«Вечность смолкает, как павший поэт…»
«Вечность смолкает, как павший поэт…»
Поединок
А. Пушкину и М. Лермонтову
Жизнь – как перчатка,
Как вызов на бой,
Как выстрел, что грянет
В момент любой.
Выстрела эхо
Глохнет в дыму,
И не понять
Никогда никому,
В цель ты попал,
Сам ли пулей задет…
Вечность смолкает,
Как павший поэт.
Чаренц и Пушкин
Сказал Чаренц: «Когда мне плохо
И нет тоске границ и предела,
Ложусь и читаю я Александра»
(О Пушкине речь, понятное дело).
Эх, белый свет!.. Ты придумал
Тысячи лекарств и снадобий,
Но душу лечить
Лишь этим бальзамом надо бы.
Перевёл Альберт Налбандян.
Россия
Когда бы и где ни стреляли – всегда умирает поэт.
Мне об этом напомнили Пушкин и Лермонтов.
Россия – с глазами Есенина,
Церкви овеяны совестью Достоевского,
Толстой бородой богатырской
Расчищает небо от будущих гроз,
Чёрных предательских туч.
Походкою Чехова
Проходишь сквозь все преграды –
Даже пенсне не упасть.
Рождённая от ромашек Цветаева
Соревнуется с канарейками
И стрекочущими кузнечиками.
Над морем парит в восхищении
Дельтаплан по имени
Максимилиан Волошин.
Дайте горящий солнечный луч,
Кию подобно,
И Маяковский каждое слово
Вкатит в лузы читательских душ.
Творчества боль – как глубока она в русском сердце!
И никакой врач – будь то даже Булгаков –
Не в силах её излечить, ибо от этой боли
Счастье чтения рождено.
Амбасадор
Ночь наступила. Я один
В гостинице «Амбасадор».
На улице какой стоит,
И на какой выходит двор
Она – не ведаю. Но в ней
Всё красотой пленяет глаз.
Название ж – «Амбасадор» –
Строку диктует мне сейчас.
«Амбасадор»! За красоту
Спросить на свете не с кого...
Но верим: мир спасёт она,
По слову Достоевского.
Перевёл Константин Шакарян.
Чехову
Антон Павлович
Ходил так,
Словно скользил
По водной глади.
Увидев как-то его в окно,
Толстой сказал Горькому:
Как мирно он шагает, сукин сын!
И Горький увидел,
Как у Льва Николаевича
Глаза повлажнели от слёз.
Смех и тоска – вот две грани
Всех пьес Чехова.
Однажды мне показалось,
Что стёкла моих очков
Украдкой плачут.
1973 год, белые ночи в Петергофе
Сказочные ночи Петергофа,
Нереальные, прохладные,
Нет в мире силы, способной
Стереть вас из планеты моей памяти.
Это был другой мир –
Какой-то старозаветный призрак
Вышел из дворца Петра Великого
И стал бродить по саду;
Он тихо обошёл фонтан Самсона
И лунною тропинкой зашагал.
Для человека с юга эта ночь
Была потусторонней и волшебной.
Вдруг гоголевский чёрт летит по небу,
Весь в кляксах от гусиного пера.
А там Раскольников шагает с топором.
Непонятное инстинктивное движение,
Здесь в воздухе витает дух торговли.
На помощь мне спешит поэзия
В обличье символиста Блока,
Спешит и Брюсов с песнями Востока.
Дай мне, Есенин, чуточку тепла:
Согрей мне сердце – вечер так прохладен!
Здесь русский дух, славянская сердечность.
Открой мне, Пушкин, тайны бытия.
Мне не забыть блаженных тех ночей.
Мою душу объяла неизъяснимая, светлая радость.
С той поры везде и всюду Петергоф
Сопровождает меня, вдохновляет моё перо
И манит к себе, как волшебная песня сирен.
Охота Маяковского
Время бьёт своим конским копытом
По лбу человека, толпы, народа;
Один умирает, другой крошится,
Третий пробуждается от спячки.
А ты, высокорослый Владимир,
Подобно высоковольтному электропроводу,
Бросаешь в дрожь и трепет всё вокруг.
Трудно всё воедино собрать
Клешнями букв и созвучий,
Пятернёй футуризма
И кошачьими когтями реализма.
Ты вырвался, подобно метеору,
Из сотканной тобой же
Звёздной паутины,
Ты вылез из кожи своей.
А может быть, душа твоя – комета,
Которая летит, летит, не падая,
Оставаясь загадкой для взрослых
И принося молодым ликованье?..
Перевёл Гурген Баренц.
