«К вечности наш век дорога; Помни ты себя и Бога…» Часть II

(к 305-летию А.П. Сумарокова)

Часть II (часть I в № 157) 

В 1771 году Сумароков создал своё лучшее произведение в драматическом жанре – трагедию «Димитрий Самозванец». События «смутного времени» русской истории XVII века не могли завуалировать очевидную актуальность, социально-политическую заострённость трагедии.
Для страны и народа не имеет особого значения царское родословное древо, «чистопородность» правителя. Самое важное – праведное, справедливое, мудрое правление ради всеобщего блага: 
Когда тебя судьба на трон такой взвела,
Не род, но царские потребны нам дела.
Когда б не царствовал в России ты злонравно,
Димитрий ты иль нет, сие народу равно (432).

Драматург последовательно проводит мысль о том, что истинный государь не должен и не может быть тираном-супостатом, губителем своего народа, врагом отечества. Если правитель таков, то это не подлинный царь, но всегда самозванец. Сумароков нарисовал реальную картину жизни России, страдающей от неправед¬ного, преступного монархического правления:
Коль нет от скипетра во обществе отрад,
Когда невинные в отчаянии стонут,
Вдовы и сироты во горьком плаче тонут;
Коль, вместо истины, вокруг престола лесть,
Когда в опасности именье, жизнь и честь,
Коль истину сребром и златом покупают,
Не с просьбой ко суду – с дарами приступают,
Коль добродетели отличной чести нет,
Грабитель и злодей без трепета живет
И человечество во всех делах теснится, –
Монарху слава вся мечтается и снится.
Пустая похвала возникнет и падет, –
Без пользы общества на троне славы нет (445).

Уже в самом начале трагедии, в первом диалоге Димитрия и его наперсника Пармена неправедная злодейская власть саморазоблачается и обличается: 
Д и м и т р и й
Зла фурия во мне смятенно сердце гложет,
Злодейская душа спокойна быть не может.
П а р м е н
Ты много варварства и зверства сотворил,
Ты мучишь подданных, Россию разорил,
Тирански плаваешь во действиях бесчинных,
Ссылаешь и казнишь людей ни в чём не винных,
Против отечества неутолим твой жар (427–428);
<…> Что ты безбожия и наглостей рачитель,
Москвы, России враг и подданных мучитель (432).

В поэтическом переложении «Из псалма 145» <1773> нашли отражение более широкие политические воззрения Сумарокова – а именно антимонархические взгляды и суждения о том, что на земную верховную власть уповать бессмысленно. Псалом 145 противополагает вечную власть Божию кратковременной, ничтожной власти человеческой: «Хвали, душа моя, Господа. Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь. Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают [все] помышления его» (Пс.145: 1–4):
Не уповайте на князей:
Они рожденны от людей,
И всяк по естеству на свете честью равен.
Земля родит, земля пожрет;
Рожденный всяк, рожден умрет,
Богат и нищ, презрен и славен (94).

В соответствии со Священным Писанием поэт говорит о равном достоинстве людей как детей общего Отца Небесного: «И всяк по естеству на свете честью равен» (94). Правители земные, князья не исключение. Как и все, они идут тем же путём: от рождения до смерти – на суд Божий, к вечному пристанищу:
Душа престала в тленном теле:
Уже отселе
Иду
К нелицемерному Суду,
Где вкупе предстоят владыка, раб, царь, воин,
Богат или убог, где равно всяк достоин (86).

Громкая слава и горделивая спесь, отличия и пышные титулы земных повелителей – всё напрасно, всё тщетно, 
Когда из них изыдет дух,
О них пребудет только слух,
Лежащих у земли бесчувственно в утробе;
Лишатся гордостей своих,
Погибнут помышленья их,
И пышны титла все сокроются во гробе (94–95).

Знаменательно, что между 1743 и 1747 годами своё стихотворное переложение того же псалма, сохраняя его духовную и идейную сущность, представил Ломоносов: 
Никто не уповай во веки
На тщетну власть князей земных:
Их те ж родили человеки,
И нет спасения от них.
Когда с душою разлучатся
И тленна плоть их в прах падет,
Высоки мысли разрушатся
И гордость их и власть минет (1) .

Сумароков почти полностью переложил Псалтырь на русский поэтический язык, создав таким образом целый свод духовных стихотворений. Поэт желал привлечь пристальное внимание к текстам Священного Писания, призывая к их вдумчивому постижению, а не к беглому прочтению:
Кто винен в том, что ты Псалтыри не постиг,
И, бегучи по ней, как в быстром море судно,
С конца в конец раз сто промчался безрассудно (115).

Сумароков не уставал обличать пороки поверхностно образованных, праздных, ленивых, изнеженных дворян, ведущих паразитический образ жизни, не способных по-настоящему служить отечеству, приносить ему пользу и добрую славу. В правление Екатерины II манифестом «О вольности дворянской» господствующий класс вообще был освобождён от какой бы то ни было обязательной службы. Расширялись сословные дворянские привилегии, происходило дальнейшее закабаление народа, помещики-эксплуататоры получили неограниченные права собственности на крепостных крестьян, жизнями, судьбами, имуществом которых владели, пользова¬лись и распоряжались по своему усмотрению. 
Мораль из притчи Сумарокова «Жуки и пчёлы» <1752>: «Они работают, а вы их труд ядите» (203) – стала крылатой, получив актуальное социально-политическое заострение. Николай Иванович Новиков (1744–1818) – младший современник Сумарокова, издатель, публицист, общественный деятель, ярчайший представитель эпохи Просвещения в России – сделал эту фразу эпиграфом к своему сатирическому журналу, который назвал также с оглядкой на притчу «Жуки и пчёлы», – «Трутень» (1769–1770). Разящие материалы еженедельного журнала Новикова были направлены против злоупотреблений помещиков, взяточничества чиновников, неправосудия, в целом против системы крепостничества в России. Молодой издатель осмелился вступить в полемику по вопросу о сущности сатиры с журналом «Всякая всячина», во главе которого стояла сама Екатерина II. Она считала, что сатира должна прежде всего забавлять – быть «улыбательной», критиковать не государственное устройство, а отдельные человеческие пороки и при этом «не целить на лицо», то есть не задевать никого персонально. Новиков же выступал за смелую социальную сатиру, цель которой – усовершенствование государственного устройства, исправление общества и устранение пороков конкретных лиц, а «не потакание оным». Неудивительно, что с такой острой, прямой позицией, вызывавшей недовольство императрицы, журнал Новикова, как и журнал Сумарокова, просуществовал всего один год.
Знаменательно, что именно Новиков впервые издал «Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе А. П. Сумарокова» в 1781 году, уже после смерти писателя. Издатель опирался и на печатные издания, и на рукописи Сумарокова, архив которого впоследствии безвозвратно исчез. 
Сумароков развивал сатирическую линию русской словесности в жанрах притчи, сатиры, эпиграммы. Но сатирик осознавал, что его разящее, бичующее слово – недостаточное наказание для преступных врагов отечества, закабаливших и ограбивших Россию:
Грабители кричат: «Бранит он нас!»
Грабители! Не трогаю я вас,
Не в злобе – в ревности к отечеству дух стонет;
А вас и Ювенал сатирою не тронет.
Тому, кто вор,
Какой стихи укор?
Ворам сатира то: веревка и топор (259).

Не может не изумлять необычайно плодотворная работа Сумарокова в жанре притчи – прообразе басни. В этом смысле поэт прокладывал дорогу знаменитому русскому баснописцу И.А. Крылову (1769–1844). Сумароков создал около четырёхсот «притчей». Они по праву занимают достойное место в сокровищнице русской поэзии. В творчестве Сумарокова – целая драгоценная россыпь метких самоцветных выражений и слов-жемчужин, мудрых изречений на злободневные и вечные темы. Например: «С чинами дурости душ подлых возрастают» (210); «Слепое счастие души не украшает» (315); «Дух гордый к наглости всегда готов» (241); «Чьё сердце злобно, Того ничем исправить неудобно» (221); «Был делать принужден великолепну оду Какому-то уроду» (242); «Коль люди без ума, Так я могу сплести хвалу себе сама» (204); «Довольно, что Орлы повоевать хотят, А перья вниз летят» (218); «И мы не скудны здесь ослами, Однако мы ослов не делаем послами» (231); «Когда булавочка в пузырь надутый резнет, Вся пышность пузыря в единый миг исчезнет» (312); «Опасно наставленье строго, Где зверства и безумства много» (220); «Коль истиной не можно отвечать, Всего полезнее молчать» (214); «Вот пятница Страстной недели! Бояре съехались и ничего не ели» (218); «Хотя весь свет изрыщешь, Прямыя Истины не сыщешь» (222); «Худых людей знакомства убегай И сердце к чистоте единой прилагай» (230). Примеры можно множить и множить.
Басенная аллегория и мораль использовались поэтом не только для критики человеческих несовершенств и изъянов, но также пороков и недостатков государственно-общественного устройства, верховной власти, как, например в притче «Голуби и коршун»:
Когда-то Голуби уговорились
Избрати Коршуна царем,
Надежду утвердив на нем,
И покорились.
Уж нет убежища им среди оных мест,
Он на день Голубей десятка по два ест (239).

Знаменательна притча «Болван» <1760>, рисующая истукана, которому поначалу с надеждой и верой поклоняются: 
Был выбран некто в боги:
Имел он голову, имел он руки, ноги
И стан;
Лишь не было ума на полполушку,
И деревянную имел он душку.
Был – идол, попросту: Болван.
И зачали Болвану все молиться (211).

Однако, увидев, что обществу от болвана нет ни пользы, ни проку, наоборот – одно разорение, деревянного идола просто-напросто уничтожают: 
Потратя множество и злата и сребра
И не видав себе молебщики добра,
Престали кланяться уроду
И бросили Болвана в воду,
Сказав: «Не отвращал от нас ты зла:
Не мог ко счастию ты нам пути отверзти!
Не будет от тебя, как будто от козла,
Ни молока, ни шерсти» (212). 

Аллегория применялась также для оценки исторических событий.
С лягушками войну, злясь, мыши начинали –
За что? И сами воины того не знали;
Когда ж не знал никто,
И мне безвестно то. 
(«Отрекшаяся от мира мышь» <1759>, 206)

Трагическая тема последствий войны звучит в притче «Безногий солдат» <1759>. Судьба инвалида, изувеченного на войне, никого в обществе не интересует. Его отказываются кормить даже в монастыре: 
Солдат, которому в войне отшибли ноги,
Был отдан в монастырь, чтоб там кормить его.
А служки были строги
Для бедного сего.
Не мог там пищею несчастливый ласкаться
И жизни был не рад,
Оставил монастырь безногий сей солдат.
Ног нет; пополз, и стал он по миру таскаться.

Калека, пытающийся выжить подаянием Христа ради, сострадания не находит нигде. Все от него отворачиваются, гонят прочь, обрекая воина, выжившего в сражениях, на гибель в мирное время. Особенно бездушны и немилосердны богатые, так называемые образованные классы, которые оскорбляются одним видом человеческого страдания: 
Он злился и кричал: «Ползи, негодный, прочь,
Куда лежит тебе дорога:
Давно тебе пора, безногий, умирать,
Ползи, и не мешай мне в шахматы играть» (205).

В ряде «од духовных» Сумароков также резко выступал против захвативших власть злонравных, жестокосерд¬ных поработителей-крепостников; в целом против состояния общества, в котором 
Сколько злоба возвышенна, 
Столько правда устрашенна (83). 

Такова, например, ода «Противу злодеев» <1759>. Однако здесь, сопереживая угнетённым, поэт ещё не призывает кару Небесную «на врагов, кои мучат нахально», а только молитвенно просит Всевышнего смягчить их безжалостные сердца:
На морских берегах я сижу,
Не в пространное море гляжу,
Но на небо глаза возвожу.
На врагов, кои мучат нахально,
Стон пуская в селение дально,
Сердце жалобы взносит печально.
Милосердие мне сотвори,
Правосудное небо, воззри <…>
Томно сердце всечасно рыдает.
Иль не будет напастям конца?
Вопию ко престолу Творца:
Умягчи, Боже, злые сердца!

В стихотворении «Молитва» <1759> звучит уже более радикальный призыв к Царю Небесному:
Не терпи, о Боже, власти
Беззаконных Ты людей,
Кои делают напасти
Только силою своей! (82)

Поэт напоминает о христианской заповеди любви к Богу и ближнему, а также проводит важнейшую в эпоху Просвещения мысль о естественном равенстве людей:
Не на то даны дни века,
Чтоб друг друга нам губить;
Человеку человека,
Творче, Ты велел любить.
Кто как титлами ни славен,
Пред Тобой с последним равен (83).

Несмотря на неутомимый плодотворный труд, Сумароков постоянно находился в стеснённых материальных обстоятельствах. Понятия об авторских гонорарах в ту эпоху не существовало. Доходы от издания и продажи книг поступали в казну. Ни в каких «учёных местах», дающих средства к существованию, поэт не состоял. Он писал И.И. Шувалову – основателю Московского университета и Академии художеств: «Писатели стихов русских привязаны или к Академии, или к Университету, а я по недостоинству моему ни к чему; и, будучи русским, не имею чести членом быть никакого в России ученого места» (П 84). Испытывал лишения, Сумароков вынужден был письменно обращаться к Екатерине II с просьбами и напоминаниями выдать ему положенный пенсион: «дерзаю напамятовать о моих нуждах <…> Я сверх того не пекся о имении, но о словесных науках; а от того бедная моя дочь должна остаться навек девкою <…> Не будет ли она проклинати день рождения своего, что родилася она от пиита, а не от лихоимца и не от мздоимца, отчего она <…> лишена надежды когда-нибудь иметь мужа <из-за отсутствия приданого. – А. Н.-С.>. Я жил честно и случаями неправедно обогащаться никогда не пользовался» (П 117–118).
Та же тема бедственной жизни, на которую обречён в России талантливый честный писатель, – в стихотворении «Жалоба» <начало 1770-х годов>:
Слаба отрада мне, что слава не увянет,
Которой никогда тень чувствовать не станет.
Какая нужда мне в уме,
Коль только сухари таскаю я в суме?
На что писателя отличного мне честь,
Коль нечего ни пить, ни есть? (304)

Не питая тщетных надежд на царей земных, сильных мира сего, все свои упования Сумароков возлагал на Бога. Духовные оды поэта наполнены размышлениями о бесплодности смертной людской «суеты сует». Такова ода «На суету человека» <1759>:
Суетен будешь
Ты, человек,
Если забудешь
Краткий свой век.
Время проходит,
Время летит,
Время проводит
Все, что ни льстит.
Счастье, забава,
Светлость корон,
Пышность и слава –
Все только сон (83).

Быстролетящее время, мимолётный век земной можно использовать по-разному: либо быть в плену суеты и страстей, либо быть с Богом:
Так время надобно и добрым и худым.
Одним – как светлый огнь, другим – как темный дым.
Одни стремятся ввек в плену им быти строгом,
Другие вечно с Богом («Время», 316).

В духовной оде «Час смерти» <1759> лирический герой преодолевает страх смерти горячей христианской верой:
На то ль я, Боже мой, произведен Тобою,
Чтоб сей вкусил я страх
И претворился в прах? (84)

Благодаря «щедролюбивой и всемогущей» силе Творца существование Его творений небессмысленно. Оно имеет высшее предназначение в перспективе жизни вечной – согласно новозаветной заповеди «сохраняйте себя в любви Божией, ожидая милости от Господа нашего Иисуса Христа, для вечной жизни» (Иуд.1:21):
Восстану я опять.
Но, ах, возможно ли исчезнуть и восстать?
Когда есть Бог, возможно,
А Бог, конечно, есть, мы знаем то неложно (84).

За столетия, отделяющие нас от того времени, когда жил и писал Сумароков, его творчество не потускнело и по-прежнему может служить отечеству и людям, которым поэт оставил свои непреходящие заветы:
Не люби злодейства, лести,
Сребролюбие гони;
Жертвуй всем и жизнью – чести,
Посвящая все ей дни.
К вечности наш век дорога;
Помни ты себя и Бога,
Гласу Истины внемли (85).

Примечания
1) Ломоносов М.В. Избранные произведения: Библиотека поэта. – Л.: Сов. писатель, 1986. – С. 199.

Художник: А. Лосенко.