Тайна «Конька-горбунка»

Несколько лет назад вашему покорному за книгу повестей и рассказов для юношества «Деревянный всадник», вышедшую в московском православном издательстве «Лепта», присудили международную литературную премию имени Петра Павловича Ершова, замечательного русского сказочника. Между прочим, в лестной номинации «От потомков П.П. Ершова». Церемония награждения лауреатов, по традиции приуроченная к празднику славянской письменности и культуры, проходила на его родине, в славном граде Ишиме Тюменской области. И перед тем, как отправиться туда, решил я перечитать самое известное из ершовских произведений – стихотворную сказку «Конёк-Горбунок».
Хотелось на всякий случай (вдруг «спросят!») освежить в памяти её затейливый сюжет и образы колоритных героев. Но главное – уяснить для себя ещё разок, почему всё же она, внешне вроде бы не претендующую на особое глубокомыслие, даже довольно наивная на нынешний взгляд и местами простоватая по языку, так полюбилась нашему народу, что вот уж двести лет всё новые поколения родителей неизменно читают её своим малышам.
Да и сами ребятишки, едва овладев грамотой, охотно обращаются к загадочной, притягательной сказке так, что целые главы из неё запоминают наизусть. Исподволь, безо всякой нарочитой зубрёжки.
И вот, внимательно перечитав полузабытую историю о забавном «везущем» коньке с его «везучим» наездником и поразмыслив над ней, пришёл я к выводу, что оригинальнейшая сказка эта, простите, не совсем... оригинальна, в смысле – самобытна. Ибо создана она не путём чисто авторского фантазирования, а во многом как бы по мотивам иных сказок, издавна живших в народе. Русских сказок с их узнаваемыми, почти родными для наших предков (да и для нас с вами) знаковыми героями. И с тремя братьями, между коими один умный, другой и так и сяк, а третий, младший Иван, и вовсе дурак. И с Царь-девицей, прекрасной и премудрой, как та Василиса, и с Царём-государём, то добрым батюшкой, а то и глуповатым самодуром, окружённым придворной челядью, завистливой и коварной. И, конечно, с синим морем-окияном и островом Буяном, который на самом деле есть Чудо-юдо рыба-кит, держащий на могутной спине леса и горы, пашни и селенья... И со златогривыми конями, всё донскими жеребцами, и с волшебною Жар-птицей неописуемой красы...
Всё так. Но эта внешняя «вторичность» сказки Петра Ершова чудесным образом из недостатка обращена в её преимущество. Она полна тех «кодовых знаков», что таятся в подсознании, в генетических глубинах народной памяти, в потаённых кладовых русской души. Да и сама она, душа русская, которую на нынешнем языке можно назвать «национальной матрицей», явственно дышит там, в сказочном мире. И в роли носителя и выразителя её выступает Иванушка-дурачок, который на поверку-то вовсе не дурак, а лишь доверчивый и простодушный, бескорыстный и усердный трудяга, живущий по совести. «По-божецки», как говорится в простонародье. Истинно русский человек, коварно обманываемый и предаваемый разными хитрецами-мудрецами, он проходит сквозь огни, воды и медные трубы, борясь со злом, ратуя за правду, за справедливость, и в конце концов оказывается победителем.
То есть «тайна» необычайной популярности сказки сибирского самородка Петра Ершова состоит в том, что она, благодаря корневым основам, «цепляет» саму сущность русского человека на генном уровне. На уровне подсознания. Конечно, играют свою подсобную роль и занятность сюжета, и складность изложения разных коллизий в стиле народного раёшника, но главное всё же заключается в глубинном «русском духе», по выражению Пушкин, этой замечательной сказки. 
К слову, когда-то я вычитал у нашего красноярского библиофила Кирилла Богдановича, что, по свидетельству современников Ершова, интерес к его сказке изначально был таков, что любители чтения, опережая и дополняя издателей, переписывали её от руки и передавали друг другу как подарок. Один из таких рукописных экземпляров, залетевший аж к нам, в захолустный тогда городок на Енисее, и поныне хранится в библиотеке краевого архива. 

От потомков Ершова

Размышляя обо всём этом, припомнил я, что незадолго до начала вышеупомянутого конкурса имени Петра Ершова то ли в печати, то ли в Интернете встречал объявление о другом, внешне схожем по темам и целям литературном конкурсе «Новые добрые сказки». Его проводили несколько солидных московских организаций, включая Благотворительный фонд «Дети – детям», Центральную библиотеку имени Анны Ахматовой, Культурный центр имени Валентина Берестова библиотечной системы «Кунцево»... И там, в Положении о конкурсе, особо оговаривалось, что из авторских работ принимаются к рассмотрению лишь те, в которых «не упоминаются общеизвестные сказочные герои и ситуации»...
Меня, признаться, и тогда это несколько удивило, а теперь я даже невольно усмехнулся про себя, подумав, что даровитого сибиряка Петра Павловича с его сказкой к участию в том солидном конкурсе заведомо не допустили бы. Поскольку-де «не формат», как теперь выражаются при отказах. Ну, а ещё эта странная оговорка косвенно подсказала мне, почему при несметном количестве создаваемых ныне сказок буквально сотнями писателей-пиитов на российских просторах и украшаемых картинками самых броских цветов, не замечено такой, которая бы приблизилась по художественным достоинствам и читательскому спросу к «Коньку-Горбунку».
Да потому как раз, что они, теперешние сказки, в большинстве своём, оторваны от наших «общеизвестных сказочных героев и ситуаций». То есть, в сущности, оторваны от народной традиции. От родной почвы. Лишены того «русского духа», который олицетворяют наши Иваны-царевичи и Иванушки-дурачки.
Возможно, существуют исключения, неизвестные мне. Но я навскидку, увы, не готов назвать среди «новых добрых» особо выдающейся, с национальными колоритом и героями, сказки для детей. Да и для взрослых тоже. Разве что вспомнить незабвенную шукшинскую – «До третьих петухов». Она, правда, уже далеко не новая, но, как и положено настоящей сказке, ничуть не устарела. Даже напротив, её главный «намёк, добрым молодцам урок» ныне ещё более отчётлив и актуален.
В ней, как помните, вполне органично присутствует неизменный Иван-дурак, который отважно борется с вероломными бесами, атакующими православный монастырь. А заканчивается сказка самым реалистичным и серьёзным предупреждением: «Ванька, смотри!». Оно ещё вон когда было обращено к нам с вами. Но мы, полоротые потомки доверчивых иванов, увы, 
не учли этого прозрачного намёка и «просмотрели» великую Державу.
В итоге лишились части земель и мощи её, и общенародной собственности, 
и рабоче-крестьянской власти. А теперь ещё недруги норовят разделить наш русский мир, посеять братоубийственную вражду между нами, лишить нас исторической памяти, отеческих традиций, неповреждённой веры и родного языка, и даже самого менталитета национального, того «русского духа», который так раздражает и страшит в наших сказках вечных «космополитов» – от Кащея Бессмертного и Бабы-Яги до нынешних злокозненных антигероев, – искони заражённых вирусом звериной русофобии.
...Вот на какие «государственные мысли» вынес меня ко Дню памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, создателей славянской письменности, незабвенный Конёк-Горбунок, рождённый фантазией истинно народного сказочника Петра Ершова из богохранимого града Ишима, который, наряду с Тобольском, по праву почитается родоначальником множества иных сибирских городов и весей. А также и хранителем русской старины, то есть нашего с вами национального кода. И не случайно автор этих строк, получая диплом лауреата из рук потомков Ершова, прочитал свой полуэкспромт, ему посвящённый:

К ИШИМУ, 
ОТЦУ СИБИРСКИХ ГОРОДОВ

Благодарю, Ишим любезный,
Что обостряешь ты во мне
Род «ишимической» болезни –
Любовь к сибирской старине.
Молвой влекомые народной,
Как к роднику, к тебе спешим,
Пусть не великий и не модный,
Но первородный град Ишим.
Благослови рукой отца
И русский дух верни в сердца. 

Художник: Н. Кочергин.