части, в первую очередь переложил на борт печенку и все остальные мясистые куски и направился к берегу. Минут через двадцать появились акулы, шли на запах крови. Провозились немного со скелетом и ушли в море. А скелет рыбы я специально на берег приволок, чтобы показать ее размер.
Сантьяго на минуту замолчал и посмотрел на Мартина. Тот понял, тотчас же налил рюмку виски и протянул ее старому моряку. Сантьяго плеснул всю гремучую жидкость без остатка в рот и вернул рюмку Мартину. Затем продолжил рассказ:
– На второй день, когда я всю рыбу распродал, встречается мне Эрик и с ходу: «Слышал, что ты огромную рыбу поймал, мне небольшой кусок не причитается?» Что ему ответить, когда ни грамма не осталось. Вот и сболтнул, что нет мяса, потому как всю рыбу акулы разодрали, один скелет остался. А тот поверил, стал ахать и охать. Мол, расскажи подробнее, классный рассказ получится. Напросился в гости. Я подумал, ему выпить захотелось, а он еще и рассказ написал.
Сантьяго сел за стол и удрученно опустил голову, затем, взглянув на собеседников, спросил:
– Я одного не могу понять, как мог поверить Эрик, что такой, как я – старый опытный моряк, – позволит акулам съесть свою добычу? Это же уму непостижимо. Хотя бы имя заменил, а то опозорил меня на весь белый свет!

Шкаф в чемодане 

Клоун, Леонид Енгибаров, понурив голову, вышел за кулисы, прислонился к стене и закрыл глаза. К нему тотчас же поспешила сердобольная тетя Клава: 
– Ленечка, что с тобой, родимый? Соберись-ка!
– Ну-ну, тетя Клава, еще и приголубь – захихикали две эквилибристки и, измерив брезгливым взглядом коллегу, жеманной походкой продефилировали мимо.
Леонид, тяжело дыша, присел на фанерные ящики. Еще утром он почувствовал, что с ним творится что-то неладное: за завтраком дважды уронил на пол чайную ложку и выпил чай, так толком и не размешав сахар. Долго искал в гостиничном номере булаву РХЗ, попутно соображая, зачем он ее вообще забрал из цирка.
Закрывая дверь, тоже пришлось повозиться – никак не мог захлопнуть ее, поздно заметил тапочку, застрявшую под дверью. Да и ключ не сразу сообразил правильно вставить.
И вот теперь несколько раз уронил стейджбол, а еще и булава откатилась на несколько метров – пришлось номер повторять заново. В результате – гробовая тишина...
Зритель промахов не прощает.
Подошел Юрка-конферансье: 
– Старик, будь осторожен, антрепренер сказал Дубову: «Это последний выход Енгибарова».

***

В гостиницу Леонид вернулся подшофе только поздно вечером. Захлопнул за собой дверь, не раздеваясь, в ботинках, бросился на кровать. И только сейчас, брякнувшись о подушку, он ощутил в руках булаву, ту самую, что во время представления выпала из рук и откатилась на край арены. Леонид горько усмехнулся, завертелся от досады на кровати то всхлипывая, то разражаясь диким хохотом... Неожиданно его передернуло: он заметил, как из зеркала, висевшего на шкафу, на него, ехидно посмеиваясь, смотрит какая-то рожа. Молодой человек не выдержал, вскипел от негодования, поднял булаву над собой и швырнул ее в это наглое изображение. Зеркало охнуло, покрылось сетью морщин, а на незадачливого артиста цирка с ужасом вперились тысячи испуганных глаз. Затем зеркало с шумом посыпалось на пол.
– Это конец, – вздрогнул он и схватился за сердце. Представил, как его будут разбирать на очередном собрании, которые проводились по любому поводу, гневную речь профорга о том, что он не дорожит честью коллектива, и другие подпевалы не останутся в стороне...
Он встал с кровати и заметался по комнате.
– Что делать-то, что делать? Кошмар!
Нечаянно задел ногой огромный чемодан, который, словно бы испуганно, выглядывал из-под кровати. Пнул его от злости, но затем перевел взгляд на шкаф и, дико зарычав, схватил со стола сувенирный бурятский нож с рукоятью из натурального оленьего рога и по самую рукоять вонзил его в боковую стенку шкафа. Стал с остервенением наносить удар за ударом. Прогнившая фанера местами превратилась в труху, а потому, не оказывая сопротивления, легко крошилась. Вырвав часть стенки, он уже руками принялся дробить ее на мелкие части. Когда на полу образовалась куча мусора в полметра высотой, клоун вытащил из-под кровати чемодан, вытряхнул содержимое на кровать и заполнил его фанерной крошкой.

***

В полумраке холла гостиницы раздавался тяжелый храп развалившейся на стульях пьяной дежурной. Черный силуэт, с чемоданом в руках, бесшумно проплыл мимо нее, осторожно задвинул за собой дверь и направился к мусорной свалке.
Три часа напряженной работы понадобились Леониду, чтобы перенести огромную груду из фанеры, деревянных обломков и разбитого зеркала, на свалку. Затем он подмел многолетнюю пыль на полу, очертившую края приказавшего долго жить шкафа. На это место водрузил свой чемодан и уже под утро, вконец уставший, плюхнулся в постель.

***

Утром две горничные пришли принимать номер.
– Маш, а здесь вроде шкаф стоял?
– Да-да, я на прошлой неделе в нем генеральную уборку делала, дохлую крысу нашла. Ну ты представляешь, ужас какой. Думала тряпка – хвать, а это крыса.
– Гражданин, у вас в номере шкафа не было? – хором пропели они.
– Был, как без шкафа-то? – улыбнулся постоялец, упаковывая свой реквизит.
– А иде он тада?
– Я его вынес. Вот в этом чемодане.
– Ну хватит, не в цирке небось, – обиделись женщины, а та, которая с амбарной книгой возилась, пробурчала:
– Да списали его видать: старенький уже был.
– Давно пора. Когда я на работу поступала, он уже кряхтел, а я без малого семнадцатый год здесь, – согласилась вторая.
– Ну смотрите, я чистосердечно признался, чтобы потом не было никаких вопросов, – повеселев, стал подначивать Леонид.
– Давай-давай, вываливайся отседа, – насупились работницы.

***

У автобуса прохаживались антрепренер Кислов и директор Дубов. Последний, увидев Енгибарова, широко заулыбался и поспешил ему на встречу, обнял его и, не давая опомниться, в привычной для себя манере затараторил:
– Поздравляю тебя, Ленечка, с заслуженной наградой. Утром из Главка позвонили, тебе присвоено звание Народного артиста Армении. Мы это дело обязательно отметим. Молодца!
Клоун-мим Леонид Енгибаров, теперь уже Народный артист Армении, прошел в автобус, опустился в кресло, устало откинул голову назад…
Он не замечал, как артисты поздравляли его: чмокали в обе щеки, тискали, хлопали по затылку, предлагали тут же откупорить...

Автобус выехал со двора гостиницы, проехал мимо мусорной свалки и, развивая скорость, помчался по столбовой дороге прочь из этого города.