Горькая правда. Преступления ОУН-УПА
Горькая правда. Преступления ОУН-УПА
Евреев из яричевского гетто расстреляли украинцы недалеко в лесу под немецким надзором. Украинская полиция расстреляла также билецких евреев на Лысой Горе.
Wincenty Urban, «Droga krzyzowa Archidiecezji Lwowskiej w latach II wojny swiatowej 1939-1945»
Журнал «Камертон» продолжает публикацию перевода книги канадского публициста, политолога, доктора философских наук Виктора Полищука «Горькая правда. Преступления ОУН-УПА», впервые изданной в 1995 году в Торонто на украинском и польском языках небольшим тиражом на собственные средства автора. Порой к названию книги добавляют еще и «Исповедь украинца».
В этой части книги Виктор Полищук подробно описывает создаваемые одновременно бандеровцами и мельниковцами так называемые походные группы. В их задачу входило продвигаться вместе с передовыми частями гитлеровских войск, пропагандировать на оккупированных территориях свои нацистские идеи, вербовать сторонников, создавать ячейки УПА, местные администрации и вспомогательную полицию. Ячейки УПА и вспомогательная полиция во взаимодействии с полицией немецкой пытали, грабили и убивали поляков и евреев, и одновременно бандеровцы уничтожали мельниковцев, а мельниковцы – бандеровцев. Как пишет Виктор Полищук, «ОУН, выполняя задания Абвера, делали одновременно работу для самой ОУН: захватывали административную и политическую власть, пропагандировали идеи ОУН, а это уже не входило в интересы Абвера или Гестапо… Это для немцев было уже слишком, их планы в любом случае не предусматривали призыва каких-либо политических органов на оккупированной территории Украины, которые бы представляли украинские, хотя и националистические интересы. Поэтому дошло до арестов и казней главных членов «походных групп» ОУН-м в Киеве, среди них, и поэтессы Елены Телиги, которая была расстреляна в Бабьем Яру, а другой поэт – Ол. Ольжич погиб в гитлеровской «тюрьме» концлагеря в Саксенгаузене». Именно это и стало впоследствии основанием для ОУН заявлять, что организация подвергалась репрессиям со стороны гитлеровцев, а значит, против них боролась. Однако при этом ОУН обычно забывает, что эти репрессии вовсе не стали препятствием для ее дальнейшего сотрудничества с немецкими властями и выполнения за них грязной и кровавой работы.
Примеры такой «работы» с цитатами из рассказов очевидцев Виктор Полищук приводит в главе «Доказательства преступлений УПА». Глава эта большая, и в этой публикации лишь ее начало.
Михаил Корниенко
Предыдущие части книги можно прочитать по ссылке
ПОХОДНЫЕ ГРУППЫ. УКРАИНСКАЯ ВСПОМОГАТЕЛЬНАЯ ПОЛИЦИЯ
«Нахтигаль» и «Роланд» – это только небольшая группа украинских националистов, которые выполняли задание Абвера, шли в одном строю вместе с немецкой армией к востоку. Такое количество диверсантов никоим образом не устраивало Абвер и службы полиции. Выслуживаясь перед диверсионными и полицейскими службам, обе ОУН имели в виду еще и свои собственные интересы – захватить администрацию на территории, чтобы иметь своего рода трамплин к созданию правительства, или хотя бы его эрзаца. В таких условиях обе ОУН, выполняя задание Абвера и полицейских служб гитлеровской Германии, выполняли одновременно работу для себя. Примером такого сочетания интересов гитлеровцев и ОУН была деятельность Уласа Самчука, редактора газеты «Волынь» в Ровно, описанная им же в книгах «На белом коне» и «На коне вороном».
Обе ОУН, предварительно подготовленные к деятельности на случай войны против СССР, сразу после ее начала послали вслед за передовыми частями немецкой армии своих членов – агитаторов, организаторов местной администрации. Именно потому, что обе ОУН посылали отдельно вслед за немецкой армией своих людей, которые организовали, между прочим, украинскую вспомогательную полицию – нельзя говорить о том, что эта полиция была «бандеровской» или «мельниковской». Националисты в Галиции не были сначала сориентированы, что в ОУН произошел раскол. Одновременно с созданием местной администрации, полиции, изданием газет, каждая ОУН вела пропаганду с целью склонить националистов на свою сторону (такая же деятельность ведется и теперь, в 1992 году, на Украине, о чем будет речь дальше). Обе ОУН активно осуществляли работу в направлении националистического подъема духа украинцев. Организовывались различные мероприятия, такие, как насыпание курганов, празднование национальных праздников и тому подобное. Все это происходило в атмосфере патриотического подъема народа, взгляды которого обе ОУН направляли в сторону националистического мировоззрения – ненависти, нетерпимости, обвинения за тогдашнюю горькую судьбу «чужаков», «зайд», «займанцев». «Акт 30 июня» и его продвигающие, а также сторонники ОУН-м делали свое дело. Небольшую картину из того периода рисует редактор торонтского ежемесячника «Новые дни», демократ, настоящий патриот Украины, гуманист – Марьян Дальний-Горгота, человек объективный:
«Подлесье. Густые, низкие тучи закрыли его, как и Маркиянову Белую Гору с высоким стальным крестом-памятником… В последний раз я здесь был ровно 50 лет назад, в августе 1941-го. Подножие горы было окружено танкетками, броневиками и мотоциклами немецкой военной жандармерии, а народ стекался со всех сторон бесконечными ручьями на вершину горы, к памятнику… кажется, еще раздавались патриотические речи возле памятника, когда неподалеку в лесу прозвучал выстрел.
Оказалось, что это схватили и без суда расстреляли молодого «мельниковского провокатора», который раздавал людям какие-то листовки… в моей чувствительной душе (этот случай – В.П.)… это привело к возникновению первой трещины, подвергнув сомнению «безошибочность», а то и просто наличие здравого разума у многих наших тогдашних лидеров» («Нові дні», Торонто, ХІІ/1991, – прим. авт.).
А в другом номере этого ежемесячника его редактор Марьян Дальний пишет: «В голову поневоле лезут давно прошедшие кадры военного студенческого Львова, болезненные эпизоды и просчеты антинемецкого сопротивления, вредная, гиблая и преступная бандеровско-мельниковская «забава», образы моих многочисленных чистых погибших друзей, глубокий и долговременный конфликт с теми, кто возглавляет нашу общественно-политическую жизнь в эмиграции…» («Нові дні», Торонто, Х/1991, – прим. авт.).
Обратимся к первой цитате, которая касается расстрела «мельниковца». Не была ли это робота СБ. ОУН, которая тогда уже была подчинена бандеровцам? И которая засуживала на смерть без суда своих действительных и мнимых врагов, в том и политических оппонентов из конкурирующей ОУН?
Зиновий Кныш пишет, что «бандеровцы замордовали несколько членов ПУН, несколько десятков членов актива и нескольких сотен членов ОУН» («Бунт Бандеры», стр. 61); «…совиновником смерти тех тысяч был С. Бандера и товарищи» (стр. 101); «… боевые отряды Ст. Бандеры и товарищей замордовали предательским способом тысячи украинцев. Жертвой пали: Омельян Сеник, Г. Сциборский, Роман Сушко, Яр. Барановский, Утьо Сокольский, Иван Мицик, Игорь Шубски, 2 брата Пришляка, сотни других из орг. актива и около 4.000 рядовых членов, сторонников и бойцов» (стр. 101) (Олександр Матла, «Історичні нотатки», цит. вид., стр. 58, прим. авт.).
Так расправлялись между собой оуновцы. Что же тогда говорить о десятках тысяч украинцев, сотнях тысяч поляков, к мордованию которых обе ОУН только подготавливали почву в первые месяцы агрессии Германии на СССР.
Конфликт ОУН-б с немцами начался в первые дни июля 1941 г., главные ее члены были арестованы, другие конспирировались, как напр. Николай Лебедь, который с августа 1941 г. возглавлял Краевую Экзекутиву ((исполнительный руководящий орган, – прим. пер.) ОУН-б на ЗУЗ (западно-укранских землях, – прим. пер.). Но запущенная до войны машина действовала – к востоку направились тысячи и тысячи пропагандистов обеих ОУН – это были так называемые «походные группы ОУН», которые состояли в своей массе из жителей Генеральной Губернии, преимущественно тех галичан, которые после сентября 1939 г. сбежали от большевиков на территории Польши и Германии. Производные группы обеих ОУН шли как бы наперегонки – кто первый, тот и организует местную администрацию, полицию.
«Руководство ОУН с Бандерой во главе также организовывало т. н. походные группы, в состав которых входили специально подобранные работники – пропагандистские и административные. Они должны были продвигаться за передовыми подразделениями немецкой армии и на завоеванных территориях Восточной Украины пропагандировать националистические идеи, организовать звенья ОУН и вербовать новых членов. Было создано три группы: северная над Бугом, центральная над Сяном и южная, сосредоточенная в районе Санока. Каждая из этих групп имела своего командира и штаб… Все группы вместе насчитывали свыше 4000 человек» (A. Szczеsniak, W. Szota: "Droga do nikad", Warszawa, 1973, стр. 103, – прим. авт.).
Это – бандеровские «походные группы». А к востоку шли также мельниковские, их было не меньше, чем бандеровских. С Буковины в направлении Винницы пошел «Буковинский курень», который в Киеве стал полицейским куренем.
Именно во время этого соревнования за время и пространство – кто первый, были убиты члены ОУН-м – Емельян Сеник и Николай Сциборский.
Такое большое количество людей в «походных группах», которые шли сразу за фронтом, не могло продвигаться без сотрудничества с немцами. В конечном итоге, этот поход был запланирован задолго до войны, ОУН выполняла диверсионные задания Абвера. К этим заданиям следует причислить призывы ОУН к бойцам-украинцам из Красной Армии сдаться в плен. Такие призывы провозглашались через громкоговорители, по радио, с помощью миллионов листовок на украинском языке, которые сбрасывали с самолетов. После провозглашения «Акта 30 июня» использовался аргумент: сдавайтесь в плен, в Львове возникло украинское правительство.
Это было время, когда с момента голодомора на Украине прошло всего восемь лет, с момента чисток интеллигенции 1937-го – всего четыре года. В рядах Красной Армии были миллионы украинцев, которые имели право ненавидеть большевиков. И многие из них отреагировали на призывы ОУН-Абвер: сдались в плен при первой возможности. Не зная, какая их ожидает судьба. Об этой преступной деятельности ОУН-б пишет Зиновий Кныш: «Бандера со своими помощниками… виновен в смерти миллионов украинцев, которые сдались в плен» (Олександр Матла: «Історичні нотатки», цит. вид., стр. 58, – прим. авт.).
Как уже было сказано, обе ОУН, выполняя задания Абвера, делали одновременно работу для самой ОУН: захватывали административную и политическую власть, пропагандировали идеи ОУН, а это уже не входило в интересы Абвера или Гестапо. В Киеве группа главных членов ОУН-м сумела первой захватить городскую администрацию. Тогда как «во Львове бандеровцы организовали 6.07.1941 г. Украинский Национальный Совет, который, после конфликта ОУН-б с немцами на фоне «Акта 30 июня», стал совещательным органом УЦК» (Украинский центральный комитет, – прим. пер.) (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 245, – прим. авт.), «ОУН-м, после захвата немцами Киева, создала подобный ему Украинский Национальный Совет» (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 247, – прим. авт.).
Это для немцев было уже слишком, их планы в любом случае не предусматривали призыва каких-либо политических органов на оккупированной территории Украины, которые бы представляли украинские, хотя и националистические интересы. Поэтому дошло до арестов и казней главных членов «походных групп» ОУН-м в Киеве, среди них, и поэтессы Елены Телиги, которая была расстреляна в Бабьем Яру, а другой поэт – Ол. Ольжич погиб в гитлеровской «тюрьме» концлагеря в Саксенгаузене.
Не совпадали интересы ОУН и немцев. Немцы реализовали свои интересы, часто с помощью ОУН, но не позволяли ей реализовывать ее, ОУН, интересы, а сила была на их, немцев, стороне. Сила тоталитарной нацистской системы, интегральной частью которой был расизм. Эта гитлеровско-нацистская система предусматривала физическое истребление евреев, частично физическое истребление славян, следовательно, и украинцев, и превращение остальных у рабов. Служить этой системе, даже руководствуясь (неоправданными, когда речь идет об ОУН) интересами народа – было преступлением. Если лидеры, простите – «вожди», различного ранга лидеры ОУН обязаны были знать стратегические производные гитлеровской Германии, то их преимущественно не знали рядовые члены ОУН. их не знали обычные украинские люди – крестьяне, рабочие, даже аполитичная интеллигенция. В условиях большевистского притеснения, после голодомора 1933 года, после насильственной коллективизации, раскулачивания, депортаций в Сибирь, после концлагерей – украинцы из Украинской ССР имели право думать, по крайней мере, в первые дни войны, что уже хуже, чем большевизм, быть не может. Они, те украинцы с т. н. Большой (подсоветской) Украины имели право в начале не верить большевистской пропаганде о сути и цели гитлеризма-фашизма.
А «походные группы» уже в первые дни оккупации действовали во всю мощь, была приведена в действие пропаганда ОУН, была организована местная администрация, полиция.
Кто из украинцев Западной и Надднепрянской Украины согласился работать в местной администрации под оккупантом? Преимущественно те, кто имел образование и не был связан с большевистским режимом, а даже если и был, то имел за плечами сам, или же семья, репрессии со стороны большевиков. Это они откликались на призыв «походных групп» становиться на службу в местной администрации. Они же видели, что призывают к этому украинцы. Они, те, кто пошел работать в администрацию, дали на это согласие в доброй вере, не зная действительных намерений оккупантов. А когда о них узнали – было уже поздно отступать назад. Они, в большинстве своем невольно, стали заложниками оккупанта.
Кроме местной администрации «походные группы» организовывали тоже украинскую вспомогательную полицию. Сказанное не исключает, что такая полиция могла возникнуть целиком спонтанно, без участия ОУНовцев из «походных групп», по призыву самих немцев.
Кто из украинцев шел во вспомогательную полицию? Из разговоров со многими людьми, которым имею все основания верить, выходит, что шли в нее преимущественно молодые отбросы, лентяи, люди без моральных принципов, те, кто искал случай отомстить своим личным врагам, а также склонные к пьянству, дармоеды. Но были также в полиции и те, кто будучи молодыми людьми, любил оружие, малодушные люди. Изредка бывали также во вспомогательной полиции люди, которые пошли в нее с намерением поддерживать общественный порядок. Всех их объединяло одно: они, те, кто сразу же после оккупации территории, пошел во вспомогательную полицию – не знали с самого начала, какова их работа, какова их роль.
Как и в каждой войне, однако, под немецкой оккупацией в особенности, полиция, которая служит оккупанту, злоупотребляет своим положением, сводит счеты с личными врагами, злоупотребляет данной ей властью часто в «шкурных» интересах – забирает незаконным путем (какой же закон во время оккупации?) имущество у людей, избивает, а то и убивает их. Такое поведение – почти «нормальное» явление в «нормальной» оккупации.
Но не в немецкой гитлеровской оккупации! И не в условиях, когда ее, маленькую полицейскую «власть имущих», идеологически направляли украинские националисты, что происходило, в частности, на Западной Украине. Труизм (общеизвестная, избитая истина, банальность, – прим. пер.) – это утверждение, что украинская вспомогательная (вспомогательная гитлеровским полицейским службам, следовательно, и «Айнзацгруппе») помогала гитлеровцам истреблять евреев. Хоть и не только помогала. Польский католический епископ Винценти Урбан пишет: «Главное гетто для подльвовского еврейского населения находилось в Яричеве Новом… Евреев из яричевского гетто расстреляли украинцы недалеко в лесу под немецким надзором. Украинская полиция расстреляла также билецких евреев на Лысой Горе» (Ks. bp Wincenty Urban: «Droga krzyzowa Archidiecezji Lwowskiej w latach II wojny swiatowej 1939-1945», Wroclaw, 1983, стр. 96, – прим. авт.). Это – один из многих примеров.
Украинская вспомогательная полиция не была централизованным учреждением, она подчинялась местной немецкой военной или гражданской власти, ее образ отличается в зависимости от того, где она действовала: в Галиции, которая была составной частью Генерального Губернаторства, на Волыни, которая до войны преимущественно принадлежала Польше, или в Надднепрянщине, на Восточной Украине, где влияние ОУН не достигало городов и сел. Именно поэтому я не выделяю тему «украинская вспомогательная полиция» в отдельный раздел, а говорю о ней в связи с «походными группами», которые в большинстве случаев приводили к возникновению на местах украинской полиции.
Однако, всю украинскую вспомогательную полицию объединяла подчиненность приказам немецкого оккупанта. Немецкий оккупант истреблял физически евреев – украинская полиция помогала ему в этом. Вообще, украинская полиция помогала гитлеровцам в их экстерминационной (истребление, уничтожение, – прим. пер.) деятельности, в том числе и в убийстве львовских ученых в первые дни июля 1941 г.
Правда, в 1986 г. проф. Я. Пеленский отрицал участие украинцев в убийствах польских профессоров, добиваясь аутентичной документации для доказательства таких утверждений, в частности, отрицал участие в этом батальона «Нахтигаль». В ответ ему можно привести отрывки из книги раввина Давида Кагане «Дневник львовского гетто», на которую написал абсолютно объективную рецензию польский историк Ришард Тожецкий. Раввин Д. Кагане заслуживает того, чтобы ему верить, он пишет, что украинцы, в частности, митрополит А. Шептицкий, его брат Климентий, другие украинские священники и монахи, подвергая свою жизнь опасности, спасали евреев.
А Д. Кагане говорит, что гитлеровская СД вытягивала из домов евреев с помощью украинской полиции и других отбросов… а после акции их, то есть евреев, расстреливали. Д. Кагане пишет, что подчиненная СД украинская полиция обыскивала еврейские дома, откуда вытаскивала евреев, потом их били и расстреливали.
Даже если допустить, что украинская полиция непосредственно не убивала польских профессоров и евреев в Львове, Золочеве и сотнях других городов Украины, то она помогала гитлеровцам в этом деле. А такая помощь, хоть бы в виде вытаскивания из жилищ, эскорт к местам казни – это, согласно с наукой криминального права – соучастие в преступлении, о чем знает даже студент второго курса юридического факультета. В этом случае, это было соучастие в геноциде.
Согласно со статьей III Конвенции по вопросу предотвращения и наказания преступлений геноцида, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 9.12.1948 г., такие действия подлежат наказанию:
а) геноцид,
б) заговор с целью совершить геноцид,
в) непосредственное и публичное подстрекательство к совершению геноцида,
г) попытка совершить геноцид,
д) соучастие в геноциде (Janusz Symonides: «Miedzynarodowa ochrona praw czlowieka», Warszawa, 1977, стр. 209, – прим. авт.).
Согласно со статьей II названной Конвенции геноцидом является «убийство членов группы». Евреев убивали только потому, что они были евреями, то есть национальной группой. Львовских профессоров убили только потому, что они были польской интеллектуальной элитой во Львове, следовательно, тоже группой. Помощь в таком убийстве является соучастием. И от этого ОУН не оправдается. Не в ее пользу свидетельствуют подписанные ею призывы к уничтожению евреев, поляков, москалей. Зря проф. Я. Пеленский добивается от польской стороны «аутентичной документации для доказательства таких утверждений». Криминальная процедура всех цивилизованных стран знает институты различных доказательств, в том числе и показаний свидетелей, из описаний очевидцев в письмах, литературных мемуарах, а даже из непрямых доказательств вины, на которых основываются различные промежуточные факты, на основании которых устанавливается основной факт.
Вот малюсенький факт: Ирена Зелинская из Рацибожа, что в Польше, написала: «Кто-то дал знать в Гестапо, что жители села Оборки недалеко от Цуманя на Волыни помогают евреям, и 8 ноября 1942 г., утром, мы увидели несколько больших авто, в которых были гестаповцы и украинская полиция… Немцы совместно с украинской полицией окружили село… делали обыски с целью найти евреев, потом всех, кого нашли из мужчин, забрали в Цумань в тюрьму» («Polacy і Zydzi», Warszawa, 1971, стр. 361, – прим. авт.). Так это что – не доказательство? Тем более, что можно установить точный адрес этого свидетеля.
Об отношениях, которые царили между украинской и немецкой полицией, ярко свидетельствует главный деятель ОУН-м Михаил Селешко:
«Винницкая (немецкая — В. П.) полиция устраивала коллегам по профессии (украинской полиции — В. П.) товарищеский вечер. На ужине ели и пили до бесконечности и уже в пьяном состоянии говорили речи. Позже украинские полицаи-гости танцевали украинские танцы, а немцы бравурно им аплодировали. Мне пришлось эти пьяные речи переводить на немецкий язык. Дальше шли состязания в пении, сначала пели все, а затем украинцы отдельно и немцы отдельно, а под конец был такой хаос, о котором ничего другого нельзя было сказать, как только кто кого перекричит. Тогда мне пришлось переживать неприятные сцены пьяного братания» (Михайло Селешко: «Вінниця», Нью-Йорк, 1991, стр. 59, – прим. авт.).
Украинцы, которые жили во время оккупации в Винничине или и в других областях Надднепрянщины, прочитав сказанное здесь, пусть вспомнят, как немцы обращались с населением. И пусть сравнят это поведение с братанием украинских полицаев с немецкими. А данное здесь описание представлено членом ОУН-м.
Марьян Бернацкий из села Михалув, воев. Ополе, свидетельствовал: «Евреи, которые убежали из гетто в различных местностях, в основном, прятались в лесах поблизости от польских сел, потому что поляки оказывали им помощь. Об этом факте в совершенстве знали немцы, в частности, украинская националистическая полиция, которая время от времени делала облавы в этих лесах, вылавливала и расстреливала евреев, которые там прятались» («Polacy і Zydzi», Warszawa, 1971, стр. 387, – прим. авт.).
Такие свидетельства могут даже представлять «аутентичную документацию» в понимании проф. Я. Пеленского. Таких свидетельств в одной только книге – десятки. Их и подобных доказательств, при желании, можно еще и сегодня собрать тысячи.
Кроме этого, нужно помнить и о таком: экстерминация – это уничтожение, поголовное истребление. В условиях экстерминации остается мало непосредственных свидетелей. Однако, это не оправдание для преступников.
То, что делали «походные группы» обеих ОУН – организация местной администрации, полиции, раздувание национальных чувств на почве ненависти к полякам, евреев – было на руку гитлеровцам. Даже возбуждение чистого, не зараженного национализмом, патриотизма, если он мог бы служить гитлеровцам – не было ко времени в условиях гитлеровской оккупации. Однако ОУН, как доказывает анализ событий, не имела целью добро украинскому народу. Они обе даже между собой вели смертельную борьбу. Мельниковцы обвиняют бандеровцев в убийствах, в противоположность этому бандеровцы обвиняют мельниковцев в участии в преследовании их членов немцами при активной помощи мельниковцев. Не могу найти статьи, в которой писалось об участии упомянутого здесь д-ра Зиновия Кныща в допросе бандеровцев службой Гестапо.
Обе ОУН, отправляя на Украину свои «походные группы», нанесли много вреда украинскому народу. Этого вреда они никогда не признали.
«Походные группы» прошли также через Волынь, этот тихий край с трудолюбивым народом, который и не ведал, и не знал об ОУН, в частности, об ОУН-б. Об этом так говорит человек, которому нужно верить: евангельский христианин Михаил Подворняк:
«Немецкое войско проходило через села и города ,и на той же неделе чья-то рука развесила в каждом селе на домах большие листы печатных воззваний. В них было написано, что во Львове уже создано украинское правительство, организуется украинское войско, возрождается и возникает Соборное Самостоятельное Украинское Государство. Под такими воззваниями большими черными буквами указывалось имя: Степан Бандера. Многие наши люди в волынских селах не знали этого имени, потому что перед самой войной никакие украинские газеты из Галиции до нас не приходили, а поэтому они не знали никаких партий, никакой украинской политики, а поэтому и не понимали, кто там в этом далеком Львове создает Украинское Государство» (Михайло Подворняк: «Вітер з Волині», Вінніпег, 1981, стр. 131, – прим. авт.).
Как было сказано, осенью приехала из Польши наша довоенная соседка с Волыни, украинка Вера Корецкая, которая на то время уже была взрослой. Я ее спросил о судьбе нашего соседа Гершка, о семье евреев Борковских из Дубно. Она ответила, что всех их расстреляли на Шибеной горе, она видела, как вела их на казнь украинская полиция. Самой казни она не видела, но знает, что украинская полиция вылавливала евреев и расстреливала их. О Борковских не знает. А их дочь, Эстера вместе со мной ходила семь лет в школу, сидела за партой вместе с полькой Модестой Малецкой. В классе была треть украинцев и по одной трети поляков и евреев.
Часть II ПРЕСТУПЛЕНИЯ УКРАИНСКОЙ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АРМИИ
…Вы, творящие беззаконие
Матфея 7:23
Раздел I О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ УКРАИНСКОЙ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АРМИИ
Тот, кто не помнит уроков истории, обречен пережить их еще раз. Украинская Повстанческая Армия – это хороший или плохой урок для украинцев? Заносить ли его в хрестоматийные учебники, как пример геройства и славы, стыдится ли нам за деятельность УПА, каяться?
«Жертвы УПА. Любомль. В местности Острувки около Любомля на Украине происходит эксгумация останков поляков, расстрелянных УПА 30 августа 1943 г. В этот день погибло в Острувках свыше 1700 поляков из сел: Острувка, Воля Острорецкая, Яновец и Куты. Их останки будут перенесены на польское кладбище в Римачах около Ягодина» («Gazeta», Toronto, 24-25.VIII.1992, – прим. авт.).
Была кровавая бандеровщина?
«Перед войной я окончил 9 классов. Когда немцы увозили молодежь в Германию на каторгу, взяли и меня. Мне посчастливилось убежать, и я направился к партизанам. Попал в партизанское объединение Г. Шукаева, которое прошло по тылам с боями от Чернигова до Чехословакии. То есть через Житомирщину, Ровенщину, Тернопольщину, Львовщину, Прикарпатье… Так что с бандеровцами (ОУН, УПА) приходилось встречаться не раз и не два. И не за столом, а в боях… Не дай Бог было угодить им в руки! Издевались хуже немцев. Вырезали на груди или лбу звезды, выкручивали руки, ноги, замучивали до смерти. А сколько они сожгли польских сел и порезали «освященными ножами» поляков! Сколько мирных людей, служащих, учителей перебили уже после войны! Вот такая была их борьба за свободную Украину»(«Робітнича газета», Київ, 29.ІХ.1992, – прим. авт.).
Конференция «Украинская Повстанческая Армия и национально-освободительная борьба в Украине 1940–1950», которая состоялась в Киеве в августе 1992 г. рекомендует Президенту Украины: «Конференция ставит вопрос о том, чтобы законодательные органы новой Украины признали ОУН, УПА, УГОС наиболее последовательными борцами за независимость Украины, а воинов Украинской Повстанческой Армии – воюющей стороной…» («Новий шлях», Торонто, 26.ІХ.1992, – прим. авт.).
М. Зеленчук, председатель Всеукраинского Братства УПА на Софийской площади 26.08.1992 г. добивался:
«Признать борьбу УПА как справедливую национально-освободительную борьбу украинского народа за свое независимое Государство» («Гомін України», Торонто, 16.ІХ.1992, – прим. авт.).
«В Киеве УПА, поздравляем. Столько фальсификаций, столько незаслуженных обвинений, столько неиспользованного пороха в идеологических арсеналах КПУ, а теперь соцпартии! С тем, чтобы доказать: Если Украинская повстанческая армия и была, то только как армия продажности и позора. И казалось: политической реабилитации УПА никогда не дождаться» (Журнал «Україна», Київ, №20/1992, – прим. авт.).
То кто же она, УПА? Является ли правдой, что 30 августа 1943 года она в нескольких селах на Волыни – не расстреляла, как пишет польская «Газета», а ужасающими методами убила (о чем будет еще речь) 1700 поляков из нескольких сел? Если так, то была ли это армия, которая принесла славу Украине, как об этом твердили во время научной конференции теперь уже в Киеве, как это пишет журнал «Україна»? Попробуем дать ответ на эти вопросы.
ИСТОКИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ УПА
ОУН начинает свою родословную от УВО (Украинская военная организация, – прим. пер.), а эту организацию учредил полк. Евгений Коновалец, который ранней весной 1921 г. «…созвал тайное собрание из около 100 бывших старшин и испортил им тогдашнюю политическую ситуацию, как необходимостью, созданием новой подпольно-революционной организации» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 21, – прим. авт.).
Само собой разумеется, что офицеры не создают военную организацию с целью играть в карты. Они мечтали об армии. Эти их мечты совпали с позже сформулированной доктриной Дмитрия Донцова о путях создания украинского государства, а государства без армии не бывает. «Только военная сила», – говорится в постановлениях I Конгресса украинских националистов 1929 г. – «которая будет опираться на вооруженный народ, готовый настойчиво и упорно бороться за свои права, сможет освободить Украину от займанцев (неукраинских поселенцев, – прим. пер.) и сделает возможным учреждение Украинского Государства» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 98, – прим. авт.).
Поэтому и вышколивала ОУН в Гданьске (Зіновій Книш: «Розбрат», цит. вид., стр. 31, – прим. авт.) и других местах офицеров. Вышколивала за немецкие средства, за что оказывала услуги Абверу.
Подполк. М. Колодзинский разработал в 1935-37 гг. примечателный курс пн. «Украинская военная доктрина». «… Этот курс Колодзинского имел большое влияние на организаторов УПА в 1940-х годах (альманах «Гомону України», Торонто, 1992, стр. 45, – прим. авт.). «Под влиянием героической борьбы по обороне Карпатской Украины, революционизация настроений на западно-украинских землях достигла высокого напряжения в канун Второй мировой войны, так что была распространена мысль поднять антипольское восстание. Однако немецко-польская война в сентябре 1939 г. была молниеносной, а поэтому была возможность организовать лишь кое-где повстанческие отделы, революционно-повстанческую акцию подготавливала и ею руководила Краевая Экзекутива (исполнительный орган, – прим. пер.) ОУН на ЗУЗ (западно-украинских землях, – прим. пер.) (альманах «Гомону України», Торонто, 1992, стр. 47, – прим. авт.). Да, господин профессор Богдан Осадчук! А вы противоречите этому!
Для немецкой агрессии на СССР в Германии возникли батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые по замыслу должны были быть зародышем будущей украинской армии.
«Акт 30 июня» призывал не «складывать оружие до тех пор, пока на всех украинских землях не будет создано Суверенное Украинское Государство».
В Манифесте ОУН-б, опубликованном в первые дни июля 1941 г. говорится: «Призываем всех украинцев – где бы они ни жили – становиться в боевые ряды Фронта Украинской Национальной Революции» («Самостійна Україна», Станіславів, №1 від 7.VII.1941, – прим. авт.).
Как видим из сказанного, идея УПА теплилась в замыслах ОУН с момента ее рождения. Организация украинской военной силы будет постепенно развиваться, а ее форма меняться в соответствии с тремя этапами политического состояния Украины: враждебного захвата (займанщины), национальной революции, государственного закрепления (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 98, – прим. авт.). Так предусматривала ОУН в постановлениях I Конгресса.
В июне 1941 г. окончился первый этап политического состояния Украины: окончилась польская и большевистская «займанщина». Наступило время «национальной революции». Украинская Повстанческая Армия возникла. Возникла и совершила такие преступление, при упоминании о которых жутко становится на душе.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ПРЕСТУПЛЕНИЙ УПА
Если бы описать все преступления УПА над польским и украинским народами, в отношении которых имеются доказательства, нужно было бы издать отдельную книгу, приводя сами факты без комментариев, на нескольких сотнях страниц мелкого печатного текста. Сам я собрал свыше ста, подписанных людьми, с указанием адресов, реляций. Но пока о них – сначала личные доказательства.
Летом 1943 г. моя тетя по матери Анастасия Витковская пошла с соседкой-украинкой днем в село Тараканов, расположенное в трех километрах от г. Дубно. Разговаривали по-польски, потому что тетя, женщина неграмотная, родом с Люблинщины, не смогла выучить украинский язык. Пошли они, чтобы кое-что поменять на хлеб, потому что у тети – шестеро детей. Никогда ни она, ни дядя Антон Витковский, тоже человек совсем неграмотный, не только не мешались в какую-либо политику, но и не имели о ней ни единого представления. И ее, а также соседку-украинку, убили бандеровцы из УПА или Кустовых Отделов Самообороны только за то, что они разговаривали по-польски. Убили зверски, топорами, и выбросили в придорожный ров. Об этом мне рассказала вторая тетя – Сабина, которая была замужем за украинцем Василием Загоровским.
Родители моей жены жили до войны на Полесье. Ее отец – чех, а мать – полька. В семье разговаривали по-польски. Когда в начале 1943 г. на Южном Полесье начались массовые убийства поляков – вся семья убежала на Кременеччину (от г. Кременец Тернопольской области, – прим. пер.) к родственникам отца в село Угорск, неподалеку от Дерманя (село в соседней Ровенской области, – прим. пер.). Однажды знакомый украинец сообщил отцу супруги, что УПА готовится уничтожить его семью. Они убежали в Кременец. Кто-то слышал разговор этого молодого украинца с отцом супруги. Его, подозревая в «измене», повесили посреди села и прикрепили на груди надпись: «Так будет со всеми изменниками». Повешенного не разрешали снимать нескольких дней.
Два факта, которые имели место в разных местах и в разное время, объединяет одно: авторство ОУН-УПА, беспричинность убийств.
У моего отца был брат, Ярохтей, который жил в с. Липа Лубненского р-на. За то, что он открыто клеймил УПА, его убили выстрелом в рот. Дядя Ярохтей был обычным, малограмотным крестьянином.
Нет возможности из-за нехватки места в одной книге привести факты одиночных и массовых мордований поляков и украинцев, совершенных ОУН-УПА, поэтому ограничусь только некоторыми из них.
Очень близкий мне человек М. С., рассказал: «24 марта 1944 года, в морозную ночь, бандеровцы напали на наш дом, подожгли все здания. Жили мы в селе Поляновицы (Цицивка) Зборовского уезда Тернопольской области, в котором были только поляки, но не военные колонисты. Колонистов вывезли большевики в феврале 1940 года в Сибирь, а на их место прибыли украинцы из-под Перемышля. Отец мой поляк, женился на украинке. С украинцами из близлежащих сел до войны мы жили в согласии, как и все наше село. Мы слышали о мордованиях на Волыни, но сначала не допускали мысли, что и нас могут убивать. Где-то в феврале 1944 года бандеровцы – мы не различали кто из УПА или из другой группы – всех называли бандеровцами, потому что они сами воспевали «вождя» Бандеру, выдвинули перед нашим селом требование о выкупе. Крестьяне деньги собрали и отдали бандеровцам. Но это не помогло. В упомянутую ночь, члены семьи мужского пола, то есть отец, младший брат и я, как и другие ночи, ночевали в погребе под хозяйственными строениями. Мать (украинка) с двумя моими сестрами и сестрой отца, которая вышла замуж за украинца из-под Харькова, ночевали в доме. Около полуночи мы в погребе услышали запах дыма и догадались, что УПА подожгла дома. Я первый выскочил из убежища, подняв крышку. Открывая крышку, я обжог руки, потом, пробегая сквозь огонь, обжог лицо. По мне, убегающему, стреляли, но не попали. Я скрылся в темноте. Отец тоже пытался вылезти из погеба, однако не смог, сгорел. В погребе от дыма задохнулся мой младший брат. Убегающую из пылающего дома мать ранили выстрелом, но она убежала. Убежала также семилетняя сестра, хоть и получила ранение в колено из охотничьего оружия. Убежала также сестра отца, которую ранили выстрелом в руку, из-за этого нужно было руку ампутировать. Вторая, 13-летняя сестра, убегая, натолкнулась на бандеровца, который проколол ей грудь штыком и она погибла на месте.
Той же ночью сожгли и убили бандеровцы соседей наших – Белоскурского и Барановского. Той же ночью сожгли и убили еще других из нашего небольшого села, но фамилий их не помню.
После этого мы направились в село Зарудье, где перепрятывала нас наша, украинская по матери, семья».
Т. Г. из Глухолазов, Польша, пишет: «Жили мы в польском селе Чайков, уезд Сарны (Ровенская область, – прим. пер.). В июне или июле 1943 года со стороны украинских сел понаехали перед обедом бандеровцы на конях, из села Хиноч. Окружали дома, поджигали их, а тех, кто из них убегал, убивали топорами, штыками. Так замордовали шесть семей, а их дома сожгли. Убили из семьи Романовских, Мандрых, Якимовича, Гродовских и еще двух. УПА не боролась с немцами. До войны не было вражды между украинцами и поляками».
Э. Б. из США: «Жили мы в селе Радоховка, гмина Клевань (Ровенская область, – прим. пер.). В марте 1943 г. в полночь УПАвцы подожгли дом соседа Янчарека. Мы не спали дома, только в убежище, неподалеку от дома, а один человек из семьи всегда стоял на карауле. Поэтому видели мы, как идут со стороны украинской Радоховки фигуры, напрямик, не дорогой. Подожгли дом Янчарека, а кто из него выбегал, по тем стреляли. Спасся только сын Ян, остальные погибли: Якуб Янчарек, его жена, его мать, сын Януш, дочь Лёдзя, вторая дочь с младенцем. Жертвы бандеровцы бросили в колодец. Мы после этого события убежали в Клевань. Моя мать была убита в мае того же года – шла в село, и ее застрелили, у нее также была разбита голова. До войны с украинцами мы жили в согласии».
М. П. из США: «На село Дубовица (Ивано-Франковская область, – прим. пер.) бандеровцы напали 6-го апреля 1943 г. Часов в 11. Родителям Юзефа Москаля сказали вынести выносить из дома ценные вещи, потом впихнули их назад в дом и подожгли его. Ошкробу застрелили около мельницы. Жена Ошкробы пряталась в подвале с дочерью и внуками, туда бросили гранату. Г. Павловская ночевала у украинцев, у Илька Гуменного, ее оттуда вытащили вместе с маленькими детьми, били, чтобы сказала, где муж. Поместили к Ануфрию Баланде, которого били за то, что помогает полякам. Было много украинцев, которые помогали полякам – Иван Чмыль, который информировал о намерениях бандеровцев, Юско Федишин, священник Софрон Иванчишин. А сын священника, Николай, отрекся от церкви и пристал к бандеровцам. Меня и брата перепрятал Володя Кухар, а отца – Даниил Сплавинский. Илько Гуменный перепрятал Г. Павловскую с детьми и Стефанию Райц. Юзефа Ортеля с женой и детьми бандеровцы бросили в огонь, в пылающий дом на Вирхне. Все погибли. Один человек выскочил из огня, один украинец завез его в госпиталь в Калуше, но его так и не спасли. Четыре человека из семьи Свежевских шли из Войнилова в Калуш, всех их убили бандеровцы. В Дубовице было 400 домов и только 5% поляков. Во время нападения погибло 18 человек. Многие украинцы помогали полякам. Когда немцы начали отступать, то молодые украинцы сходились и советовались – что делать с поляками? Михаил Кумцов говорил, что поляка убить легче, чем воробья».
З. Х. из Польши, город Валч: «Село Николаевка, парафия Корец, на Волыни. Нападение бандеровцев было 29.04.1943 г. на рассвете. Бандеровцы, которые возвращались из Кобыльни, напали на польские семьи Брухлевских и Загадловых. Бандеровцы вошли в наш дом и начали издеваться, коля штыками. Принесли солому и подожгли. Меня тоже проткнули штыком, и я потерял сознание, падая на тетю. Когда пламя подобралось ко мне, я очнулся, выскочил через окно. Бандеровцев уже не было. Мой стон услышал сосед, украинец Спиридон, он занес меня к другому украинцу – Безухе, который на конях завез меня в Корец в госпиталь. В результате нападения погибло 14 человек, вот их список: фамилии, имена, сколько лет, среди них была беременная 20-летняя женщина». Этот человек – З. Х. – приложил к рассказу фотокопии метрик о смерти, выписанные местным священником.
Г. К. из США: «14 июля 1943 г. в Колодне (Тернопольская область, – прим. пер.) бандеровцы замучали 300 человек. Согнали, приказали им лечь, мол, будут искать оружие. И в лежащих начали стрелять. Очевидец – Антек Полюля, который спрятался в овине маминой сестры. Бандеровцы из Колодного: Андрей Шпак, Семен Коваль, Володя Сничишин; из Олешкова – Павел Романчук. Других фамилий не знаю. К мучениям подстрекал поп, во время процессии говорил: «Будем святить ножи, чтобы плевелы из пшеницы вырезать»».
В. В. из Великобритании говорит, что 12.07.1943 г. в селе Загаи, уезд Горохов (Волынская область, – прим пер.), бандеровцы убили – и здесь список из 165 фамилий, имен, сколько лет, среди них младенцы, маленькие дети, беременные женщины, старики. Он говорит, что совместное проживание с украинцами до войны было хорошим, вражда началась тогда, когда Гитлер начал обещать свободную Украину.
Продолжение следует
Перевод Михаила Корниенко