Одиноким, несчастным и сирым на земле я не прожил ни дня...

В издательстве «Беларусь» (2022 г.) под названием «Я – русский белорус» посмертно вышел долгожданный сборник стихов талантливого поэта Георгия Киселёва (тираж 330 экземпляров). Помню, первоначальное название книги было «Час молитвы», но, увы, поэт уже не участвовал в редактуре издания. В оформлении книги использованы также графические рисунки автора.

У книги трудная судьба, как и творческая судьба самого поэта. На презентации книги, которая состоялась в библиотеке Волковыска, сказала, что меньше всего поэт Георгий Киселёв привязан к провинциальному городу, хотя и любил его. Некоторые стихи поэта стали песнями, как «Холмы Волковыска», «Беларуси».

О холмы Волковыска

…Вот взбегу я на холм
и споткнусь сгоряча:
Красной ржавью на солнце
Мне распорет ботинок обломок меча
Крестоносца-тевтонца!
Здесь рубились в сраженьях такие умы,
Сталь сверкала кровисто!
Все в себе погребли вы, немые холмы,
О холмы Волковыска!..

Благодарное дело – написать отзыв о новой книге старшего товарища по литературному цеху, прощальная дань памяти. При жизни Георгий Иванович увидел всего несколько сборников, в основном стихи публиковались в толстых литературных журналах. Жаль, он не порадовался новой книге.
В молодые годы искал себя в профессии, работал в Омске, Оренбурге, на Камчатке, объездил полстраны – тогда огромного Союза. Окончил в 1967 году в Москве Литературный институт.
Вся его богатая на творчество жизнь вошла в семь глав сборника. Хочу упомянуть те, о которых ранее не писала. Темы в главах: «Я – русский белорус», «Художник», «Биография» – разные, но стихи поэта полны нежности, пронзительности и любви. Он вспоминает свою далекую родину на Вологодчине, в Рязани и обретенную в Волковыске. Названия простые и говорящие: «Цветы России», «У Игнатьевны», «Неман», «Нет, не за Волгой или Доном», «О Беларусь!», «Гляжусь, гляжусь в ночную Беларусь»…
Каждый раз удивляюсь простой ясности живого слова поэта. Без пафоса, пустой красивости и кудрявости, но сколько в его поэзии сокровенного лиризма и богатства! Надо читать только лучшее, учиться распознавать совершенство настоящей поэзии, отделяя от нее беспомощное и дурное стихосложение современных жалких подражателей.
Поэт не боится причислить себя к растяпе или нищему, его искренние образы точны, вызывают в душе читателя ответный отклик: 

Тот же, в сущности, острожник, 
Я бреду во мгле дорог. 
Неказистый подорожник – 
Мой лазоревый цветок. 
Как этапник и колодник, 
Рад и лунному лучу, 
Среди нищих и голодных 
Кандалами дни влачу…

Герой поэта часто такой же бездомный, сирый и несчастный грешник, как ты, как я, как мы с тобой: 

И в суме моей дорожной 
До поры лежат, тихи, 
Зарифмованы безбожно, 
Мои старые грехи. 
Мне бы сжечь их да рассеять 
Над простором и судьбой
Да податься бы в Расею
По дороге столбовой!

Ощущение кровного единства общего славянского корня, культурного кода русского и белоруса помогает Г. Киселёву, северному человеку с Вологодчины, всем сердцем принять новую родину – Беларусь: 

Гляжусь, гляжусь в ночную Беларусь 
С волненьем сына, тайным и ревнивым, 
И, может быть, стократно повторюсь 
В любви к ее лесам и спящим нивам.

Георгий Иванович хорошо знал творчество белорусских классиков, много лет переводил на русский язык белорусских современных поэтов, чувствовал язык, который принял, как родной и близкий. Такое дружное соработничество только обогатило белорусскую поэзию, расширив ее русскую аудиторию:

Глаза в глаза – гляжусь в леса, поля.
И где-нибудь на дальнем полустанке
Бескрайний шлях постелет мне, пыля,
Земля Купалы, Коласа и Танка.

И, Беловежской пуще не чужой,
Любя ее и в декабре, в мае,
Я две Руси славянскою душой,
Как берега, собой соединяю.

Поэт владел техникой графики, акварели, рисунка, приезжал в Гродно, общался с местными художниками. В главе «Художник» объединилось много посвящений друзьям-поэтам и писателям по юношеским голам – Геннадию Хомутову, Петру Каданцеву, Валерию Сухареву, поэтам, живущим в Беларуси – Юрию Сапожкову, Татьяне Лейко, Наталье Капе, Татьяне Андрейченко, сюда же вошла подборка стихов памяти гродненского гитариста Дениса Асимовича

Автопортрет

В стихотворении «На уличном вернисаже» поэт подшучивает над собратьями, уличными художниками: 

От наскальной – до заборной 
Путь свой живопись прошла, 
Став доступной и упорной, 
И мазилам несть числа. 
В одиночестве дерзая, 
Вот и я – из тех мазил
И свой новый холст, как знамя, 
На заборе водрузил.

В бедовые 90-е годы собирались гродненские художники Казимир Сизиневский, Владимир Седякин, Станислав Кузьмар, вывешивали на заборе свои работы: 

Здесь судьбы трагичной знаки – 
В каждом видимом мазке. 
И фамилия Седякин 
На косую в уголке.

Давно ушедшему в мир иной талантливому Сергею Цибизову поэт посвятил отдельные строки: 

Воскресил старинный Гродно 
Кистью вдумчивой своей
Как и все, полуголодный, 
Мастер Цибизов Сергей.

В главе «Биография» поэт вспоминает одноклассников, своих учителей, много поэтических строк о рабочих профессиях, в молодости познал труд кочегара, кузнеца, рыбака на Камчатке: 

За то, что жили не юля 
По совести, а не по чину, – 
Еще за то, учителя, 
Спасибо, что меня учили!

Творческим наставником в литинституте был у Георгия Киселёва известный поэт Илья Сельвинский (1899–1968) – зверолов, борец, моряк, электросварщик – ему посвящены строки в стихотворении «Учителя»: 

Потом к поэту-старику 
Я напросился в подмастерья 
И мы, собратья по стиху, 
Пред мэтром скрещивали перья.

Строгий наставник поддерживал молодежь, но мера у него была высокая: «Он нам прощал неточность слов, / Но не прощал ни нотки фальши».
Несмотря на скромный тираж, уверена, книга найдет своего ценителя и читателя. Невозможно в рамках одной статьи передать всю глубину поэтического дара Георгия Киселёва, к его проникновенным стихам будут обращаться люди, чтобы постичь через слово душевную гармонию и созидание. 
Под одной обложкой собрались отобранные стихи, накопленные за десятилетия. В словах «Я – русский белорус» нет неожиданностей парадокса, но чувствуется душевная простота и доверие, искренние чувства соединены с духовным братством, генетической памятью русского человека и поэта, потому «Душою – белорус».

Народ, который мудр и прост, 
Чтит мирных предков прах. 
И здесь у счастья столько гнезд 
На крышах и столбах!

В багаже переводчика книги Райнер Мария Рильке «Часослов» и «Книга картин», большой блок переводов стихов Гёте, немецких романтиков от Клеменса Брентано до Йозефа фон Айхендорфа, около тридцати стихов из сборника немецкой народной поэзии «Волшебный рог мальчика», подборки переводов из немецкого поэта Анетты фон Дросте-Хюльсхоф, из французской поэзии Леконта де Лиля, немецкоязычного румынского поэта Альфреда Шперберга «Дорога».
Сколько раз переводчик сокрушался: «Не пора ли бросить. И писать только свое. А все-таки тянет к мировой поэзии. Что-то в ней черпаешь такое, чего нет в отечественной, ни в русской, ни в белорусской. Совсем не похожий на наш мир мыслей и переживаний».

Поэт Георгий Киселёв оставил большое литературное наследие, будем надеяться, что семья Георгия Ивановича сможет подготовить книгу его переводов, критических статей, воспоминаний. Жизнь подарила ему встречи со многими писателями, тем же Василием Беловым, поэтом-земляком Николаем Рубцовым и другими его современниками. 
Г. Киселёв был глубоко верующим человеком, воцерковленным, целая глава в книге «Звезда Рождества» посвящена духовной тематике.

...Господи, с чего ж я нынче плачу
перед кротким Образом Твоим?
О, каким слепцом я прожил, зрячий,
И прекрасно слышащий, – глухим!

P. S. На встрече предложила назвать одну из библиотек города именем поэта Георгия Киселёва, всем своим служением литературе и творчеством он заслужил такое высокое звание. 
Как-то очень по-казеному звучит библиотека №46. Надеюсь, что мое предложение услышали активисты и общественники города, которые были на презентации книги.