Дно

                                               Хватились на станции Дно:
                                               Потеряно место одно.

Прекратите же, Бога ради!
Размалеванные пестро
вон афиши, а на эстраде –
белый шут, гражданин Пьеро;

он – холодной арийской расы
первый мученик и пророк,
и всесветные лоботрясы
вязнут, каждый их коготок!

***

Прекратите же, ради Бога!
Брат на брата, а победить –
значит душу сгубить. И много
кто последним готов платить.

Как отсюда пойдет потеха,
так уже не удержишь, и
веру, верность они для смеха,
не щадя, – на штыки свои!

***

И опять англичанка гадит!
Мир тасует, крапленый кон!
Ум германский война разладит,
дух славянский развеет вон!

В галицийских полях, Европа,
насмерть вязнешь. Ты смерть вдохни.
Воздух вместо воды потопа,
и ковчега не знают дни!

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Император.
Алексеев Михаил Васильевич, генерал-адъютант, начальник штаба Верховного главнокомандующего.
Фредерикс Владимир Борисович, генерал-адъютант, министр Императорского двора.
Рузский Николай Владимирович, генерал-адъютант, командующий Северным фронтом.
Гучков Александр Иванович, депутат Государственной думы.
Шульгин Василий Витальевич, депутат Государственной думы.

Место действия – поезд, стоящий на станции Дно. Первый вагон – личный кабинет Императора, второй вагон – штабной.

Первый вагон. В кресле сидит Император, по нему видно, что он очень устал. Но он спокоен и внимательнейшим образом читает книгу. Это – «Записки о галльской войне». Правильно: не читать же пока о гражданской войне.

ИМПЕРАТОР
А интересно, наши войны так же
опишут?
                   «Разгромили мы тевтонов,
их полегло семнадцать с лишним тысяч,
а наших поутру на построенье
недосчитались восьмерых. Но двое
нашлись потом: бедняг от непривычной
немецкой пищи знатно пронесло…»

(Не вставая с кресла, кричит в направлении второго вагона.)

Ну что там? Есть телеграммы? Они ответили?

Заходит генерал Алексеев.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Ждем.

ИМПЕРАТОР
              Трудно им дается долг иудин…
Волнуются. Готов текст. Подписать –
рука дрожит.
                           А те, кто поглупее,
помолятся еще, как будто Бог
поможет. Ну, иди. Распорядись,
чтоб сразу же несли.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                                         Распоряжусь.

(Уходит во второй вагон.)

ФРЕДЕРИКС
Каких ответов он ждет?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Мы разослали телеграммы командующим фронтов. Спрашиваем, что они думают о возможном отречении.

ФРЕДЕРИКС
Господи, твоя воля, и что они думают?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Правильно они все думают: кончено царствование и не в нашей воле его продлить.

ФРЕДЕРИКС (тяжело, по-старчески, вздыхая)
Стоило жить годы лишние –
вот до такого дожить?
Все-то молитвы – неслышные;
Господа не отвратить,

суд Его кончен, печатают,
вот принесут приговор:
«Единогласно!» – порадуют
тех, кто терпел до сих пор.

Кончено время российское,
дальше уже без нее,
по свету белому рыская
место для смерти свое.

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ 
Не печальтесь, Ваше сиятельство, не вся еще Россия сгинула.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Совсем старый хрен с ума свихнулся…

Первый вагон.

ИМПЕРАТОР
Как хорошо такое бремя скинуть
и задышать свободно. Я уеду
в Ливадию…
                          Ах, Аликс, моя Аликс,
ты сможешь ли простить, что наш Наследник
на месте лобном сядет, на высоком?..
Но он безгрешен, Бог ему поможет,
врази – сонм – расточатся.
                                                 Я смогу
лишь издали его благословить,
а ты обнимешь, ты ему расскажешь,
как непутевый бывший государь
любил его и как в тяжёлый час
не защитил от вздыбленной России,
взъярившейся на Бога и Закон.

Где-то в отдалении слышны голоса.

ХОР

СТРОФА 1
Заволновалась в Питере толпа,
беспощадна, глупа,
жрать хочет,
урчит, бормочет,
а про себя все знает,
чтО начинает:
последние бедствия,
приступы самоедствия.

АНТИСТРОФА 1
А люди там шныряют темные,
крикуны неуемные,
раззявившие пасти
в тоске и сладострастье,
раззявившие свою тьму
на власть саму,
которая над бездной держала –
до конца с самого начала!

СТРОФА 2
Крикнем, свистнем! Боже мой,
что за страх, за смех, за вой?
Так свободного народа
проявляется природа –
грабим, режем. Невтерпеж:
скоро нас самих под нож.

АНТИСТРОФА 2
В творческом восторге масс
Бог запнулся, Бог не спас,
и ненужная Россия
схлынула, как не носили
цепи-золота-креста,
как совсем страна не та!

Император слушает музыку революции и засыпает. И, как обычно, во сне ему является Распутин.

ИМПЕРАТОР
Ты жив?
Не может быть!

РАСПУТИН 
Мертв. Не мертвее, чем русская
в смутный и горестный час
родина: мертвыми, тусклыми
стали обставшие нас

люди с последними планами,
люди с погибшей душой;
нечисть сидела чуланами – 
стала гулять над страной.

Армия непобежденная
роет могилы себе.
Родина как неспасенная
в чуждой ей, мертвой судьбе.

Лучшая участь – заранее
к Богу в обещанный рай.
Не дожидаясь заклания
общего, как ни спасай…

ИМПЕРАТОР
Даже погибнув, ты продолжаешь говорить тяжолые, неприятные для меня вещи… Но ты прав, ты, как всегда, прав. Может быть, мне действительно надо прислушиваться к твоим советам?

РАСПУТИН 
Не мог ты ни к чему прислушиваться. А советы мои были что? Гордыня и бестактность. Ты все правильно делал как самодержец, как верховный главнокомандующий, как политик, как человек… Но все это неважно: не то время, не те дела. Надо было действовать неправильно. Надо было действовать как Помазаннику, пророку, псалмопевцу.

ХОР

СТРОФА 3
Кругом измена, трусость и обман,
глаза отводят бывшие солдаты,
сама Россия смотрит виновато,
и ядовитый, не такой туман,

как утром должен быть, ползет в окопы.
Кто встанет прям за правду? – Тишина,
как замерли фронта – мертва война
и ядом отравляет смысл Европы.

РАСПУТИН 
И я не мог,
не уберег!
И как убережешь?
Когда тут Бог,
его порог,
и не перешагнешь!

ХОР

АНТИСТРОФА 3
Пришли сюда, чтоб воевать войну,
но нечего уже делить с тевтоном:
одна беда, судьба над общим лоном-
землей кривит свою голубизну

высокую, чтоб жечь в тоске и силе,
чтоб насмерть выжечь корни. Ничего
не вырастет весной какой другой –
весь даром новый труд в поту и в мыле.

И опять от разговоров с Распутиным никакого прока, только общее тягостное впечатление…

ИМПЕРАТОР
И что теперь мне делать? Ход событий,
вся логика истории взялись
шатать мой трон.

РАСПУТИН
                                   Упавший снова встанет.

ИМПЕРАТОР
Темны твои слова. А и при жизни
умел такое что-то заплести –
царица понимала, я стоял
и думал: шутка, нет?

РАСПУТИН
                                         Я не шутил.
Тем более сейчас, из райских кущ
явившийся, незваный…

ИМПЕРАТОР
                                               И зачем?

РАСПУТИН 
Не бойся ничего. Упорствуй, смейся
в безумии своем, топчи, пляши…

(задумывается и, нагло осклабившись, добавляет)

такие тут ковчеги – что матчиш!

Юродствуй! В том-то все мои уроки,
чтоб ты усвоил хитрые повадки,
приемы нашей веры! Русский стиль!
Глаза вот этак пучь!

ИМПЕРАТОР
                                       Другим царям
в час скорби посылает утешенье,
предупрежденье бездна. Надо мной
и там смеются. Господин Обманов…

Он неправ.

РАСПУТИН
В час, когда нет надежд,
восстанет Россия правых –
белых ее одежд
сияет, не меркнет слава!

В час, когда смерть уже,
восстанет Россия левых –
крепкой вожже
нужны эти силы гнева!

Обе они – одна!
В слезах, стеная,
примирится страна,
власти твоей желая!

ХОР

СТРОФА 4
Наша страна, наша,
не отдадим,
в ряд калашный
с рылом свиным
вшед, –
кто нас сможет,
выгонит, след
уничтожит?

АНТИСТРОФА 4
Долго терпели,
были страной,
а захотели,
чтобы иной
смерть
стала наша, –
весело петь
толпам на марше!

(Отчаянно фальшивя, но со всем своим удовольствием.)

С Интернационалом восстанет род людской!

РАСПУТИН 
Россия
погибнет нынче вся и навсегда,
а нет – так потихоньку-полегоньку
пойдет как надо, медленно, на славу,
добрея, богатея, процветая!
Что только царствуй, лежа на боку!

Второй вагон. Туда наконец-то пришли телеграммы. Что в них? Да то, что умный человек генерал Алексеев и предполагал: верноподданническим тоном просят отречься, ибо… Но их доводы не заслуживают повторения.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
И как ему сказать: мой Государь,
страна устала, кончилась эпоха,
Бог уступил Россию…

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ
                                            Все равно.
Тут что ни говори, а смысл один:
извольте выйти вон. А поезд дальше
без вас. И легче, проще будет!

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                                                          Да?
Вы думаете?

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ
                         Я уверен. Мы
германца перемелем. В спину нам
по-подлому никто уже. Воспрянем!
Немецкий дух повыветрим из комнат
дворцовых.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                       Где он там, немецкий дух?

ХОР

СТРОФА 5
Черная императрица
в бессонной ночи читает,
перелистывает страницы,
сведения запоминает,
полками движет
на съеденье Вильгельму.

АНТРИСТРОФА 5
Древние яды лижет,
вдаль пялит бельма!
Заговоры навзрыд,
жертвы на митинге –
мракобесье и стыд
русской политики.

Генерал Алексеев заходит в первый вагон. Покашливает, но Император продолжает спать. Тогда генерал роняет папку с документами, и Император просыпается.

ИМПЕРАТОР
А? Что?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                 Пришли ответы.

Повисает неловкое молчание – и Император все понимает.

ИМПЕРАТОР
                                                  Извините,
задумался, заснул, мне снился он,
наш Друг...

(Осекается, понимает, что зря заговорил о Распутине, не любят они этого.)
 
                     Что пишут?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                                              Все…

ИМПЕРАТОР
                                                         А впрочем, можешь
не говорить, всё вижу. Текст готов?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Готов, мой Государь.

ИМПЕРАТОР
                                        Не Государь,
а как-то по-другому… Подписать
еще как Императору?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                                           Конечно.

Император подписывает.

ХОР 
И новый мир сейчас встает
из тлена, грязи, сна!
Такая, братцы, настает
последняя весна,
что больше гнетом никогда
не лягут холода.

(И на другой мотив.)

Дрожат последние ступени
пред высотою,
Россия кончит стоны, пени,
чтоб стать собою –
страной великой и свободной,
в огне и славе,
ее судьба в руке народной,
не быть державе
во власти Бога и тирана,
во власти прошлой –
любовь к стране обетованной
не будет пошлой.

Генерал Алексеев не знает, куда себя девать, и потихоньку, неловко пятясь, выходит из первого вагона.

ИМПЕРАТОР
Все кончено. Династия моя,
история, все триста лет пути
из кельи монастырской к полустанку
проклятому.
                          Но нет, о чем я, нет –
мой сын продолжит.
                                         «От великой доли
отрекся в малодушии своем».

Поздно даже выполнять советы нашего Друга. Отрекшись от престола, любой может юродствовать и выплясывать. Какая теперь этому цена?

Второй вагон.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Ну как гора с плеч. Тяжёлая была сцена. Вроде ничего и не произошло особенного, но меня до сих пор колотит.

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ
Выпейте водки, благо есть за что!

В вагон заходит думская делегация: Гучков, Шульгин и с ними еще несколько человек. Как будто они только и ждали момента. Генералы их встречают: Рузский – радостно, Алексеев – чуть-чуть смущенно.

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ
Все готово, господа, он подписал манифест!

ШУЛЬГИН 
Ну, расскажите же подробности. Мне нужно для истории.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Вы ведь выполните свои обещания? Мы ведь отпустим его к семье?

ГУЧКОВ 
Революционная ситуация несколько изменилась. Дума понимает, кто будет регентом, а вернее, регентшей при Алексее. В критический момент допустить немку к власти нельзя. Непатриотично.

ШУЛЬГИН 
Да уж. Пусть отрекается и за сына. И да здравствует Государь Михаил Александрович. А он малый понятливый, долго кобениться не станет, отречется уже окончательно за всю династию.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
Это что же такое получается, господа? Это же ни с чем несообразно. Он отрекся, а мы ему и говорим: нет, вы неправильно отреклись, вы теперь снова наш Государь, и вот вам верноподданнически подносим новое отречение. И сколько еще раз так будет повторяться, мы не знаем.

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ
Один раз подписал и во второй раз подпишет. Ничего. Рука не отсохнет.

Однако, не смотря уверенный тон и взаимные подбадривания, все чувствуют какую-то тоскливую нерешительность. Они заходят в первый вагон.

ИМПЕРАТОР
Чего вам?

ГУЧКОВ 
Дума наша думала, да передумала. Вы должны отречься и за себя, и за цесаревича.

ШУЛЬГИН 
Братцу корону оставьте!

ИМПЕРАТОР
Поздно передумала ваша Дума: я уже частный человек… Пусть там большие люди наверху решают о судьбах страны.

Гучков шушукается с Шульгиным.

ГУЧКОВ И ШУЛЬГИН (вместе, перебивая друг друга, как Добчинский и Бобчинский)
Вот она бумажка. И разорвали.
Властью, данной нам от народа. Думой.
Акт не принимаем. И возвращаем
самодержавье.

Чтобы с новой силой. И новым смыслом.

Император смотрит на клочки бумаги, упавшие на пол, и перебивает говорящих.

ИМПЕРАТОР
Прекрасно. Вы разорвали манифест. Теперь все будет, как раньше.

ГУЧКОВ 
Полно ребячиться, Государь, подписывайте новый!

ИМПЕРАТОР (о чем-то задумывается и пытается как-то подергаться)
Он говорил: юродствуй, попляши,
как царь Давид. Но не могу, не тот
нрав у меня, кровь рыбья.

(Обращается к заговорщикам.)

                                                  Просто я
опять ваш Государь, мне тяжело,
но легче, чем вчера. Как будто это
имело смысл: все это униженье,
все это отреченье.

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ
                                   Государь…

ИМПЕРАТОР

Мне жаль вас. Но нельзя простить: война,
суровые законы. Завтра казнь.
Уйдите с миром…
                                     Я прощаю вас!

ХОР 
Бывают минуты,
когда мир замирает.
Куда его
качнет, каким ветром?
А пока тишина,
и нет ничего страшнее,
сама война
испугалась в своих траншеях.
И толпы толп,
потерявшие смысл движенья,
застыли пока…

Остановись, мгновенье!

Первым приходит в себя Гучков.

ГУЧКОВ 
Господа генералы, арестуйте его!

Генералы даже приободрились: теперь-то все понятно, теперь это все – военный переворот, а не странная парламентская игра, теперь понятно, что делать. Они достают револьверы и направляют их в сторону Императора. В это время раздается отдаленный грохот. Люди опытные сразу понимают, что это заговорила тяжёлая артиллерия. Недолгая немая сцена, потом страшной силы взрыв. В зареве пожара опять появляется тень Распутина.

РАСПУТИН 
Была такая тишина,
тоска так ныла,
а вдруг опомнилась война,
и со всей силы

пошла потеха, и лететь
с артиллерийским
огнем спешила, выла смерть
к войскам российским!

Нет, перепутался расчет –
углы, наклоны!
Свои стреляют. Как рванет –
дрожат вагоны.

Дымит земля, дрожит беда,
чей жребий вынет?
Кто приходили, что – куда
девать гордыню,

те – вот они, лежмя лежат,
а их бумаги
клочками черными кружат,
и снег в овраге

покрылся мелкой чешуей
несообразных
слов: «отречение», «Второй» –
слова соблазна.

Снаряд, попавший в императорский вагон, уничтожил всех, кроме Императора. Он так и остался стоять около своего стола. Он проводит рукой по щеке и видит кровь. Какая-то щепка от стола во время взрыва все-таки достала его. Но это просто царапина. Тень Распутина исчезла и больше уже не появится.

ХОР 
Всё!
Как будто выхолощены,
опустошены,
уходят волны толпы,
никнут знамена,
черная канитель
снега принята водою –
невскою, ледяною.
Вернулся Медный всадник
на законное место.

ИМПЕРАТОР
Не пострадал, почти не пострадал –
царапина. Кровит. И малой кровью
смываю грех. Никто теперь не вспомнит
позора моего… Не моего –
позора всей России…

Входит граф Фредерикс. Он держит в руках телеграфную ленту.

ФРЕДЕРИКС
Ваше Величество, телеграмма от генерала Иванова. Он докладывает, что вошел с войсками в столицу и бунт подавлен. Рабочие вернулись на заводы.

Первым указом очухавшейся царской власти было вернуть Санктъ-Петербургу его настоящее имя, а заключенный в мае 1917-го Санктъ-Петербургский мир – не сепаратный, а настоящий – круто и к лучшему изменил течение мировой истории.
В последний день войны тоже случайным снарядом был убит ефрейтор Адольф Гитлер.

                                                                                                                      Это правда. Как она
                                                                                                                      уступила, не случилась?
                                                                                                                      До сих пор у нас война,
                                                                                                                      Бога вечная немилость.

 

Художник: В. Алексеев.